Утопающий

Послышалось многозначительное молчание, и Ал понял, что эта информация что-то значит.

– Да, – с нескрываемым довольством протянул Даммер. – Я знаю, что Гуру здесь, и что скоро вернется в Штаты. Но даже так многое потеряет.

Ал замер. Он уже успел подумать, что Гуру – тот человек, который заходил к нему, раз ему подчинялись и Бэн, и Бронна с Джейн, судя по их разговорам и действиям, но боялся, что ошибся. С одной стороны, мысль о том, что к нему заходил друг его отца, глава какой-то преступной группировки, чтобы предупредить бабушку об опасности, прельщала. Но, с другой стороны, не мог глава преступной группировки сорваться с места ради одного Ала, они даже не знакомы. Значит, и он, и отец оказались замешаны в чем-то более крупном.

– А тебе откуда знать, что он потеряет? – голос Бронны, в противовес Даммеру, при гневе стал тише, но в значимости не проиграл. – Гор же послал тебя заниматься другими вещами. Вот и занимайся. Только один вопрос: почему вы добываете ресурсы, как ты сказал, в японском захолустье? Или вы дотягиваете только до бабулек с рынка, а до политиков из Токио, якудзы или кого там вы хотели, нет?

– Мы занимались своими делами, пока вы не прибежали, – возразил Даммер. – За кого испугались-то? За бабулек с рынка?

У Ала все похолодело внутри, и он забыл дышать тихо. Они просто шутят или говорят о ком-то конкретном? Ему вдруг захотелось принять позицию этого Даммера. Тогда бы все означало, что охотится он не за Алом и его бабушкой, как говорил здоровяк Бэн, а за какими-нибудь важными политиками.

– За твое зрение, – холодно возразила Джейн. – Ты, видимо, карту Японии не рассмотрел. Аэропорт Токио немного южнее этой деревушки. А чтобы выследить нас и добраться до сюда, нужно время. Только вот прибыли мы сюда почти одновременно.

Даммер коротко засмеялся. Смех был высоким, холодным и неприятным и явно выражал сомнение.

– Ну и какого числа вы приехали? – спокойно уточнила Бронна, не оценив веселье противника.

– Двадцать четвертого февраля, – снисходительно ответил Даммер. – Постойте, а может, вы год перепутали? Сейчас девяносто шестой.

– Да, – протянула Бронна. – Теперь многое проясняется.

Ал понял, что Бронна и Джейн ошиблись. Они были уверенны, что Даммер и его люди изначально приехали в Хигашиюри, но тот утверждал, что это случилось лишь после того, как здесь заметили людей Гуру. И, судя по недовольному и настороженному голосу Бронны и самовлюбленному со стороны Даммера, нетрудно было догадаться, кто из них оказался не прав. Только вот тот мог запросто соврать. Но почему голос Бронны тогда зазвучал так напряженно? Вряд ли она настолько уж верила Даммеру на слово.

– Но мы же для этого собрались, – продолжила Бронна более равнодушно. – Так вот, Макс, если вам нужны японские ресурсы, вперед. Езжай в Токио, мы мешать не будем. А вот…

Ал только сообразил, что Даммер – это лишь фамилия, но развить мысль не успел. Прямо перед ним раздался оглушительный звук, отчего Ал слишком громко вздохнул. Он словно забыл, что перед его окном стоит человек, у которого только что завибрировал телефон.

«Так глупо спалиться».

И правда – звук услышали снизу.

– Бронна, – послышался голос Джейн. – Иди проверь.

– Нет, – протянула Бронна.

– Бро? – тише спросила Джейн.

– Это ловушка, – пояснила Бронна. – Они хотят нас разделить. Пойдем… вместе.

Ал услышал щелчки в его комнате.

«Пистолеты. У них есть пистолеты».

«Конечно, у них есть пистолеты, идиот».

Ему вдруг стало страшно, словно стрелять идут в него. Ал вдруг понял – он услышал щелчки, но не услышал возражений со стороны Даммера. Неужели он не против, чтобы его людей спалили? Мысли побежали одна за другой.

«Если это правда ловушка, и Бронна и Джейн сейчас подстрелят?».

«Но, если они готовы к этому, просто так не сдадутся».

«Будут стрелять».

«В того, кто стоит передо мной».

«Туда, где сижу я».

Ал дернул рукой, он уже был готов выпрыгнуть в окно на улицу, тогда у него хотя бы появиться шанс скрыться в деревьях. Однако женский голос в коридоре затормозил его на долю секунды.

– Иди за мной.

Громоподобный взрыв. Ал никогда бы не подумал, что выстрелы вблизи звучат настолько громко, раньше он слышал их только в состоянии шока, отчего весь окружающий мир словно затихал. Он дернулся всем телом, распахнув ставни сразу с обеих сторон, и инстинктивно начал отклоняться назад. Что-то брызгами и какими-то ошметками летело на блестящий в темноте клеенчатый пол. Глаза автоматически распахнулись так, что грозили выкатиться из-под век, отчего тут же пересохли. Женское ругательство. Оказалось, человек, стоявший перед окном Ала был женщиной. Был. Одна из вошедших – Джейн или Бронна застрелила ее, как только поднялась на этаж. Он не знал, что со вторым человеком, поджидающем в комнате, но к той, что упала, поспешила одна из женских фигур. И увидела Ала. А затем тоже упала под звук, схожий с раскатом грома, и крик, вырвавшийся из ее рта. Тот, чей голос Ал обозначил Джейн.

Ал почувствовал брызги чего-то теплого на лице, видел искаженное ужасом лицо, предсмертную маску, которая была ему знакома, и падал сам. Он выкатился на балкон, на ходу теряя калоши. Не чувствуя своего тела, приподнялся на ноги, схватив обувь, тут же осел, почувствовав под собой что-то твердое – перила балкона. Ала они не остановили. Он продолжил забираться на низенький деревянный заборчик, пока не почувствовал, что снова падает. А потом испытал дежавю.

Тепло куртки, которое он чувствовал, скатываясь на спине по изогнутой крыше было теплом кровати. Его укрывали одеялом. И звуки, которые он сейчас слышал со всех сторон, были не выстрелами, а стуком в дверь. И убили перед ним маму, а не незнакомую женщину. Это ее кровь у него на лице. Но Ал не был способен ее стереть. Он все еще чувствовал, что падал. только теперь совсем не ощущал опоры. С мягким шлепком, отдавшимся болью по всему позвоночнику и груди, он приземлился на что-то влажное, а потом увидел очертание двух человек прямо над собой. Нет, это были не люди – его ноги. Ал успел стянуть с себя очки и почувствовал каждый камушек под головой, каждый ошметок грязи, прилипающий к волосам, пока он, кувыркнувшись назад, не скатился в лес.

«Надо остановиться».

Он не с первого раза перекатился на бок, чувствуя себя так, словно сломал себе все ребра. Затем поднялся на ноги, они были ватными. Однако Ал заставил себя побежать. Ноги со временем окрепли, а легкие словно не нуждались в воздухе. Он не замерзал, не врезался в деревья. Казалось, он перестал существовать, просто несся вперед.

Все прекратилось, когда Ал почувствовал что-то острое под ногами. Мальчик натянул на нос очки, бросил калоши, которые все еще сжимал в руках, и только тут увидел, что его остановило. Камни. Он добежал до реки. Пришел он не отсюда, но, если идти вдоль водоема, он выйдет к жилым домам. Ал вновь ощущал боль: в ребрах, в спине, в голове и левой ноге. Он ощущал холод и усталость. Мальчик прислушался к себе – не вернуться ли в голову мысли. Нет, все было пусто.

«Это хорошо».

Только глаза он так и не смог сомкнуть – они остались широко распахнутыми. Ал влез в колоши, ногам в промокших шерстяных носках теплее не стало, и обернулся. Хлопки, словно от взрывающихся петард или фейерверков прозвучали короткой трелью, потом раздалось еще два, потом тишина. Ал вздрогнул, когда с темных огромных силуэтов деревьев взвилось несколько кричащих воронов.

Он пошел домой. Как добрался не помнил, помнил только отголосок мыслей, что хочется остановиться – он дико устал. Ал не вошел в дом, добрался сразу до ванной. Набирал холодную воду, так как теплой в такой час не было, сначала в ковшик, плотно прижимая его к крану, чтобы не было шума, а потом уже в тазик. Потом долго возил бабушкину куртку в воде по дну тазика, добавил кусок хозяйственного мыла, лежавший на подоконнике, и не стал вытаскивать. Затем вышел на улицу, стянул с ног носки и начал стирать их в медном шумящем умывальнике. Он не был уверен, что не разбудил бабушку, но единственное, что она бы увидела, когда вышла на улицу, как он трет и трет лицо полотенцем, не прекращая ни на секунду чувствовать на коже что-то теплое и липкое.

Ал переоделся в пижаму, кинув штаны и свитер в комнату, где стояли фотографии мамы и дедушки, а на полке рядом с ними – иконы. Он охватил взглядом угол и в мыслях у него возникло сухое, но трепетное «спасибо», а из губ вырвалось:

– Все так и должно было быть.

Пленка, расстеленная на полу второго этажа заранее, поплыла перед глазами, а в ушах зазвучали слова мужчины в белой куртке: «Может, это ловушка», человека в зеленой: «Вы говорили, Джейн не слишком надежна» и ответ, что она все равно пойдет. Вот кто был настоящим изгоем. Человек, на которого всем было достаточно все равно, чтобы отправить в ловушку, или на которого достаточно злились, чтобы просто убрать.

Ал вдруг то ли икнул, то ли всхлипнул. Он захотел заплакать, разреветься, но изо рта вырывались только резкие выдохи, как у Юдрузу, когда он садился на лавку во время физкультуры. Зато после них заснуть получилось быстро.

Глава 5

Не обманешь

Утром Ал испугался лишь бабушки. Он проснулся с больной головой и горлом, но физическое состояние его в кое-то веки не волновало. Он боялся, что ему будет плохо морально, а ведь раньше даже не задумывался, чем это может быть на самом деле. Но все было относительно нормально. Боли не было, страха тоже. Была лишь странная отрешенность, но Ал всегда где-то летал, только обычно в мыслях, а сейчас их не было. Мальчик даже не заметил, как к нему подошла бабушка, поэтому звук собственного имени оглушил его, как вчерашние хлопки выстрелов, похожие на фейерверк.

– Саш!

Он испугался еще больше, подумав, что она начнет спрашивать, почему ее садовая куртка грязная, почему она нашла запачканную одежду в соседней комнате.

Но она лишь сказала:

– Завтракать.

И ушла.

Неужели она все еще злиться за то, что он пришел грязным вчера днем? Сейчас это казалось таким глупым. Двух человек убили, а она… ничего не знает. И никогда не узнает. Только спросит, почему он не ест.

Ал чувствовал вину, проходя по своей улице и боясь услышать шорох шин о гравий. За то, что не поражен настолько, насколько должен был, что не испытывает жалости к убитым вчера. Да, он их не знал. Да, он уже видел смерть – его мать зарезали у него на глазах. Но разве он не должен чувствовать хоть что-то, снова повстречав ее? Может, он какой-то неправильный?

Ал оглядывал прилавки на рынке вдали, детскую площадку и магазин, не понимая, почему отец снова не отвечает на его звонки. Только его. С бабушкой он разговаривал, но мальчик был слишком обижен и поражен таким отношением к нему, чтобы выхватывать трубку у нее.

Отвлек его Юдзуру, склонившийся над партой Лизы и что-то объясняющий ему. Ал почувствовал, как брови под редкой челкой, которая не нравилась бабушке, сползли к переносице. Он не понял, что ему в этой картине не понравилось, когда Юдзуру заметил его и тут же ретировался от Лизы.

– Пойдем ко мне на ночевку?

Ал не сразу понял смысл этой фразы. Хоть выучил ее из какой-то манги про школьную любовь, которую так и не дочитал, не найдя там советов, как общаться с девочками, сейчас эта фраза звучала слишком странно и незнакомо, как и та манга.

– Сегодня?

– Да, – Юдзуру выглядел бодро. – Папа привез кассету с «Утиными историями», как у тебя. Хочешь выберем серии, которые ты не смотрел? Папа сегодня снова уезжает, поэтому мама разрешила нам разместиться в гостиной с кассетником.

Ал заставил себя вспомнить, что смотрел все серии «Утиных историй». Но мысль пойти в гости к другу, которому редко давали такую возможность, показалась слишком заманчивой. В первую секунду. Разве он должен идти веселиться после того, что произошло ночью? Это казалось неправильным. Но ведь он должен продолжать жить дальше. Не его же убили, в конце концов. Да и Юдзуру тут не при чем. Ему уж точно не должно быть дела до ночных похождений Ала, фейерверка, которого никто так и не увидел. Он живет той жизнью, где неправильным будет, если друг откажется от такой редкой возможности провести вечер как все их сверстники.

Осталось отпроситься у бабушки. Ее мир тоже был таким, где неправильным была лишь грубость внука и испорченная одежда. Надо соответствовать их японской мечте.

– Много в школе задали? – это было первое, что бабушка сказала после: «Привет, почему ты не съел обед?».

– Нет, – ответил Ал.

– Я просто думала, что ты сможешь мне помочь на рынке, если не занят…

– Смогу, там не много делать, – тут же согласился Ал, проходя за ней на кухню.

Неплохое начало. Главное, чтобы эта помощь не заняла весь вечер, и бабушка клюнула на лесть.

– Вам в школе же рассказывают про экономику, законы? Не возюкай ложкой, тебе для желудка полезно, – бросила она, глядя на то, с каким видом Ал посмотрел в тарелку, садясь за стол. Аппетит не совсем вернулся, но желудок требовал пищи. Бабушка продолжила, будто ее и не прерывали: – Да и вы, молодежь, вечно о правах своих заявляете, забывая об обязанностях.

Ал сдержался, чтобы не возразить, и сунул в рот ложку бульона, кивнув.

– В общем, ко мне тут приходили. Юристы или кто они там, – махнула рукой бабушка. – Хотели прилавок мой купить.

– Юрист занимается другим, – поправил Ал и удивился. – А зачем им твой прилавок?

– Думаешь, я в этом разбираюсь? – снисходительно спросила бабушка. – Молодыми продавцами хотят заменить. Да кто ж тут из молодых торговаться-то будет? Все же в город хотят. Снесут прилавки, да построят торговый центр какой-нибудь. Только вот хозяина рынка я знаю в лицо, а этих в первый раз вижу. Папа твой сказал, чтобы я у тебя помощи попросила, он по телефону не понял ничего.

– Удивительно, – пробормотал Ал.

– Что? – переспросила бабушка.

– Я схожу с тобой сегодня, – добавил он громче.

Вряд ли в их глуши когда-то появится торговый центр, у мэрии просто нет на него денег, а значит, вряд ли те, кто приходил к бабушке, окажутся такой уж проблемой. Зато на рынке Ал сможет уговорить ее отпустить его к Юдзуру.

У нее был большой огород, в котором росло все, кроме картофеля. Зато был маленький участок с рисом чуть подальше школы, где учился Ал. Бабушка жила одна, поэтому выращенных овощей хватало с лихвой, так что их можно было продавать. С приездом Ала, стало на один рот больше, овощей – меньше, денег, получаемых с них – тоже. Зато появился помощник. Ал, которому каждый день покупали сладости лишь до смерти мамы, чей отец не имел постоянной работы, чтобы идти по карьерному росту и повышать заработок, который жил у дяди в период кризиса в стране, не разделял ее оптимизм. Но все равно помогал.

Ему не нравилось таскать ящики и банки, не нравилось, когда к нему подходили незнакомые тети и бабушки, говоря странным тоном и со странным акцентом о том, какие красивые у него глазки. Но сам рынок он любил. Он был почти как в раннем детстве, куда его водила мама (дядя с тетей не пускали ни его, ни кузину туда, так как там можно было наткнуться на уличных бандитов). В Сакраменто можно было встретить разве что прилавки с сувенирами. Еще он любил рисовать что-то, пока бабушка расхваливает свои помидоры, даже уроки за ее прилавком делать было приятнее. Он любил кошку, приходящую к нему, когда бабушка разрешала забегать в соседнюю мясную лаку, чтобы забрать для остатки вырезок и накормить зверушку. Любил, когда ему представлялась возможность самому обслужить клиентов.

– Помочь вам с чем-нибудь? – спросил он, стараясь быть вежливым, когда кто-то потянулся к консервированным яблокам рядом с ним.

У бабушки едва ли не единственной продавались овощи и фрукты в стеклянных банках и варенье, которое никогда не хотело открываться.

– Нет, спасибо, – проскрипел мужчина перед ним и убрал руку в перчатке. Ал успел разглядеть, что ткань, где должен был быть мизинец, странно болталась.

Мужчина обратился к бабушке, и та, разглядев его, нахмурилась.

– Здравствуйте, – сухо поздоровалась она и слегка наклонила голову. – Но я сказала…

– Госпожа Корито, – мужчина в знак примирения слегка поклонился. – Я понял вашу позицию – вы не собираетесь продавать ваше рабочее место более *** продавцам. Я лишь пришел убедиться в том, что вы продолжаете работать, как положено.

Ал поднял брови. Конечно, Хигашиюри не место для примерных вежливых риелторов, все такие давно уехали в город, но это было грубо для любого работника.

– Как положено? – переспросила бабушка спокойнее, не реагируя на провокации.

Мужчина прокашлялся и с любезностью, которая Алу не понравилась, произнес:

– Мне нужно посмотреть ваши документы, закрепляющие вас за этим местом, – он постучал пальцем по прилавку. – Если бы вы принесли их…

– Они с собой.

– О, – слегка удивился мужчина, и Ал, хоть и не до конца понимал, что происходит, почувствовал гордость за бабушку. Он видел, как она брала с собой какие-то бумаги, но она не сказала, зачем они. Видимо для риелторов. – Тогда давайте на них посмотрим.

– На это есть причина помимо того, что вы не доверяете моей ***?

Ал понял, что она говорит о своей компетентности. Слов, которые он не знал, становилось все меньше, но что-то все равно приходилось вылавливать из контекста.

Риелтор издал снисходительный смешок.

– Дело не в доверии, Корито-сан. Видите ли, времена сейчас такие, что мирным работягам бывает нелегко обосноваться и жить спокойно.

Ал посмотрел на бабушку и с удовольствием отметил, что она тоже посмотрела на него. Во фразе этого мужчины можно было услышать контекст. И если бабушка посмотрела на него, значит посчитала достаточно взрослым, чтобы Ал его понял.

Мальчик думал, что она еще как-то круто ответит, но бабушка полезла в свою сумку за документами.

– А ваши документы? – выпалил Ал и тут же стушевался, когда оказался под взглядами трех взрослых. Трех, напарника этого риелтора он до сих пор не замечал.

Ал было думал добавить «сэр», потом вспомнил, что в Японии так не говорят. Но отец столько раз советовал ему всегда спрашивать документы у полиции, если к нему будут вопросы и отца рядом не будет. Должно же это было когда-то пригодиться.

Напарник того, что говорил с бабушкой, что-то зашептал первому на ухо, и риелтор снова заговорил.

– Это ваш внук? – уточнил он без особого интереса.

– Да, – коротко ответила бабушка, и Ал кивнул.

В отличие от риелтора, который с ними разговаривал, его напарник внимательно разглядывал Ала. Он был чуть выше, в шапке, которую носят бандиты в фильмах, половину лица закрывал шарф. Но мальчика смутили его глаза – пусть они и были черными, даже слишком, но все же не были…

– Это разве официальный документ? – спросил первый риелтор, когда бабушка передала ему бумаги.

– Мне дали его, когда я получила место за этим прилавком, – твердо ответила бабушка. – Семнадцать лет назад.

Риелтор хмыкнул, положив документы на прилавок. Ал заметил, что печатного текста там было довольно мало, а сам лист, пусть и наверняка обновился за семнадцать лет, был довольно старым.

– Обновлен шесть лет назад, – хмыкнув, заметил мужчина. – Все же я настою на получении свежего, чтобы к вам не было никаких вопросов. Можем помочь вам сходить в мэрию.

– Спасибо, – сухо отозвалась бабушка. – Но я в состоянии справиться сама.

Мужчина улыбнулся и согласно кивнул. Ала едва не затошнило от этого жеманного вида.

– Удачи вам, Корито-сан, – бросил тот напоследок.

Он развернулся, чтобы уйти. Его напарник, зачем-то еще раз глянув на Ала, сделал то же самое.

– Козлы, – бросил Ал, когда те отошли довольно далеко, и удивился, когда получил ответ.

– Городские жмоты, – со вздохом ответила бабушка. – Ходят по рынку, отгребая лавки у стариков. Хотят все ***.

– Что сделать?

Бабушка нахмурилась, но Ал понял, что не на него.

– К рукам прибрать.

И она выругалась на русском. Ал вылупился на нее, но вовремя отвел взгляд.

– У тебя нет нового разрешения на эту лавку? – уточнил он.

– Сашуль, да какое там разрешение? – снисходительно спросила бабушка, собирая овощи в ящики. – В деревне раньше все на словах обговаривалось, а сейчас… Похоже, нас скоро выселят отсюда.

– Не выселят, – тупо возразил Ал, а под взглядом бабушки серьезно добавил: – Тогда получи это разрешение. Ты здесь уже давно, тебя должны понять.

– Они и поймут, а послушают городских.

– Тогда сделаем тебе новый прилавок и поставим на входе на рынок.

Бабушка засмеялась.

– Обязательно.

Ал понял, что она шутит. А он-то нет.

– Ты хотя бы попытайся.

Ал всегда гордился бойким темпераментом бабушки. Это отличало ее от всех японцев. Наверняка на нее оказал влияние тот период и страна, в которой она жила долгое время. Работала, трудилась и опережала план. Но сейчас она не выглядела, как человек, который будет бороться за свой труд.

– Не говори мне того, чего не сделал бы сам, – спокойно ответила бабушка.

Ал нахмурился и подумал, что она его недооценивает. Он готов побороться за себя. Но сейчас эта решительность отразилась лишь в вопросе:

– Можно пойти к Юдзу на ночевку?

Бабушка смотрела на него несколько секунд, пока открывала калитку, а затем произнесла:

– Можно.

Затем последовали долгие обсуждения того, когда он будет делать уроки, звонки родителям Юдзуру, наставления вести себя хорошо и не смотреть допоздна телевизор. Голова была забита этими проблемами, и они казались самыми важными вещами на свете, пока у дома Юдзуру, когда Ал уже прощался с бабушкой, ему в голову резко пришла мысль:

«А если к ней снова заглянет тот гость, пока его не будет?».

Глупо. Кольты едва проскользнули в разговоре про этих Гуру и Гора. Алу почти удалось убедить себя, что никто бабушку не тронет.

Алу было неловко налегать на еду дома у Юдзуру. Но даже несмотря на то, что мама друга постаралась, а Ал за весь день съел пару ложек супа и два немытых помидора на рынке, домашняя еда в этом доме казалась не вкусной. По крайней мере явно не такой, какая получалась у отца и бабушки. После ужина мальчиков отправили доделывать уроки, и Ал снова почувствовал себя некомфортно. Он делал домашнее задание с каждым годом все менее тщательно, и, если не мог что-то решить, просто оставлял это. Юдзуру пробивался до конца, несмотря ни на что. Из-за этого делал уроки намного дольше, так что Ал заскучал и начал рисовать что-то на полях.

Из-за всей этой идеальности семьи Юдзуру и его самого, Ал чувствовал себя оборванцем. Семья Юки определенно была представителем и американской, и японской мечты. Если бы еще относились друг к другу с большей теплотой.

Ал явно был не тем, кого ставили другу в пример, в то время как имя самого Юдзуру из уст бабушки звучало чаще, чем собственного внука. Не говоря уж про их семью – бабушка с внуком – это одно, но бабушка с внуком, которого скинул на нее вечно занятый отец – другое. Когда Ал сказал об этом бабушке по пути к дому Юдзуру, куда по она вызвалась его проводить из-за того, что уже стемнело, она ответила, что его не пустили бы в дом, если бы к нему относились плохо. Ал попытался убедить в этом и себя.

Почувствовать себя расслабленно у него получилось лишь когда они с Юдзуру развалились на странной кровати в гостиной, чтобы посмотреть мультики. Обычно здесь, на деревянной конструкции, похожей одновременно на огромный диван и кровать, на которой был постелен толстый мягкий матрас, спали родители друга. Но сейчас его отца не было, он временами работал где-то в городе в ночную смену, поэтому госпожа Юки разрешила мальчикам спать в гостиной, а сама отправилась на кровать Юдзуру в их с младшей сестрой комнату. Перед уходом она поставила кассету с мультиком в проигрыватель.

– Мультик на полтора часа подойдет? – спросила мама Юдзуру. – Я пойду спать, кассета сама выключится.

Алу показалось, что он ослышался. Он был рад посмотреть мультик как можно дольше, но даже у него уже слипались глаза. Не говоря уже про то, что семья Юдзуру обычно ложилась на полчаса раньше, чем уже было на часах, не давая детям засиживаться допоздна.

– А нам не много? – шепнул Ал другу, чтобы тот ответил, не ослышался ли он. – Я уже засыпаю.

Юдзуру ответить не успел. Его мама вдруг резко обернулась на мальчиков и сделала шаг в их сторону. Ее темный силуэт загородил телевизор. Без очков Ал почти не видел ее лица.

– Что ты шушукаешься? – голос ее стал резким и громким. – Дома с отцом так же шушукаешься, да?

Она развернулась и вернулась к телевизору, продолжив настраивать проигрыватель. Ал не смог ответить или посмотреть на Юдзуру, который молчал. Шок смешался с обидой и желанием побежать домой. Вместо этого он натянул одеяло до носа, продолжая пялится в одну точку. Убедится в словах бабушки не вышло.