Полная версия
Хаос любви. История чувств от «Пира» до квира
Айрис Мёрдок отвергает эту дилемму: «Я не могу понять, почему Кант, приписывая такое величие человеческой душе, считает всякое отвращение строго „неодолимым“. Патологическая любовь тоже может быть предписана как заповедь и, более того, <…> должна быть предписана как заповедь» [32]. Уверенность Мёрдок основана на ее собственной концепции патологической любви, которую она описывает как «восприятие личности», «чрезвычайно трудное осознание того, что существует кто-то, кроме тебя» и «открытие реальности» [33]. В основе этой концепции, в свою очередь, лежит представление о том, почему это восприятие затруднено: «Открывая глаза, мы не обязательно видим то, что находится перед нами. Мы животные, охваченные тревогой. Наш ум постоянно занят чем-то, он ткет тревожную, эгоцентрическую, подчас вводящую в заблуждение завесу, частично скрывающую мир. Наши состояния сознания качественно различны, а фантазии и мечты нельзя назвать тривиальными и несущественными, они тесно связаны с нашей энергией, способностью выбирать и действовать. И если качество сознания имеет значение, то все, что меняет его в сторону бескорыстия, объективности и реализма, должно быть связано с добродетелью» [34]. Любовь, будучи «умением видеть», представляет собой «освобождение души от фантазий» [35].
Итак, вместо неодолимости отвращения Мёрдок предлагает альтернативу в виде освобождения от эгоцентрической завесы. Но такое освобождение не происходит мгновенно по команде: «Нравственные изменения и достижения происходят медленно; мы не обладаем такой свободой, чтобы изменить себя в одночасье, поскольку не способны быстро изменить то, как смотрим на вещи, а следовательно, и то, чего желаем и к чему стремимся» [36]. Тем не менее мы можем его достичь, постоянно работая над этим и добиваясь прогресса. Жизненно важные союзники в этом деле – искусство и нравственность, имеющие тех же врагов, что и любовь, которая потому выступает их центральной организующей идеей: «У искусства, нравственности и любви одни и те же враги: социальная конвенция и невроз. Мы можем не увидеть личность <…> поскольку сами погружены в социальное целое, которому некритически позволяем определять наши реакции, либо поскольку видим друг друга определяемыми сугубо таким образом. Или же мы можем не воспринять личность, так как полностью замкнуты в мире собственных фантазий, в который втягиваем вещи извне, не улавливая их сущности и независимости, превращая в объекты наших грез. Фантазия, враг искусства, является противоположностью подлинного воображения – Любви» [37]. Читая Толстого или Шекспира (двух любимцев Мёрдок), мы видим мир, не искаженный эгоцентрической фантазией, благодаря чему наш взгляд тоже становится менее затуманенным:
Хорошее искусство открывает те мельчайшие и абсолютно случайные детали мира, которые мы обычно не замечаем из-за чрезмерного эгоизма и робости, и это открытие сопровождается чувством единства и формы. Эта форма часто кажется нам загадочной, потому что не совпадает с простыми паттернами наших фантазий, тогда как в формах плохого искусства нет ничего загадочного, поскольку они представляют собой узнаваемые и хорошо известные обходные пути, объезженные нашим эгоистическим фантазированием. Хорошее искусство дает понять, как сложно быть объективным, показывая, сколь иным мир предстает для объективного взгляда. Нам дается правдивое видение человеческого положения в форме, всегда доступной для созерцания. <…> Искусство выходит за рамки эгоистических и навязчивых ограничений личности и способно усилить чувствительность его потребителя. Это своего рода доброта через посредника. Но больше всего оно показывает нам связь в человеческих существах ясного реалистического взгляда с состраданием [38].
Нравственные изменения – процесс, названный Мёрдок «отказом от эго» [39], под которым она понимает не замену эгоистических мотивов альтруистическими или самоотверженными, а обучение «удерживать внимание на реальности и не позволять тайком возвращаться к своей личности под видом жалости к себе, ресентимента, фантазирования и отчаяния» [40]. Этот процесс неразрывно связан с христианской добродетелью скромности. Но если скромность как аспект воли имеет неприятные коннотации мягкотелости, Мёрдок имеет в виду гораздо более привлекательное и важное качество – «не своеобразную привычку держаться в тени или говорить тихим голосом», а «одну из самых трудных и главных добродетелей – бескорыстное уважение к реальности» [41].
Мёрдок права в отношении искажающего влияния эгоцентризма на наше видение мира. Верно также и то, что его преодоление – долгий процесс, которому искусство может содействовать, а нравственность обязана. Любовь и другие эмоции больше сродни способу восприятия, чем вере или желанию. Подобно привычным сенсорным системам – обонянию, вкусу, зрению, осязанию, – они вносят в воспринимаемый мир определенные качества, переплетенные с болью и удовольствием (сложным, невидимым образом). Как пишет Ричард Воллхайм, «если вера картографирует мир, а желание делает своей целью, то эмоции окрашивают его – оживляют или затемняют в зависимости от обстоятельств» [42]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Мф. 22: 37–39.
2
Frankfurt H. Necessity, Volition, and Love. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. С. 133.
3
Constant B. Adolphe Harmondsworth: Penguin Books, 1964. С. 73.
4
Шекспир У. Король Лир / Пер. Б. Пастернака. Акт I, сцена 1.
5
Отсылка к афоризму Оскара Уайльда: «С социализмом одна проблема: он отнимает слишком много вечеров». – Прим. ред.
6
От др. греч. ἀγάπη – одно из греческих понятий для любви, обозначавшее для христиан высшую форму последней. – Прим. ред.
7
Agapêseis ton plêsion sou hôs seauton. – Прим. авт.
8
Kierkegaard S. Works of Love. Princeton: Princeton University Press, 1949. С. 47.
9
Там же. С. 48.
10
Там же. С. 37.
11
Там же.
12
Там же. С. 48.
13
Кант И. Лекции по этике / Пер. А. Судакова. М.: Республика, 2000. С. 155.
14
Лат. «половая связь». – Прим. ред.
15
Там же, c. 158.
16
Kuehn M. Kant: A Biography. Cambridge: Cambridge University Press, 2001. С. 116.
17
Набоков В. Пнин / Пер. Г. Барабтарло. СПб.: Азбука, 2012. С. 36.
18
Ницше Ф. По ту сторону добра и зла / Пер. Н. Полилова // ПСС. Т. 5. М.: Культурная Революция, 2012. С. 79.
19
Танидзаки Д. Любовь глупца / Пер. Г. Иммермана // Избр. произведения. Т. 1. М.: Художественная литература, 1986. С. 426.
20
Рихард фон Крафт-Эбинг (1840–1920) – австро-немецкий психиатр, чей основополагающий труд «Psychopathia Sexualis» (1886) стал первым подробным разбором таких сексуальных патологий, как парафилия, садизм и мазохизм. – Прим. ред.
21
Там же. С. 432.
22
Там же. С. 478.
23
Fisher P. The Vehement Passions. Princeton: Princeton University Press, 2002). С. 98–99.
24
Paz O. The Double Flame: Love and Eroticism. New York: Harcourt Brace, 1995. С. 125, 140.
25
Лабрюйер Ж. Характеры, или Нравы нынешнего века / Пер. Э. Линецкой, Ю. Корнеева. М.: Художественная литература, 1964. C. 86.
26
Forster E. M. The Longest Journey. Harmondsworth: Penguin Books, 2001. С. 330–331.
27
Камю А. Первый человек / Пер. И. Кузнецова // Сочинения. T. 4. Харьков: Фолио, 1998. С. 420.
28
Монтень М. Опыты. Т. 1, гл. XXVIII «О дружбе».
29
Nygren A. Agape and Eros (Chicago: University of Chicago Press, 1982). С. 78.
30
Paz O. The Double Flame. С. 153–154.
31
И. Кант. Основоположения метафизики нравов / Пер. Л. Д. Б. // Собр. соч. в 8 т. Т. 4. М.: Чоро, 1994. С. 169.
32
Murdoch I. Existentialists and Mystics. Harmondsworth: Penguin Books, 1998. С. 219–220.
33
Там же. С. 215.
34
Там же. С. 368–369.
35
Там же. С. 354.
36
Там же. С. 331.
37
Там же. С. 215.
38
Там же. С. 371.
39
Англ. unselfing. – Прим. ред.
40
Там же. С. 375.
41
Там же. С.378.
42
Wollheim R. On the Emotions. New Haven: Yale University Press, 1999. С. 15.