bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
13 из 25

– Спасибо вам…– Яна ободряюще коснулась плеча девушки, в отличии от них от всех, она пока еще была способна испытывать хотя бы какие-то эмоции.

– Наша работа – ваше здоровье! НИИ «Медицина» тысяча лет на страже вашего иммунитета! – такое ощущение, что Красовская разговаривала с роботом. Та девушка, горько сожалеющая о своем поступке много лет назад, испарилась. Вместо нее журналистку провожал хорошо изготовленный робот, лишенный не только эмоций, но и зачатков мимики.

Янке ничего не оставалось, как шагнуть за порог бокса. В конце белоснежного коридора ее уже ждали пара мужчин в черных недорогих пиджаках. Причем один из них был кем-то вроде надсмотрщика, а вот второй – явный интеллигент, с чеховской бородкой, очечках, костюме-тройке и с небольшой элегантной тростью. При подходе моей подруги он вежливо поклонился, приподняв классическую шляпу и мягко улыбнулся.

– Товарищ Сталин приказал провести вам обзорную экскурсию по нашей столице Харьков-на-Немышле. Товарищ Бейтикс любезно согласился нас сопровождать,– представил он соглядатая – мужчину средних лет с по-волчьи острым взглядом. Под легким, почти летним пиджаком легко просматривалась груда накаченных мышц и развитой мускулатуры, из чего Красовская сделала вывод, что Люцифер не стал надеяться лишь на одну печать, подстраховавшись присутствием агента местной охранки.

– Он мало похож на искусствоведа!– улыбнулась Яна.

– Не обращайте внимания, товарищ Бейтикс присутствует здесь лишь в целях нашей с вами безопасности, а рассказать вам о самом прекрасном городе на планете Тивит предстоит мне. Позвольте представиться, товарищ Мацкевич Иосиф Соломонович.

– Яна…Яна Красовская,– невольно улыбнулась подруга. Уж слишком харизматичного экскурсовода ей подобрал дьявол, словно сошедшего со страниц газет начала двадцатого века крепкого интеллигента, заседающего в Государственной думе и увлекающегося идеями князя Львова.

– Это мы уже знаем, товарищ Яна. Попрошу во двор. Нас там ждет автомобиль…Нами предусмотрена пешая прогулка, вы надеюсь не против?

Красовская покачала головой, невольно улыбаясь, что не говори, а повелитель Тивита мог удивить.

Во дворе НИИ «Медицина» стол уже знакомый автомобиль, сделанный под отечественную «Волгу», только теперь черного цвета. За рулем по-прежнему никого не было, а значит этот вариант, так же, как и предыдущий был беспилотным. Мацкевич уселся рядом с ней, предварительно по-джентельменски распахнув двери, а вот молчаливый товарищ Бейтикс занял место впереди. Набрал что-то на сенсорном экране, видимо, забивая маршрут. Автомобиль взревел мотором, особо не напрягаясь по поводу правил дорожного движения, то ли гаишников тут не было, то ли никто бы не решился остановить машину из личного гаража товарища генерального секретаря.

– Посмотрите направо,– предложил Мацкевич, давая знак Бейтиксу немного снизить скорость,– мы проезжаем центральную площадь Харькова-на-Немышле – площадь Судного дня.

Вдалеке, сквозь приоткрытое окошко «Волги», Яна смогла рассмотреть черную громадину резиденции правителя Тивита. Вокруг апартаментов генерального секретаря ютились, чуть более скромные, но не менее величественные здания в стиле сталинского ампира, с колонами, лепниной и затейливо изготовленными балконами, мраморными ступенями и великолепными статуями, по красоте не уступающими известным земным мировым шедеврам.

– На площади находятся государственные учреждения и министерства. В них работает чуть более пятисот человек, что является абсолютным рекордом. На Тивите нет бюрократии, дорогая Яночка – это отличает нас от других цивилизаций.

На этот счет у Красовской было свое мнение. Отсутствие коррупции и бюрократии она относила вовсе не к прекрасной работе судебной системы или системы наказания, а к той особенности жителей Тивита, о которой ей рассказал храбрая медсестра. Тивитцы не испытывали эмоций. Им было чужда радость обогащения или жажда наживы. Воровать? Они просто не понимали зачем это делать.

– На площади Судного Дня установлен памятник нашему гениальному вождю и учителю генеральному секретарю партии Тивита товарищу Сталину,– продолжил Мацкевич, дав команду затормозить напротив огромного монумента с изображенным во весь рост дьяволом. Ничего общего с реальным персонажем Красовская не нашла, потому довольно скептически скривилась, когда Иосиф Соломонович начал расхваливать работу скульптора.

– На площади так же находится Исторический музей, в котором находится значительная коллекция артефактов, относящихся к периоду становления Тивита,– сообщил Мацкевич.

Ну хоть «Исторический музей» на месте, вздохнула Яна, вспомнив родной Харьков.

– Попрошу следовать за мной,– вежливый старик подал ей руку, приглашая посетить очаг культуры. Товарищ Бейтикс следовал за ними неотступно, но все время молчал, лишь изредка бросая по сторонам огненные в прямом и переносном смысле слова взгляды.

Музеем оказалось трехэтажное здание, мало напоминающее старое кирпичное харьковское. Здесь царила эпоха стекла и пластика. Прозрачные стены, голограммы на входе, зеркальный пол, по которому и ступать-то было боязно – все это поражало воображение, заставляя себя чувствовать себя героиней какого-то фантастического фильма.

Внутри их уже ждали. С натянутой улыбкой хранительница экспозиции поинтересовалась, нужна ли ми какая-то помощь, но Мацкевич ее решительно отверг. Все их беседы, споры, улыбки были настолько наигранны, что Яна ощущала себя, словно в плохой театральной постановке, где и актеры ни к черту, да и режиссер сплоховал, если бы не метка, оставленная сатаной на запястье, она бы немедленно попыталась бы отсюда вырваться.

– Вашему вниманию, Яна Викторовна представлена экспозиция, посвященная образованию цивилизации Тивита. Обратите внимание на вот эту скульптуру. Она прекрасно иллюстрирует наше здесь появление.

Прямо посреди зала из мрамора был вытесан воин, павший на колени и пронзенный мечом насквозь. Его глаза был полны непередаваемого ужаса, руки воздеты кверху, а рот застыл в немом крике. Скульптора настолько ярко отразил в своем произведение момент смерти, что на какую-то долю секунды Красовской показалось, что по ее ушам резанул отчаянный крик боли погибшего.

– Согласно легенде, первым изъявившим продолжить свое существование на Тивите был именно этот воин по имени Максимилиан. У него было трое детей, старушка-мать и жена, которые не перенесли бы его гибели. В момент смерти он воззвал к Богу, но тот промолчал, дав возможность нашему великодушному правителю спасти мужчину.

– Спасти, обрекши на вечное мучение? – уточнила Яна.

– А что лучше, на ваш взгляд, плохо жить или не жить вообще? – с любопытством поинтересовался экскурсовод, прищурившись. Журналистка отвечать не стала, потому что была сама не уверена, чтобы выбрала в данной ситуации. Это все мы такие правильные храбрецы, которые непременно выбирают истинно верный путь, когда речь идет о проблемах, заботах и выборе других, а поставь нас на их место, и, возможно, те же самые ошибки, мы совершим вслед за ними.

– Максимилиан выбрал Тивит. Товарищ Сталин, тогда носящий титул Великого кесаря, вдохнул в него искру жизни, построил дворец. Но человеку свойственно грустить в одиночестве. И снова он воззвал к нашему господину, и дал господин наш ему возможность переправить на Тивит всю его семью, которая выбрала вечную жизнь. Так появились первые Координаторы.

В следующем зале были развешены по стенам картины. Эпические полотна полные ужасных сюжетных линий. На одной из них, на которую показывал Мацкевич, мужчина, очень похожий внешне на скульптуру Максимилиана колол огромным мясницким ножом маленького мальчика. На залитой кровью лужайке рядом с ними бесполезной грудой тел валялись жена, мать и еще два ребенка новоиспеченного тивитца. От вида этого «искусства» Яне стало противно. Она еле сдержалась, чтобы не наорать на Иосифа Соломоновича, пытавшегося выдать ужасы ада, за произведение искусства.

– А как вы попали сюда?– неожиданно спросила она, не в силах любоваться бесценными полотнами. – Образованный человек, несомненно, верующий…Как вы оказались на Тивите?

Мацкевич замер на полпути в следующий зал, будто споткнувшись. Отвел глаза в сторону, глядя куда-то в окно, пряча свой настоящий взгляд, полный грусти, даже несмотря на пылающий огонь в белесых от возраста зрачках.

– Яна Викторовна, попрошу пройти в зал народных ремесел. Там представлены знакомые вам образцы…

– Иосиф Соломонович,– прервала его Красовская,– вы не ответили на мой вопрос…

– Боюсь, что это совсем неинтересная история, товарищ Яна…– вздохнул Мацкевич, все еще намереваясь продолжить экскурсию, но моей подруге с головой хватило и того, что она увидела. В истории Тивита не было ничего радостного или светлого, даже искусство на нем было напичкано кровью, насилием и злобой. Каждая картина, каждая скульптура источали ненависть и самолюбование. Никакого желания продолжать у нее не осталось.

– И все же…Странно видеть столь разумного человека здесь.

– А где же мое место по-вашему?– грустно улыбнулся Мацкевич, присаживаясь на бортик массивной композиции, символизирующей пламя, горящее в глазах каждого тивитца.

– Не в этом месте это точно. Уж не знаю грешником вы были или праведником, но вряд ли бы желали себе такой судьбы при жизни.

– Это верно!– тяжело снова вздохнул Иосиф Соломонович.– Там…– он махнул горячо куда-то в пространство.– Там не думаешь о своей собственной смерти. Жизнь кажется бесконечной. Ты строишь планы на следующее лето. И даже представить себе не можешь, что, завтра едя в троллейбусе, ты можешь умереть от сердечного приступа. Как говаривал один мой любимый литературный герой: «Не страшно, что человек смертен! Страшно то, что он внезапно смертен».

– Вы тоже умерли внезапно? – грустно проговорила Яна. На миг ей показалось, что она разговаривает не с бездушной оболочкой, а самым настоящим живым человеком, со своими эмоциями, чувствами и переживаниями.

– Увы…– пожал плечами Мацкевич. – Возможно, случись это внезапно, я бы не оказался бы здесь, а , наконец-то, встретился со своей Софой, хотя бы там,– он указал на зеркальный пол,– или в лучшем случае наверху…Она-то непременно попала на небеса…

– Софа? Это ваша жена?– заинтересовалась Красовская.

– Да…Это моя радость, моя София Марковна…если вы не куда не спешите…Хотя впрочем…– он осмотрел зал, где они были одни. – Куда вам спешить, как и мне, если мы находимся на этом проклятом Тивите, впереди нас ждет вечность? Может, закончим экскурсию?

– И вы мне расскажите…

– Зачем вам это? – нахмурился Мацкевич.

– Возможно понять, почему здесь все вы оказались, это мой единственный шанс не только спастись самой отсюда, но и попытаться помочь вам всем, ставшим заложниками неосторожно высказанного желания…– пояснила горячо Красовская.

– Эка, как сказано,– удивился Иосиф Соломонович,– неосторожно высказанное желание…Пожалуй, это как нельзя лучше отражает нашу судьбу… Все мы стали заложниками этого…желания!

– Так может начнем? Софа это ваша жена? – деловито уточнила Яна, чтобы начать разговор. В ней, словно в цепном псе, завидевшем нарушителя, проснулись все инстинкты журналиста, заложенные с рождения и дотоле дремавшие, пока она находилась в декретном отпуске.

– Да…– начал Мацкевич.– Мы познакомились с Софой на одном из вечеров в литературной гостиной. Юный Берхович великолепно читал стихи собственного сочинения про любовь, а мы с придыханием слушали его хрипловатый голос, рвавшийся будто бы из развороченной несчастной любовью груди. Она сидела напротив меня, такая юная, прекрасная, с огромными карими глазами, блестевшими в отблеске зажжённых для пущего эффекта свечей. Длинные ресницы трепетали в такт бурлящему урагану чувств, а шелковистые локоны, будто бы светились каким-то ярким непередаваемым светом в полумраке комнатки, в которой собралось человек двадцать передовой интеллигенции того времени.

– Того?– не поняла Красовская.

– Начала тридцатых годов прошлого века по земному летоисчислению, Яна Викторовна. Тяжелое, сумрачное было время, но даже тогда люди находили время, чтобы насладиться настоящей поэзией, чистой поэзией, как говорил в свое время Афанасий Фет.

– И в тот же вечер вы влюбились?– подхватила журналистка.

– В тот же вечер я уже провожал ее домой, а еще через неделю непрерывных встреч, сделал предложение руки и сердца. Софочка вышла за меня не раздумывая, ее родители были не против. К этому времени я был не оголтелым сорванцом, а вполне приличным ученым, доцентом кафедры истории и культуры Киевского Университета. Писал докторскую, занимался научной работой, преподавательской деятельностью. От отца у меня осталась на Хрещатике прекрасная трехкомнатная квартира, в которой мы счастливо жили в браке с моей Софочкой почти без малого десять лет.

– А дети?

– Детей нам Бог не дал…Зато наградил той искренней и чистой любовью, которая позволяет прожить в согласии и взаимном уважении долгие годы. Каждый вечер мы с ней гуляли по Хрещатику, бродили по старинным улицам, я рассказывал ей о князе Владимире, крещении Руси, о соборе Святой Софии…– пламя в глазах Мацкевича чуть приутихло, оставшись тлеть неясным красным свечением еле заметных угольков. Погрузившись в воспоминания, экскурсовод зашевелил губами, будто разговаривая со своей невидимой Софочкой, словно на месте Яны сейчас сидела она, склонив голову внимательно слушала своего мужа, как и много лет назад, восхищаясь его красноречием и воспитанием.

– А потом…– робко поинтересовалась Красовская, когда молчание Мацкевича стало тягостным и печальным.

– А потом началась война, и пришли немцы… Мы уже знали, что к евреям у них особое отношение. Эвакуироваться не успели, остались смиренно ждать, как овцы на заклание…Те дни были ужасными, наполненными страхом. Знаете ли вы, Яна Викторовна, каково это вздрагивать, сидя в своей квартире от каждого постороннего шума, надеясь, что это приехали не за тобой? Поверьте, ужаснее смерти, может быть только ее ожидание. Мы с Софией не могли выходить из своей квартиры. Слишком опасно! Любой из соседей мог выдать, доложить в гестапо…Оставалось уповать только на чудо. Ранним утром я увидел, как немцы расклеивают по городу листовку. В них говорилось, что будет создана специальная еврейская зона в Киеве, вроде индейской резервации, где все евреи будет находится под присмотром. Предлагалось явиться на пункт сбора с личными вещами и документами всем желающим переехать. Прочим безопасность не гарантировалась. Любой еврей, которого бы поймали вне пределов резервации, будет расстрелян, обещали они. Мне долго пришлось уговаривать Софию пойти туда. Она ни в какую не соглашалась, утверждая, что немцам верить нельзя…А я…Я впервые настоял на своем! Утром мы были в пункте сбора…

– Не надо дальше…– прервала его Красовская, по лицу которой уже ручьем текли слезы. Она не могла сдержать их, слишком горько было слушать эти тяжелые военные воспоминания.

– Это был Бабий Яр,– внимательно посмотрел на нее, почти безжалостно Мацкевич,– нас всех немцы заманили в ловушку! Всех! Нас были многие тысячи, десятки тысяч обычных людей, надеявшихся на то, что им сохранят жизнь…

– Вас расстреляли первого…– поняла Яна.– Именно поэтому вы оказались здесь!

– Да, я не мог видеть, как мучается моя Софочка…В первый момент, когда душа отходит от тела. Ты не понимаешь еще, что умер. Она тут…летает среди живых…и видит все…Я видел, как рыдала на коленях моя жена! И в тот момент, я мечтал только об одном…Чтобы она не плакала, чтобы я мог увидеть ее, обнять и успокоить. Я хотел жить, ради нее!

– И согласились на предложение товарища Сталина?

– Тогда он не был никаким Сталиным!– отмахнулся Мацкевич.– Наш правитель выбирает звучные имена из земной истории, чтобы быть отчасти на них похожими! Да…Я согласился в надежде, что Софа…что она тоже согласится…

– Но она сделала другой выбор!– поняла моя подруга.

– Она оказалась честнее и лучше меня! – кивнул головой Иосиф Соломонович.– Она там…– он указал снова на небеса с грустной улыбкой.– А я здесь один…Обречен вечно жить.

– Я постараюсь найти способ, чтобы вам помочь! – заверила его Яна.

– Мне никто не может помочь, кроме генсека…

– Я знаю, кто может,– вспомнив обо мне уверенно кивнула она,– дайте мне только срок выбраться отсюда.

– Что ты мы с вами заговорились, Яна Викторовна! Время экскурсии вышло…– улыбнулся Мацкевич.– Извините старика, что за своей болтовней не показал вам нашу столицу. Харьков-на-Немышле прекрасный город! Вам бы он понравился…

– Вы мне очень помогли, Иосиф Соломонович!– заявила Яна.– Ваша история мне многое объяснило.

– Дай-то Бог, Яна Викторовна. А теперь нам надо отправляться в НИИ «Медицина»,– старик взглянул на часы и торопливо засобирался.– нельзя товарища Сталина заставлять ждать!

21

Планета Тивит 2094 год

Тивитского летоисчисления

Они вернулись к НИИ «медицина» вместе со стариком Мацкевичем, когда на улицу уже опустились первые, еще неясно серые сумерки. На Тивите этот процесс происходил стремительно, чем немало удивил Красовскую. Ярко-оранжевый диск солнца почти мгновенно начинал клониться к закату, очень быстро покидая небосвод, словно кто-то могучий самостоятельно решал, когда дню на этой странной планете заканчиваться.

Улицы пустели. Навстречу им попалось очень мало случайных прохожих, в основном патрули, одетые в странную черную форму, да дворники лениво гоняли пыль по идеально чистым тротуарам. Кое-где в окнах зажигался свет, мелькали неясные тени. Люди готовились ко сну. И никаких тебе прогулок под луной, влюбленных парочек возле фонтанов. Все безжизненно и уныло. Да и какие могут быть пары, если не один житель Тивита не мог испытать самого простого раздражения, не говоря уже о таком сложном и многогранном чувстве, как любовь. Им навстречу прошелестел пустой трамвай, как летучий голландец, бороздящий бескрайние просторы вроде знакомого, но одновременно чужого города. Лишенного той самой изюминки, которая делает город живым, наполненным чувствами, эмоциями и страданиями.

Мацкевич, сидящий на переднем сиденье, мельком бросил взгляд на часы и что-то нажал на панели управления. Больше, с момента выхода из музея, они с ним не разговаривали. Грустный старик рассматривал в окно редких прохожих, начинающие цвести абрикосы, думая о чем-то своем. Яна своей беседой всколыхнула в нем внутри нечто такое, о чем он старался забыть, спрятать поглубже, сберечь внутри себя, как самое дорогое и яркое, что было в той, настоящей жизни.

Знакомый с детства Московский проспект, протянувшийся почти через весь город, вывел их из центра на Салтовку, где высилась знакомая многоэтажка НИИ «Медицина». Мацкевич, наконец-то, повернулся к ней, перегнувшись через высокую спинку «Волги».

– Вот мы почти и приехали, Яна Викторовна…– машина без водителя завернула в узкие ворота, с грохотом закрывшиеся за ними.– на этом моя миссия заканчивается. Рад был пообщаться с умным человеком,– старичок коснулся края своей шляпы, потом замер, словно бы раздумывая над чем-то,– знаете, что я вам скажу, Яна Викторовна. Порой от выбора обычного человека зависит очень многое. Казалось бы, жить или умереть, ответ однозначен, но иногда надо пожертвовать малым, чтобы сохранить нечто большее…

– Это вы к чему?– Красовская увидела, как медленно открылись автоматические двери «волги», поднявшись вверх.

– Это к тому, что порой одна жизнь спасает миллионы других. Сделайте правильный выбор. Вы умная женщина…

Это он про предложение Люцифера открыть порталы на Землю…Догадалась подруга. Немного подумав, все же согласно кивнула, борясь с острым ощущением почти панического страха, нахлынувшего на нее при одной мысли, что придется выбирать между тем, чтобы умереть самой и спасением души всех землян.

– Я понимаю…– кивнула согласно она.– Я все понимаю…Спасибо за экскурсию, Иосиф Соломонович.

– Я надеюсь,– промолвил Мацкевич,– поступите, как моя Софочка, не повторяйте моей ошибки.

Журналистка кивнула и вышла из машины под мерзкий мелкий начинающийся дождик. Холодные капли упали на лицо, заставляя поморщиться. Ей и без них было зябко от страха. Она посмотрела на серое, затянутое тучами небо и впервые в жизни, прошептала:

– Помоги, Господи…– шагнула в темноту узкого коридора НИИ «Медицина», внутренне приготовившись к непростому разговору с товарищем генеральным секретарем.

Но его-то как раз и не было, то ли был сильно занят своими текущими делами, то ли считал, что с такой простой миссией, как отправка Красовской обратно на землю справятся и работники научно-исследовательского института.

Ее встретили в вестибюле несколько неизвестных ей людей в белых халатах. С теми же бесстрастными, наполненными адским пламенем глазами и мертвыми, лишенными эмоций дежурными улыбками, двое мужчин среднего возраста и молодая женщина лет тридцати.

Мужчины подхватили ее мгновенно под руки, не давая опомниться, а женщина, видимо старшая из них лихо отдавала указания.

– Аккуратней с ней,– покрикивала она, когда крепкие пальцы сдавили Яне руки выше локтей,– товарищ Сталин приказал не трогать ее…

Хоть это приятно… проскочила в голове у Красовской глупая мысль. Ее встряхнули, словно мягкую игрушку и повели куда-то в конец коридора, утопающего в зелени комнатных цветов. Она даже не пыталась сопротивляться, хотя мысленно, после слов Мацкевича уже приготовила для генерального секретаря пламенную речь. В которой отказывалась выполнять его задание, готовая умереть, ради того, чтобы остальное человечество жило. Но то ли от того, что Люцифер так и не появился, то ли от того, что ее толком о согласии и не спрашивали, она растерялась, молчала, как кукла механически еле переставляя ноги, вслед за широкими шагами ее конвоиров.

– В седьмой комплекс!– коротко приказала за ее спиной хмурая женщина, и Яна даже представляла, что это может для нее означать. Чем отличается седьмой комплекс, например, от третьего? Или от четвертого? Она смиренно приняла правила игры, оставив надежду в своем сердце лишь на то, что Дворкин, то есть я, или ее муж смогут найти способ спасти не только ее, но и все человечество.

Они свернули куда-то влево, мимо роскошных цветочных горшков с цветущими затейливыми растениями, коих в обычной земной жизни журналистка и не видела, хотя была и далека от ботаники. Навстречу им вывели из одного из кабинетов по левой стороне коридора двое крепких санитаров крепкого круглолицего старика, с густой окладистой бородой и совершенно безумным взглядом. Он отчаянно вырывался, что-то кричал, брызжа слюной, выкручивая себе руки в жестких захватах.

– Вы меня слышите! Слышите ублюдки! Земля никогда не станет Тивитом! Никогда!– орал он, брыкаясь насколько ему позволяли двое крепких молодцов.– Никогда! Верните меня обратно! Обратно к маме…

Воинственное настроение пожилого мужчины неожиданно сменилось отчаянием. Он безвольным кулем, почти как Яна, повис у санитаров на руках и зарыдал:

– Я не хочу…не хочу больше…Я хочу домой! Будьте прокляты со своим Тивитом!

Слезы текли по его изможденному лицо, а он нелепо открывал рот, проглатывая соленые капельки, от этого еще больше расстраиваясь. Яна поймала его взгляд и отшатнулась, дернувшись в руках держащих ее мужчин. В глазах встреченного ей старика не было пламени, характерного для жителей Тивита. Обычный панически испуганный взгляд карих, влажных от слез глаз, с мольбой уставившийся на нее. Он был оттуда, с Земли! Такой же, как и она! Живой!

– Тивит…Никогда не был и не будет землей…– прошептал он, заметив, что она на него смотрит, прекратив рыдать так же неожиданно, как и начал.

– Двигайся вперед, придурок!– его санитары лениво толкнули его вперед.– И не болтай, чего не положено!– старик споткнулся от хорошего толчка. Ноги запутались между собой, и он рухнул на идеально чистый пол коридора, разбив локти, выставленные вперед, чтобы смягчить удар. Яна дернулась, чтобы помочь встать, но крепкие мужские руки держали ее мертвой хваткой.

– Помните это…– поднял он полусумасшедшие глаза на нее, размазывая алую кровь по белому кафелю.– Помните! Чтобы эти твари вам не говорили и не обещали! Тивит никогда не был и не будет Землей! Слышите!

– Хватит!– рявкнула сзади женщина-врач.– Немедленно отвезти больного в палату! Вы не видите, что мешаете делу государственной важности.

Санитары, конвоирующие старичка, немедленно засуетились, подняли его с пола, забрызганного кровью, заплаканного, растерянного, плачущего…Яна обернулась назад, чтобы запомнить его лицо, если придется когда-нибудь вернуться сюда, чтобы выручить старика. Он, словно почувствовал этот взгляд на своей спине, ловко изогнулся, обернулся и прокричал, будто бы прочитав ее мысли:

– Митусов…Олег Митусов меня зовут!

– Я вас прошу, Яна Викторовна,– женщина в белом халате с отстраненной холодностью прервала эту сцену прощания, взятую, как будто из дешевой мелодрамы,– время не ждет!

На страницу:
13 из 25