Когда мир изменился

Над дальним краем кромлеха, над острыми вершинами менгиров вновь поднялась чёрная тень, чернее окружающего мрака. Летела она, правда, с трудом – сквозь разрывы плаща-крыла виднелось небо и даже звёзды. Справа и слева из зарослей послышалось злобное шипение, сквозь сплетение шипастых ветвей глянули красные глаза – каттакины, неупокоенные зомби-звери, напоминающие огромных кошек, тощих, с торчащими рёбрами, лишёнными шерсти – всегдашние спутники драуга.

Но оставленный лезвием глефы огнистый след уже начал расширяться, неяркое багровое тление уходило вглубь, огонь не вырвался на свободу, вместо того, словно с удвоенной яростью от своего пленения, вгрызался и вгрызался в захолодевшую чуть не до твёрдости камня плоть неупокоенного.

Левая рука некроманта очертила в воздухе сложную руну, та вспыхнула, рассыпалась пеплом, и по зарослям, где хрипло рычали каттакины, словно ударил исполинский бич, разрубая ветви и отростки, углубляясь даже в землю; на пути незримого кнута оказалось сразу две твари, пасти распахнуты так, как никогда не раскроет ни одно живое существо, челюсти стоят вертикально, капает ядовитая слюна и невыносимое трупное зловоние наполняет воздух.

Две четвероногие бестии развалило пополам, торчат из груды чёрного мяса белёсые рёбра; остальные каттакины попятились, злобно шипя.

…Сразу полдюжины рук попытались ухватить некроманта. Пальцы враз удлинились, клацнули когти, но ухватили лишь воздух. Мумифицированная голова надула вдруг щёки, выдохнула облако гнилостно-жёлтого, словно какой-то пыли; красные глаза так и сверкали.

Фесс уклонялся, свистела глефа, однако тянущиеся к нему руки-лапы вдруг обрели прочность рыцарских доспехов. Поднявшаяся над курганом тень неровными и неустойчивыми рывками приближалась к нему, то проваливаясь почти до самой земли, то вновь взмывая; летела она плохо, но всё-таки летела.

Нет на земле отпорного круга, не вычерчены магические фигуры, и лишь верная, как смерть, глефа свистит и поёт, плетя затейливые узоры в лунном свете.

Взмах, взмах, ещё взмах – поперёк драуга легла ещё одна дымящаяся, тлеющая полоса. Потом третья.

Троица каттакинов наконец набралась смелости – а может, их погнал вперёд приказ хозяина. Первого Фесс встретил размахом глефы, второго остановил руной, третьего…

Третьего пришлось просто пнуть.

И тотчас ему обожгло лодыжку.

Драуг распластался по земле, разворачиваясь жуткой многоногой гусеницей, где ножками служили человеческие посиневшие пальцы. Засеменил, проскользнул под лезвием глефы, со скоростью разящей змеи выстрелил жутко удлинившейся рукой, когти полоснули по голени некроманта.

Остриё одного пробило даже поножи толстой воловьей кожи, угодив точно меж нашитыми на него пластинами гнутого железа.

По щиколотке и ступне мигом стал расползаться леденящий холод.

– А-аргх!

На запах крови разом кинулись все трое оставшихся каттакинов. Сверху, развернувшись подобно тёмному покрывалу, рухнула летучая тень.

Некромант встретил их стремительным размахом наговорного железа. Глефа рассекла крылатую тварь надвое, та лопнула с сухим хрустом, рухнула, корчась, в кустах; самый умный каттакин резко развернулся, бросившись на неё, заурчал, пожирая.

Драуг оказался рядом, руки пытались вцепиться, подмять, прижать к земле; детская голова вновь надувала щёки.

Раненая нога отказалась повиноваться. Холод добрался до колена, и оно подогнулось.

Зубы некрокота рванули плечо, заскрежетали по железной подложке; тварь хрипло взвизгнула, закрутилась от боли, широко распахивая враз обуглившуюся пасть.

Некромант выпустил глефу, пальцы рук сплелись в странном жесте, резкий взмах – перед ним вспыхнула голубым руна, рухнула на драуга, оплела, подобно сети; голубые нити впились в мёртвую плоть там, где верхний слой уже пробило лезвие клинка.

Руна далась тяжело – морщинки на нестаром лице резко углубились, пролегли, словно трещины на камне от внезапного удара.

Он застыл на одном колене, тяжело, с хрипом дыша. Прямо перед ним корчился драуг, дёргался, скрёб руками-лапами землю, обламывая когти, но вырваться не получалось – голубые нити опутали его, врезавшись очень глубоко, рассекли кое-где кости, нетронутой осталась только голова.

Третий, последний каттакин решил попытать счастья ещё раз – ринулся на обессилевшего врага со спины, но нарвался лишь на высталенное лезвие серебристого кинжала. Из раны на груди брызнула тёмная жижа, не кровь, а именно жижа с одуряющим запахом тления.

Эфес кинжала вывернулся из пальцев некроманта, но своё дело он сделал. Некрокот лишь пару раз шагнул и рухнул замертво, широко распахнув жуткую пасть.

Его умный сородич, успевший расправиться с подбитой тварью, глянул на Фесса мутно-жёлтым глазом, потом на спутанного драуга – да и затрусил себе в заросли, явно не собираясь вмешиваться.

Некромант с трудом поднялся и тотчас согнулся, не в силах отдышаться. Мертвяк перед ним шипел и дёргался, пытаясь освободиться, – и голубые линии руны мало-помалу угасали, истончаясь.

– Сейчас… – пальцы сомкнулись на древке глефы. – Bàs ȧgůs sgɍiớs!

Над полем менгиров пронёсся тяжкий вздох. Земля дрогнула, приподнялась и вновь осела – кое-где камни и вовсе провалились. Руна полыхнула голубым в последний раз и угасла; драуг дёрнулся, оттолкнулся, прыгнул прямо на некромага, однако ещё в воздухе начал распадаться, разваливаться, разламываться по изначально прочерченным глефой трём дымящимся тлеющим шрамам.

Мертвяк рухнул к ногам Фесса слабо дёргающейся полуобугленной массой. Голова широко распахнула пасть, затрепетал по-змеиному раздвоенный язык.

– Врёшь, не успеешь!

Глефа уже занесена, и сияющий лепесток её клинка с размаху сносит верхнюю половину головы, пройдя аккуратно через оба глаза.

Это был конец.

Некромант ещё немного постоял, глядя на замирающие, словно у раздавленного таракана, конвульсии; а потом с трудом зашагал вниз по склону холма.

Ногу, за которую успел цапнуть мертвяк, надлежало обработать, и немедленно. С вершины доносились сдавленные взмыки и рыдания, но руки Фесса уже доставали из сумки скляницы с эликсирами, стилус, быстро чертили небольшую звезду – даже звёздочку о девяти лучах; раненую ногу он поставил точно в середину.

Такие раны надо врачевать прежде всего – не поможешь себе вовремя, и больше уже никому никогда не поможешь.

Зашипела мутная смесь, поднимаясь чёрным паром над раной, закипела прямо над глубокими отметинами мертвецких когтей. Некромант побледнел, заскрежетал зубами; но инкантация у него тем не менее получилась чистая и чёткая:

– Slànachadh ri thighinn!

И вылил на рану ещё один пузырёк – на нём изображена была голова белого дракона.

Все лучи магической фигуры вспыхнули, подобно опутавшей драуга руне. Светящийся туман закружился вокруг ран, втягиваясь в них – и осыпаясь вниз безжизненным голубоватым песком.

Лоб некроманта покрылся пóтом, однако рваные сочащиеся сукровицей углубления, оставленные когтями мертвяка, закрывались, оставляя лишь белесые, слегка впалые шрамы.

Тяжело выдохнув, поднялся. Чуть прихрамывая, зашагал к белому камню на вершине и спутанной фигуре на нём.

– М-м! М-м-м-ы-ы!

– Всё хорошо. Всё уже позади. – Широкий и короткий нож рассекал кожаные ремни, опутавшие пленника. – Всё кончилось – ого!..

Плащ развернулся, хлынула с жертвенника волна иссиня-чёрных волос, словно ворон уронил россыпь маховых перьев с благородным стальным отливом.

На некроманта уставились полные ужаса большие глаза, блестящие от слёз. Трясущиеся губы, точёный подбородок, высокие скулы и чистый лоб.

– Святые Стефания и Стефан, дев младых покровители, – вздохнул Фесс. – Вставай, бедолага. На вот, глотни, – и он отстегнул флягу от пояса.

Зубы застучали о край горлышка. Глоток, другой – дева поперхнулась, закашлялась, но это уже был живой кашель.

– Всё. Уже всё, – осторожно повторял некромант, держа на виду безоружные руки. – Сможешь встать, досточтимая? И как тебя звать-величать?

– Г-где о-он? – выдавила девушка. Она сидела на камне, поджав босые ноги, и зябко дрожала – из всей одежды на ней было лишь нечто вроде длинного дерюжного мешка с дырками для головы и рук.

– Он? Не думай про него. Валяется там, у подножия, – Фесс махнул рукой. – Злобный мертвяк был, но…

– Да нет же, нет! – Обе тонкие кисти вцепились ему в запястье. – Этот… этот гад из Чёрной Розы!

– Гад из Чёрной Розы? Рыцарь Блайс? – удивился некромант.

– Да! Он! Только Блейз, не Блайс!.. Это ж он меня сюда притащил! И оставил – как приманку!..

– Как приманку?

– Ну да!.. и… и ещё… вот это… нарисовал… на мне…

Даже в лунном свете было видно, как заалели щёки.

– Нарисовал на тебе руны?

– Да! Нет… не знаю, руны или нет – нарисовал! А на шею повесил – вот!..

На грубом вервии болтался деревянный кружок, а на нём калёным железом выжжена уродливая человеческая голова, наполовину живая, наполовину – череп. Некромант протянул было руку – и отдёрнул.

– Сними. Быстро. Сюда клади, – он вытряхнул из кожаного мешочка какие-то скляницы, подставил, ловко поймал раскрытой горловиной падающий амулет и быстро замотал просмолённым шнуром.

– Всё, уходим отсюда. Я довезу тебя до Хеймхольма.

– Нет-нет-нет! – умоляюще залепетала спасённая, хватая некроманта за оба локтя. – Н-надо в Хеймхольм!.. Там… там…

– Там монастырь Святой Нинетты. Они помогают попавшим в беду девам. Как тебя звать, откуда ты?

Говоря всё это, некромант мягко, но решительно тащил девушку за собой к дороге, где оставалась повозка.

– Я издалека… – послышался всхлип. – Меня украли…

– Откуда украли? Погоди, не реви. Да не реви же, говорю тебе! Всё уже хорошо. Никто тебя не тронет. Глотни. Ещё. Ещё. Полегчало?

– Д-да-а… – Девица опустила фляжку, бледные щёки слегка порозовели. – Меня украли… из Эгеста…

Некромант Фесс застыл, словно неведомые чары враз заморозили ему ноги.

– Откуда-откуда? – переспросил он мёртвым голосом.

– Из Эгеста!.. Ну, святой город Аркин, может, слыхали о таком, г-господин ч-чародей?

– Слыхал, – без выражения подтвердил Фесс. – Ещё б не слыхать… скажи мне, дева – нет, погоди! Как всё-таки тебя зовут?

– Этиа. Этиа Аурикома, господин…

– Фесс. Просто Фесс. Красивое и необычное у тебя имя, Этиа Аурикома из Эгеста. А из какого именно места в Эгесте, не подскажешь?

– Вы там бывали, господин Фесс? – оживилась Этиа, двумя руками вцепляясь ему в локоть. – Знаете наши места?…

– Приходилось. Ну так откуда ты, досточтимая Этиа?

– Саттар, господин Фесс. Владения дюка Саттарского. Не бывали у нас, нет?

– Приходилось. А не слыхала ли ты, Этиа Аурикома, о такой деревеньке Кривой Ручей во владениях достойнейшего дюка?

Некромант говорил небрежно, озираясь по сторонам, и яснее ясного было, что упоминает он деревеньку эту исключительно из вежливости, сам ежесекундно ожидая нападения – или, может, высматривая следы злоковарного и недостойного рыцаря Блейза.

– Кривой Ручей, господин Фесс? Как не слыхать, слыхала. Ведьма там орудовала, да страшная такая!.. В Саттаре болтали, что усмирил её юный брат Джайлз, маг большой святости, да и сам погиб, бедняга – зато теперь, говорят, вот-вот прославлен будет в преподобных.

– Ты и о маге Джайлзе слышала? – Лоб некроманта блестел от пота.

– Конечно, господин. В Саттаре о нём всякий слышал. Отец Маврикий, настоятель из Кривого Ручья, сам-друг едва прискакал, вести принёс…

– А давно ли это было, досточтимая?

– Давно ли? – призадумалась красавица. – Да уж лет пять будет, сударь!..

– А слышала ли что об эльфах Нарна? Или о Вечном Лесе? – как бы невзначай поинтересовался некромант.

– Ой, господин хороший, что ж вы за ужасти-то такие говорите?! – округлила глаза Этиа. – То ж твари богомерзкие, от Господа истинного отступники! Не слышала ничего и слышать не хочу, и-и-и-и, вот, вот, уши зажимаю!

И она на самом деле зажала розовые нежные ушки ладонями.

– Хорошо, хорошо, дорогая. А где лежит этот твой… Эгест?

– Не знаю, господин маг, как есть не знаю! Украли меня злые люди, везли в мешке, зельем сонным поили! У вас спросить хотела – что это за место?

– Это, дорогая Этиа Аурикома, славное маркграфство Ас Таолус. К востоку от нас – Империя Вознесённого Духа Святого. К северу – другие маркграфста. К югу – просто графства, баронства и прочая мелочь, вплоть до Mare Nostrum, Межземельного моря.

По лицу Этии видно было, что она никогда в жизни не слыхала ни о каких маркграфствах, равно как и империях.

– Ой, далеко-о увезли меня, видать…

– Далеко, – с непроницаемым видом кивнул Фесс. – Но поведай мне, Этиа, что же приключилось с тобой? Когда ты пришла в себя?…

…Она пришла в себя на большом постоялом дворе. Вокруг было много людей, и много коней, и железа, и оружия, и выглядело это как военный лагерь, и очень многие носили эмблему чёрной розы в белом кругу на плащах или броне.

– Тар Андред, крепость ордена Чёрной Розы, – кивнул некромант. – А потом?

…А потом пришёл этот рыцарь Блейз, и она сперва обрадовалась, потому что он был добр с ней, и расспрашивал, как она здесь очутилась и как её похитили; и она всё рассказала, дура, дура, дура!.. Нельзя верить мужчинам, никому из них нельзя!.. Ах, простите, сударь маг, вам, конечно, можно. Вы же меня спасли…

Длинные ресницы затрепетали.

– И что же этот Блейз, недостойный рыцарского звания?

– Да ничего! – хлюпнула она носом. – Говорил, глядел… этак… по-особенному… я решила, что нравлюсь ему… а потом р-раз, и плащ на меня накинул, и давай ремнями вязать! Я завизжала, плакать стала… просить… даже… даже… предлагала ему… добром… ы-ы-ы-ы!..

– Спокойнее, спокойнее, Этиа, досточтимая. Что же было дальше?

– Дальше он меня привёз сюда… оставил на камне… и ушёл… и я поняла, что умру, что меня сожрут, сожрут мертвяки, у-у-у-у!..

– Никто уже тебя не сожрёт. Запахнись, ночь холодная.

При виде смирно застывших упряжных мертвяков Этиа, как и положено, взвизгнула, но быстро успокоилась и мигом взобралась на двуколку.

– Н-но-о!

Зашаркали ноги, неупокоенные влегли в постромки. Двуколка покатила, ловко огибая непросыхающие лужи.

Глава 2

– Голодна, Этиа? – Фесс перегнулся, достал затянутую чистой холстиной корзинку, но девушка только покачала головой.

– Господин Фесс, а господин Фесс? А как же мне домой вернуться? Одежду всю отобрали, да и денег у меня с собой не было… прямо ж из Саттара украли!..

– Давай до города доберёмся, там и решим. А ты запахнись, запахнись поплотнее. – Некромант смотрел только на дорогу. Этиа слегка нахмурила бровки – «господин Фесс» совершенно игнорировал её прелести. Недовольно фыркнула – но тихонечко – и повиновалась.

– Господин Фесс, а господин Фесс? А кто это на меня напал?

– Не надо б тебе этого знать, досточтимая.

– Ну господи-ин Фесс… ну пожалуйста… – и она умоляюще сложила губки бантиком.

– Если настаиваешь – то сперва, скорее всего, летавец. Потом тварь посерьёзнее, драуг.

– Но вы ж их всех убили? Да, господин Фесс?

– Да. – Он вздохнул. Свежезатянувшиеся раны на ноге уже давали о себе знать. Побочное действие заживляющих чар – назавтра это всё будет болеть так, словно туда насыпали пригоршню тлеющих углей.

Мертвяки шагали бодро, минуя заросшее лещиной поле менгиров – иначе называемое катакомбами Эшер Тафф, хотя сами катакомбы тянулись, само собой, под ним, в старых выработках: когда-то здесь добывали особо чистый песок для стекольных мануфактур и белый строительный камень. Заброшенная и расплывшаяся дорога вливалась затем в широкий тракт – однако на развилке наставлены были рогатки, а на колах насажено было трое изрядно протухших мертвяков. Мертвяки до сих пор слабо трепыхались – насаживали их явно рыцари Чёрной Розы, они надолго умели сохранять в распяленных и нанизанных на заговорённые колья зомби некое подобие жизни.

Фесс направил двуколку в объезд, а Этиа вновь тихонько взвизгнула да покрепче прижалась плечом к своему спасителю. Тот не отодвинулся, но и ничем не показал, что заметил.

Ночное небо над дорогой очищалось, свежий ветер дул с севера; звёздные россыпи разлеглись широко и привольно на чёрной бесконечности.

Некромант поднял голову.

– Вон, смотри, Этиа, созвездия. Гребёнка. Кифара. Косой Крест. Могила. Ты помнишь хоть одно из них? Видела в… Эгесте?

– Нет, господин Фесс, – замотала она головой. – Кто ж у нас созвездия-то знает! Я девушка простая, господин маг…

– Но ты жила при дворе у дюка, – заметил он.

– Ж-жила, – она отчего-то испугалась. – Н-но… я никогда… я и читать-то не умею, господин Фесс!

– Ничего страшного. Захочешь – научишься.

– Не-ет, зачем это мне, честной девушке? Кто ж меня грамотную замуж-то возьмёт?

Замолчали. Ночной тракт пустынен, один ветер гулял-прохаживался, словно подвыпивши студиозус, норовил сорвать с плеч плотные плащи. Этиа поёжилась, пониже натянула капюшон и ещё теснее прижалась к некроманту.

Тот опять не шевельнулся. И полу своего плаща не предложил.

– А что творилось в Империи Эбин? Ничего не слыхала?

– Империя Эбин, господин маг? Ой, не знаю, не знаю – мы больше сказки слушали. Про принцессу, которая из сераля сбежала, а эмир так был в неё влюблён, что столицу свою бросил, в простую одежду переоделся – и за ней, искать, потому что сердце его разры…

– Эмир – это хорошо. – Некромант смотрел только на дорогу, и голос у него был очень терпеливым. – Но, если не Империя Эбин… а как дела в святом городе, в Аркине?

Но, увы, девушка не знала никаких подробностей и об Аркине. На предложение рассказать что-нибудь самой с охотой затараторила о делах Саттара и окрестных деревенек. Замелькали Ясные Холмы, Берёзовые Пади, Светлые Рощи и тому подобные названия, что могли быть везде, где угодно, в любом мире.

…И говорила девушка на языке тех мест, где они сейчас были, отнюдь не на общем для западно-эвиальского Старого Света.

– А что Арвест? Слыхала что-нибудь?

– О! А! – аж подскочила Этиа. – Слыхала! Был там ужасный ужас, кошмарный кошмар – разгневались небеса на тамошних, за грехи ихние, небось, да и свели с туч чёрные вихри!

Так. Это она знает. Об этом она слышала.

– Да, было дело, – кивнул некромант. – Об этом даже до меня вести дошли.

– Вот! Вот! – обрадовалась девушка. И тотчас, без перехода, выпалила: – Господин маг – а вы мне домой поможете добраться, да? Ведь правда поможете? – И что было сил захлопала ресницами, и впрямь очень длинными, и пушистыми.

Некромант вздохнул:

– Я помогу тебе, досточтимая. Мы… найдём тебе караван, отправляющийся в твои места. Только…

– Что «только», господин маг?

– Только не слыхал я, чтобы караваны из Хеймхольма ходили бы в Аркин или в иные грады Эгеста, – сказал он осторожно.

Однако досточтимая Этиа Аурикома ничуть не смутилась.

– Так что это за Хеймхольм такой? Деревня деревней небось! От нас, из Саттара, тоже мало куда купцы ездили. Разве что в Арвест тот же. Ну, в Аркин ещё. А так больше на торг местный… Поспрошать надо как следует – что-нибудь да найдётся!

– Да, – вздохнул некромант. – Найдётся. Непременно.

Они вновь замолчали. Этиа ёрзала на скамье, поглубже зарываясь в плащ. Луна опускалась, на востоке всходили две её мелких сестры, ночь клонилась к упадку, скор был уже и рассвет.

– Господин Фесс, а рыцарь этот, Блейз…

– Он от нас не уйдёт. Коня его мертвяки сожрали, значит, у Тар Андреда мы его точно опередим. А ему надо вернуться, я законы Чёрной Розы знаю.

– Он ведь небось не одну меня так умыкнул, – вдруг тихо и очень серьёзно сказала Этиа. – Сколько он так охотился – «с живцом»?

– Немало, думаю, – отозвался некромант. – Он рыцарь Чёрной Розы и явился сюда охотиться за неупокоенными. Пришёл один, это кое-чего стоит. Хотя, когда я его встретил, сидел он на заднице в луже, а некий костец собирался его выковыривать из брони, словно варёного рака из панциря.

Девушка вскинулась с жаром:

– Вот бы и выковырял бы! – Чёрные волосы возмущённо взлетели.

– Не желай никому такого конца. – Некромант оставался спокоен, но в голосе добавилось льду. – Если кто-то виновен, его должно судить судом живых, никак не мёртвых.

– Так я и есть живая! – вскинулась Этиа.

– Живая, живая. А знаешь ли ты, что случается с теми, кого казнили позорной смертью? Кого четвертовали, или выпотрошили, или казнили прижиганием, гм, вирильных частей?

– Каких-каких частей? Простите, господин, я всего лишь простая деревенская девушка, и я…

– Не будем вдаваться в подробности. Так вот, казнённые таким образом обращаются в самых злобных, самых страшных мертвяков. Которых очень, очень трудно убить, почти невозможно. Стриксы или морои – слыхала, дева?

– Н-нет…

Тёплое плечико вновь прижалось к жёсткому мускулистому предплечью некроманта.

– Есть просто анимированные трупы, – негромко продолжал Фесс, глядя на залитую луной дорогу. – А есть те, кто помнит об утраченном, о потерянной душе. И нет такого ужаса, такого зла, который они б не сотворили, пытаясь вновь обрести потерянное. Так что не торопись судить, дамзель.

– Хорошо, – покорно согласилась она. – Но этот Блейз всё равно негодяй! Связал меня, бросил и ушёл!..

– Ушёл… – эхом откликнулся некромант. – Да, это интересно, досточтимая Этиа.

– «Интересно»?! Всего лишь «интересно», господин маг?! – Она аж задохнулась. – Он меня бросил!.. Рыцарь!.. Меня!..

Но чародей лишь молча глядел на серебрившуюся дорогу.

Этиа громко вздохнула, закатила глаза, поджала губки и тоже уставилась на мерно шаркавших зомби.

Могильники остались позади, по обе стороны дороги поднялся молодой лес; потом мелькнул огонёк, другой, и запряжка мертвяков вскоре упёрлась в пару внушительных рогаток, перегородивших тракт. Справа высился угрюмый сруб под тесовой крышей, окружённый частоколом. На пике торчало нечто круглое, очень напоминавшее отрубленную женскую голову с остатками когда-то явно длинных и красивых волос. Ощутимо несло тлением – чуть поодаль на косом столбе тележное колесо, с него свисает сразу четвёрка повешенных. Один из них – совершенно точно ребёнок.

Этиа Аурикома тихонько пискнула, попытавшись спрятаться у некроманта за спиной.

На заставе, как ни странно, в этот глухой час не спали, или, во всяком случае, спали не все. Стукнула дверь; лязгнуло железо; вспыхнули факелы.

– Кто таков? – крикнули с порога. Фигуры в тёмных доспехах наставили копья, поднялись заряжённые арбалеты.

– А ты приглядись, – проговорил некромант.

И слегка шевельнул вожжами.

Упряжные неупокоенные завозились в хомутах, затопали, заперхали.

Копейщики и стрелки попятились, однако вперёд шагнул высокий воин в чёрном плаще и воронёной броне – на груди серебром выложены контуры герба – вставший на дыбы титурус [3].

– Повежливее. – Голос у рыцаря был совсем ещё молодой. – Здесь стоит благородная стража маркграфа и я, Конрад вер Семманус, не допущу…

– Хорошо, благородный вер Семманус, – перебил некромант. – Что вам угодно, сэр рыцарь?

– Ваше имя, странник, имя вашей спутницы и подорожная.

– Подорожная? – спокойно осведомился Фесс.

– Скреплённая сигнатурой кастеляна службы его светлости маркграфа в одном из коронных замков, – как по писаному продолжал рыцарь. Рука его в боевой кольчужной печатке лежала на эфесе меча.

– Вы не узнали меня, сэр Конрад?

Пикинёры стояли мрачно и молча, наконечники копий смотрели прямо на запряжённых мертвяков. Солдаты не выказывали страха.

– Узнаю ли я вас, странник, или нет – значения не имеет. – Любой другой, наверное, произнёс бы это напыжившись и раздуваясь от важности, но вер Семманус не пытался скрыть отвращения, и поэтому не казался смешным. – Подорожную. И имя вашей спутницы.

– Вы отменно вежливы, сэр рыцарь. – Некромант поднялся. Этиа растерянно хлопала ресницами, глядя то на него, то на молодого вер Семмануса.

– Подорожную. И не думайте, что вид этих ходячих мертвяков, лишённых посмертного покоя вашим тёмным искусством, испугает меня или моих людей. Народ тёртый. Насмотрелись.

– Отрадно слышать, – сухо сказал Фесс, спускаясь с двуколки. Глефу он держал в опущенной левой руке.

Даром что «народ тёртый», копейщики вер Семмануса подались назад.

Рыцарь, однако, не пошевелился. И даже не подумал убрать руку с длинного меча-бастарда.

– Подорожую отдайте Артеуру.

Немолодой пикинёр, в видавших виды кирасе и бацинете, со значком сержанта [4] на левом оплечье – серебряная восьмиконечная звезда над гербом вер Семманусов – взял копьё к ноге, протянул руку в боевой перчатке грубой кожи.

– Подорожную, – повторил вслед за своим рыцарем.

Некромант поднял глаза. Поверх крыш караульни, поверх тёмных вершин леса в лунном свете над чащей плясали смутные крылатые тени, что-то навроде летучих мышей, но с неправдоподобно широкими крыльями.