Команда кошмара. Книга пятая

Началось в колхозе утро!

Сказать, что я сделался печален в этот погожий денек на почти сельской местности – это не сказать ничего. Проблема даже была не в Паше и его сопровождении, даже не в том, что этого перца не было в переданных мне делах. Нафига мне его дело, если я знаю Пашу как облупленного, а о его подружках знаю даже то, чего не знает никто? Неееет, все куда хуже – я проникся тем уровнем подготовки, который будет в этой команде кошмара! Знаете, какой он будет?! Никакой, бл*дь! Мне просто насовали «громких» придурков!

Через две минуты все оказалось даже слегка хуже.

– То есть, по сути, ты не Паша, – резюмировал я, выслушав одного блондинка и двух ушибленных в жопы фей, – Ты бабоносец «Салиновский» в несвободном, сука, плавании, так?

– Да пошёл ты в сраку, Изотов! – сорвался на крик блондин, – Мне предложили, я подписался! Если бы я знал, что эта херня будет связана с тобой, то остался бы в «Жасминке»!

– И мы! – синхронно подпискнули две неогенки из его запазухи.

– Молодые люди, хватит тут стоять и кричать! – вылезла из своей будки билетерша, – Идите вон к пруду, стойте там и кричите сколько влезет!

– Бабуль, прости, но мы будем стоять и кричать тут. У нас тут встре…

– Какая я тебе бабуля, калдырь ты масочный! Скрыл зенки бестыжие и что думаешь, тетя Галя не учует?! Ах ты алкаш мелкий! – внезапно наехали на меня со всей страстью застоявшейся в тесной будке буйной женщины, – А ну пошли отсюда, хулиганы! Сейчас милицию вызову!

– Так, еще вот с бабками мне проблем не хватало, – выдохнул невинно обвиненный в алкоголизме я, вызывая новый поток негодования от кассирши, которой было всего под сорок лет нездорового питания и сидячей работы, – Идемте, подышим свежим воздухом. Наши запаздывают. В смысле те, кого тут подобрать должны. С вами я возиться отдельно не буду.

– Тоже мне, начальник…, – тихо проворчала Онахон или Охахон.

Сразу отвечать я не стал, а сначала, убедившись, что бедная, заморенная скукой женщина продолжает токовать нам вслед со станции, но уже не может слышать, популярно объяснил троице неосапиантов на что они подписались и, главное, с кем. Без интимных подробностей, но подчеркнув, что во благо результата я обеих узбечек могу навернуть на карандашики, а затем подарить получившиеся конфетки на палочке извращенцам и прочим лесбиянам. На любые потребности. Если будет нужно. А вы думали, что? В сказку попали? И ты, Паша, не надувайся как вон та жаба, Витя про вашу любовь-морковь всё давно уже принял (но не понял), так что обезвреживание Паши произойдет до карандашей. И никто мне слова поперек не скажет. Прониклись? Хорошо.

Всегда сложно работать с теми, с кем поддерживаешь родственные или дружественные отношения. Это почти закон, не иначе. Человек – существо глубоко инерционное, изменять своё отношение не любит и не стремится, легко относится к залетам и сильно обижается, отхватывая за эти залеты по полной… если речь идет о дружественных изначально взаимоотношениях. Здесь надо было донести, что полное прощение грехов Паша получит либо потом и кровью, либо серьезным отношением к моим словам – и я донес.

А вот около рекомендованного крикливой клушей пруда внезапно обнаружилось некое явление, взирая на которое я как-то понял, что мы с Салиновским и феями могли бы долго стоять на станции. В ожидании. Ну так потому, что те, кого мы бы ожидали, банально плескались в этом самом пруду. Сволочи.

Первой в глаза бросалась худющая и высокая девица, то и дело выпрыгивающая из воды с хриплым радостным визгом. Девице было около двадцатника, она была голой везде, мохнатой внизу, а еще несла на своем теле море татуировок, покрывающих буквально всё, кроме лица, шеи и мочалки между ног. Хотя за мочалку не уверен. Бесилась эта особь только так, верещала, плескалась, сверкала своим половинчатым размером и, как понимаю, была основным инициатором купания.

Елена Довлатова, возраст 21 год, национальность: русская. Любимая племянница известного правозащитника Кирилла Павловича Довлатова. С детства не знала отказа ни в чем, постоянно бывала за рубежом, покатилась по наклонной с момента инициации как криптид. Характер: чистейшей воды оторва и панкуха, не вылезающая из исправительных учреждений. В последнем, как раз расположенном неподалеку, её и умудрились удержать настолько долго, что даже этот упрямый кусок татуированной девчатины взвыл, моля о шансе на исправление. Он был предоставлен, потому как

набор способностей у девушки весьма интересен и разнообразен. А еще у неё

«нео-вовлеченность» меньше десятки, что тоже очень интересный фактор. Нахулиганила эта особа на три расстрела с пожизненным, но никогда и ни при каких обстоятельствах не использовала свои способности против людей.

Летает, умеет становиться невидимой, высочайшая координация движений, имеет режим эхолокации. Могла бы стать великолепным оперативником, но – характер…

Вторым, попавшимся мне на глаза, был парень, явно подкатывающий шары к этой самой Довлатовой, на что она, продолжая беситься, не обращала особого внимания. Во всяком случае, он единственный плавал около татуированной, даже пытаясь составить ей конкуренцию в брызгах и воплях, но так, сдержанно и стыдливо. Средний рост, козлиная бородка, невнятные усики, невнятное телосложение.

Сергей Дмитриевич Конюхов, возраст 26 лет, художник и сын художника, причем очень известного. Наполовину бурят, на сотню с лишним процентов мудак. Стал адаптантом, шантажом вынудив собственного отца купить ему артефакт. Был впоследствии отдан в детдом, где и дожил до 18-ти лет, вбив себе в голову, что на этот шаг Конюхова-старшего толкнула ревность к таланту сына. Устраивал по этому поводу публичные скандалы, утверждая, что из-за прошедших без нормальной практики лет в детском доме (а момент с шантажом успешно замолчали), его карьера как художника похоронена собственным отцом. Трус, подлец, лгун, нимфоман, лентяй и подонок. Но…

…обладает чрезвычайно полезной и вызывающей острейший интерес ученых способностью «сенсорная сфера». Умеет создавать невидимую энергетическую конструкцию, способную отдаляться от хозяина на расстояние в несколько километров. «Сфера» способна слышать, ощущать, нюхать… короче, всё что и сам Конюхов. Две другие способности, слабый гидрокинез и такой же технокинез, просто рядом не смотрелись. Технокинетики, конечно, на вес золота, но попробуй заставить художника закончить политех. Тем более – такого. В дурку он попал по причине скандального характера, мании величия, эпатажности и сексуальных домогательств до гражданок.

В общем, козёл он и есть козёл, решил я, разглядывая парня, даже не думавшего по жизни как-то озаботиться своим физическим развитием. Зато трус и обладатель уникальной способности, могущей оказаться полезной.

Еще один мужчина, деловито моющийся прямо возле берега, совершенно не обращающий внимания на выкрутасы тощей лахудры. Спустя минуту наблюдения под бурчание Паши и «фей», я просек, что Довлатова как раз устраивает шоу ради этого мужика, но жилистому крепышу с очень интересной татуировкой на плече правой руки, сама эта треска не интересна от слова «совсем». А, зная его дело, я мог уверенно утверждать, что ему вообще мало что интересно.

Рамазанов Азамат Бикметович, 32 года, национальность – башкир. Отличный вояка, неслабо оттрубивший как в Сибири и у Дремучего, так и на Кавказе. Выслужил артефакт, убыл после адаптации и госпиталя домой в отпуск, обнаружил семью под завалами дома. Мертвыми. Залетный «доброхот», пытаясь загасить пожар в одной из квартир с помощью волн, вызывающих вибрацию в материалах, обрушил целую малосемейку. Рамазанов не успел ничего натворить, его очень оперативно взяли под стражу, но мужик после этого сломался. Психанул. Он в течение двух лет в заключении отвечал категорическим отказом на любое предложение, которое ему делали. Ни с кем не общался. Не поддавался на провокации. Но вот, внезапно передумал.

Силовик, укрепленное тело, умение менять длину и цвет волосяных покровов, а также непонятная способность, помогающая Азамату стрелять почти без промаха. История, как его вообще смогли изучить, тянет на остросюжетный триллер.

Не говно, но непредсказуем и опасен, решил я, переводя взгляд на последнюю из четверки. Та неторопливо плавала подальше от остальных, явно получая удовольствие от процесса. Тоже голышом. Что было очень странно.

Сумарокова Раиса Джумберовна – наполовину грузинка, на две сотни процентов «синий чулок». Её биография это показывала с лихвой, девушка был настоящим «книжным червем» с четырех лет и вплоть до инициации как криптида. Замкнутое и нелюдимое дитя библиотеки, способное питаться чисто книжной пылью. Почетная девственница Советского Союза, иначе не скажешь. Только когда проявленные способности набрали силу, всё слегка изменилось. Пятнадцатилетняя Раиса неожиданно написала три романа за год, каждый из которых начал пользоваться бешеной популярностью. Цензуру, они, кстати, прошли, а вот психика девушки публичной жизни не вынесла совершенно, что вылилась в ряд неадекватных реакций по отношению к почитателям, критикам и рецензентам.

То есть, к знаменитому художнику и скандальной панковской диве мы еще имеем и психованную писательницу, у которой всего одна способность – воплощать героев своих книг в реальности, заставляя эти образы, создаваемые из псевдоматерии, делать то, что угодно самой писательнице. Очень сильная и очень нестабильная фишка, как и сама Сумарокова. Только вот приличным книжным девочкам не полагается бултыхаться в пруду без ничего…

– Они как будто из тюрьмы вырвались…, – пробубнил Паша, внезапно делая для меня картину куда яснее. Действительно, всех четверых же держали под замком! Вот они и не смогли пройти летом мимо пруда!

– Это ты верно догадался, – хмыкнул я, начиная спускаться к водоему, – Иди за мной, рожу сделай попроще, девчонки пусть сидят тихо. Вас, Умаровы, здесь нет. Пока что.

Знакомство прошло довольно гладко, если не считать истошного крика панкухи в самом начале, из которого, если убрать все междометия и нецензуру… нет, нельзя убирать, вся фраза расклеится. А была ведь почти красивой. В общем, мы спустились, Паша молчал как партизан, я отсвечивал своей маской и жал руки тем, кто их протягивал навстречу. Таких оказалось, к моему удивлению, аж четыре штуки.

Вялое и жидкое рукопожатие Конюхова, плотное, но формальное от Рамазанова, нервное и горячечное от Довлатовой и неожиданно сильное от писательницы. Раиса была единственной, кто сначала нырнул в кусты и оделся. Впрочем, свои нудисткие наклонности все четверо обосновали просто – они знали, что после купания вскоре очутятся в летнем советском поезде при совершенно неясных планах на будущее, а преть разными интимными местами никто желанием не горел. Оценив их одежду, я понял, что нас ждут незапланированные траты – в местную дисциплинарную дурку все попали явно не летом.

– Начальник, жрать хотим! – прогорланила Елена, делая страшные глаза, – Мы нормальной хавки годами не видели!

– Никто вагон-ресторан не будет запускать отсюда и до конечной, – пояснил я, устраиваясь на койке в купе, – Но приедем в город, обещаю, первым делом пойдем в кафе или столовую.

– Годится!

– Затем, – развил я мысль, – заглянем в магазины, вам требуется другая одежда, да и не только.

– Ваще класс!

– …потом мы снимаем номера в гостинице и получаем на руки последних двух членов команды. А тогда уж и познакомимся по нормальному. Такая вот у нас стратегия, товарищи.

– Мне нужна зубная щетка и зубная паста, – тихо произнесла ну очень некрасивая для неосапиантки «библиотекарша».

– Будет всё, только предупреждаю, товарищи, – обвёл я взглядом бывших психических сидельцев, – До момента, когда мы все соберемся и начнем дружно знакомиться между собой, до того, как я всё объясню, ожидаю от вас примерного поведения, полностью соответствующего высокому званию советского гражданина.

– Да-да, – вальяжно махнула рукой панкуха, умудрившаяся втиснуть свое худое тело лежа на койке так, чтобы остальные могли сесть перед ней. Головой она была в районе раскрытого окна, получая ветерок прямо в ехидное живое лицо, – Иначе снова назад, в шарагу. Плавали, знаем! Не ссы, молодой!

– Эээ… нет, – удивился я, – Ваш возврат не предусмотрен. Это дорога в один конец.

– Ч…ч-то… что! Что?! – внезапно затарахтел ранее молчавший Конюхов, – Что значит «не предусмотрен»?! В смысле что? Мы отказаться не можем, или что? Как?!

– Вы уже подписали бумаги, следовательно, предварительные беседы уже позади, – встав с места, достал сигареты я, – Повторюсь – давайте дождемся, пока все будут в сборе. До этого события вас ждут всего лишь небольшая поездка, вкусная еда, магазины, ванная и чистые простыни.

Рамазанов скупо кивнул, слегка сунул локтем под ребра начавшему что-то бормотать Конюхову, а длинная панкующая селедка зачем-то принялась сверлить взглядом сидящего у окна Пашу. Дошло до всех, вроде бы…

Заранск встретил нас дождем и накатывающим удивлением от мысли, что в таком захолустье может быть аэропорт. Зато сразу на выходе с вокзала наткнулись на столовую, гордо именующуюся «Столовая номер 16», где кормили настолько вкусно, что я еле сдержал внутреннее горькое ржание, вспомнив питерские жральни из прошлой жизни. Это когда сидишь по чуть-чуть клюешь, пиво тебе приносят в бокалах по 400 мл (именно там, в Питере, я убедился, что Бога точно нет, за такое только молнией бить наповал), а заодно и оставляешь в таком заведении до трети зарплаты с региона. Здесь же нам щедро набухали слонячьи порции рассольника, на второе выдали такие же титанические порции плова с огромными кусками сочной баранины, ну а до киселя вприкуску с лимонником добрались только женщины. И то потому, что Сумарокова осилила лишь треть тарелки супу и четвертинку плова, ну а Ленка-панкушка, видимо, обладала не задокументированной способностью жрать бесконечно.

Заход по магазинам тоже прошёл без сюрпризов, только что вышедшим из-за решетки людям было не до фокусов, а хотелось нормальной одежды, бани и убраться, наконец, из-под дождя. Питая совершенно синхронные желания, мы мухами пронеслись по центральным магазинам Заранска, а затем, почти не переговариваясь между собой, поскакали в гостиницу. Зонты покупать меня душила жаба, а вызывать такси… ну да, тоже душила. Всё-таки на две единицы неучтенного личного состава теперь было больше.

Что-то делать в случае сестер Умаровых, подсевших на пашкину харизму, я не собирался совершенно. Лично мне еще две пары ушей и глаз будут нифига не лишними, как и жуткая телекинетическая мощь близняшек, плюс спокойнее за самого Салиновского, который без лаврушки простой дурак, а с лаврушкой – буйный, но довольно беззащитный. Очень странная троица получилась, да, но я в их личную жизнь соваться не собираюсь. Понятно, чем Салиновский сестер взял – своей аурой альфа-самца под лаврушкой. Они от нее, наверное, совсем дуреют и кайфуют, а вот как они умудрились парня зацепить – это, конечно, вопрос.

Ответ я на него видел, да так, что хочется забыть, но принять все равно не могу.

Гостиница вида была затрапезного, а уж номера так и вовсе могли показаться просторными только Умаровым. Заселять всех пришлось по одному, так что, недолго подумав, я банально выкупил еще два номера, полностью забронировав этаж под нас. Вот тут впервые в жизни понял всю великую силу корочек, что пылились у меня безо всякого дела чуть ли не с момента переезда в Стакомск. Там, где нормальному гражданину суровая мадам на приемной стойке рявкнет «Не положено!», там сержанту-гэбисту вопросов задавать не будут. Надо – значит надо.

Засев в проходной комнате отдыха, я закурил, задумываясь. Вроде бы эта четверка достаточно вменяемы. Бред, конечно, что на такое серьезное дело подписывают, по сути, недисциплинированных психов, но, если так посудить – а почему нет? Таковы реалии.

Взять, к примеру, меня. Опыта ноль, дисциплины ноль, жуткие способности, характер говно, строем ходить не обучен, за личную свободу готов грохнуть кого угодно. Зато – могу грохнуть и грохну, что только мне не поручали…, выполнял. То есть, грубо говоря, по меркам Окалины, я дикая собака, но понимающая простейшие вещи. Тут же ситуация проще некуда – иди по адресам, которые надиктовал добрый доктор Валиаччи, выноси к хреновой матери тех, кого там обнаружишь. Чистая зачистка, никаких фокусов, никаких маневров. Гожусь? Гожусь.

Салиновский? Чемодан без ручки. Человек, которому нет применения, но вроде вправивший себе мозги, а следовательно – условно достойный рискнуть жизнью за чистое дело. Его мне сунули понятно зачем, просто лишняя пара лояльных глаз. Заодно козырь, способный вырубить кого угодно. По сути, ему это чистое дело можно просто состряпать за счет того, что Паша прекратил очаровывать и сношать всех девок подряд, но… кто ж так делает?

Рамазанов? К бабке не ходи, мне сосватали снайпера. И советчика. Может даже агента, потому как быстрая смена цвета и длины волосяных покровов – мечта шпиона. Он единственный не вписывается в нашу гламурную тусовку, простой вояка. Точнее, очень мутный вояка, зато снайпер. Конюхов? Ежу понятно, целый разведывательный комплекс. Кривой, хромой, тупой, капризный, но зато может беспалева рассмотреть, обнюхать, облизать всё на расстоянии двух-трех километров от себя любимого. Довлатова? Эта панкуха буквально козырь широчайшего применения. В остатке? Тревожная полугрузинка и её невероятно мощная способность, в которой надо разбираться персонально. Пятый и шестой… тут еще надо будет посмотреть, но пока всё в лучших традициях нашего дружного советского народа.

То есть – мне дали три самосвала хлама, но с помощью напильника и такой-то матери из него можно сделать конфетку. Тем более, что совать мне её никому в жопу не нужно, а надо так, небольшое прикрытие на миссии. Разведочка там. Может…

Додумать мне помешала четверка спецназа, заводящая на этаж паренька в «угнетающем» КАПНИМ-е с заломленными назад ластами. Здоровенные мужики в бронежилетах вдвоем пёрли мелкого доходягу, а еще двое не сводили с него своих АКСУ. При виде встающего с кресла меня все как по команде остановились.

– Изотов? – громыхнул один из детин, державших наизготовку оружие, – Симулянт?

– Да. Я.

– Документы, – тяжело уронил дядя.

Пока он рассматривал извлеченные мной из кармана бумаги, я задумчиво смотрел на свернутого бубликом парня лет шестнадцати, не больше. Он мне не нравился. Черноволосый, смуглый, похож на цыгана. Нос горбатый, опять же. Это раз. Наручники. Это полтора. А во-вторых, где номер два? Точнее, шесть? Кто-то из этих? Вряяяяд ли.

– Всё, он твой, – пихнул отпущенного из захвата пацана ко мне громила, вернувший документы, – Твоя головная боль. Мы передаем, остальное решайте сами.

– А где еще один? – осведомился я, предчувствуя проблемы, – Это же Сосновский? А где Розенштамм?

– Он его шлепнул по дороге, – ухмыльнулся детина, – Порвал на две части. Так что будь аккуратнее, стакомовец. Не повредит. Все, бывай.

Под стук ботинок спешно отбывающих вояк, пацан гнусно и с вызовом ухмыльнулся мне в закрытое маской лицо.

Кажется, у меня проблемочки.

Глава 4. Веселые старты

– Изотов? Окалина на проводе, снова. Всё подтвердилось. Меня… нас хотели подставить. Не вписали в докладную, что Сосновский двинутый нацист. Суки.

– Что делать, товарищ майор?

– Ты что-то подписывал? Приемку, например?

– Нет, эти отбойщики просто его мне сгрузили и свалили.

– О как. Отлично… и куда ты его?

– Оставил в КАПНИМ-е и браслетах с остальными. Сидят.

– Ясно-понятно… Тогда давай так…

Выслушав пожелания начальства, я повесил трубку. Закурил, не отходя от телефона и хамски стряхивая пепел на чистый пол. Осуждаете? Сам бы себя осудил. Но тут такое дело… ай, ладно.

Иду в комнату гостиницы, куда набились все наши в связи с приездом последних гостей. На душе мерзкое сухое говно, перекатывающееся навроде перекати-поле, только по задворкам потрохов. Все у нас в жизни кое-как, всё через жопу, а тут еще и межведомственные дрязги во всей своей красе подоспели. Машу вать!

– Наконец-то! – недовольным тоном меня встречает сидящий на стуле Виталий Сосновкий, псих с очень непростыми родителями, – Давай снимай с меня эту сбрую, вижу, тут все норма… эй! Ты ч…

Больше он ничего произнести не успевает, так как зашедший ему за спину я сворачиваю ублюдку шею как цыпленку, а затем, вышвырнув за шкирку мелко содрогающееся тело в угол, сам занимаю стул. Успеваю даже слегка поерзать задом перед тем, как до свидетелей этого перфоманса начинает доходить, что они только что увидели.

Первым в себя приходит Рамазанов.

– Нас это тоже ждет? – скупо спрашивает мужик, кивая на отходящего Сосновского.

– Вас? Нет, – успеваю ответить я, прежде чем начинаются вопли, сопли и истерики. Спонсором всего выступают на семьдесят процентов Конюхов и на тридцать Салиновский. Писательница смотрит и молчит, панкушка как-то нездорово хрюкает. Весело, в общем, но разобраться с нездоровой атмосферой помогает сам Азамат, выдающий художнику четко размеренного леща, выключающего в засранце звук. Паша, глядя на это, успокаивается сам. Я сижу, наблюдаю.

– Поясни, – кратко просит меня военный, только что доказавший, что как лидер и командир по навыкам он на три головы выше меня.

– Все слушают? Хорошо, – я слегка улыбаюсь, – Думаю, это тело уже успело похвастаться тем, что сделало? На всякий случай дополню – покойный был нацистом. То есть, если бы я его освободил, появился бы неиллюзорный шанс преждевременной кончины товарища Сумароковой. И сделать бы вы ничего не успели. Теперь, вкратце – подобное вам не грозит, если только не надумаете атаковать меня или кого-то из отряда. Даже если вы сбежите, то я по вашему следу не пойду, а лишь отчитаюсь по телефону. Этот момент ясен?

– Да ты ненормальный! – вновь психанул Конюхов, тыча пальцем на лежащий в углу комнаты труп, – Ненормальный!

– Ненормальные тут все! – жестко отрубил я, слегка повышая голос, – Вы хотите начать жизнь с чистого листа? С чистого дела? Это вам и собираются предоставить, если мы справимся! Только вот если у вас в головах не хватит шариков, чтобы действительно жить нормальной жизнью, то дверь – вот она! Задание слишком важное, а ваши роли слишком небольшие, чтобы я отвлекался на ваши капризы и метания. Выходите за дверь, становитесь участниками гос.измены, но не канифольте мне нервы. Теперь делаем так! Пока я курю, вы успокаиваетесь и настраиваетесь на продуктивный разговор. Поехали.

Сигарета не лезла, так что времени хватило всем. Сидящим напротив меня бедовым личностям устаканить изменения в их непростой жизни, а мне сформулировать то, что я собирался им сказать.

Вышло неплохо. Краткими рублеными фразами, я донес до бедовой пятерки (семерки), суть предстоящего дела. Итак, мы формируем нечто вроде цирка прокаженных, компании печально известных знаменитостей, выпущенных из-за решетки и допущенных за хорошее поведение к телу знаменитой Юлии Окалины в качестве сопровождающих во время турне. Здесь роли простые – работать зеваками и не обосраться, потому что брошенная на певицу-призрака кем-то из группы тень будет означать персональный провал задания. Мозгов, чтобы во время концерта поизображать из себя приличного человека, тут хватит у всех. Это публичная часть.

– Есть непубличная, основная, – обвел я взглядом присутствующих, – Врать и изворачиваться не буду, скажу прямо. Задания на ликвидацию врагов Родины. Несколько ячеек, в разных городах. Единственным исполнителем буду я, но мне потребуются ваши способности для успеха операции. Разведка, страховка, прикрытие, отвлечение, консультация. Никто вас под пули не пошлёт, у каждого из вас только вспомогательные роли. Это понятно?

– Мне непонятно, зачем вы убили этого молодого человека на наших глазах, – внезапно выдала полугрузинка, – Ясно, что вам его, товарищ Изотов, некуда было девать. Но зачем здесь? Зачем так?

А ведь она не боится, понял я. Даже не в ступоре. Вот тебе и мышь. То голяком в воду лезет, то от трупа глазом не моргнет, хотя вон, художник хренов аж сидеть не может. Учтем.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – наконец, ответил я, – Не скажу за Азамата Бикметовича, но уверен, что остальным требовалось очень наглядно продемонстрировать серьезность происходящего. Особенно товарищу Салиновскому.

– А ч-че с ним не так? – подала голос панкушка, закончившая булькать себе под нос, – Он че, особенный?

– Он мой друг, но по работе, Елена Юрьевна, мы с ним еще не пересекались. А тут, можно сказать, демонстрация в тепличных условиях.

– Раз он тут, то такой же как мы, что ля, мля?

– Да, всё правильно.

– Тогда я тебе… верю, хер ты в маске, – выдала эта татуированная выхухоль, а затем фыркнула в ответ на охреневший взгляд художника, – Не ну а чо? Кекса он прижмурил за дело, тот сам распинался о своей о*уенности и о том, как жида расплескал, на Раиску косился, сучёнок, нехорошо. Я не дура, читала, что подписываю. Так что всё оки-доки, как я думаю. Такие дела.