Куколка Последней Надежды

– Не слишком ли много ты хочешь?

– Разве трудно попросить девушку сказать, что с ней все в порядке?

– А мне не нравится, что ты пялишься на ее задницу.

– А тебе придется потерпеть.

Маша вдруг почувствовала громадное, ни с чем не сравнимое облегчение. Стиснувший ее страх исчез, и она поняла, что спаситель не испугается и не убежит. Что он не поверил ни единому слову Гены и не успокоится, пока не разберется в ситуации до конца.

«Господи, кажется, мне повезло!»

Маша сделала попытку подняться со стола, но рука молодого человека грубо вернула ее обратно.

– Отпусти меня!

– Лежи!

– Отпусти девчонку, пацан, – негромко попросил коренастый. – Ты же видишь – не получилось, зачем продолжать? Отпустишь – я тебя пальцем не трону, обещаю. С миром уйдешь, проспишься, завтра самому стыдно будет.

Трудно сказать, что именно подтолкнуло Гену выбрать именно такой вариант развития событий. Возможно – алкоголь, возможно – неудовлетворенность, сочетание этих причин, неуемная гордыня, ущемленное самолюбие… Гена был молод и силен, агрессивен и зол, он уже понял, что трахнуть Машу не удастся, но решил, по крайней мере, отомстить виновнику. Коренастый, но седой, наверняка старик, ну, сволочь, я тебе покажу, как вмешиваться в дела молодежи!

Гена достиг незнакомца одним прыжком, и его кулак…

«Не такой уж он и старик…» Эта трезвая мысль с неожиданной отчетливостью мелькнула в голове молодого человека за мгновение до того, как он надолго потерял сознание. Гена так никогда и не узнал, чем именно встретил его незнакомец: кастетом, дубинкой, кулаком? Какая разница? Сокрушительный, невозможный по силе удар отправил несостоявшегося насильника в глубокий нокаут.

– Ты в порядке?

Незнакомец нежно обнял Машу за дрожащие плечи, провел рукой по волосам.

– Да, спасибо.

– Почему ты не отвела ему глаза?

– Что сделала? – несмотря на то, что ее еще трясло от пережитого, девушка удивленно посмотрела на своего спасителя. – Что отвела?

Мужчина прищурился, затем кашлянул.

– У тебя есть лицензия?

– На что?

Если бы не шок, девушка наверняка бы заметила, как растерялся незнакомец. Пару секунд он недоуменно таращился на Машу, затем тряхнул головой:

– А… извини, я переработался… возвращаюсь с ночной смены, думаю о своем… – Он коротко хохотнул. – Пойдем, поймаем тебе такси. Деньги есть?

– Да.

Только на пустынной, освещенной призрачными фонарями улице Маша сумела как следует рассмотреть незнакомца. Коренастый, с короткими, абсолютно белыми волосами, очень бледной кожей, это было заметно даже в неярком искусственном свете, и красными, словно воспаленными глазами, он производил впечатление больного, но в его уверенной походке и скупых, но точных жестах не было и намека на хворь. Вот только…

– Ты замерз?

Девушка окончательно пришла в себя и неожиданно почувствовала, что ее спутник очень холоден. Необычно холоден.

– Нет. – Незнакомец отдернул руку, которую сжимала Маша. – То есть – да. Замерз. Холодно сегодня.

Сентябрьская ночь была на удивление теплой, а тихий ветерок лишь освежал кожу.

– В смысле, я простудился, – добавил беловолосый. – Холодного пива с друзьями попил. Знобит.

Он как-то неловко ощерился, и девушке показалось, что два его зуба слишком длинны. Впрочем, незнакомец сразу же плотно сжал губы.

– Повезло! Машина!

По сонной дороге неспешно двигалась желтая «Волга».

– У тебя точно деньги есть? – Он задал вопрос, не поворачиваясь к Маше лицом.

– Да.

– Хорошо. – Мужчина оглушительно свистнул, и такси плавно притормозило у обочины. Беловолосый распахнул дверцу. – Все, красавица, прощай. Больше не гуляй одна по ночам.

– Но…

– Прощай.

– Может, вас тоже подвезти?

– Я живу неподалеку. – Теперь он смотрел вниз, на асфальт, и еле открывал рот. – Прощай, красавица.

– Спасибо вам.

Маша попыталась дотронуться до плеча незнакомца, но мужчина сделал маленький шаг назад, покачал головой и быстро зашагал во дворы.

«Странно. – Маша проводила своего спасителя взглядом. – Очень странно».

Странным был не только внешний вид незнакомца. Странным было чувство родства, которое она неожиданно испытала рядом с ним. Чувство какой-то непонятной, но глубокой близости. Такое чувство, будто бы между ней и этим загадочным, холодным, как лед, мужчиной была какая-то тайна. Успокаивающее чувство единства, которое до сих пор она ощущала только рядом с Кабаридзе. Но профессора Маша любила, а этот мужчина появился ниоткуда и навсегда исчез в тени густого кустарника.

– Ну что, едем или нет? – таксист недовольно посмотрел на девушку. – Если едем, то скажи куда.

– Сейчас.

Маша достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер и, дождавшись, когда на том конце провода снимут трубку, тихо спросила:

– Реваз, можно я приеду?

Убедившись, что такси уехало, беловолосый мужчина глухо рассмеялся и быстро направился в глубь двора, к беседке, на ходу вытаскивая из кармана телефон.

– Алло, Бога? Это Панкрат Гангрел. Хочу сообщить, что несколько минут назад я убил чела на улице Обручева.

– Проголодался? – лениво осведомился собеседник.

– Это произошло в целях самообороны. – Беловолосый говорил очень серьезно. – Молодой чел, на вид не более двадцати пяти лет, пытался изнасиловать девчонку. Я вступился и случайно сломал ему шею.

– А зачем ты вступился? – с прежним ленивым любопытством поинтересовался Бога. – Мало, что ли, челов насилует своих самок? Если каждого урода убивать…

Правила поведения в подобных ситуациях соблюдались чрезвычайно строго. Особенно масанами, не пользующимися особым доверием у жителей Тайного Города. Панкрат звонил дежурному в оперативный центр Темного Двора, к которому была приписана его семья, и быстро понял, что полусонный нав рад возможности почесать языком. Время же было дорого.

– Я вступился, потому что девчонка – скрытый маг, – терпеливо объяснил Гангрел. – Во время стресса она дала мощный импульс магической энергии. Я решил, что кто-то из наших в беде, и рванул на помощь. Когда понял, в чем дело, было уже поздно.

– А почто кавалера грохнул? – Бога отчетливо зевнул. – Ты его одним пинком за МКАД зашвырнуть можешь.

– Он бросился, я машинально защитился, и… и переусердствовал. – Беловолосый подошел к беседке, но не входил в нее, нетерпеливо переминаясь у зарослей сирени. – Прошу официального разрешения на высушивание. В подобных обстоятельствах это мое законное право.

– Панкрат, Панкрат, от тебя я такого не ожидал. – Чувствовалось, что Бога окончательно проснулся и готов раскрыть собеседнику глубокий философский смысл происходящего. – Кто угодно из твоей семьи мог придумать такую глупую историю, но ты! Я-то всегда считал тебя честным масаном, и вдруг… Он бросился, я растерялся, кушать очень хотелось…

– Это была самооборона, – глухо повторил беловолосый. – Бога, я готов пройти любую проверку, включая испытание «поцелуем русалки». Я убил чела абсолютно случайно. – Гангрел на пару шагов приблизился к беседке и нашел взглядом лежащего на земле Гену. – Время уходит, Бога! Я прошу разрешения на высушивание.

– Готов на «поцелуй русалки»? – задумчиво пробормотал нав. – Смело. Ты действительно убил его случайно?

– Абсолютно. И прошу…

– Это я уже слышал. – Деловые нотки в голосе Боги указывали, что он принял решение. – Разрешение на высушивание дано. Когда закончишь свои дела, не забудь вызвать Службу утилизации, пусть заметет следы. За твой счет, разумеется.

– Разумеется, – проворчал Гангрел, – разумеется.

Он с лихорадочной поспешностью сложил телефон, вошел в беседку и опустился на колени рядом с поверженным человеком. Гена застонал и сделал попытку подняться. Вопреки рассказу беловолосого, его шея отнюдь не была сломана.

– Но ведь я действительно думал, что сломал тебе шею, – почти весело пробормотал Панкрат. – Это подтвердит любая проверка.

Взгляд молодого человека сфокусировался на беловолосом. Сначала в нем мелькнул страх, но затем Гена потер лоб и с уважением буркнул:

– Мне показалось, что ты меня убил.

– К счастью, нет, чел, – усмехнулся Гангрел. Его губы слегка подрагивали. – Ненавижу высушивать мертвецов.

– Что?

Вряд ли Гена сумел бы защититься. Он даже не понял, от КОГО ему надо защищаться. Он только понял, что это бесполезно. Длинные иглы пронзили шею молодого человека, подавив в зародыше крик. Пронзили шею и добрались до вены.

* * *Муниципальный жилой домМосква, улица Осенняя,5 сентября, четверг, 07.21

Мозг проснулся первым. Он тщательно проанализировал события вчерашнего дня и выдал неутешительный итог: окончание похода в «Реактивную Куропатку» затерялось в густом тумане.

«Странно. Желания напиваться не было. Повода тоже. – Артем с трудом приходил в себя. – Что еще новенького?»

«Лежим на правом боку, – бодро отрапортовал мозг. – Простыни шелковые, подушка маленькая, мы такие не любим».

«А где лежим?»

«Не могу знать».

«Гм… Одни?»

«Не могу знать».

«Идиот!»

«Рад стараться!»

Тем временем окончательно проснувшиеся серые клеточки приняли информацию о солнечном луче, блуждающем по щеке, о царящих вокруг незнакомых запахах, о полном отсутствии одежды на теле и выразили желание получить более полные сведения об окружающей среде. Где-то в глубине левого полушария ехидно осведомились, помнит ли Артем об Инге, а хмурое правое рекомендовало хозяину не спешить открывать глаза: неизвестно, что можно увидеть.

«А может, не стоит открывать глаза? Подняться, быстренько одеться на ощупь и убраться восвояси?»

Оба полушария единодушно ответили, что это был бы идеальный выход из ситуации, увы, недостижимый, поскольку они очень извиняются, но не в состоянии припомнить, где находится одежда.

«А почему сразу об этом не доложили?»

«Нам стыдно».

«Есть повод?»

«Еще не знаем. Вдруг мы что-нибудь натворили?»

«Трусы».

«Как изволите».

Значит, открывать глаза придется.

Артем чуть-чуть, буквально на волосок, раздвинул ресницы и с любопытством уставился прямо перед собой.

Нога.

Увы, женская.

«Я же говорило, что нам будет стыдно», – тихо напомнило левое полушарие.

«Штанов поблизости не видно? – вклинилось грубое правое. – Если видно – хватай, и бежим!»

«Куда бежим?» – вздохнул Артем.

Он уже понял, что эту чашу придется испить до дна.

Нога, надо отдать должное, была весьма привлекательна. Худая, но не тощая, стройная, очень соразмерная и… длинная.

«Конечно, – проворчало правое полушарие, – разве ж мы на что-нибудь другое позарились? Мы же у нас разборчивые».

Нога… нет, ножка, была свободно вытянута вдоль кровати. Тонкая голень, аккуратненькая коленка, плавная линия бедра, загорелая кожа, наводящая на мысль о жарком южном солнце, и… и вторая ножка, точная копия первой, разве что не вытянутая на простыне, а согнутая в колене. А в том месте, где они сходились, не было заметно ни веревочек, ни полосочек, ни даже простыни.

Женщина была обнажена.

Артем едва не застонал, но обстоятельства требовали продолжить изучение ситуации.

Быстро миновав аккуратную полоску волос на лобке, взгляд наемника исследовал стройное тело незнакомки, удобно расположившееся на нескольких маленьких подушках. Плоский животик, зрелая, идеальной формы грудь с коричневыми сосками, красивая рука. Грудь совсем не маленькая, никак не меньше четверки, по общепринятой шкале, кроме того, на ней напрочь отсутствовали пошлые белые пятна, что говорило либо о хорошем солярии, либо старом добром нудистском пляже. И о том, что барышне небезразлично, как она выглядит в любой ситуации.

Оставалось самое грустное. Наемник вздохнул.

– Если болит голова, слева, на тумбочке, вода и аспирин.

«Лево, это вон там», – услужливо подсказало какое-то из полушарий.

«Молчало бы».

Артем полностью открыл глаза и широко потянулся.

– Доброе утро, Олеся.

– Доброе утро, Артем. – Она рассеянно накручивала на палец длинный локон. – Подожди пару минут, мне надо дочитать до конца главы.

В руках у нее была довольно толстая книга. Не роман, что-то вроде научного трактата.

– Пожалуйста, пожалуйста.

Артем отыскал воду и жадно выпил. Организм отнесся к этому действию с большим одобрением.

«Пахнет ландышем, – идентифицировало аромат левое полушарие. – Как вы думаете… э-э, хозяин, не будет ли слишком большой наглостью попросить еще стаканчик воды? Или кружечку кофе?»

«Да подожди ты, – отмахнулось правое. – Хозяин, штаны видишь?»

«Спроси, как мы здесь оказались», – робко предложило левое полушарие.

Логично. Артем посмотрел на женщину.

– Олеся, гм… я…

– Хочешь знать, как ты оказался у меня? – помогла она, не отрываясь от книги.

– Было бы неплохо.

– Ты был весьма убедителен.

«Умеем, когда захотим», – обрадовалось правое полушарие.

«Пропали», – горестно вздохнуло левое.

– Не сомневаюсь, – пробормотал наемник.

– В общем-то, я не привожу к себе домой первых встречных красавчиков, – спокойно продолжила Олеся, – но ты был ОЧЕНЬ убедителен. К тому же бросать тебя в таком состоянии в «Ящеррице» было бы жестоко.

– А мы были в «Ящеррице»?

– Нам надоела «Реактивная Куропатка». Решили потанцевать.

«Не помню, – прошептало левое полушарие и, покраснев, отвернулось. – Ничего не помню».

– Значит, я был пьян, но убедителен.

– И всю дорогу постоянно сообщал мне, что это ты меня провожаешь. – Олеся улыбнулась.

– И мы приехали к тебе.

– А ты догадливый.

«Хозяин, может, повременим с дальнейшими расспросами?» – подало голос левое полушарие.

«Надо идти до конца, – решительно оборвало его правое полушарие. – Мне, например, очень интересно…»

– Если тебя интересует, что было дальше… – Олеся захлопнула книгу и перевела взгляд на наемника. – То ничего не было.

– Да?

В последний момент Артем спохватился и понадеялся, что короткое восклицание не сумело отразить охватившее его глубокое облегчение.

«Спасены!»

«Растяпы!»

– Ты на что-то рассчитывал?

– Не зря же я набивался провожать тебя. – Артем почувствовал прилив уверенности и даже улыбнулся. – Выходит, я все-таки был недостаточно убедителен?

– Ты был убедителен, но недостаточно состоятелен.

«Упс! Докатились!»

Артем задумался. С одной стороны, проснувшись у Олеси, он почувствовал себя омерзительно. На самом деле, стоило Инге, его рыжей Инге, ненадолго уехать, как он оказывается в чужой постели. Это плохо. Это подло. Не то чтобы Артем имел что-либо против чужих женских постелей, но он был вполне счастлив в своей. В смысле в Ингиной. В смысле с Ингой…

Мозг намекнул, что для столь сложных размышлений одного стакана воды недостаточно и надо бы провентилировать насчет кофе, но наемник отмахнулся.

Теперь выясняется, что в этой самой чужой постели ничего не было сделано. В то время, как женщина явно была не против. А даже (скорее всего) была за. Допустим, вчера это не состоялось по техническим причинам, но что делать сейчас? Пробормотать «извини, дорогая, я совсем забыл предупредить жену и детей, что не приду ночевать»? И вежливо исчезнуть?

«Правильно, правильно, – зашептало левое полушарие. – Спасайся, хозяин! У нас есть шанс смыться, так воспользуйся им!»

Или мужественно продолжить начатое вчера?

«Трус! – Нахальное правое полушарие требовало продолжения банкета. – Ты всю ночь проспал в ее постели, это достаточный повод для моральных терзаний, так что пусть эти терзания имеют приятную почву».

«Хватит приключений!»

«Их еще не было!»

Из дурацкой ситуации Артему помогла выбраться Олеся.

– Кстати, надо одеваться. Мне пора.

Она легко поднялась с кровати, потянулась и, даже не набросив халат, направилась к дверям.

– Ты сможешь занять ванну сразу после меня.

– Конечно, – пробормотал Артем, изо всех сил пытаясь не смотреть на ее соблазнительные ягодицы. – А где мои брюки?

– В шкафу.

* * *Муниципальный жилой домМосква, Котельническая набережная,5 сентября, четверг, 07.24

– Неприятно, грязно и неприятно. – Маша медленно раздавила в пепельнице окурок. – Я понимаю, он выпил больше, чем мог, но докатиться до такого… Я не ожидала. Какая-то дикость!

Кабаридзе молча кивнул.

Вообще профессор повел себя на удивление тактично и выдержанно. Услышав в телефонной трубке нервный голос девушки, он немедленно оделся и вышел встречать ее на улицу, расплатился с таксистом, проводил Машу до квартиры и отправил в ванную. Когда закутанная в простыню девушка вышла, ее уже ждал горячий кофе и коньяк. Кабаридзе не задал ни одного вопроса, не спросил ни о чем, и о своих приключениях Маша поведала профессору по собственной инициативе. Посвежевшая, отдохнувшая, она ничего не скрывала от Кабаридзе, честно рассказав и о вечеринке, и о дальнейших событиях. Единственное, о чем не упомянула девушка, что заставило ее отправиться в гости.

– Если бы не этот мужик… – Маша скривилась, помолчала, ее пальцы чуть дрогнули. – Если бы не этот мужик, я бы, наверное, умерла.

– Откуда он только взялся?

– Просто чудо, – вздохнула девушка. – Других предположений у меня нет.

– Может, гулял с собакой?

– Вряд ли… Он что-то говорил, что возвращается с ночной смены… – Маша нахмурилась, задумалась, припоминая детали. – Знаешь, чем больше я думаю о нем, тем больше он кажется каким-то… странным, что ли.

– Кто?

– Да этот мужик, спаситель. – Девушка сделала маленький глоток кофе. – Холодный, как лед…

– Холодный?!

– Да. – Маша удивленно посмотрела на вскрикнувшего профессора. – Он сказал, что замерз, что простудился. А я, знаешь, я не почувствовала, что он болен. Он такой… крепкий.

– Холодный? Это бывает. – Кабаридзе выдавил из себя смешок. – Скажи, а волосы? Какого цвета у него были волосы?

– Белые, – сразу же ответила девушка. – Абсолютно белые. Я сначала решила, что он старый, а потом пригляделась – нет, крепкий мужик, лет сорока. Может, альбинос? Ой, а еще у него глаза красные… Я их увидела и подумала, что он действительно болен.

– Черт!

– Что случилось?

– Ничего, – профессор отвел взгляд.

Это было настолько неожиданно, что Маша не обратила внимания на смертельную бледность, покрывшую лицо профессора.

– Да что случилось, Реваз?

– Ничего.

Кабаридзе взял себя в руки. «Господи, девочка, знала бы ты, КТО тебя выручил! Но почему он это сделал? Почему вмешался? Почувствовал?»

– Ты с ним разговаривала?

– Так, пара фраз, – протянула девушка. – Я была не в том состоянии…

– Да, действительно, извини меня. – Кабаридзе осторожно обнял девушку за плечи. – Извини, я не подумал. – Он вздохнул. – Зачем ты вообще пошла на эту вечеринку?

Маша прижалась лицом к плечу профессора и всхлипнула:

– Я дура, извини меня, Реваз, я дура, дура!

Он ласково погладил светлые, еще влажные волосы девушки, прикоснулся к ним губами.

– Ты хотела уйти?

– Да. Ты не знаешь, Реваз, ты не знаешь. Давай не будем говорить…

– Не хочешь делать мне больно? – тихо спросил Кабаридзе.

– Да, да. – Плечи девушки задрожали. – Я хочу быть с тобой, Реваз, но стараюсь не быть. Я не знаю, как сказать… Я не хотела возвращаться. Никогда. Ты поймешь потом… Но эта история… Когда все закончилось, я вдруг подумала, что могу поехать только к тебе. Я не хотела, но ничего не могла с собой поделать.

– Это называется любовью, девочка. – Кабаридзе еще крепче прижал к себе Машу. – Ты не хочешь делать мне больно, потому что любишь.

– Да. – Она подняла на мужчину голубые, полные слез глаза. – Я люблю тебя, Реваз. Люблю.

– А я люблю тебя, – негромко, но отчетливо произнес профессор. – Безумно.

– Но это ненадолго. – Она попыталась улыбнуться. – Мы только мучаем друг друга, Реваз, мы мучаем. Я давно хотела тебе сказать, что я…

– Машенька, я все знаю.

– Знаешь? – Она ошеломленно посмотрела в глаза Кабаридзе. На этот раз он не отвел взгляд. – Что ты знаешь?

– Я знаю, что ты смертельно больна, девочка. Что даже по самым осторожным прогнозам, тебе осталось не больше месяца.

«Это в самом лучшем случае», – холодно добавил рассудок.

– Но откуда?

– Ты забыла, что я врач, – грустно улыбнулся профессор. – И мне не нужно проводить анализы того, что я и так вижу. Я знал о болезни с того самого момента, как тебя увидел.

– И молчал.

– И любил.

Маша провела рукой по щеке Кабаридзе.

– Ты ждал, что я расскажу сама?

– Я не хотел говорить о том, что тебе неприятно.

– Подожди… – Девушка задумалась. – Я заметила, что в последнее время я стала чувствовать себя лучше. С тех пор, как познакомилась с тобой. – Кабаридзе вздохнул, покачал головой. – Я права?

Профессор поцеловал теплую ладошку Маши.

– Ты права.

– Что за лекарство ты мне даешь, Реваз?

– Это новое средство, еще неизвестное, – мягко ответил Кабаридзе. – Оно уже прошло все испытания, но сертифицировано будет только через два-три месяца. Я не мог ждать.

– Как ты давал его мне?

– В начале нашего знакомства мне действительно было нелегко, – признал профессор. – Выкручивался, как мог. Но последнее время ты живешь у меня, и стало намного проще. – Он рассмеялся. – Утром я готовлю тебе кофе, вечером чай.

Девушка посмотрела на пустую кружку.

– И сейчас?

– Да, – подтвердил Кабаридзе. – И сейчас тоже. Два раза в день минимум.

– Хитрый и двуличный тип, – слабо улыбнулась Маша.

Профессор кивнул и нежно поцеловал девушку в губы.

– Я хитрый и двуличный. Ты даже не представляешь насколько.

– Как же я тебя люблю…

* * *США, Нью-Йорк, 5 сентября,четверг, 01.38 (время местное)

– Ну почему это должно было произойти именно с нами?

Объемистый минивэн мчался на окраину Нью-Йорка, туда, где начиналась федеральная трасса и где полицейские обнаружили тело неизвестного, умершего насильственной смертью. Поскольку преступление было совершено на федеральной земле, присутствие агентов считалось обязательным.

– Почему эта задница Гинзбург не мог отправить кого-нибудь другого? – Сана Галли, массивная афроамериканка, с трудом разместившаяся даже в просторном салоне минивэна, откусила добрую половину гамбургера и, тоскливо жуя, посмотрела в окно. Она уговорила своего напарника заскочить в «Макдоналдс», и теперь ее стоны сопровождались громогласным чавканьем. – Почему он выбрал нас?

У худощавого Вольфа Балдера были на этот счет соображения, но он держал их при себе. Все знали, что Гинзбург, шеф нью-йоркского отделения ФБР, мягко говоря, недолюбливал Сану. Вес специального агента зашкаливал за все разумные пределы, и как Сана ухитрялась сдавать обязательные физкультурные тесты, оставалось загадкой для всего управления. В свое время Гинзбург пытался уволить Галли со службы, но цепкая Сана подала на начальника в суд, обвинив в ущемлении прав человека и расизме, и выиграла процесс. Правда, теперь ей и ее напарнику доставались самые неприятные дела из всех возможных. Например, отправиться среди ночи по вызову местных копов.

– Ненавижу этого расиста! – Сана обыскала пакет, с грустью убедилась, что еды в нем больше нет, раздраженно скомкала и швырнула на заднее сиденье. – Долго еще ехать?

– Приехали. – Минивэн остановился неподалеку от двух патрульных машин, выстроившихся в ряд в самом начале скоростной трассы. – Пошли работать.

– Пошли.

Сана приступила к процедуре извлечения себя из автомобиля, а Вольф, не дожидаясь афроамериканки, быстро приблизился к полицейским.

– Добрый вечер.

– Лейтенант Гаррет, отдел по расследованию убийств. – Облокотившийся на капот коп был высок и голубоглаз. – Помочь вам выгрузить напарника?

Патрульные рассмеялись.

– Она справится. – Фэбээровец убрал протянутую было руку. – Где труп?

– Десять шагов вперед, агент.

– Специальный агент.

– Тогда вы найдете.

Вольф скрипнул зубами, но решил не отвечать. Вместо этого он прошел в указанном направлении и остановился, разглядывая лежащего на обочине бродягу. Гаррет и двое патрульных держались в шаге за спиной фэбээровца, массивная фигура Саны только-только покинула минивэн.

– Тело двигали, – заметил Балдер.

– Разумеется, – ехидно согласился полицейский. – Мы тоже считаем, что его убили в другом месте.

– Тело двигали после того, как привезли сюда, – уточнил фэбээровец. – Я думаю, оно лежало вон там, за канавой.

– Я тоже не верю, что злоумышленники осмелились бросить труп прямо на обочине, – вставила Галли, преодолевшая расстояние от машины с необычайной для себя ретивостью. – Скорее они действительно бросили тело за канаву. Так безопаснее.

За канавой начиналась юрисдикция местных властей, и с гибелью бродяги пришлось бы разбираться нахальному лейтенанту. Балдер не сомневался, что полицейские специально перетащили тело ближе к трассе, чтобы досадить федералам, но доказать это он был не в силах.