Полная версия
Смерть найдёт каждого
Григорий Неделько
Смерть найдёт каждого
Как мы можем знать, что такое
смерть, когда мы не знаем
ещё, что такое жизнь?
(Конфуций)
Не звени ключами от тайн.
(Станислав Ежи Лец)
Глава 1
Вторник
В летних вечерних сумерках Максим разрывал лопаткой давно заброшенную могилу на тихом, безлюдном кладбище. Голод донимал, мучил, выворачивал кишки.
Дома у Максима не было, а равно и работы, и искать еду приходилось где угодно и как угодно. Особенно когда голод набрасывался, точно чудовище, точно киллер из-за угла, и стремился подмять под себя, подчинить своей воле. Казалось, когда-нибудь это мучительное чувство, это желание поглощать мясо и кровь полностью лишит мужчину воли. Но пока этого не произошло, и всё, чего ему хотелось, о чём он думал, – солидный кусок, шмат человеческой плоти. Пусть даже речь о мертвечине…
Постоянно оглядываясь по сторонам, испуганно, затравленно, Максим продолжал работать лопаткой, поспешно раскидывая землю куда придётся. Главным было добраться до трупа и погрузить зубы в его сладкую, желанную, пускай и протухшую плоть. Самое важное – одолеть голод… прежде чем он победит самого Максима. На середине этой увлекательнейшей процедуры, когда уже было раскопано полмогилы и рядом высились целые горки земли, Максим услышал подозрительный шум.
Он оглянулся через плечо и увидел медленно бредущую сквозь сумрак вечера долговязую фигуру. Максима и того, на кого он смотрел, разделяло несколько десятков метров. К счастью, обладатель фигуры не заметил наблюдавшего за ним бездомного. К счастью – потому что выглядел идущий в высшей степени подозрительно. Максим даже перепугался. Бессознательно бросив лопатку, он прекратил разрывать могилу и, забыв на минуту о свербящем голоде, скрылся за ближайшей оградой, чтобы оттуда продолжить наблюдение.
И, кажется, не зря, поскольку ему наконец удалось повнимательнее разглядеть новоявленного. Тот шёл не спеша, волоча за собой что-то тяжёлое… и при ближайшем рассмотрении это оказалось телом. Ну, телом не телом, но, во всяком случае, неподвижным человеком. Долговязый выбрал удачное время, чтобы заявиться на кладбище со своей непонятной «ношей»: сейчас людей рядом нет и быть не может.
На кладбище почти никого не хоронили, предпочитая пользоваться крематориями, потому что никому не хотелось, чтобы его почившего родственника сожрал такой вот голодный Максим. И очень редко кто являлся сюда проведать умерших, поскольку, во-первых, не планировал стать жертвой проголодавшегося людоеда, а во-вторых, не желал провоцировать самого себя: а ну как головой, сердцем и желудком завладеют каннибальские устремления и захочется раскопать могилу собственного родственника, чтобы немного перекусить…
Тем временем верзила остановился и отпустил тело того, кого волочил по потрескавшейся – она здесь вся была такая – асфальтированной дорожке. Судя по тому, как «человек» упал лицом вниз, он был мёртв или, по крайней мере, пребывал в столь глубоком бессознательном состоянии, что никакие, даже самые сильные, внешние факторы не могли его разбудить. Это как нельзя лучше устраивало Максима, ведь он уже решил добраться до несчастного и полакомиться им – тот всяко будет лучше лежалого, многомесячного мертвеца. Однако прежде следовало удостовериться, что долговязый, который его притащил, не представляет опасности.
А вот насчёт этого Максим не мог побиться об заклад: только сейчас в другой, до того скрытой торсом долговязого руке бездомный заметил лопату, по размеру – значительно больше, чем его собственный жалкий совочек, который он умыкнул из одной лавчонки. Да и в целом выглядел долговязый внушительно и был достаточно силён: неизвестно, сколько времени он тащил по кладбищу – а может, и вне его – бессознательное тело. И вроде бы не испытывал в связи с этим никакой усталости. Во всяком случае, даже не передохнув, дылда взялся за лопату и принялся копать яму.
Максим взирал на происходящее со смесью ужаса, восхищения и нетерпения. Долговязый работал методично, не прерываясь. Копал он в том месте, где, вероятно, не находилось захоронений, потому что, по прошествии довольно продолжительного времени, черенок его лопаты не стукнулся о гроб. Долговязый рыл и рыл, без передыха, поступательно, словно робот, запрограммированный на определённое действие. Максим не решался предположить, что будет дальше.
А дальше, когда яма выросла настолько, что, судя по всему, стала соответствовать неким требованиям копателя, долговязый спокойно, неторопливо отложил лопату, подошёл к лежащему на покорёженном асфальте телу, без видимого труда приподнял его, донёс до выкопанной дыры и бросил туда. Затем уделил пару секунд тому, чтобы оценить результат своих трудов. И вдруг, точно почуяв что-то, а возможно, совершенно случайно – Максим надеялся, что именно так, – обернулся и поглядел прямо туда, где, скрывшись за оградой, сидел бездомный в обносках.
Максим затаился пуще прежнего, вжал голову в плечи, застыл и практически не дышал. Отчего-то он понимал, что если не повезёт и его заметят, ему не жить. Сожрут ли его или сотворят с ним нечто похуже? Например, закопают живьём рядом с тем телом? Максим не удивился бы такому исходу: уж больно вязкой, концентрированной жутью веяло от долговязого копателя. Такой, которой бомж раньше никогда не ощущал. А он-то, Максим, ещё подумывал застигнуть врасплох каланчу с лопатой, повалить, сломать ему шею и загрызть незнакомца. Свеженького мяса захотелось. Вот дуралей!..
Наконец, когда минуло, кажется, несколько вечностей, Максим решился выглянуть из-за ограды. С удовлетворением и облегчением он отметил, что долговязый более не смотрит в его сторону, а всецело поглощён закапыванием вновь разрытой могилы.
Когда дело было завершено, рослый таинственный незнакомец забрал лопату, ещё раз внимательно осмотрелся – Максим опять спрятался за витое ограждение – и характерной неспешной походкой устремился куда-то. Надо полагать, к выходу с кладбища.
Максим последил за ним до того момента, когда долговязый скрылся с глаз, после чего рванулся из укрытия, правда, по возможности тихо. Одна опасность ушла, но кто знает, не притаилась ли поблизости иная? У бездомного был выбор: либо отправиться за высоким загадочным субъектом, либо побежать к закопанной могиле. Максим выбрал второе, поскольку ужас перед долговязым был очень уж велик; некий безотчётный всеобъемлющий страх, который сам себе бездомный оказался не способен объяснить. Да и не желал объяснять. Мало ли чего не происходит в стране К? Обращать, что ли, на каждую секретность, любую несуразность внимание? Конечно, нет. Их дела – это их дела; а его дело, которое, кстати, тоже никого не касается, – разрыть могилу и хорошенько попировать.
В спешке Максим забыл даже про лопаточку и спохватился, только когда уже был у могилы и разрывал свежеперевёрнутую землю пальцами. Чёрная масса забивалась под ногти, однако бездомный не обращал на это внимания. Он стремился утолить голод, алкал, хотел есть… жрать!
«Чёртов вирус!» – подумал Максим, но как-то вскользь, безотчётно. Да и не было ярости в этой мысли, куда-то подевался гнев на судьбу, природу, людей, государства и несправедливость… Сколько раз в прошлом Максим сетовал на неудачу – не глобальную, а личную – и готов был разрыдаться от охватывавшего его отчаяния. От понимания, что он – бомж, и никуда от этого не деться, и ничего не изменить…
Но теперь им владел голод. Голод заявил свои права и управлял человеком – или тем, что в какой-то мере напоминало человека. Голод вёл его через время, это самое время уничтожая, пожирая… Максим не мог дождаться, когда в конце концов раскопает погребённого и отведает его нежной, мягкой, вкусной плоти. Бездомному довелось питаться самой разнообразной «плотью»: от тараканьей до человечьей. Не гнушался он и изъеденной червями мертвечины. Но всё было неважно, всё было ничто; сейчас имело значение лишь свежее – наверняка свежее – тело, которое станет наградой за недели, месяцы мучений. И голодания. Потому что ни насекомыми, ни грызунами, ни разложившимися останками людей не утолить безумного, противоестественного алкания, выворачивающего наизнанку душу и внутренности.
«Чёртов вирус!..»
И когда Максим, с грязными руками, вспотевший, уже судорожно разгребающий землю, всё-таки добрался до «мясного клада», то в тот же миг отшатнулся. Гримаса ужаса исказила неприятные, заросшие небритыми, чёрными с проседью волосами черты лица мужчины. Он не удержался и испустил вопль страха, потрясения и недоумения, и даже не оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не слушал. Ему было не до того; он впервые в жизни – а может, и вообще первый из людей или, как минимум, разумных существ – взирал на столь странную и кошмарную картину.
Вначале Максим откопал голову мертвеца. А что это был именно мертвец, не вызывало никаких сомнений: запавшие глаза, вывалившийся распухший язык, синюшное лицо, трупное окоченение… Но не это так изумило и напугало разом позабывшего о треклятом голоде бомжа. Сперва он не поверил тому, что увидел. Бесстрастный лик солнца зашёл за далёкий горизонт; в наступившей темноте почти ничего невозможно было разглядеть. Поэтому Максим вытащил из кармана грязных, порванных джинсов старую пластмассовую зажигалку, найденную в каком-то мусорном контейнере. Внутри оставалось совсем немного бензина – должно хватить. Бездомный чиркнул колёсиком и после нескольких неудачных попыток зажёг пламя. Поднёс к обезображенному смертью и налипшей землёй лицу трупа… И тогда отшатнулся; и закричал.
Трупов за свою казавшуюся неизмеримо долгой, омерзительную жизнь бездомный повидал немало; этим его не удивишь и не устрашишь. Однако он впервые смотрел в лицо мертвеца, как две капли воды похожего на него самого – на Максима…
Глава 2
Среда
– Дорогой, вставай, тебе пора на работу, – прожурчал над ухом у Анатолия Герера приятный женский голосок.
Лейтенант полиции, работник убойного отдела, не открывая глаз, перевернулся на другой бок и проворчал:
– Да будь она проклята, эта работа. И гори синим пламенем.
Марина склонилась над мужем ещё ниже и ещё нежнее проворковала:
– Толя, тебя ждут. Уже начало седьмого утра.
– Ну и пёс с ним. Подождут, если я им так нужен.
– Серьёзно, Герер, – голос женщины стал жёстким, – поднимайся. Надо зарабатывать на пропитание нашей небольшой семьи.
– А ты?
– А я, как всегда, так уж и быть, возьму на себя домашние хлопоты.
Анатолий выругался, но всё же открыл глаза. У него появилось стойкое желание впиться зубами в податливую, белую плоть Марининого тела, однако он сдержался. Ужасная вещь этот вирус! Какое уже по счёту поколение ощущает на себе его последствия? И конца тому не видно.
Марина коварно поцеловала мужа и тут же упорхнула куда-то; судя по донёсшемуся звуку включённого чайника, накрывать на стол.
Продолжая приглушённо сыпать проклятиями, полицейский встал, оделся и отправился умываться.
«Если выпивка и секс стали так на меня влиять, похоже, пора завязывать, – подумал он. – С работой».
Позавтракав бутербродами с человеческим мясом и чашечкой кофе с горячей кровью, он чмокнул в щёчку свою прелестную жёнушку, которая терпела его уже более десяти лет.
– Не знаю, когда вернусь, – буркнул он.
– Буду ждать тебя, родной, – донёсся из кухни напевный, мелодичный голос Марины, занятой загрузкой грязных блюдец и чашек в посудомоечную машину.
Машина дожидалась Анатолия за углом. Он сел в неё и посмотрелся в зеркало заднего вида. Увиденное ему не понравилось. Тогда полицейский снова выругался, завёл мотор и поехал к полицейскому участку.
Не успел он войти в кабинет и расположиться, как вызвали к начальству.
«Отлично начинается день, – подумал Анатолий. – Что же я такое натворил? Или дело не во мне? Ладно, сейчас выясним».
Он прошёл коридорами к кабинету генерала Семёнова, начальника полицейского участка, и постучал в дверь, после чего заглянул внутрь.
– А, Герер? – оторвавшись от созерцания бумаг на столе, отреагировал генерал. – Заходи, гостем будешь.
Анатолий кивнул и вошёл в помещение, гадая, сколько времени Семёнов уже здесь сидит, разбирая документацию.
«Он что, вообще не спит? У него личная жизнь-то есть?»
– Присаживайся, – сказал Семёнов, – я введу тебя в курс дела.
– А что-то случилось? – поинтересовался Анатолий, садясь на стул.
– Что-то? – со странным выражением на лице переспросил генерал. – Да, несомненно. Вот только мы до сих пор не можем понять что.
Заинтригованный, Анатолий приподнял бровь. Семёнов замолчал, и подчинённый терпеливо ждал продолжения. Генерал тем временем вертел в руках какие-то взятые со стола распечатки.
– Ты наверняка помнишь дело о пропаже Алексея Медянкина, – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал Семёнов.
Ещё бы Герер не помнил. Всё началось пару недель назад. Средь бела дня пропал владелец сети аптек, один из богатейших жителей города С, и никто не мог найти его, хотя поиски продолжались непрерывно. Естественно, средства на это были выделены родственниками пропавшего и другими заинтересованными лицами, многие из которых располагаются очень высоко в политической иерархии. Но ничего не помогло – Медянкина так и не обнаружили. СМИ хорошенько попировать на этом деле. Случай вышел более чем запоминающимся, о чём Анатолий и сказал начальнику.
– Так вот, кажется, мы его всё же нашли, – произнёс Семёнов.
– Кажется? – повторил Анатолий.
То, что он услышал дальше, повергло его в шок.
– Тело, предположительно принадлежащее Медянкину, обнаружили в реке Д, – сообщил генерал, и его служащему отчего-то очень не понравилось словосочетание «предположительно принадлежащее». Впрочем, это был далеко не конец: – Его прибило к берегу в Восточном Производственном районе. Надо ли говорить, какое потрясение испытали нашедшие, тем более что это была молодая парочка, парень с девушкой. И как их туда занесло?
– Возможно, решили погулять в каком-нибудь необычном месте, искали романтики, – предположил Анатолий.
– Возможно, – вроде бы согласился Семёнов. – Как бы то ни было, вид изрезанного до состояния куска кровавого мяса мертвеца, да ещё полежавшего в воде, на кого угодно произведёт впечатление.
«Бесспорно», – подумал лейтенант.
– Так оно вышло и с нашими свидетелями. Их зовут Александр и Юлия. Вот, ознакомься.
Генерал протянул Гереру распечатку. Пока тот просматривал фотографии и пробегал глазами текст, Семёнов продолжил:
– Медэксперт установил, что тело пробыло в воде около дня, но умер человек раньше – два-три дня назад минимум. То есть, получается, Медянкина (или кого-то другого) убили и сбросили в реку, чтобы избавиться от трупа.
– Логично.
– Более чем. Только вот причину смерти установить не удалось.
– То есть?
– У тела нет никаких явных признаков насильственной смерти. Она не наступила в результате утопления. Также мы точно можем сказать, что его не застрелили, не удушили и так далее. Создаётся впечатление, что он умер по естественным причинам, если бы не два обстоятельства. Первое – он был достаточно молод, сорок три года, и не страдал ни от каких серьёзных заболеваний.
– Тромб?
– Не исключено. Пока неясно, что убило Медянкина. Или кого-то, похожего на него: рост, цвет глаз и некоторые иные параметры соответствуют характеристикам пропавшего. Правда, комплекция странным образом изменилась, если, конечно, это он: раньше Медянкин не обладал такими мощными руками и ногами. Не было у него и горба. Плюс тело почти всё было изрезано. Да к тому же какое-то время пробыло в воде. Также у мёртвого отсутствовали при себе какие-либо документы. В связи со всем этим опознать труп оказалось делом весьма трудным. Жена, которая, кажется, души в нём не чаяла, говорит, что это точно он. Может, ей и виднее. Тем более на руке мертвеца были дорогие часы, которые, при жизни, носил и Медянкин, и на нём осталось кое-что из одежды тех марок, которые носил пропавший. Правда, я бы не опирался целиком и полностью на эмоциональные показания истерзанной горем и неизвестностью женщины. Знаешь, когда она впервые увидела труп, то упала в обморок.
Анатолий молчал, хотя про себя заметил, что реакция вполне понятная и адекватная. Вряд ли такое можно симулировать, а значит, Раису, видимо, придётся исключить из числа подозреваемых. Если только дело не окажется гораздо глубже, чем представляется.
– И второй момент: ни жена, ни кто-либо ещё никогда не видел Медянкина в той промзоне, – говорил Семёнов. – Раиса, когда мы её спросили, ответила, что вряд ли у него могли быть какие-то дела в этом районе. Конечно, слова «вряд ли» вызывают сомнение – сомневаюсь, что Медянкин ставил жену, да и кого-либо другого, в известность обо всех своих перемещениях. И тем не менее… Да и неясно, откуда его принесло течением: что если он пропал в совсем другом районе – река-то широкая, длинная… Толя, ты опер опытный, и я тебе доверяю. Займись расследованием и в кратчайшие сроки всё выясни: на нас давят сверху, особенно ближнее окружение Медянкина.
Анатолий пожевал губами, уставясь в пустоту, и сказал «Хорошо».
– Делом Медянкина до обнаружения его тела… или, предположительно, его тела в реке занимался Вольский, из убойного отдела соседнего участка. У тебя есть контакты Вольского? – осведомился генерал.
К сожалению, они у Герера были. По прошлым делам. Он молча кивнул.
– Вот и отлично. Свяжись с ним, он введёт тебя в курс дела и протянет руку помощи.
– Мне не требуется помощь.
– Можешь считать это приказом.
– Как скажете, – спокойно отозвался Анатолий.
Хотя внутри этого спокойствия он не ощущал.
Ему было интересно, почему генерал решил лично сообщить ему о задании, а не возложил эту ответственность, как положено, на начальника убойного отдела их участка.
«Майор наверняка в курсе, – подумал Герер. – Но у высоких чинов, генералов и маршалов, свои договорённости. Не стоит лишний раз во всё это влезать. Мне так точно».
К тому же дело Медянкина, как он знал, до сих пор в приоритете: было кому об этом «попросить» и было что за это предложить…
Глава 3
Среда
Рано утром Константин Вильсон, заместитель мэра города С, столицы страны К, прибыл на конспиративную квартиру. Здесь его уже дожидался Михаил, человек, который привык, любил и хотел обходиться без фамилии. Конечно, она у него имелась, но не должна была входить в сферу интересов Вильсона или кого-либо ещё из тех, кто не соответствовал Михаилу по статусу. Кто является таковым, Михаил определял сам, поскольку сам находился на верхушке политической лестницы, причём ближе к её пику, и подразумевалось, что речь отнюдь не о городской элите. Государственной? Возможно.
Вильсон сел на стул, за стол напротив Михаила, и посмотрел ему прямо в глаза с немым вопросом. Водителя Карима Константин оставил внизу, в машине. Сомнительно, чтобы Михаил, с которым они давно и плотно контактировали, представлял для него опасность. А даже если так, стоит Константину лишь нажать на лежащий в кармане приборчик с тревожной кнопкой, и счёт оставшейся Михаилу жизни пойдёт на секунды. Тот не станет рисковать собственной безопасностью, тем более ради фантомов власти. Её у человека без фамилии, по представлениям Вильсона, и так завались.
Михаил, лицо которого хранило ту степень невыразительности и одновременно угрозы, каковыми способен обладать лишь человек его ранга и опасности, ответил Вильсону не менее продолжительным, многозначительным взглядом.
– Мне пришлось отложить все дела, – не выдержав молчания, начал разговор Константин. – Что-то случилось?
– Можно и так сказать, – пространно выразился Михаил своим глухим голосом, в котором замогильное спокойствие сочеталось с предельной уверенностью.
Вильсон внимательно посмотрел на собеседника. Что он хочет этим сказать?
– Проблемы в центре? – предположил Константин.
– Нет, слава богу.
– Ты знаешь, я не верю в бога.
– Это не отменяет его возможного существования.
– Да что такое-то! – не выдержал Вильсон. – Не тяни. Что такого сверхважного могло произойти?
Михаил молча вытащил что-то из кармана и положил на стол перед Вильсоном. Фотографии.
Озадаченно нахмурившись, Константин взял их в руки и принялся просматривать. И ахнул.
– Значит, его всё-таки нашли…
Михаил молчал, предоставляя Вильсону возможность подумать и принять решение самостоятельно. С первым вышло проще: мозги Константина работали в полную силу. Но что касается решения… Что вообще можно предпринять в подобной ситуации?!
– Откуда фотографии? – спросил он, чтобы хоть что-нибудь спросить, разрядить обстановку, дать себе собраться с мыслями.
Михаил лишь испытующе поглядел на человека напротив.
– Да хватит играть со мной в молчанку! – взвился тот. – Если хочешь чего-то, говори. Как я могу услышать тебя и понять, что делать, если ты ничего мне не сообщаешь. Или я сейчас же соберусь и уеду: у меня есть дела и помимо… этого.
– Никуда ты не уедешь, – наконец заговорил Михаил, и голос, даже для него, прозвучал безапелляционно.
Константин понял, что его собеседник прав. Он никуда не уедет; во всяком случае, пока не узнает, по какой причине явился сюда. В противном случае, можно просто взять, положить голову на плаху и попросить, нет, приказать любому отрубить её. Не кому угодно из них, а вообще любому: настолько велика, сложна и важна была их миссия.
– Объясни толком, – уже мягче заговорил Вильсон, – что стряслось? Он кому-то проболтался?
– Благо, не успел, – ответил Михаил.
– Тогда…
– Но у нас есть подозрение, – перебил влиятельный молчун, – что проболтаться может кто-нибудь другой.
– Ты намекаешь на меня?
Михаил мрачно усмехнулся.
– Не будь дураком. И помимо тебя есть люди.
– Да. И немало. И это, – он помахал фотографиями, – может их напугать. Серьёзно напугать.
– Вот именно.
Михаил откинулся на спинку стула. Вильсон догадался, что мужчина готовится сказать ему нечто ещё более важное.
«Ещё более важное! Куда уж важнее… будь оно всё проклято!..»
– У нас есть подозрение, – проговорил, почти прошептал Михаил, – что о происходящем стало или может стать известно третьим лицам.
– Из тех, кто против?
– Да, из противников. И им ничего не стоит проболтаться.
Вильсон закивал. Жуткое дело… Но, по крайней мере, теперь всё ясно, всё становится на свои места.
– И это только полбеды, – сказал Михаил. – Другая половина заключается в том, что они способны на поступки.
– Я думал, мы их контролируем.
– Их чересчур много, и они слишком рассредоточены.
– Хорошо-хорошо. Неправильно выразился. Я думал, нам известны их планы и передвижения… по большей части.
– Точность в нашем деле дорого стоит, – указал Михаил. – По большей части, всё это нам известно, но остаётся меньшая. И он, – кивок на фотографии, – мог связаться с ними.
– Думаешь, он был заодно с противниками?! – ошарашенно спросил Константин.
Михаил пожал плечами.
– Или так, или специально внедрился к ним. В любом случае существует опасность, что они использовали его.
– Думаешь, это… его устранение… их рук дело?
Снова пожатие плечами.
– Понятно. Я всё выясню. Подключу все каналы, приложу все усилия, чтобы добраться до правды. И наказать виновных… кем бы они ни были.
– Вот теперь ты говоришь дельные вещи.
Похвала от Михаила? Звучит двусмысленно. Да не просто звучит, а является весьма сомнительной.
– Кто делал фотографии?
– Один наш человек.
– Ему можно доверять?
– Вполне.
– Может быть, стоит его проверить?
– Может. Но это не твоя забота. Раньше он нас не подводил.
– Всякое бывает…
– Согласен.
– Значит, он не информатор? Не нанятая ими фигура для перевода стрелок?
– Сильно сомневаюсь. Запутать нас им, безусловно, на руку. Но ты же понимаешь, всё произошедшее ставит под удар как нас, так и их. В равной степени. Стоит ли так рисковать?
Константин покачал головой. Нет, не стоит. Но в чём же тогда дело? Как-то уж очень всё загадочно и непонятно; он не привык к подобному. Занимая свой пост заммэра, Вильсон знал всё или практически всё, что происходило в городе С, и такая информированность была ему по душе. Он считал, что так всё будет продолжаться и дальше. А тут вдруг…
Он встал со стула и окинул взглядом пустую комнату, где они уже не первый раз встречались, и исключительно по неотложным причинам. Ни мебели, ни картин, ни посуды… ничего. Только стены, два стула и стол. Всё, что нужно, чтобы провести экстренную, столь важную для них – и для всех остальных – встречу.
Внезапно в голове Вильсона родилось сумасбродное, однако, как он понимал, вполне вероятное, учитывая обстоятельства, предположение.