Криасморский договор. Пляска на плахе

– Это ты еще рундскую огнивицу не пробовал. Та вообще мясо от костей отдирает, – усмехнулась наемница, но Джерт заметил, что глаза ее оставались серьезными. – Видала я эннийцев, так вот ты на них не похож. Рожа имперская, волосы – точно медь, да и ростом куда выше южан. Как звать?

– Джерт. Родители у меня из Канедана.

– Далеко же тебя занесло, Джерт-энниец. Зачем в Гивое?

– Работу ищу, – он вернул бутыль Артанне. – Хочу к тебе в «Сотню».

– Я не набираю людей.

– Узнаешь, что я умею – сама пригласишь, еще и жалования добавишь.

– Нет.

– Спорим на что угодно, что через пару дней передумаешь?

Их прервал Ринло – поманил к себе Сотницу. Вагранийка отошла к стойке, но Джерт смог расслышать обрывки разговора:

– Оставь Белингтора и сматывайся отсюда поскорее, – тихо сказал Колченогий. – Не надо вам сейчас с Танором пересекаться.

Артанна склонилась к самому его уху.

– Ты что-то знаешь?

– Поверь моему чутью. У Папаши в делах творится что-то неладное. Вслух об этом не говорят, но намеки витают. Хочу передать этих бойцов прямиком ему, чтобы сперва сам разобрался. Что до ущерба, то сочтемся. Танор слово держит.

– Точно справишься?

– Твой гацонец им спуску не даст. Видал я, как он однажды едва не придушил струной шулера, что вздумал смухлевать в карты. Да и Танор Белингтору симпатизирует – любит хорошую музыку.

– Хорошо, – кивнула Артанна. – Но если что…

– Сразу пошлю весточку, – успокоил ее Ринло и покосился на Джерта. – Кстати, ты бы присмотрелась к этому южанину. Слишком живо тобой интересовался. Неспроста.

– Ага.

Джерт улыбнулся одними уголками губ. Что бы ни сказал колченогий, это уже было не важно. Зато теперь стало ясно, почему его кабак простоял столько лет в целости: Ринло умел дружить с теми, от кого зависел.

Сотница вскинула руку и щелкнула пальцами, привлекая внимание своих бойцов:

– Парни, Ринло дальше справится без нас. Не будем мешать уборке. Черсо, останься и присмотри, чтобы наших незадачливых знакомых забрали к Танору в целости.

– Опять я? – протянул гацонец.

– Не начинай.

– Ладно, командир.

– Все, пойдем. – Артанна распахнула дверь и жестом поторопила наемников. Джерт вышел вслед за ними.

– Пока, Сотница, – сказал он, но вагранийка даже не обернулась. – Скоро увидимся.

Когда наемники отошли достаточно далеко, Джерт улыбнулся и сунул руку в карман. Серебряный браслет тускло заблестел, едва он раскрыл ладонь. Простая, но искусно сделанная вещь, украшенная полупрозрачным синим камнем. Единственная драгоценность вагранийки, которую Джерт исхитрился снять прямо с ее руки во время драки. Энниец аккуратно притронулся к камню с неровными краями. Пока что все складывалось относительно удачно. Совершенно не по плану, ибо его не проинформировали должным образом об окружении Сотницы, но вполне успешно.

Он достал из кармана кусок тряпицы и бережно завернул браслет. Вскоре Джерт вернет его хозяйке, и Артанна нар Толл будет круглой дурой, если откажется принять в свою «Сотню» такого вора.

Он поднял глаза, ощутив чей-то тяжелый взгляд на себе, и встретился глазами с беглым эннийским рабом. Беглец застыл, с ужасом разглядывая земляка, но в следующий миг спохватился и торопливо зашагал вслед за Сотницей. Джерт задумчиво глядел ему вслед. Такая оторопь не берет людей без причины. Чтобы так бояться, нужно раньше встречаться с этим страхом.

Беглец либо понял, либо догадывался, кто он. И это грозило развалить все дело.

2.3 Миссолен

Слово «Миссолен» можно было перевести с рикенаарского языка как «белый город». Таллоний Великий, давший начало династии Таллонидов, повелел начать историю империи с возведения новой столицы. Ирония судьбы заключалась в том, что сам Таллоний не дожил даже до окончания строительства первого дворца, и все заботы о городе легли на плечи потомков. По мнению Демоса, справились они неплохо: Миссолен казался самым величественным из всех городов империи, в каких ему доводилось бывать. Демосу нравилась идеально спроектированная застройка: прямые широкие улицы, уютные переулки и утопавшие в садах каменные дома, мимо которых было так приятно прогуливаться вечерами. Во всем чувствовался замысел, великий план, чего так недоставало древним городам. Обилие белого камня делало Миссолен светлым в любое время года. Здесь хотелось дышать, здесь хотелось жить.

«До тех пор, пока не выберешься в бедняцкие кварталы. Они везде одинаковы».

Колокольня Великого Святилища извергала невыносимый звон. Широкие улицы начали заполняться суетливыми людьми, кричавшими на всех имперских диалектах. Личная охрана Демоса, как всегда, хранила безмолвие. Ихраз – высокий смуглый энниец с ятаганом и парой кинжалов на поясе – держался на шаг позади герцога. Черные глаза мужчины внимательно следили за окружающими, но движения оставались плавными и спокойными. Лахель держалась по левую руку от Демоса. Лица обоих телохранителей скрывались за пестрыми шелковыми платками.

Вопреки возражениям матери, Демос предпочитал передвигаться по городу пешком. Ходьба бодрила, позволяла размять мышцы больной ноги и способствовала размышлениям. А подумать в это утро было над чем. К примеру, ему стало известно, что Грегор Волдхард из Хайлигланда прибыл в столицу для воздаяния последних почестей дяде и заседания на Совете. Молодой лорд Эллисдора приходился Демосу кузеном по отцу, однако визита, принятого между родственниками, так и не нанес.

«Умудрился вызвать скандал, не сказав ни слова. Что же случится, когда ты, дражайший кузен, откроешь рот?»

– Где остановится лорд Грегор? – обратился Демос к Ихразу. – Дворец любезно предложил ему и его свите покои, но он отказался.

– В резиденции Энриге Гацонского, господин.

– Ну, разумеется. Ведь Энриге обручил сына с сестрой Грегора. Говорят, леди Рейнхильда унаследовала красоту матери и нрав отца.

«То есть страшна, как небесная кара, и прямолинейна, словно освендийский дровосек. Интересно, Грегор сам навязался на гостеприимство, или же на этом настояли гацонцы?»

Солнечный свет заливал вымощенный светлым булыжником проспект, простиравшийся от огромного дворцового комплекса до Эклузума. Подъем начал даваться труднее. Здания, выглядывавшие из-за обочин и садов, становились выше и величественнее – здесь обосновались аристократы и богатые гильдии. Оторвав взгляд от замысловатого витража, Демос повернул голову в сторону Императорских садов: парк благоухал и манил тишиной.

Казначей вздрогнул, когда дорогу ему преградил согнувшийся в три погибели нищий.

– Ради милости Хранителя, подайте пару азу! – громко заладил босяк. – Я закажу свечу из черного воска и помолюсь за душу императора в часовне Гилленая, что внизу по реке.

Лахель хотела было смести попрошайку с дороги, но Ихраз сделал ей знак остановиться.

– Это мой человек. Дай ему одну дуппу.

Женщина, не отрывая глаз от нищего, достала из кошеля мелкую серебряную монету.

– Мастер Арчелла шлет привет, – обратился попрошайка к герцогу. – Скоро его люди нанесут вам визит! А пока – небольшие новости.

– Ну же?

Нищий обнажил в улыбке гнилые зубы.

– Передаю в точности, как мне сказали: того, что вы ищете, в указанном месте нет. Больше ничего говорить не велено.

– Благодарю, – кивнул казначей. – Ступай.

Попрошайка ловко поймал брошенную Лахель монету и, раскланиваясь, попятился к переулку. Демос посмотрел на Ихраза. Слуга пожал плечами.

«Значит, Изары, или сестры Таналь, как она ныне себя называет, нет в монастыре, куда она якобы сбежала. Но кто же тогда мог ее укрыть? Фрейлины допрошены – они ни о чем не знали. Слуги даже под пытками не сказали ничего нового. А друзей у императрицы при дворе не было, это доподлинно известно. И все же ей удалось исчезнуть. Кто-то настолько хорошо помог ей в этом, что даже я вынужден ходить вслепую. Но, раз ее нет в монастыре, почему тогда даже церковники уверены, что она в данный момент находится в обители? Ведь сестра Таналь, возможно, и не существует вовсе. Не исключено, что Изара уже давно кормит рыб в каком-нибудь из притоков Ули».

Демос медленно побрел к воротам дворца. Слуги молчали.

2.4 Вольный город Гивой

Несколько ночей Рианос не мог сомкнуть глаз – все думал о случайной встрече в кабаке с Джертом и не мог отделаться от ощущения, что где-то уже его видел.

Вряд ли они пересекались в Гивое: из эннийцев здесь встречались разве что купцы да их сопровождающие, а этот Джерт не был похож ни на того, ни на другого. На корабле, что увез Рианоса из Сифареса, медноволосого наемника тоже не было. Значит, воспоминания тянулись еще с Сифареса.

Рианос чуял неладное. Дурное предчувствие свербело, сосало под ложечкой, выкручивало желудок. Интуиция редко подводила беглеца, привыкшего полагаться на ощущения, ибо каждый миг своего существования он ждал возмездия за совершенную дерзость. Хозяева щедро платили охотникам на рабов за возвращение собственности, и ради награды последние были готовы отправиться хоть в пекло к самой Проклятой. Джерт-энниец как раз походил на охотника за рабами: внешность имперская – лишнего внимания в этих землях не привлекает, но выучка воина. И явно при деньгах, что не вязалось с его рвением попасть в «Сотню». В войске Артанны нар Толл жалование было скромным, зато и работа спокойная.

Лекарь решил покамест не делиться подозрениями с командиром: Артанна и без того привлекла к войску слишком много внимания властей. Да и спугнуть охотника, если этот Джерт все же был охотником, тоже не хотелось: надолго заляжет на дно или вовсе пришлет вместо себя кого-то более скрытного. Кроме того, было бы неловко оговорить честного человека, не имея доказательств. И потому Рианос решил самолично их добыть.

Он заметил Джерта, выходя из лавки травника. Энниец шел по оживленной улице в сторону рыночной площади. Темнело и холодало, но хотя бы не лило. Перехватив корзину с покупками, лекарь накинул на голову капюшон и двинулся следом. К вечерней кормежке он все равно не успевал, а ужин в «Порочном монахе» мог стать хорошим поводом понаблюдать за эннийцем подольше.

Рианос не был лазутчиком, но годы бегства научили его прятаться и сливаться с толпой. Джерт-энниец, наоборот, не скрывался: бодро шагал, расправив плечи, улыбался каждой девице, подал медяк какой-то нищенке и даже задержался у лавки цветочницы, прихватив симпатичный букет, который тут же подарил грудастой шлюхе, что призывно глядела из окна борделя. Словом, вел себя так, будто прибыл в этот город прохлаждаться.

Или же развлекался в ожидании чего-то. Но чего?

– Эй, куда прешь?

Рианос в последний момент шарахнулся от едва не затоптавшей его лошади и чиркнул корзиной о стену. Какая-то бабка в цветастом платке что-то прошипела ему вслед по-гацонски.

Держаться на расстоянии и одновременно не терять цель из виду оказалось нелегкой задачей. Рианосу приходилось двигаться против потока людей – большинство горожан спешили по домам, лавочники сворачивали товары, а носильщики то и дело задевали лекаря, рискуя опрокинуть корзину. Но пока ему везло: этот Джерт был приметным малым и явно никуда не спешил. Дойдя до рыночной площади, энниец свернул на прилегавшую улицу и направился к портовому кварталу через литейные. Лекарь поспешил за ним, пока тот не скрылся в запутанных переулках. Райончик был тот еще, и что могло понадобиться в тех местах Джерту на ночь глядя, Рианос не представлял.

Им завладел азарт погони: впервые в жизни он сам почувствовал себя не преследуемым, но охотником. Сердце громко стучало, кровь прилила к ногам, и Рианос пружинил на них, готовый сорваться, точно гончая. Он и сам не представлял, откуда это в нем взялось, но сейчас он понимал лазутчиков, о которых рассказывали воины Артанны – людей, что были готовы на любые опасности, чтобы добыть ценные сведения.

Он скользил вдоль стен, прячась за бочками и кучами хлама, увязал в размокшей грязи, то и дело поправлял капюшон, но видел главное – спину человека, который мог разрушить его жизнь. Рианос поймал себя на мысли, которая ему не понравилась: если этот Джерт и правда окажется охотником, Рианос сделает все, чтобы он вернулся к хозяину без добычи.

На крыше каркнула ворона. Рианос обернулся на шум и понял, что совсем стемнело. Фонарей здесь не зажигали – дорого. Пришлось двигаться, щуря глаза. Он уставился в темноту переулка и не увидел эннийца. Должно быть, тот свернул за угол. Лекарь припомнил, что где-то здесь был подпольный притон для любителей паштары и хмыкнул: выходит, этот Джерт решил развлечься по полной с запрещенными порошками.

Корзина мешала. Он поставил ее возле стены, запомнив место, и двинулся налегке дальше. Едва он приблизился к повороту, как из-за угла выскользнула тень – он не понял, как – и затащила его в темноту узкого проулка, с усилием швырнула в стену. Рианос закашлялся.

– Зачем ты следишь за мной?

– Хочу понять, кто ты.

– Я уже представился твоей хозяйке.

– Артанна мне не хозяйка. Она мой командир.

Рианос дернулся, но хватка эннийца была крепкой.

– Не рыпайся, – он повернул изуродованную щеку лекаря к свету. – Судя по клейму, до бегства принадлежал ты семье Уфхаг. Сочувствую – скверные хозяева. Особенно дедуля – окончательно сошедший с ума в поисках бессмертия старый хрыч.

– Ты много знаешь о моих бывших хозяевах.

– Я много знаю обо всех.

Рианос вгляделся в лицо нового знакомого. Имперец, чистокровный, причем откуда-то севернее Бельтеры. Канедан или Освендис. Черты лица правильные, но оброс щетиной. Усталые глаза в сетке морщин, на вид лет тридцать-тридцать пять.

Он попытался представить его моложе на десяток лет.

И вспомнил.

– Так ты… Ты… Неужели из них? Я тебя видел, ты пришел тогда с ними… О, боже милостивый…

Оторопь. Он ненавидел это чувство. Страх, который сковывает члены так, что ни двинуться, ни моргнуть. Липкая жижа, что тянется по хребту и запускает ледяные пальцы под ребра.

Внутренний голос – тот, что годами уводил его от опасности, тот, благодаря которому он выжил, этот голос кричал, визжал, умолял бежать. Но Рианос не мог. Он смотрел в печальные глаза Джерта-эннийца – уставшие глаза, потухшие. Смотрел и не мог заставить себя даже закричать.

– Хорошая память, – спокойно признал Джерт. – А я все гадал, вспомнишь ты меня или нет.

* * *

Когда длинное лезвие кинжала легко прошло сквозь ткань туники и вонзилось в грудь Рианоса, тот лишь слабо охнул. Не успел закричать, позвать на помощь, даже моргнуть. Удар получился чистым и пришелся точно в сердце. В горле Рианоса что-то булькнуло, и лекарь медленно осел. В глазах застыло недоумение.

– Побег раба карается смертью, и каждому гражданину Эннии надлежит исполнить наказание, ибо таков приказ Магистрата, – свистящим шепотом произнес Джерт. – Но будь это единственной причиной, я бы тебя отпустил и поклялся хранить твою тайну. Беда в том, что ты знаешь больше, чем следует.

Он вернул кинжал в ножны, бережно подхватил лекаря под мышки и оттащил в темный проем между домами – настолько узкий, что двое не разойдутся. Здесь было темно и не очень людно – найдут только утром.

Теперь оставалось лишь несколько последних штрихов. Джерт снова взялся за кинжал.

3 глава

3.1 Миссолен

«Зачем производить столько шума ради одного мертвеца?»

Траурная процессия продвигалась катастрофически медленно. Демос то и дело бросал взгляд под ноги, аккуратно переступая через множество белых цветов. Родовое знамя императорской династии несли двое из почетного караула. Демос помнил их лица, не обезображенные полетом высокой мысли. Дежурство в спокойном дворце, будь оно трижды почетным, увы, никак не способствовало раскрытию батальных талантов.

«Зато служит великолепной почвой для пьянства и ведения разгульной жизни».

За караульными следовала процессия церковников, облаченных в расшитые серебром белые одежды. Песнопения наставников и монахов прославляли Хранителя, его последнего сына Гилленая и божественную любовь, обещая вечную жизнь усопшим праведникам.

Гроб с телом императора поместили на богато украшенную черной тканью повозку, запряженную восьмеркой вороных. Утопая в пахучих цветах, не перебивавших, впрочем, характерного аромата состава для бальзамирования, Маргий являл своим видом безмятежность и спокойствие. Демос завидовал ему не меньше, чем сбежавшей императрице, не присутствовавшей на церемонии вовсе.

Глаза слезились от начищенных доспехов братьев-протекторов из Ордена. Воинствующие монахи – конные и пешие, вооруженные копьями, мечами, щитами, алебардами и шестоперами, – несли церковные знамена и гулко вторили молитвам. Демос задержал взгляд на одном из братьев-протекторов – тот неспешно проследовал мимо казначея, глядя строго перед собой.

«Даже не поздороваешься? Где твои манеры, Ренар? Или с тех пор, как ты стал рыцарем Ордена, забыл о нашем родстве? Все еще обижаешься на семью, братец?»

Демос и Грегор Волдхард, будучи ближайшими родственниками покойного, первыми шли по разные стороны от повозки. Лицо Грегора по большей части выражало сосредоточенность, но кроме этого – ничего. Герцогу Хайлигланда, впрочем, было еще хуже, чем Демосу: начищенный парадный доспех весил гораздо больше тонкой туники и легких штанов бельтерианца.

«Сияющие латы, благообразная физиономия – следствие долгого пребывания в Ордене, полагаю? Едва появившись в столице, ты показываешь себя воином. Намек на угрозу или в Хайлигланде принято носить доспехи даже в мирное время?»

Позади Демоса следовал канцлер Ирвинг Аллантайн. Шествие нелегко давалось старику, но герцог Освендийский держался стойко. Его тучный сын Брайс являл собой воплощенную учтивость и то и дело предлагал помощь. Устав от любезностей, дряхлый канцлер шикнул на наследника, и тот понуро занял место в толпе.

«Интересно, у Ирвинга еще не слиплась задница от сладких поцелуев сыночка-подхалима?»

В нескольких шагах от Грегора, упиваясь производимым впечатлением, шли правители Гацоны. Король Энриге был на высоте: напомаженная бородка, золотой венец, украшенный сияющими драгоценными камнями, парчовый шлейф – Демосу подумалось, что гацонцы перепутали похороны со свадьбой. Принцесса Виттория мало уступала отцу по уровню производимого впечатления: то же великолепие в одеждах, та же гордо вздернутая головка. Демос отметил яркую красоту женщины, над подчеркиванием достоинств которой, должно быть, потрудилась добрая дюжина служанок.

«Кажется, Гацона намеревается заключить выгодный брак с кем-нибудь из восточной части материка. Иначе зачем Энриге притащил с собой Витторию? Не ради прощания с Маргием, в самом-то деле».

Здесь же были и остальные члены Малого совета, за которыми следовала длинная вереница мелких дворян, представителей соседних государств, церковников, зажиточных горожан и знатных гостей столицы. Где-то позади осталась мать Демоса леди Эльтиния, пожелавшая переговорить во время шествия с послами из Эннии. Чуть поодаль Демос увидел златовласые головы союзников из Латандаля. Десять мужчин и женщин, одетых по самобытной островной моде, двигались с безупречной грацией. Однако носительницы Метки Гинтаре леди Ириталь среди них не было.

«Удивительно, что леди посол не прибыла в столицу. Почему?»

Пристальнее всего Демос наблюдал за представителями королевы Агалы из Таргоса. Послы крутились возле эннийцев, что-то горячо обсуждали с южанами и то и дело кивали в сторону канцлера.

Рундкар и Ваг Ран своих послов, разумеется, не прислали.

«Представляю, как удивился бы Аллантайн, увидев здесь делегацию бряцающих топорами варваров или надменных седовласых вагранийцев. Зато присутствие такой экзотики здорово бы скрасило этот отчаянно скучный день».

Чем ближе они продвигались к площади перед Великим Святилищем, тем уже становился проход: на улицы высыпали тысячи людей. Горожане кричали, молились, пели гимны. Демос оторвался от созерцания перекошенных в религиозном экстазе лиц, чтобы обратиться к Ирвингу. Аллантайн как раз дышал ему в затылок, а вездесущего сына канцлера, к счастью, рядом не оказалось.

– Как я и предполагал, императрицы нет в монастыре, – обернувшись, сказал казначей.

– Вы лишь подтвердили догадки, – вокруг стоял такой шум, что Демосу приходилось читать слова Аллантайна по губам. – Что будете делать дальше?

– Как долго вы сможете удерживать случившееся в тайне от таргосийцев?

– Достаточно долго. Но слухи распространятся быстро, если они почуют неладное. Продолжайте поиски.

– У меня есть одна мысль.

– Лишь одна, лорд Демос? – усмехнулся канцлер. – На вас это не похоже.

Горелый лорд пропустил сарказм мимо ушей.

– Вы прекрасно знаете, как строго охраняется дворец.

– И вас интересует, кто мог прошмыгнуть мимо наших караульных?

– Именно, – кивнул Демос. – Мне на ум приходит только гильдия мастера Арчеллы…

– Но Арчелла давно работает на вас. Вы хотите знать, кто еще располагает настолько умелыми людьми?

– Можно подумать об эннийцах из «Рех Герифас», но эта гильдия никогда не работает с чужестранцами, – продолжил казначей. – Только с эннийцами.

Аллантайн прищурился.

– Изучите оба варианта, но я бы рекомендовал обдумать и третий.

– Внимаю, – прошептал Деватон.

– Вас не смущает, что служители церкви нам лгут?

«Давно перестал удивляться».

– Я уже задавался этим вопросом, и логики не увидел, – ответил Демос. – Возможно, столичные наставники еще сами не в курсе, что Изары нет там, где она должна быть. Разве что…

– Вот и проверьте, – коротко приказал Аллантайн и, завидев приближающегося сына, поспешил отступить на пару шагов назад.

Демос задумчиво посмотрел на гроб.

«Проще заставить козла родить, чем выбить хоть что-то из церковников, если те не собираются говорить. Даже если один из слуг Хранителя – мой брат».

* * *

Огромная площадь перед храмом была забита людьми. Белокаменный собор, украшенный множеством высоких тонких башенок, изящными скульптурами и стрельчатыми окнами с великолепными витражами, внушал благоговение и заставлял задуматься о ничтожном месте маленького человека в огромном мире. Прекраснейший храм, однако, был лишь незначительной частью Эклузума – владений Великого наставника Ладария. Здесь короновали, венчали и отправляли в последний путь всех правителей империи. Демос вздохнул с облегчением.

«Все почти закончилось».

Дворяне и важные гости стояли позади наставников в строгом иерархическом порядке, толпе же досталось все остальное место на площади. Ритуал прощания уже начался, но горожане все прибывали, надеясь успеть посмотреть на императорский костер.

Великий наставник Ладарий, в облачении которого было больше серебра, чем ткани, возносил длинные молитвы. Гроб с покойным императором разместили на высоком деревянном помосте, обложенном хворостом. Окончив песнопения, Ладарий посмотрел на Демоса, кивком приглашая родственников проститься с Маргием. Казначей обратился к Грегору:

– Кажется, нам придется идти вместе.

– Сочту за честь, – хайлигландец улыбнулся и помог кузену подняться на помост.

Увидев герцогов вместе, толпа возликовала. Полетели цветы, люди кричали и молились, воспевали хвалу империи и покойному.

«Надо отдать ему должное, этот молодой Волдхард очень эффектно появился в столице».

Демос не без усилия принял из рук Великого наставника новый факел. Стоявшие внизу монахи ожидали сигнала, чтобы поджечь деревянную конструкцию с разных сторон.

Две руки – обожженная и затянутая в кожаную перчатку – взялись за длинное древко факела. Пламя коснулось соломы и хвороста, в которых утопал гроб Маргия. Небольшие языки пламени лизали сухое дерево, разгораясь все сильнее. Глядя на огонь, Демос почувствовал нарастающее внутри напряжение.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу!»

– Пора уходить, – сухо сказал он.

Кузены аккуратно спустились. Ладарий подал монахам знак поджигать костер снизу. Через несколько мгновений огонь занялся настолько сильно, что поглотил гроб целиком. Толпа гудела и выкрикивала прощальные слова. Церковники вновь затянули песни. Шум заглушил даже треск поленьев и гул огня.

Грегор легко тронул кузена за плечо:

– Я благодарен вам за оказанную честь, лорд Демос. И рад знакомству.

– Взаимно, – кивнул казначей. – Лишь сожалею, что оно не состоялось несколько дней назад во дворце.

Волдхард обезоруживающе улыбнулся:

– Мне тоже жаль, – ответил он. – Но я не смог отказать самому Энриге Гацонскому. Моя сестра, сами понимаете… Если ваше приглашение еще в силе, при удобном случае я с удовольствием нанесу визит вашему Дому.

«При удобном случае… Дерзишь, братец. Ну что же, сам виноват. Хранитель мне свидетель, я хотел, как лучше».

– Разумеется. – Демос немигающим взглядом смотрел на разбушевавшееся пламя. Волдхард оторвал взгляд от костра и с тревогой посмотрел на кузена.