Сезон охоты на мужей

– Отблагодарю ребят за работу. Пусть хоть досыта поедят.

Тесто бабушка месила сначала сама, а когда оно стало совсем крутое, доверила Катюше. Та тоже месила до посинения, пока уже рук своих не чувствовала.

– Ну, теперь, отдохнет тесто чуток, и возьмемся за лепку, благословясь.

Пока тесто и Катя отдыхали, у девушки появилась возможность рассмотреть все в избе. Фарфора тут не было. Как объяснила бабушка Меланья, фарфор у ее подруги остался от отца. Он работал в колхозе, и как ударнику и передовику ему часто давали грамоты, а к ним продуктовые наборы. К примеру, дефицитные в деревне шоколадные конфеты или невиданную ветчину в красивых заграничных жестянках. Но эти предметы роскоши шли не сами по себе, к ним в нагрузку нужно было приобрести какую-нибудь залежавшуюся на складе фарфоровую фигурку.

– Отец Матрены ее мать очень любил, вот и баловал. Она до шоколада большая охотница была. Фарфор на полку, кому он надобен, а шоколадки себе.

– А у вас, выходит, никто в колхозе не работал?

– Как бы мы иначе жили? И отец работал, и мать, и дед, и бабка. Все в колхоз вступили. А кто не вступил, те в Сибирь в товарных вагонах уехали. Но мои родители никогда сверх норм на колхозном поле не надрывались. Отработали свое и назад. На своем участке колупались, потому в колхозные ударники и не вышли. Шоколад им не полагался. Зато вышивки у нас в доме хоть отбавляй.

Это была правда. Вышивка тут была всюду. И на стенах висела. И на столе лежала. И даже занавески, которые Катя сперва приняла за кружевные, на поверку оказались украшенными тончайшей вышивкой. Вышивка была самая разная. Особенно поразил Катю один вышитый гладью портрет усатого брюнета.

– Это кто? Сталин?

– Орджоникидзе. К Пленуму ЦК вышивку заказали. Да он за несколько дней до этого помер, так вышивка у нас и осталась. И за работу не заплатили.

– Это кто же у вас так вышивал?

– А мать моя покойница белошвейкой была. И меня к тому же труду приучила.

Скатерть на столе тоже оказалась не кружевной, а вышитой вручную. И когда Катюша представила, сколько труда было положено на то, чтобы превратить целое льняное полотнище в такую вот ажурную сеточку с помощью одних лишь ножниц да иголки с ниткой, ей захотелось поцеловать невозмутимую старуху.

– Вот вы труженица!

– Бог трудился и нам велел, – спокойно отозвалась бабушка Меланья. – Ну как там тесто? Дошло?

Тесто за час из крутого и почти совсем резинового неожиданно для Катюши и впрямь сделалось куда мягче и податливей. Теперь оно с легкостью тянулось, принимало любую форму, но при этом и не рвалось.

– Пора лепить!

Лепка заняла у них несколько часов. И это несмотря на то, что трудились они в четыре руки, Катя раскатывала тесто, а бабушка ловко лепила маленькие круглые пельмешки. Потом они поменялись. И лепить стала уже Катя. Сначала у нее выходили какие-то кривобокие уродцы. Но потом она навострилась. И дело пошло не хуже, чем у бабушки.

Каждую новую партию они выкладывали на огромные присыпанные мукой доски, а потом Катя выносила их на холод.

– Морозец – лучше всякого холодильника. В холоде пельмени до самой оттепели простоят.

Когда от фарша не осталось ни кусочка, старушка потянулась и с удовлетворением сказала:

– Хорошо поработали. А после трудов праведных и отдохнуть не грех. Соснем пару часиков, а там и вечерять сядем.

Отдохнуть Катя была никогда не прочь. Любила она это дело. А уж сегодня после трудов и впрямь праведных у нее было полное на это основание. Так что они с бабушкой Меланьей очень славно поспали, храпя в два голоса и создавая какой-то удивительный хор. Старуха спала на своей кровати, а Катю отправила спать на печку. Там были постелены одеяла из овечьих шкур, они были хорошо выдублены, мягкие, и спалось на них лучше, чем на самом замечательнейшем из всех матрасов.

Спросонок Кате померещилось, что сначала по улице кто-то ходит, а потом и у двери кто-то скребется. Но она подала голос:

– Кто там?

И скрипение тут же затихло. Но вот шаги на улице Кате не померещились. Тихие такие шаги. Они раздавались за окном, пока в доме сладко спали две женщины – молодая и старая. Шаги на улице были едва слышные, и не разберешь, человек это крадется или дикий зверь.

Глава 5

Когда женщины проснулись, за окном было уже совсем темно.

– Заспались мы с тобой. Давно вечерять пора. Как там наши пельмеши?

Катя вышла в сени, куда выносила пельмени, и сразу вернулась назад. Вид у нее был изумленный.

– А их нет!

– Как?

– Сама не понимаю. Нет пельменей.

– Ни одного?

– Взгляните вы сами.

Старуха вышла в сени и тоже оглядела четыре огромные пустые доски, на которых еще несколько часов назад лежало больше тысячи хорошеньких круглых пельменчиков, а теперь не было ни шиша.

– Куда же они делись?

Старуха покосилась на Катю. Принюхалась. Нет, в воздухе ни вареными, ни жареными пельменями даже не пахло. И сырыми не пахло, вот что интересно.

Катя наклонилась к доскам и внимательно их изучила. Ей в глаза сразу же бросилось одно обстоятельство. И она сказала:

– Даже муки нет.

И действительно, доски стояли чистые и блестящие, только что не отполированные. На них не было ни следа мучки, а ведь женщины основательно припорошили доски мукой, чтобы пельмени не липли.

– Не понимаю. Кто-то украл наши пельмени, а заодно и доски вымыл?

Бабушка Меланья неожиданно выпрямилась.

– Я знаю, кто это сделал.

– Знаете?

– Знаю, чьи это проделки!

И наспех сунув ноги в растоптанные валенки, бабка сунула в рукав одну руку и вот так нараспашку поспешила через сугробы к дому своей подруги.

– Матрена! – кричала она на ходу. – Матрена, ну я тебе сейчас задам перцу! Держись у меня!

Сначала Катя подумала, что бабушка Меланья подозревает свою подругу в краже пельменей. Девушка даже поспешила следом, чтобы вмешаться в ссору старух. Несмотря на свой почтенный возраст, бабушка Меланья выглядела еще достаточно бодрой, чтобы намять бока своей более молодой, но куда как более щуплой подружке.

А старушка продолжала негодовать, оглашая окрестности зычным ором:

– Матрена, сколько раз я тебе говорила! Держи Нугзара от деревни подальше. Всех кур у меня прошлой зимой передушил. Это же все-таки дикий зверь, а не домашняя собака. И опять он накуролесил! А-а-а-х, ты батюшки!

Катя увидела, что, издав этот возглас, старуха замерла, словно наткнулась на невидимое препятствие. Она больше ничего не говорила, не шумела и вообще не двигалась. Когда Катя добралась через вновь заснеженную тропинку (что чисть снег, что не чисть) до бабушки, то она увидела на ее пути какую-то преграду. Что-то темное с четырьмя лапами, головой и хвостом лежало поперек дороги в снегу.

– Ах ты батюшки, – повторила старушка, но теперь в ее голосе не было слышно злости, а звучало что-то вроде растерянности. – Нугзарка, да как же это вышло с тобой такое?

Она опустилась на колени возле собаки и попыталась расшевелить ее. Но лапы собаки не двигались.

– Надо же, издох, – удивленно сказала старушка. – И давно, похоже. Застыл совсем.

Катя подошла поближе и поняла, что пес уже успел околеть.

– Это кто?

– Нугзарка наш. Лесник покойный его еще щенком в лесу подобрал, выкормил, к себе приучил, Нугзар совсем ручной стал. Только дикий зверь, он все равно дикий. Так и Нугзарка. Как подрос, в лес к своим сородичам убежал. Но каждую зиму назад возвращался. Людей совсем не боялся. Ручной волчок, что с него возьмешь.

– Ручной? Волк?

Только сейчас Катя разглядела, что перед ними лежит вовсе не собака, а волк. Самый настоящий волк. Серый зубастый хищник, каких раньше Катя видела только по телевизору да один раз в зоопарке. Но тамошний волк был совсем не страшным, а скорее дружелюбным, и совсем небольшим. А тут был матерый самец, крупный и на вид очень опасный. Из приоткрытой пасти высунулся красный язык, огромные белоснежные клыки были оскалены.

– Что же с ним случилось? – причитала старушка. – Ясно, что он к Матрене шел. Он всегда к ней зимой ходит.

Но почему-то по пути издох.

– Может, отраву съел? – предположила Катя. – Я читала, охотники на волков специально в мясо отраву кладут, чтобы поголовье хищников снизить, чтобы людям спокойно жилось. Может, и тут такое произошло?

Но бабушка Меланья в ответ только хмыкнула:

– Во всей округе лишь я да Матрена и живем. Это кто же у нас в администрации на отраву для волков тратиться станет, чтобы нам с Матреной от волков жилось спокойно? И кто травить поедет? Да и не жаловались мы с ней. Волки нас не трогают. Один Нугзарка к нам и приходил, да и то по старой памяти.

И что же случилось с лесным обитателем? Что стало причиной его смерти? Ни ран, ни других повреждений на теле у серого хищника видно не было. Крови тоже не было заметно. Однако молодое и сильное животное не могло просто взять и издохнуть. Для этого должна была быть какая-то причина.

Катя присмотрелась к снегу. Следы волчьих лап вели в обратном направлении. И пока бабушка Меланья оплакивала своего серого приятеля, Катя вернулась по следам назад в избу бабушки Меланьи. Волчьи следы вели на крыльцо дома бабушки, а потом и в сени. И внезапно Катю осенило.

– Вот кто сожрал наши пельмени! Нугзар это сделал! И доски языком тоже он вылизал! Ясно, почему они чистыми оказались!

С голодухи волк умудрился сожрать и сырое замороженное мясо, и тесто, и мукой не побрезговал. Видать, совсем живот у серого подвело, если он даже все доски после облизал.

В первый момент Катя ощутила тот же гнев, что и сама бабушка Меланья, когда поняла, чьих лап эти проделки. Но потом девушка задумалась. Выходит, Нугзар сожрал их пельмени и сразу после этого издох. Ни до леса или даже до дома своей второй приятельницы добраться не успел, свалился на середине пути и помер.

– Обожрался! – осенило Катю. – Несварение желудка у животного случилось. Ну еще бы! Столько пельменей сырыми умять. Да еще тесто!

Но когда Катя изложила эти соображения старухе, та подняла ее на смех.

– Волкам, если зимой посчастливится тушу павшего лося или кабана найти, они ее в один присест сожрут, с костями, рогами и копытами. И ничего им не сделается. Какое там несварение желудка! О чем ты! Волки и слов таких не знают. Что мягче камня, то их желудок отлично переварит. Ты лучше иди назад в дом, принеси оттуда рогожу какую. Надо нам Нугзара с дороги отволочь.

Но Катя все равно не могла успокоиться. Она четко видела взаимосвязь между пропажей их пельменей и смертью ручного прикормленного сердобольными бабками волка. Если Нугзар издох оттого, что сожрал их пельмени, то что бы это могло значить лично для них?

Вернувшись с рогожей назад к туше мертвого волка, Катя обнаружила исчезновение бабушки Меланьи.

– Новая история! Куда старушка-то теперь делась?

Впору было бы запаниковать. Вокруг стояла непроглядная темень. Лишь далеко в лесу вроде как мерцал какой-то крохотный огонек. Но то ли он Кате почудился, то ли что, а только вскоре и его не стало видно. Ни фонаря, ни светящейся рекламы, ничего! Одна лишь зимняя ночь, снег и пустота. Кто-то скажет, красота, но Катюша была горожанкой до мозга костей. Ее окружающие поля и леса пугали.

Так и чудилось, что сейчас оттуда выйдут приятели Нугзара и одними сожранными пельменями дело тут не ограничится. Девушкой Катя была во многих местах мягкой, и она справедливо опасалась, как бы хищники ее не погрызли. Если уж они даже бабкой Меланьей не побрезговали.

Но потом Катя взяла себя в руки и сообразила, что без боя энергичная старуха бы волкам не сдалась, значит, она просто куда-то ушла. Но и пойти в деревне особенно некуда. Следовательно, если бабушки нет на дорожке и домой она к себе тоже не возвращалась, значит, она пошла к своей подруге.

И Катюша тоже поспешила к дому бабушки Матрены. В дверях она столкнулась с самой хозяйкой, которая, накинув на плечи шубу, шла своими глазами убедиться в смерти любимца. Всю оставшуюся часть вечера и ночи бабки оплакивали волка. В их воспоминаниях он вновь становился несмышленым щенком, которого бабушки с их другом – старым, ныне уже тоже покойным лесником – нашли на опушке леса, когда отправились туда за первыми майскими грибами.

– Один Нугзарка был. Ни родителей, ни братьев. Волчица то ли его бросила, то ли он потерялся, то ли с самой что случилось, но он долго полз. Отощал совсем. Еле его выходили. Сгущенкой с водой разведенной отпаивали. Потом окреп, уже на каши перешел. Ничего, вырос, будь здоров, не хуже других. Думали, вроде собаки нам будет.

Только на цепи волк сидеть не желал. Каждую ночь выл так, что старухи не могли спать. Нугзар переселился жить к леснику, но и там недолго прожил. Начал тосковать, хиреть. Пришлось отпустить серого в лес, куда рвалась его дикая душа.

Катя устала слушать болтовню старух и задремала. Когда утром она открыла глаза, то старухи все еще продолжали обсуждать смерть волка. Они судили и рядили так и этак, что могло с ним приключиться, но Катя сегодня не была настроена тянуть время и щадить старух.

– Вашего Нугзарку отравили, – решительно сказала она и села на диванчике. – То мясо, которое мы положили в пельмени, было испорчено. В нем был яд! Вот и все дела. Вы говорили, что мясо привезла матушка Галина? Значит, она и подмешала к мясу яд. А зачем? Может быть, хотела отравить одну из вас? Или даже обеих?

Старушки смотрели на девушку с таким выражением, словно Катя сказала невесть какую глупость.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.