Двуногое всесилие. Книга седьмая

– А мы и не люди, Витюша, – неожиданно слегка успокаивается взбешенная Довлатова, – И c этой меркой к нам не лезь. Всё! Будет у Викуси ребенок, будет он, может, похож на тебя, но это уже не твоё дело, понял?!

– Почему это не моё? – удивляюсь я, – Когда это я от него отказался, а, Ленусик-непоймусик? Потому что вы так решили, а? Так ты знаешь, как я отношусь к таким вот чужим решениям. И на что способен.

– Ты…, – в глазах бывшего агента Кремля мелькает страх. Прямо видно, как у неё случается озарение по поводу кого и чего мы тут ведем спор. Я тот еще отморозок, с заслуженной репутацией, просто никогда никого из своих и пальцем не трогал. Эту конкретную Ленку трогал, конечно, причем отнюдь не пальцем и отнюдь не просто так, но тогда она сама нарвалась по полной. Однако, серьезных конфликтов не было.

– У каждого действия есть последствия, – говорю я, – Если вы их не принимаете в расчет – то вы сами себе злобные буратины. За каждым шприцом с «жижей» стоит мужик-неосапиант, который может спросить за своего ребенка. Или просто отнять. Ему, как и вам, дурочкам, будет глобально насрать на это ваше коллективное «нам нужнее». А я могу поступить еще хуже – забрать и Викусика тоже. У меня все девчонки делом заняты, на романтику не размениваются, а я такую жизнь этой девчонке могу организовать, что у вас, ведьм безбашенных, зубы лопаться от зависти начнут. Так что не буди во мне зверя.

То же мне, отважная защитница обездоленных женщин. Отчаянных, мать его, домохозяек. Вон делает вид, что это они, такие благородные и доверчивые, рассказали мне, надеясь на сочувствие и понимание, хотя даже ежу понятно – как стало ясно, что Викусик залетела, то сразу же обосрались, представив, что будет, если я узнаю. Женщины-женщины, коварство ваше имя… и больше никак.

Через полчаса напряженного молчания и нюханья отработки, мы вновь вернулись к этому вопросу. Более того, устроили безобразный срач с натянутыми аргументами, угрозами и посулами, но в конечном итоге победил я, предложив этой почти лысой стерве подумать – а что бы она сделала, если б у самой был ребенок, а папаша, узнав, просто спёр бы его себе? Типа не тот родитель, кто родил, а кто воспитал, так что иди, Ленуся, лесом, и соси там шишки у медведей. Тощая зараза бурчала, грозилась, говнилась и дулась, но потом очень нехотя выдавила из себя, что таки да, мужик вполне был бы в своем праве. Если б его, конечно, не закопали всем женским миром. На этом месте я противно заржал, пояснив, что женский мир держится на общем несчастье, но никак не на счастье, так что ограбь кто Викусика на детиночку – вряд ли вы, злые бабы, пойдете его возвращать. Нет, если прямо место укажут, то конечно, а если искать надо будет… Прям щас.

Такой сексистский выпад заставил Довлатову начать настолько бурно возражать, что «Зил» тормознул, а из кабины высунулся охреневший водила, у которого песок внезапно скандалить начал. Водила был послан в жопу раздухарившейся панкушкой, полез в бутылку, нахватал от девушки по морде и… дальше мы пошли пешком. Не угонять же машину, зачем нам внимание? Отойти чуток подальше, превратиться и полететь. Из Ленки утяжелитель для скорости, прямо вам скажу, хреноватый, но мы уже опытные, мы и земли нагрести можем, и булыжник какой подхватить.

На вопросы этического характера, касающиеся «надоенного» и распределенного, я решил положить тот орган, откуда и надаивали. Конечно, мою мужскую и заскорузлую душу теперь скребла Самая Главная Мысль – мол, а сколько меня в постели любили и сколько «доили», но ей я ходу решил не давать. Во-первых, потому что после того, как попал под трансформатор Валиаччи, стал куда раздражительнее из-за внутренних ощущений, во-вторых – мир и так на волоске висит.

Буквально. Комитеты сцепились, пусть и почти мирно. В правительстве пертурбации. В Европе и Америке жуткая истерия на тему «Мы все умрём! Сейчас прилетят советские супермонстры и за час превратят инфраструктуру городов в задницу!». Всё остальное? Прилагается. В этой каше никому не хочется разбираться. В КНР тоже не всё гладко с тех пор, как долбанный итальянец уничтожил ограничители. Что происходит во всех Зонах, кроме Дремучего – я и знать не хочу.

Ах да, самая мякотка. Причина, по которой еще где-то не рванул серьезный конфликт с танками, бомбами и уверениями в своей несомненной правоте.

«Дикари».

Почти полсотни лет неосапиантов эксплуатировали все, кто мог себе это позволить. Использовал на постоянной или временной основе, ограничивали, ставили эксперименты, принуждали. Разумеется, они бежали от такой жизни. Африка, Полинезия, Карибы, Австралия, да хоть Греция. Везде есть маленькие застрявшие во времени поселения, где люди предпочтут… не обращать внимания на пришельца, если он не желает им зла, а даже помогает. В последнем случае будут его укрывать, защищать, приносить продукты и вещи. А теперь, дамы и господа… ой, то есть товарищи и товарищихи, у всех этих «дикарей» появился шанс приехать в большой город к большому дяде, который им нередко снится, а потом выставить этому дяде счет за поломанную жизнь.

Сколько я завернул таких просителей о защите от дверей Окалины, чаще всего ломая им, дипломатично, правую руку… да и не припомню. Она их принимала в определенные часы, а дальше работал конвейер. Причем следующие видели и слышали, что происходит с предшественниками, но всё равно шли. Понимаю, надо было домой увезти хоть что-нибудь.

– О, Вить, гляди, – привлекает моё внимание Ленка, – Мужик машину толкает! Давай на нем линзы проверим?

Вовремя это она.

Вываливаемся с Довлатовой из лесополосы, невозмутимые как грибники. Я, молодой здоровенный громила, полностью лысый (побрили для маскировки), да и эта… с «бобриком». Худые, морды наглые, неформалы как есть. Но чего мужику с заглохшим 412-ым бояться? Наоборот, рад как родным, особенно мне. Улыбаюсь, гляжу ему в глаза, стараясь заметить, не дёрнется ли он от начального прихода моей экспатии. Нет, не дергается. Оживленно жестикулирует, приглашая меня к заду собственного ведра, объясняет, где допустил недочет на ежедневной профилактике, щерится прокуренными зубами. Линзы в глазах работают, я безопасен. Хорошо.

Пока толкаю, мужик за рулем пытается задавать вопросы, на которые Довлатова, трусящая рядом с ним, врёт без всякой совести и повода. Ржавое ведро продолжает успешно проваливать гордое звание изделия советского автопрома, но против моей дури сдается где-то через километр. Мы с Довлатовой аккуратно грузимся в насмерть прокуренный салон, после чего с комфортом будем доставлены в Благовещенск, город экзотики, контрастов, да бесконечного разнообразия жуткой палёнки. Здесь бразды правления нашей опергруппой берет на себя Елена Довлатова как специалист по нахождению в сомнительных местах и ситуациях.

Не успеваю я моргнуть, как мы уже сидим в каком-то затхлом полуподвале, в атмосфере, состоящей из табачного дыма, запахов воблы и пива, общаясь при этом на сплошных матюгах с группой каких-то молодых ханыг, вообразивших себя бизнесменами, то есть, в простонародье, фарцовщиками. Эти мутные, но наивные ребята, только приехав в Благовещенск, уже благополучно расстались с большей частью своих денег, отдав их на закупку старшему товарищу, а теперь праздновали скорое обогащение, даже не подозревая, что их уже обули. История старая как мир, но, как мне шепнула на ухо Ленка – работающая настолько хорошо, что тут, в Благовещенске, даже есть некая полубандитская контора, промышляющая доставкой таких обманутых назад к папе с мамой, за вознаграждение, естественно.

Тем не менее, лучшей возможности вписаться в логику города, создав себе легенду пребывания, сложно было придумать. Вскоре после посещения этой «таверны», мы сидели в крошечном вонючем номере местной гостиницы для «своих», старательно пытаясь выблевать ту химозную водку, которую выпили в притоне. Наши сверхчеловеческий организмы, особенно Ленкин, почему-то не хотели отдавать эту заразу, несмотря на то что слизистые жгло чуть ли не огнем.

– Даже я такое не пила никогда, – синела скрюченная Ленка, сидящая в ванне в чем мать родила, – Как эти-то удержались?! Обычные ж… лююууууу…

– Так они всю дорогу квасили, – кряхтел я, – Могут сейчас хоть денатурат жрать…

Превратиться, чтобы отпустило? Нет, чувство товарищества для меня не простой звук. Будем страдать вдвоем!

Вот вы спросите – а зачем всё это? Почему наш дорогой Виктор Анатольевич не рухнул аки ястреб с неба на подозрительную турбазу и не раздолбал там всё в мгновение ока? Зачем он приперся в сам город, а теперь сидит в клоповнике, пока товарищ Довлатова разведывает разное там? Ответ на этот вопрос у меня, конечно, есть – Машундра. Простая как пять копеек дурында с прогрессирующим нервным расстройством, висящая над нами в космосе. Напичканная способностями, как жареный гусь яблоками. Аналитики Стакомска зуб дают, что если только возле Валиаччи любой хомяк пискнет, то итальянца телепортируют к черту на рога, а с небес тут же опустится Машка во всех её тяжких силах и необыкновенно легком разуме.

Витя не хочет играть в молдавскую версию игры «поймай таракана». Знаете, как это? Таракан загоняется под шкаф, затем у шкафа отпиливаются ножки. Вы хотите – вы играйте, а мы стелс пехота, мы кродёмсо. Проверяем. Сливаемся с ландшафтом. Современные ниндзя. Неслышимые и невидимые руки Стакомска. Длинные такие. Поэтому я сижу в деревянном двухэтажном бараке, дерусь с клопами и слушаю китайский визгливый мат, пока летающая девушка проводит разведку.

На третий день моего маринада я был растолкан злой и продрогшей Ленкой, вернувшейся раньше графика. Наша невидимая летающая шпионка обнаружила кое-что интересное, а именно – стабильный ручеек нормальных продуктовых товаров из Комсомольска-на-Амуре, уходящий не приличным уважаемым людям в Благовещенске, а куда-то в неизвестном им направлении. Смотреть пристально в это направление уважаемые люди не хотят, потому что к ним приходили другие люди, явно показавшие нечто такое, что тоже сделало их очень уважаемыми.

– То есть, снабжение, Витя, – питаясь из явно украденной огромной яркой банки консервированными ананасами, пояснила мне Ленка, – Не тяни грабли, я знаю, что тебе теперь жрать не надо. А мне – надо!

– Рябчиков тебе еще, буржуйка, – проворчал я, – Вообще, с чего ты взяла, что это наши интересанты?

– С того, мой лысый и зверский друг, что даже в этом бардаке запугивать неогенами раньше никто бы не осмелился, – прожевав дольку, пояснила жадная девушка, – Тем более – всех. Местные урки даже при ближниках о таком молчат, мне пришлось в одном бл*дюшнике под потолком шесть часов просидеть, исповедь трех пьяных бонз друг другу послушать. Эти рыла, знаешь ли, местного вообще ничего не жрут, а вот тушеночку деликатесом считают. Да и остальное… Мясо, масло, да считай – половину продукции сгребают для себя и своих людей, за остальным очереди, драки и интриги. У них большая часть народа за…

– Ладно, черт с ними, – поморщился я, перебивая Довлатову, – Почему ты решила, что это наши клиенты? Грузы идут к турбазе?

– В том-то и дело, что нет, – продолжала чавкать ананасами Ленка, – К ней народная тропа заросла давно, а вот одно здание там неприятно напоминает смотровую вышку. Лесочек рядом совсем реденький, я оооочень аккуратно его облетела и, знаешь, в лесочке патрули сидят. Один там заволновался, начал куда-то в мою сторону пальцем тыкать, а я барышня приличная, не люблю, когда незнакомые люди тыкают, взяла и свалила.

– Лен, ты долго будешь сиськи мять?

– Было б что мять…, – тут же приуныла девица, окидывая взглядом свои «богатства», – Просто… веришь-нет, но мне кажется, за мной следили. Причем как я от этих обделенных на жратву урок вылетела, так слежка и началась. А я ведь невидимая, Вить. И там, возле лесочка, там меня точно выкупили. Подвела я нас. Они теперь настороже.

Двое сенсоров, сумевших уловить невидимку. Один из них смог даже следить за ней, не попадаясь на глаза. С одной – это почти сто процентов, что мы нашли базу «Стигмы», с другой – мы скомпрометированы.

– Тогда почему ты сидишь и так спокойно жрёшь ананасы? – задаю напрягшийся я вопрос крайне опытному агенту. Вопрос, на который не очень хочу услышать ответ.

– А почему я так спокойно сижу и жру ананасы? – недоуменно моргает Довлатова. Её лицо кривится в замешательстве.

Вот же жопа…

Нас спасло только то, что я в этой халабуде предпочитал находить голым, а вещи держать завернутыми в целлофан и подвешенными к потолку. Именно поэтому я успел вылететь в окно туманом на долю секунды раньше, чем сверху прилетел розово-фиолетовый сгусток разрушительной энергии, буквально порвавший половину общаги в клочья. С вещами вылететь и Ленкой.

…следующий вонзился в асфальт ровно через полсекунды после первого, едва не попав по улепетывающему мне прямой наводкой.

А потом еще.

Еще.

Еще…

Я чувствовал себя мышью, за которой охотятся с дробовиком. Нет, даже не так, я чувствовал себя мышью, насравшей в сапог богу, взявшему в руки дробовик с бесконечными патронами. Хаотически метался, сжимая чем-то оболваненную панкушку, чудом выходил из-под сверхточных разрывов, был неоднократно задет этой всеуничтожающей энергией, но умудрялся выскочить, выскользнуть. Свернуть в очередной проулок, дернуться вперед, а сменить вектор движения на обратный, нырнуть в дом, пробив собой окно на первом этаже.

А город вокруг разваливался на куски. Позже я пойму почему, причина была простой и даже смешной – ударов было куда больше, чем я успевал замечать из-под воцарившейся везде пыли.

Как спасся? Отнюдь не чудом. Просто посвятил долю секунды проверке моего пассажира. Она продолжала жрать ананасы!!! Из огромной ярко раскрашенной банки, в которую вцепилась так крепко, что мне пришлось вымазать Ленку слизью, чтобы забрать чертову хрень!

– Убьюююю!!! – тоскливо провыл я тогда, отшвыривая емкость в окно, через которое вломился в дом. Врал, конечно, но понял я это лишь тогда, когда сверхъестественно точная бомбардировка сместилась вслед за улетевшей банкой, позволяя нам задать стрекача куда подальше.

Драпал я, под совершенно безумные завывания Довлатовой, просто без оглядки и изо всех сил. Нахватав попутно кирпичей, железяк и веток для утяжеления себя любимого, пёр по прямой в глушь и леса, забыв про все и всех. Только когда начало смеркаться, я быстро сделал поправку на северо-запад, а потом снова драпал и драпал, пока не начало светать. Ленка к тому времени уже вырубилась и лишь стонала, время от времени пуская изо рта немного белой пены.

Попавшаяся на пути деревня, срочный звонок, просьба об экстренной эвакуации телепортом.

Хмурая Окалина, выслушивающая доклад о нашем провале.

Спасенная посредством целителя Ахмабезовой (второй телепорт!) Довлатова, истерично рыдающая на больничной койке и под капельницей о том, что почти никто не знал, как она любит именно такие консервированные ананасы. Таиландские, крайне ограниченным экспортом.

Это была западня. Хорошая, качественная, чрезвычайно точно просчитанная.

– Изотов, возможно, у нас здесь крот, – хмуро скажет мне Нелла Аркадьевна, закуривая сигарету, – Он очень близко.

Я выругаюсь по-черному.

Глава 4. Привет с того света

Наблюдая через непрозрачное стекло за зарёванной Довлатовой, лежащей под капельницей, я размышлял о том, что в прошлой жизни делал иногда правильные выводы. Особенно, вот этот удался: люди всю жизнь живут, помня, как их баловали в детстве и подсознательно хотят вернуть те времена. Внимание, забота, желание понять и выслушать, вкусняшки, обнимашки… ну, то есть жертву. Себе, любимому. Мы, говнюки эдакие, очень хотим любви. Не обязательно взаимной, главное, чтобы нас любили, холили и лелеяли.

Вот именно на этой почве и столкнулись как-то в «Жасминной тени» слегка поддатый товарищ Коробанов с лирично пьяной товарищем Довлатовой. Слово за слово, звон стаканов, трусы долой, а затем что? Правильно – поговорить. Так и подружились в ускоренном темпе спецагент Кремля, вечно косящая под разбитную панкушку, да бывший продавец самогона из деревни, чуть не угробивший меня несколько раз. Начали встречаться, рассказывать друг другу всякое, спать в одной койке, стирать те же трусы в одном тазике, ну, знаете, как оно бывает? Начало плодотворного общения со всеми вытекающими.

Только вот Коробок у нас был не простой, а с остаточным секретом, как сейчас заявляют эксперты и аналитики перед Окалиной, стуча себя пяткой в грудь. Был он нафарширован чем-то. Способностью, заряженной жидкостью, может просто облучен какой-нибудь херней, позволяющей слышать то, что слышал он. Так и вышел наружу «страшный» секрет панкушки о её лютой запретной страсти к тайландским ананасам. Ну понравился ей битый жизнью дотла Коробок, чего уж там. Поделиться с ним захотелось, хоть и мелочевкой.

Ничего удивительного.

– Ловушка, – мрачно проронила стоящая около меня майор, – На тебя, Виктор. Они предположили, что я пошлю с тобой, балбесом, самого опытного по тихим делам из всех, кто может быть в наличии. Тут вариант один – Ленка, потому что её «уход», так сказать, весьма широко обсуждался в некоторых кругах. Нин, что с ней?

– Тяжелая интоксикация органическим веществом неясной природы, – хмуро проговорила Молоко, стоящая рядом с нами, – Или существом, мы так и не поняли. Эта дрянь была полуживой. Наташка её убила сразу, как только коснулась девочки, но это стало ошибкой, та тут же разложилась на токсины.

– И что с ней теперь? – хрипло спросил я.

– Жить будет, Витюша, но встанет очень нескоро, – скривила губы ученая, – Нинка за её жизнь боролась и победила, но вот мышцы, где этого дерьма было особо много… мышцы сильно пострадали. Так что лежачая теперь ваша Леночка, год точно не встанет. Год-то знаете почему? Потому что Ахмабезова периодически к нам забегает, будет помогать. А так до могилы бы лежала.

Твою мать. Ахмабезова, самый сильный целитель на планете. Дайте ей шесть-семь часов – и Ленка бы запрыгала козочкой, но никто не даст. Никогда. У этой      тёти Наташи каждая секунда жизни на счету. Могла бы жить проще, могла бы диктовать условия, но не делает этого, потому что в таком случае ей придётся лечить лишь избранных. А я уже знаю, что именно своим лютым распорядком Ахмабезова купила себе целого телепортатора, который и швыряет её по всей стране. Одна Ленка встала бы в десять-двадцать жизней, минимум. Где-то пожар, где-то завалило шахтёров, где-то отравились угарным газом, где-то проблемные роды. Товарищ Ахмабезова уже там. Поэтому не получится полностью восстановить Довлатову, поэтому придётся растянуть её лечение на год.

Посидев и погладив по голове уже почти успокоившуюся Ленку (напоминающую под одеялом обтянутый кожей скелет), я отправился «домой». Там, к счастью, был полный порядок. Девчонки исследовали, программировали и деловито ругались с китайцами, Салиновский страдал тем же, нарабатывая себе стаж и опыт, а его супруги, ворча и стеная, убирали бункер телекинезом, собирая пыль. Важная, кстати, работа. Любой человек – буквально фабрика по генерации отмерших кусков кожи, которые и составляют основу этой самой домашней пыли. Для техники совершенно неполезно.

Все были заняты, делать мне было нечего и ничего, в общем-то, делать не хотелось, так что я, как и любой взрослый ответственный человек, занялся самым важным – охотой на Викусика. Вскоре выяснилось, что беременные трехметровые девушки, несмотря на свой нежный возраст, обладают изощренным коварством и потрясающим талантом прятаться, потому что искомое умудрялось драпать от меня с изумительной скоростью! Если, конечно, верить тем, кого я спрашивал. Верить не хотелось, но деваться было некуда – я продолжал шляться по уровням и нервно курить.

Так и набрёл на совершенно неожиданное зрелище – сидящую на ступеньках лестницы в самом необжитом углу Окалину Неллу Аркадьевну, бухающую в одно жало. Не просто мрачно пьющую в затхлой полутьме, а целенаправленно надирающуюся. Выглядело это так – огромная блондинка смачно зачерпывала стаканом белого порошка из пакета килограмм на пять, а затем, слегка стряхнув лишнего, мрачно доливала в полупустую емкость водки до краев. Затем брала из кармана авторучку, злобно и резко, брызгая по сторонам, смешивала «спирт-плюс» с водкой, одним махом выпивала получившуюся жижу, замирая на пару секунд, а затем лезла за сигаретой. Выкуривала её хоть и неспешно, но в три могучих тяги, а затем вновь тянулась за стаканом.

– А… Витя…, – наконец, заметила он неподвижно стоящего меня, – Ты не вовремя…

– Что-то сомневаюсь, что вы тут наше чудесное спасение празднуете, – ухмыльнулся я, снимая маску, – Могу выслушать, могу уйти.

– Ой, да иди ты на х*й…, – тут же воспользовалась предложением начальница, явно пребывающая в упадке духа, – Садись, выпей и слушай. Жопа у нас, Вить. Полная.

А ведь я не то, что сходить, я даже стакан в руки взять не успел. Хотя, через десять минут выслушивания товарища майора, уже сам не глядя загребал опьяняющего порошка, доливал в него водку, мешал пальцем и пил. Новости были сногсшибательные. В буквальном смысле.

Нелла Аркадьевна не была политиком, никто из её окружения не был. Вся команда стакомовских ликвидаторов, весь НИИСУКРС, никогда не затачивались на управлении чего-либо. Поэтому во всех игрищах, идущих обычно в Москве, Окалина участия не принимала. Она выдвинула ультиматум, его приняли – всё, занялась своими делами, гоняя крыс из города. Однако, верхи, разные там ответственные работники и прочие министры, тут же поняли, что в тихом омуте высоких кресел, где принимаются самые ответственные решения, возник неподконтрольный и опасный актив. Черная дыра. Непредсказуемое образование.

– Мы тут… эх… Мы тут, Витя, не только делаем что-то своё с китайцами… Что-то глобальное и непонятное… Ты что, думал, что там не знают? Еще как знают… Так вот, теперь просто прикинь картинку. Ваша машина – раз. Прогност – два. Мои погремушки – три. К нам стекается все больше и больше неогенов, разница между тем, как к ним относятся здесь (то есть, как обычно!) и чего хотят там – очень велика. Сечешь?

– Секу, – мрачно отозвался я, – Но мы же нашли общий язык? Пусть эти партийные работники жужжат на свою тему, а мы просто ждём победителя…?

– Да никто этому не верит, Витя, – выдув еще стакан, усмехнулась майор, – Но трогать нас опасались. Раньше. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… Знаешь, что они решили? Не знаешь. Выпей и садись вот сюда. Сейчас ты у меня будешь ох*евать.

Она знала, о чем говорит.

Неизвестно какую цель преследовал Валиаччи, сообщая миру новости про то, что «живых мертвецов»-ограничителей больше не будет, но здесь оказался один маленький такой нюанс, который никто из нас не принял во внимание. Без ограничителей в таком мегаполисе как Стакомск почти полностью пропадал смысл. Он был клеткой, тренировочной площадкой, символом прогресса и, при этом при всем – огромной дырой в бюджете аж двух сверхдержав. В один миг славный город будущего стал бесполезной гирей в экономике, к тому же еще и опасной, так как там сразу же угнездились инакомыслящие элементы, обладающие неприятным уровнем влияния.

Огромный. Ничего не производящий. С повышенными зарплатами и социальными выплатами. Никого не защищающий. Никого не удерживающий.

– Знаешь, что сейчас прорабатывается, Изотов? Инициатива «город мира». Сделать город интернациональным центром того самого объединения неосапиантики, который предлагали американцы. Они, кстати, дико злы на тебя за Лайкерса и остальных. Ты грохнул где-то одну треть самых боеспособных неогенов Штатов, у них закрылась куча шоу, были отменены фильмы, ну… ты не понимаешь, молодой же. Поэтому, Витя, Штаты сейчас вовсю грозят присоединиться к Европе. Наши хотят съехать с этого конфликта. За счет Стакомска. Слить «Чистоте» нас, оптом. Когда мы отсюда брызнем, чтобы не стать террористами и изменниками, они начнут нас отлавливать. Таких как ты и я? Таким предложат… что-нибудь. Вместе с ошейником. А разных… послабее – просто будут отдавать на поживу этим уродам. Разделяй, сука, и властвуй. Такие вот дела у нас.

– А китайцы? – дрогнувшим голосом спросил я, высасывая сигарету чуть ли не за одну тягу.

– Они? – переспросила огромная блондинка, – Они уже организовали вывоз оборудования. Китайцы очень быстро соображают, когда речь касается чего-то материального, товарищ Изотов. Я, знаешь, уверена, что в ту же минуту, когда прозвучало сообщение Валиаччи, в братской Компартии умы уже решили, что Стакомск теперь роли не играет.

Очень… лихо. Одновременно организуется международный центр по неогенике буквально между СССР и Китаем, туда сливаются малополезные активы, волнения в мире и на границах идут очень резко на спад, вновь открывается диалог между странами. Весь мир начинает финансировать мегаполис, пусть и находящийся под контролем двух стран. Которые, кстати, скорее всего выступят гарантами неприкосновенности, на что купятся все. Не из-за того, что купятся на самом деле, нет. Просто такой шаг здорово, очень здорово укрепит стабильность.