Тёмный принц

Рубин с облегчением выдохнула. Ордерион не принимал в этом участия, и сама она не знала, что радует ее больше: бегство из Белого замка или то, что Ордерион действительно не имел ничего общего с подобными увеселениями.

– Не они первые устраивают такие мероприятия, – как о чем-то обыденном сообщила Ди, – не они последние. Ты просто оказалась не в то время не в том месте. Слушай, – задумалась Ди, – а почему ты убежала во второй раз?

– У меня начались проблемы, – ответила Хейди. – С близостью. Прикосновения мужа стали меня пугать. Умом я понимала, что Галлахер никогда не сделает того, что делали Луар и Мира со служанкой в черной комнате. Но одно дело понимать, а другое… – Хейди снова вжала голову в плечи.

– Ты перестала получать удовольствие с мужем? – напрямую спросила Ди, из-за чего Хейди покраснела и поджала губы.

– Я перестала пускать его в свою постель, – все-таки ответила принцесса. – То один предлог придумывала, то другой. Он видел, что как только дело двигалось к нашим… – Хейди подбирала слово. – Супружеским утехам, я тут же терялась и находила причину улизнуть. Он был терпелив, – закивала Хейди. – Очень. Но однажды его терпению пришел конец. Он сказал, что, если я не найду в себе сил пройти через это вместе с ним, у нас и дети никогда не появятся. А детей мы оба хотели… – засмущалась Хейди. – И я сильно сглупила. Раз меня пугало быть подвешенной на цепях, значит…

– Ну ты даешь! – ошарашенно произнесла Ди.

Рубин округлила глаза, но промолчала.

– Я сказала Галлахеру, что хочу, чтобы он меня подвесил, – будто оправдывалась Хейди. – Только мы вдвоем и никаких плеток.

– И он согласился? – не поверила своим ушам Рубин.

– Не сразу, – ответила Хейди. – Но я встала в позу: либо так, либо больше он в постель со мной не ляжет.

– А ты смелая, – с уважением закивала Ди.

– В общем, Галлахер согласился на цепи. Мы повесили их в одной из подвальных комнат. Он надел мне на руки меховые манжеты, чтобы кандалы не впивались в кожу. Ну и мы… – Хейди прижала ладони в алеющим щекам.

– Вы это сделали! – Ди хохотнула.

– Да, сделали, – упавшим голосом ответила Хейди. – А наутро я собралась и рванула из замка прочь.

– Эх, – тяжело вздохнула Ди. – Зря ты мужа вынудила, – покачала головой она.

– Я уехала не потому, что мне не понравилось, – тихо добавила Хейди.

Ди вскинула брови, а Рубин не сразу уловила суть.

– Это не понравилось ему? – уточнила более смелая Ди.

Хейди молчала, а Рубин и Ди переглянулись.

– Мы всегда стараемся думать о себе хорошо, – продолжила Хейди. – Что мы лучше кого-то. Что мы не такие, как те, кто нас пугает или вызывает отвращение. Но когда мы обнаруживаем, что в каких-то вещах ничем не отличаемся от тех, с кем себя сравнивали… – Хейди склонила голову, глядя на костер. – Те цепи будто открыли во мне потайную дверь, ключа от которой у Галлахера раньше не было. То же самое произошло и с ним. Мы не озвучивали это вслух, но каждый из нас понял, что мы далеко не такие, как о себе думали.

– Так чего ты убежала? – не поняла Ди. – Если вам все понравилось, так и играли бы друг с другом дальше! Вы же женаты!

– Ты так легко об этом говоришь! – скривилась Хейди и вскинула голову. – А я испугалась того, что испытала. Того, что он испытал. Сначала цепи, а потом что? Плети? А два года спустя мы будем наряжаться в цвет комнат и устраивать оргии?

– Я поняла ход твоих мыслей, – согласилась Ди. – Галлахер тебя нашел? Вправил мозги?

– Нашел, – насупилась Хейди. – Нагнал меня спустя пару часов. И вернул.

– Вот так просто? – Ди лукаво заулыбалась. – Нагнал и вернул?

– Есть вещи, которые нечисти необязательно знать! – гневно выпалила Хейди и покраснела пуще прежнего.

– Милая моя, – Ди снисходительно улыбнулась, – каждый в жизни получает удовольствие по-своему. Если это никому не вредит, если все по взаимному согласию, то это ваше с мужем дело. Точно так же, как и Луара с его Мирой, которые устраивают игры в замке. Другой вопрос, что они принуждали к этому других. Калечили их. Не только физически, но и морально, как едва не покалечили тебя. Двери должны быть заперты, понимаешь? А Луар с Мирой, похоже, получают удовольствие от того, что их могут увидеть. Возможно, они кого-то даже насилуют или склоняют к этому. Не знаю. Но если это так – то рано или поздно праздник жизни для них закончится: обязательно найдется кто-то, кто нарушит веселье и, возможно, найдет способ отомстить.

Все замолчали. Смотрели на костер, грели руки и думали о своем.

– У нас с Галлахером все наладилось, – нарушила тишину Хейди. – Мы были счастливы вместе. Потом я узнала, что беременна. Он так радовался… – Хейди прижала ладонь к глазам, а Рубин снова погладила ее по спине. – А затем пришли вести о смерти Атана и пропаже Ордериона. Галлахер не стал оставлять меня в замке одну, опасаясь, что мне опять что-нибудь нехорошее взбредет в голову, я накручу себя и захочу его оставить.

– Да мы уже поняли, что вы с ним – пара года, – хмыкнула Ди.

Рубин осуждающе посмотрела на нечисть и прищурилась.

– Молчу, – тут же вскинула руки Ди. – Извини, Хейди. Продолжай.

– Да я и так уже все исподнее показала! – взвилась она. – Что еще ты желаешь узнать?

– Напомню, что мы ищем того, кто пытался тебя убить! – Ди встала. – И скажи ей спасибо, что сидишь здесь живая и здоровая.

– Спасибо, – упавшим голосом произнесла Хейди и посмотрела на Рубин. – За все. Прости меня. Я не хотела… чтобы это случилось с тобой. – Она взяла ее за почерневшую руку и накрыла другой рукой.

– Хейди, я ни в чем тебя не виню, – заверила ее Рубин. – Но на мосту в твоих словах было столько обиды на Галлахера, будто ты винишь его во всех своих бедах. Это меня и насторожило. А сейчас ты рассказываешь историю о вашем пути, и я боюсь представить, что испытал твой муж, когда ему донесли весть о твоей гибели.

Хейди вся подобралась и отпустила руку Рубин.

– Я обижена на него за вранье, будто никто меня не травил. За то, что подверг меня опасности, взяв с собой в этот замок. За то, что сразу не увез, как только произошло несчастье! Когда я хотела, чтобы он услышал мой голос, Галлахер был глух! И вот теперь все пожинают плоды этого упрямства!

– Твой муж просто слишком сильно любит тебя, принцесса, – ответила Ди, – и боится потерять. Он так же несвободен, как и ты. А отправлять тебя в Северный замок одну сразу после покушения – опасно! Муж охранял тебя. И не он тебя отравил. Да и идея прыгнуть с моста явно не ему принадлежала.

Хейди насупилась и отвернулась.

– Когда я только попала в замок, – решила сменить тему Рубин, – Мира улучила момент и подкараулила меня в коридоре. Стала убеждать уехать из замка вместе с делегатами, потому что Луар может захотеть меня к чему-нибудь принудить, и Ордерион не сможет меня защитить.

– Она сказала такое? – поморщилась Хейди. – Не в интересах Инайи было спроваживать тебя из замка! Да еще и таким пугать!

– Сначала я подумала, что она искренне желает мне добра, – пояснила Рубин. – Она сказала, что всегда любила только Ордериона, а Луар ее принудил.

– Да что ты! – воскликнула Хейди. – Интриганка она – вот кто! Галлахер и Атан подозревали, что Мира использовала юни, чтобы женить на себе короля.

– Юни? – удивилась Рубин.

– Да! Те, которые вызывают влюбленность! Но Ордерион был уверен, что это не так. Луар ведь повелитель силы. На нем юни так просто не используешь! Но все равно, какой королю был прок жениться на Мире? – спросила Хейди. – Он не из тех, кто выберет супругу по большой любви. Мира дурно на него влияет. Галлахер утверждает, что резкие перепады настроения у отца начались давно, но с появлением Миры они так сильно участились, что с ним стало практически невозможно разговаривать. Ты же сама слышала, что он несет. Разве его можно назвать здоровым человеком?

– Как интересно все складывается, – широко заулыбалась Ди. – А не ваша ли королева Мира все это творит?

Глава 3

Ордерион

До наступления темноты тел они так и не обнаружили. Ночевать пришлось в лесу у дороги. Никто из воинов в деревню не поехал: все они остались с принцами. Разбили лагерь, разбрелись по периметру и назначили время для дежурств.

Ордерион и Галлахер устроились у огня. Они грели руки и молча смотрели на пламя.

– Как можно убить отца? – внезапно спросил Галлахер, не поворачивая головы. – В прямом бою мне не выиграть. Не успею даже клинок достать. Как это сделать? Отравить его, как он отравил Хейди?

Ордерион не стал озвучивать, что яд – вполне подходящее орудие для убийства.

– Я сомневаюсь, что отец причастен к отравлению Хейди, – вместо этого сказал он. – Какой смысл ему избавляться от нее сейчас, когда он тысячу раз мог сделать это раньше?

– Тогда кто ее отравил? – Галлахер повернулся лицом к брату.

– Тот, кому выгодно поссорить тебя с отцом. Или даже нас обоих, – уточнил Ордерион.

– И в чем выгода?

– Кому-то известно, что я встану на твою сторону, если дело дойдет до кровопролития. У отца есть преданные воины. Он король, в конце концов. А еще он гонец смерти, и ты ему не противник. А вот я… Проблема в том, что отец в любой момент может призвать гонцов смерти по мою голову.

– Только если ты нападешь на него первым.

– Не только, – покачал головой Ордерион. – У отца есть еще одна цепь, с помощью которой он держит меня на привязи.

– Какая? – Галлахер не скрывал недоумения.

– Эта, – Ордерион показал брату каменную кисть. – Мне сохранили жизнь после выброса маны, но отец обязался неустанно за мной следить. Если заметит, что я выхожу из себя или представляю опасность, он должен призвать гонцов смерти, и они исполнят давно вынесенный приговор.

– И ты с этим живешь? С этой удавкой на шее? Зависим от того, какая мысль придет в его больную голову? – сокрушался Галлахер.

– Так же живешь и ты. – Ордерион повернулся к нему лицом. – Зависим. С удавкой на шее. Просто мы, его дети, научились этого не замечать. Делаем вид, что нас ничто не касается, и все угрозы отца так и останутся пустыми словами, брошенными на ветер в порыве гнева.

– Но попытайся мы его убить… – Брат скривился. – Погибнем оба.

– Верно, – согласился Ордерион.

– И кто останется, если нам с тобой перед финалом все же удастся затащить его на тот свет?

Ордерион тяжело вздохнул.

– Мира и ее ребенок.

Галлахер утвердительно кивнул.

– А кто останется, если отец выживет? – тут же спросил он.

– Он, Мира и ее ребенок, – снова ответил Ордерион.

– Предлагаю убить отца и его жену. – Галлахер сжал кулаки.

– Мира беременна, а ее ребенок ни в чем не виноват. Да и у нас с тобой нет доказательств, что Мира отравила Хейди.

– Это потому что мы с королевой по душам не говорили. – Галлахер размял запястья. – Уверен, как только жареным запахнет, эта потаскуха щебетать начнет, как ласточка перед дождем.

– Ты правда хочешь… – Ордерион не договорил.

– Да, – кивнул Галлахер. – Сколько можно смотреть и ничего не делать? Хейди, Рубин, делегаты… А народ вокруг? О нем кто-нибудь вспомнил? А Инайя? – Галлахер поднял камень с земли и отбросил в сторону. – Отец упорно ведет нас к войне с Туремом. Что было бы, если бы Дарроу согласился на сделку? Зальтия и Ошони тоже хотят есть. Голод все равно заставит людей взять в руки оружие. В это смутное время надо научиться жертвовать и делиться. Вместе выживать, а не убивать делегатов и держать принцессу из чужого королевства в плену.

– Ты находился в зале, когда резали туремцев… – припомнил Ордерион.

– Да, и молча пялился в стену, слушая их вопли под аккорды резвых музыкантов. Единственное, чему отец блестяще нас научил – не вмешиваться в его дела. Мы – атрибуты. Статуи в храме волхвов. С нас стирают пыль и иногда поклоняются, если вспомнят, как звать. А главным остается вечно молодой король. Он как Дуон. Его знают все, и всеми он правит.

– Выходит, для себя ты все уже решил. – Ордерион сжал пальцами переносицу.

– А ты нет? – удивился Галлахер.

– Сидя в лесу легко говорить о том, как мы замахнемся на отца и его жену. Я знаю, что ты убивал. В бою, сражаясь за свою жизнь. Но здесь другое. Мы не сможем явиться в замок и сделать это. Нам понадобится войско, люди, которые пойдут за нами на убой. И эти люди должны точно знать, за что умрут. Пока я вижу разгневанного мужа, который зол на весь мир. Ненависть утихнет, и что останется?

– Желание изменить судьбу Инайи, – ответил Галлахер.

– Ценой своей жизни и жизней других?

– А по-другому никак! – прошипел брат.

– Если ты все решил, я тебя поддержу, – Ордерион сорвал травинку и зажал ее между зубов. – Но не отступишься ли ты от этого плана, когда мы найдем Рубин и Хейди живыми? Не захочешь ли ты махнуть на все рукой и исчезнуть вместе с женой?

Галлахер промолчал.

– И я о том же, – Ордерион выбросил травинку в костер. – Начнешь готовиться к нападению – назад пути не будет.

– Я не отступлю, – прорычал брат.

– Тогда я тебя поддержу, – согласно кивнул Ордерион. – Но о судьбе Миры еще стоит подумать. Сначала она должна родить. А уж потом разбирайся, виновата она перед тобой и Хейди или нет. Слишком темная она лошадка. С такими всегда нужно быть начеку. – Ордерион иронично улыбнулся. – Я вот часто думаю, почему отец на ней женился? Не богата. Без связей. Да, красива, но разве мало смазливых побывало в его постели?

– Потому что лучше остальных сосала, – едва не сплюнул в костер Галлахер. – Угораздило же тебя эту потаскуху в храме богов повстречать!

– И влюбиться, – добавил Ордерион. – Хотя я уже даже не уверен, любил ли ее когда-нибудь…

– Что ты имеешь в виду? – Брат поерзал на месте.

– Ты, когда Хейди встретил, сразу понял, что она – та самая, твоя и только твоя?

Галлахер прижал ладонь ко лбу.

– Нет. Но тревожные звоночки уловил моментально.

– Почему тревожные?

– Будто сам не знаешь, почему они такие, – хмыкнул брат. – Поди, до сих пор в чувствах разбираешься. Копаешься в них, как в мешке с вещами, обдумываешь, доставать для Рубин признание в любви или лучше попридержать и не показывать? Бесполезно все. Если звоночки необычные зазвонили, любовь с порога никуда не уйдет. Будет ломиться, подглядывать в замочную скважину и снова стучать, пока наконец дверь не откроешь, пропуская в сердце. А там уже наплевать: похоть или страсть. Ходишь с придурковатой улыбкой на лице и кажется, что дальше в жизни все только сладко будет. Будет, но не все. Далеко не все, – подытожил брат и тяжело вздохнул.

– Я думал, у вас с Хейди все хорошо. После свадьбы ты был счастлив. Я видел это.

– Ты видел только часть, – покачал головой брат. – То, что хотел видеть. Я не виню тебя, – пожал плечами Галлахер. – Ты всегда считал, что нам с Атаном по жизни везло куда больше, чем тебе. Я – старший, мне трон от отца принимать в наследование. Атан – вечный балагур и прожигатель жизни. Один ты награжден по самые уши и страдаешь от этого. Деву красивую нашел, что на тебя, не кривясь, смотрела. Думаю, поэтому ты и посчитал, что влюбился в Миру. Она тебя за твои страдания по шерсти погладила, пожалела несчастного принца, а ты и раскис. Атан эту дрянь сразу раскусил, но разве ты его слушал? Я сказал Атану: «Не лезь». И он замолчал, а ты лживости Миры так и не заметил. Рубин другая. Совершенно другая. Эта точно спуска бы тебе не дала. Бегал бы за ней, хвостом виляя, и получал по морде за каждый проступок. А с тобой по-другому и нельзя! Иначе ты миришься с обстоятельствами и руки опускаешь, когда нужно засучить рукава и бороться. Кто в тебе это смирение воспитал? – Галлахер пожал плечами. – Ума не приложу.

– Жизнь в ожидании смерти, – ответил Ордерион. – С мыслями о ней я просыпался и с ними же отходил ко сну. И толку бороться? Все равно сгину. Верховный в мой последний визит дал мне полгода, – озвучил тайну Ордерион.

Галлахер резко повернул к нему голову.

– Да-да, – подтвердил Ордерион. – И как ты думаешь, о чем я подумал, когда он сказал это?

– О том, чтобы напиться?

– О том, чтобы не ждать полгода, – ответил Ордерион. – А тут Атан пропал. И отец приказал ехать его искать. Вот оно, думаю, в дороге и сгину. Ухватился за эту мысль обеими руками. И получил по морде, как ты говоришь. Так огрела меня Рубин своим появлением, что в голове моментально прояснилось. Ни одна дева во мне столько эмоций не пробуждала. И ни одну из них я не желал так, как ее. Вот была привычная жизнь в ожидании смерти. А вот Рубин, и новый мир передо мной, где только упустишь момент, как любимая обязательно что-нибудь натворит, выбивая почву из-под ног. – Ордерион тяжело вздохнул.

– Ты назвал ее любимой, – заметил брат.

– Потому что я ее люблю.

– Помнится, у тебя при любом упоминания слова «любовь» лицо перекашивало.

– У тебя тоже, – кивнул Ордерион.

– Ну, я считал, что любовь никогда меня не настигнет. А потом поехали мы с ребятами объезжать северные земли, и на тебе: получи гонец депешу!

Ордерион улыбнулся, а брат замолчал. Воины прохаживались в стороне, Хорн таскал к костру сухие ветки, кто-то уже лег спать, другие о чем-то переговаривались. Можно было подумать, что все они поехали объезжать угодья, как в старые добрые времена, и заночевали в лесу, не успев добраться до заветного ночлега.

– Я помню, как Хейди подошла к нашему столику, – нарушил молчание Галлахер. – Что я, красивых дев на своем веку не встречал? Конечно, встречал и даже пробовал в постели. Но там другое было. От ее глаз я оторваться не мог. Синие, чистые, и неясно: не то огнем горят, не то леденят до морозной корки. – Галлахер улыбнулся, глядя на огонь. – Я стал за ней наблюдать. Заметил, что у нее очень интересное лицо. Такое живое. Она пока рассказывала, что к столу в трактире подают, я столько выражений на нем пересчитал… И, между прочим, сразу понял: баранину брать нельзя. – Брат усмехнулся. – Хейди забегала туда-сюда, еду носила, к другим столам подходила. Наклонится вытереть тряпкой что-то, а я чувствую, как в штанах все деревенеет. И одета же! А у меня клин. Хочу ее попробовать – и все. Она, как ты знаешь, в тот же день мой пыл элем и охладила.

Заметив, как Хорн подошел к костру, чтобы подбросить сухих веток, Галлахер замолчал. Пламя играло в ночи, освещая лицо брата. Он улыбался, хоть в глазах и притаилась грусть. Как только Хорн скрылся, старший принц продолжил говорить:

– Что действительно влюбился, понял где-то через недели две. В том же трактире это случилось. К Хейди пристал пьяный простолюдин. Схватил ее за талию и поволок. А у меня в голове одно желание: убить тварь, что грязными руками к моей деве прикоснулась. Ребята меня в чувство привели, иначе забил бы насмерть того пьянчугу. Обернулся, а Хейди беспомощно на полу сидит и на меня смотрит. А у меня сердце в пятки ушло. Вдруг напугал ее? Я или тот мужик, который ее схватил… Неважно кто. И испугался сам. Тогда и понял, что то не просто забава. Что с этой девой ничего простого в моей жизни больше никогда не будет. Ну, я вывел ее на улицу и сразу предложение руки и сердца сделал. А она мне отказала. Еще и наставлениями в придачу снабдила.

Брат неодобрительно покачал головой, потянулся за толстой веткой и сам бросил ее в костер. Ордерион понимал, что ему трудно обо всем вспоминать, но лучше пусть говорит, хоть как-то нарушая тишину. Пусть отвлекает своей историей от невыносимо ужасных мыслей. Тяжело вздохнув, Галлахер продолжил рассказ:

– Я вспылил и уехал. Конечно, оставил за ней двоих приглядывать, но сам удрал. Думал, в замке пересижу и пройдет моя болезнь к дере с прекрасными синими глазами и таким милым лицом. Пил много и долго. Пир даже какой-то устроил. Надеялся фаворитку новую завести, чтобы из головы все глупости выбросить. Деры ко мне, конечно, липли – выбирай, какая по вкусу. А у меня внутри пусто. Какая-то даже пыталась меня в укромный угол затянуть, а я от нее шарахнулся, как от юродивой. И так противно стало… Думаю, ладно, с фавориткой не задалось, спущу пар со шлюхой. Попросил ребят девок шебутных в замок привести. Те постарались, нашли самых лучших. Я глянул на этих лучших, пока они пили и беседами ребят развлекали. А внутри снова мерзость одна. Какая-то, особо ретивая, на колени мне запрыгнула и давай задом тереться. Член в штанах даже не шевельнулся. А внутри словно крысы нагадили. Все, думаю, конец потехам. Шлюх я на ребят оставил, а сам ушел. В покои вернулся, лег на кровать, глаза закрыл, а перед лицом вид, как Хейди наклоняется стол протереть. И член на это видение ожил. Я в тот месяц столько рукоблудием занимался, сколько по юности не успел. Потом до меня дошли сведения, что Хейди в Шемех поехала. «Почему она уехала? Почему в Шемех? Что ей там искать?» Конечно, я сорвался. Заявился в гостиный двор, где она поселилась. И караулил у двери. Сам не знал, что скажу ей. И что делать буду, если она опять откажет. И она пришла. И не прогнала. Боги, я пока до ее девственности добрался, едва не опозорился. Потом жить вместе стали, а я и представить не мог, что можно из постели днями не вылезать. И ничего больше не нужно. Только она и я. И воздух, чтобы успевать дышать.

– Ты раньше об этом не рассказывал, – тихо заметил Ордерион.

– Ты не спрашивал, я и не рассказывал. Хейди – лучшее, что было в моей жизни. И та комната в подвале с меховыми манжетами и шелками для связывания, которую ты случайно нашел… Я соврал, когда сказал, что она из прошлого. Не из прошлого, а из настоящего. Когда Хейди было двенадцать, над ней пытался надругаться пьяный приятель отца. Спасла служанка, что услышала в комнате возню. Друга выставили и больше на порог не пускали, а Хейди думала, что вовсе о той истории забыла. Пока не застала нашего папашу с Мирой за «игрой» в черной комнате.

– Боги, – прошептал Ордерион.

– И деву мою будто заклинило. Она до ужаса стала бояться, что я могу силой ее к чему-нибудь принудить. Я ждал, понимая, что ей нужно время, чтобы снова обо всем забыть. Но недели шли, а легче ей не становилось. И тогда я решил поговорить с ней начистоту. Тогда она попросила меня помочь ей преодолеть свой страх. И эта игра, где она безоговорочно мне доверяет, а я делаю все возможное, чтобы не предать это доверие, нам слишком понравилась. Так появилась комната в подвале. Для меня и Хейди. Для моей девы, которая выжимала из меня все соки. Для моей сладкой богини, перед которой я мог стоять на коленях вечность… Это наша с Хейди комната. Наш секрет, который больше ей не нужен… – Голос брата внезапно осип. – Как стал не нужен и я… – сказал он и прижал к глазам руку.

– Жива она, – произнес Ордерион. – Рубин специально прыгнула за ней, чтобы спасти. И я уверен, что спасла.

– Замолчи, – сотрясаясь от плача, засипел Галлахер.

– Она жива… – не столь уверенно повторил Ордерион.

– Замолчи, я прошу тебя… – ответил брат и согнулся, продолжая молча рыдать.

И Ордерион умолк. Хорн, заметив, в каком состоянии Галлахер, подошел и протянул флягу. Ордерион кивнул, открыл ее и вдохнул запах браги. Хлебнул и протянул брату.

– Выпей. И возьми себя в руки, – добавил жестко.

Галлахер схватил флягу и приложился к ней. Вытер лицо и рот рукавом и снова собрался с силами.

– Завтра продолжим поиски, – пообещал Ордерион. – Мы их найдем. Обязательно.

Рубин

Рубин проснулась и села. Она спала на земле, рядом с Хейди. Костер догорал, небо над головой посветлело. Нечисть дремала в стороне, раскинувшись возле кустов странного синего цвета. Рубин присмотрелась: точно синего! Она взглянула на верхушки деревьев: те отливали красным. А ночью в темноте и различить нельзя было, какого они цвета…

Рубин сбегала по нужде и решила поискать реку, в которой нечисть мыла посуду. Прошлась в ту сторону, куда накануне отлучалась Ди, поднялась на пригорок, покрытый багровым мхом, и спустилась к ручейку. Прозрачная вода омывала дно, усыпанное мелкими камнями. Рубин присела рядом, рассматривая их. Желтые, красные, синие, фиолетовые, зеленые – будто все драгоценные, но не ограненные. Она зачерпнула воды в ладонь. Холодная. Принюхалась – запаха не было. Ополоснула лицо и руки, а потом застыла, согнувшись. В воде ручейка отражалось красноватое небо с красивыми зелеными облаками, а по центру, загораживая прекрасный вид, замерло… чудовище.

Рубин смотрела на свое отражение и все никак не могла узнать в нем себя. От былой красоты ничего не осталось. Ее изъели черные метки, ветвями стелющиеся по коже. Ее сожгли карминовые глаза, что заменили синеву голубых озер во взгляде. Ее затмила сажа маны, сделавшая веки черными. Эта «сажа» спускалась на щеки, будто стекала по ним черной краской, и вот-вот должна была коснуться губ.

Рубин закричала. Не вслух, нет. Она закричала глубоко внутри, пряча стенания от неизведанного ей мира и двух дев, спящих где-то за спиной. У одной из этих дев было лицо Рубин. А Рубин осталась без лица.

– Зеркало дать?

Голос нечисти заставил принцессу вздрогнуть. Она обернулась. Ди спустилась с пригорка с какой-то железной миской в руках.