Тайный цензор императора и кровь Чанъаня

Данная мазь предназначалась для пораженных болью участков кожи, с обезболивающим и противоотечным эффектом, имеющее сосудоукрепляющие и восстанавливающее действие. Особенно хорошо данное средство помогает при ожогах, а учитывая, что правый глаз потерял всякую чувствительность из-за действия яда и токсинов змеиного яда, то это, наверное, вполне применимо. Гуань не признался Жожо, что ее лечение уже приносит хороший результат – правый глаз иногда по утрам мог различать свет, правда этот эффект пропадал к вечеру.

– Интересное чтение? – повернулась к нему Жожо.

– Безумно скучное. Как ты такое читаешь?

– На ночь перед сном вызывает сонливость. Вам бы стоило попробовать. Отличное снотворное средство! – радостно заверила она его.

– Я лучше приму твое снотворное или вовсе не буду спать всю ночь, – хитро улыбнувшись и довольно нахально заявил цензор, заставив уши Жожо покраснеть. Она отвернулась от назойливого взгляда и незамедлительно сменила тему, пытаясь охватить как можно больше пространства, глядя из окошечка.

– Почему мы не ездили сюда раньше!? Здесь же так красиво! – лекарь снова повернулась к нему, спросив, не в силах скрыть своего восхищения.

Цензор не спешил объясняться, не слишком разделяя радость. Для этого были не только объективные причины. Ему еще предстояла встреча, которую он успешно избегал все те несколько лет, ссылаясь на крайнюю занятость службы, имея наглость не являться на поклон к старшим, и думается, это неуважение ему еще не раз припомнят. Он мог бы сослаться в ответном письме на неважное самочувствие, но это только вызвало бы новые вопросы и множество ответных писем. А волноваться в столь преклонном возрасте пожилой госпоже не прибавит здоровья.

Да, здесь было что посмотреть! Древнейшие даосские и буддийские храмы, витиеватые лабиринты пещер, пики вершин на которые не ступала нога человека, кристальной чистоты озера с почти прозрачной водой.

Пока уже обе женщины стали восхищались окружающими со всех сторон деревню видами, слуга продолжал ворчать:

– Мы едем в деревню! Здесь не будет петушиных боев, никто не играет в маджонг, нет порядочной харчевни с горячим вином, скорее всего эти деревенщины даже готовить вкусно не умеют!

«Они еще не знают, ЧТО их ждет по приезду!» – подумав об этом, Шэн Мин усмехнулся.

Теперь и его телохранительница покинула скучную повозку с узким обзором. Телохранительница Фэй теперь сидела снаружи, имея счастье обозревать все окрестности, ворочая головой направо и налево, любуясь видами, спускаясь с оврага в долину.

Но своему счастью они радовались недолго, они въехали в городскую среду. Стоит заметить, что в этот момент, как раз в очередную жалобу Ван Би, до всех путников добрался ни с чем не сравнимый запах чоу доуфу[4]. Вернее все почувствовали ТАКУЮ ВОНИЩУ, что от нее с непривычки закладывало нос и слезились глаза. Спутники цензора начали поспешно закрывать носы, но было поздно, рукав одежды не спасал от вони, женщины уже стирали выступающие слезы. Лишь привычный к этому родному запаху деревни Гуань Шэн смеялся над внезапной реакцией своих спутников.

Кухня Яншо была довольно странной. Здесь все привыкли есть суп из свиных кишок и вонючий тофу с тушеной капустой на обед.

Да, обычный тофу практически ничем не пахнет и не имеет вкуса. Этот ужасный тофу не зря носил название вонючего тофу. А воняло именно тем самым готовым вонючим тофу, запах которого может сшибить с ног даже очень голодного человека, отбить у него аппетит напрочь и даже лишить чувств. Если Вы никогда не слышали эту непревзойденную вонь, то будьте уверены, Вы ничего не потеряли. Этот запах, напоминающий незнакомому человеку воспоминания обо всем деревенском, особенно в жаркий летний полдень, напоминал ни с чем не сравнимый запах застарелой мочи, еще чего-то протухшего, немытого тела и знакомый всем аромат сточных вод. И причину этого фантастически сложного запаха можно легко объяснить. Вонючий тофу готовится из соевого творога и длительное время выдерживается в рассоле на основе протухшего соевого молока. Молоко тоже готовится особым образом: наполняется большое ведро чистым соевым молоком из соевых бобов и воды. Ведро с белым и густым забродившим молоком выставляют на улицу и ждут несколько недель, пока оно из чистого не станет мерзким, плесневелым и серым и затем начинают готовить его на гриле, обжаривая в кипящем масле или даже едят просто так.

Насмеявшись вдоволь, наблюдая за тем, как Фэй перебирается обратно в повозку, надеясь что запах внутри не такой резкий, цензор шутливо заявляет, что желает остановится напротив лавки и купить по порции всем попробовать этого чудесного блюда, все конечно же отказываются, и цензор просит слугу купить лишь одну порцию.

– Вы еще и есть эту гадость будете? – уточняет с ужасом телохранительница.

– Конечно! – уверенно заявляет мужчина. – Это очень вкусно!

Но ему не поверили.

– Пахнет отвратительно! – возмутилась Фэй-Фэй.

– К этому можно привыкнуть, когда его ешь – уже не чувствуешь никаких запахов!

– Неудивительно – просто теряешь нюх! – пробубнил слуга, но его недовольство не осталось незамеченным для господина, за что он и поплатился.

Повозка остановилась и недовольный данным поручением слуга отправился покупать порцию тофу. Он совершил покупку очень быстро, расплатившись и с кислым выражением лица прибежал назад, зажимая нос второй свободной рукой нос, дыша ртом. Даже с его аппетитом и вечно голодным желудком он не рискнул перекусить легкой закуской, любезно предложенной цензором разделить с ним трапезу.

Женщины, тоже спрятав нос за платками, переглянулись друг с другом – неудивительно, что у цензора всегда был такой капризный и привередливый вкус в еде. Кто знал, что ему нравится есть всякую вонючую до тошноты гадость!

Несмотря на специфичность этого блюда вкус был знаком цензору с детства, раскрывался не сразу, а постепенно, приятное послевкусие жаркой остроты разбавлялось щекочущей прохладой благодаря добавлению в тофу мяты.

Здание поместья располагалось вдали от шумных улиц, тут был высажен словно в императорском саду, целый грушевый сад, снежные вишни и китайская слива – локва. Спустя столько лет молодые деревья обросли богатой кроной и сильно прибавили в росте.

Слуги, встретившие у главных ворот поместья молодого господина распинались в любезностях, пока другие выстроились рядами в ожидании услужить и оказать помощь, но непрестанно шептались. Еще бы – столько лет не навещать. Приехал в сопровождении только нескольких женщин, без жены и подарков. Острый слух цензора позволил ему уловить шепотки и несколько сплетен о нем самом: «Приехал к бабушке за наследством, бедный внучок, так надеялся, что госпожа Тан наконец-то упокоилась, а сам то, посмотрите какой-то молодой господин болезненный, полуслепой, бледный да хромой приехал! Проклятый внук, похоже он даже раньше своей бабки покинет этот свет», и другое неприятное в этом же духе.

Да, здесь ему будут не особенно рады, хоть и окажут гостеприимство. Он виноват в этом частично сам, но еще и злые языки делают свое грязное дело, распространяя слухи о родовом проклятии гораздо дальше пределов поместья. Он действительно приезжает в Яншо крайне редко и в основном по нужде или каким-то старым семейным делам. Впрочем, он и сам не в восторге от распространяемый самой госпожой поместья всяких глупых суеверий о насланной кем-то семейной порче. Но Госпожа Тан стара и больна, бубнит словно недовольный бабуин дни напролет своим легковерным слушателям – слугам, готовым поверить во что угодно, лишь бы история была занятная, о чем потом приятно посудачить и посмеяться в трактирах.

К сожалению, он успел лично убедиться в этом, до его острого слуха дошли и такие слухи, бесстыдно поднимающиеся на городских улицах, пока они проезжали. Где это видано, чтобы на городских улицах так смело говорили о благородной семье чиновников, из которой почти никого в не осталось живых!? Да, здесь, в Яншо прощалось многое, пожалуй, даже слишком. Возможно, здесь и об императорской семье говорилось также свободно и что угодно, наверное, даже критика политики не воспрещалась.

Зато в самом доме, как всегда, была идеальная чистота и порядок. На всех поверхностях и мебели вытерта пыль, пол вымыт с утра и еще не успел запачкаться, даже уличные перила чистые, что лаковая поверхность буквально мерцает и бликует на свету.

Служанка пошла предупредить хозяйку поместья, а пока другие слуги предложили выпить чаю после долгой дороги в общем зале для ожиданий.

– Что это? – воскликнула Фэй-Фэй, вошедшая первой перед господином, едва увидев кругом ивовые ветки в вазах вместо свежих цветов, закрепленные и подвешенные на дверях и стенах, когда слуги, принесшие чай, ушли в соседние помещения.

Цензору не показалось, но ивовых ветвей и правда стало вдвое, если не втрое больше, чем в прошлый его визит. Значит, все стало еще хуже…. Дурные мысли начали лезть в голову.

– Тише! – приструнил ее Гуань Шэн. – Госпожа Тан считает, что ивовые ветки помогают избавиться от нечистой силы и злой порчи. Она считает, что нашу семью прокляли.

– Но учитывая, господин, что все Ваши родственники давно покоятся в земле – это нельзя исключать, – справедливости ради довольно безжалостно заявила телохранительница. Эта жестокость так была на нее похоже. Если и говорить правду, то прямо в лицо, даже если она и прозвучит оскорбительно.

– Но я-то пока жив, – урезонил своего телохранителя цензор. – И Госпожа Тан тоже.

– Вам обоим просто повезло, – хмыкнул слуга.

– Ох, видели бы Вы себя со стороны, – грустно вздохнула Жожо. – На честном слове ведь держитесь.

Немного нервничая от предстоящей встречи с бабушкой Шэн Мин чувствовал озноб и все еще никак не мог согреться, грея руки об горячую чашку.

– Да неужели ты веришь в подобную мистику, а Фэй? Что можно испортить проклятием жизнь одному человеку или даже целому роду? Жожо, неужели ты тоже веришь в эту брехню?

– Не могу отрицать намерения дурного сглаза, – серьезно ответила Жожо, допивая чай Да Хун Пао[5]. – Существуют же всякие шаманы, предсказатели судеб, и они не мошенники.

Пока они пили чай, цензор имел возможность оглядеть щепетильным взглядом всех своих спутников и от него не укрылись мелкие детали. Подол белого платья Жожо внизу стал грязно серым, полностью покрывшись дорожной пылью. Жожо все еще носила белоснежный цвет, которые носят лекари при осмотрах больных. Но хозяйка поместья скорее всего подумает, что в ее семье траур[6] и к обеду предложат постное траурное угощение и с этим ничего не поделаешь.

Фэй была одета в черное платье, под которым угадывались черные штаны, такую одежду носили мастера мечей, чтобы кровь на их одежде не была заметна врагу. При этом она носила на поясе меч, что для женщины было довольно необычно, ведь мастеров меча среди женщин это редкость, особенно в глухом краю, в который они приехали. Мало того, что вид меча не уместен в родных стенах, так еще и ее взгляд темных коварных глаз был также пронзительно холоден, так что близко к ней и на несколько шагов никто не подойдет – никто не захочет иметь дело с острым лезвием ее меча.

И завершением был его слуга. К внешнему виду своего Ван Би у цензора как ни странно претензий не было. Всегда с гордо набитым брюхом, он словно важный голубь, заполнивший зоб, нервно расхаживал взад-вперед, действуя всем на нервы своим хождением туда-сюда. Часто пренебрегающий своими обязанностями болтун и страшный лентяй, которого после каждого приема пищи всегда тянет ко сну. Какой позор для господина содержать такого негодника.

Гуань не стал просить женщин с дороги переодеться, но они сами наверняка хотели помыть и переодеться с дороги. Однако, это подождет, потому что следовало выказать уважение хозяйки этого дома. Так что в первую очередь им нужно было поприветствовать хозяйку, познакомиться, а потом уже все остальное.

Но тем не менее, несмотря на все мелкие недостатки этих людей, достоинства гораздо их превышали. Сейчас, сидя в деревянном кресле он в который раз осознал и пришел к такому выводу, что без этих людей в своей жизни цензор уже не представлял. Он имел дополнительные руки в своей непростой работе и незаурядные умы, иногда наталкивающие его не подсказки или разгадывание очередного непростого дела.

Стоило не отвлекаться на мысли, а подумать о насущных вещах. Госпожа Тан боялась острых режущих вещей, которые могли нанести вред, и было бы правильным попросить телохранительницу оставить этот меч в этом зале, чтобы не беспокоить бабушку.

В этот момент двери главного зала открылись и их с почтением пригласили внутрь.

Бабушка стала еще ниже его ростом, похудела, а складок и морщин прибавилось на ее лице, но уверен, что ее душа осталось трепетной и заботливой, как и в прежние годы.

Гуань Шэн опустился сначала на одно колено, затем опустил второе, склонился корпусом на скрещенные руки, сложенные на пол и сделал первый поклон, затем, превозмогая боль в колене, второй, и чуть не шипя третий, уже мучительный. Как после такого подвига еще и подняться?

Бабушка поднялась с кресла и ринулась поднимать внука, коснувшись его плеча.

– Зачем в таком ужасном состоянии ты приехал? – спросила она своего внука.

– Выразить почтение, – ответил цензор. – Я беспокоился.

– Да я еще тебя переживу! – заверила его госпожа Тан Инь, помогая подняться. – Посмотри сколько у меня еще сил!

Действительно, ее физическое здоровье было удивительно для ее восьмидесяти семи лет, она без труда помогла подняться ему с пола.

– Что с твоим правым глазом, А-Мин? Сизый, бледный какой-то.

Не найдя, что сказать бабушке, цензор отмахнулся:

– Это долгая история.

– Я с удовольствием послушаю! – заверила его Инь. -Мне некуда спешить – впереди только холодная могила.

После официальных приветствий и поклонов старшему поколению цензор был приглашен на трапезу, а его слуги должны были удалиться.

– Твои служанки могут поесть на кухне, – распорядилась Госпожа Тан.

– Они не мои служанки!

– Тогда они твои наложницы?

– Да, я хочу присвоить им официальный статус, – заявил цензор, отчего Госпожа Тан опешила.

– Почему ты приехал без своей жены?

– Потому что ее нет в живых, – выдавил с трудом через себя цензор.

– Но тогда получается раз ты не женат, у тебя не может быть наложниц! Это не подобает чиновнику вести столь низменный образ жизни! – запричитала она.

– Значит, в скором времени мне придется жениться…

– Гуань Мин, ты такой худой – видно как плохо ты питаешься! Повара твоего надо наказать – двадцать ударов палкой, никак не меньше! Твой слуга такой толстый, потому что объедает тебя, – сетовала она и причитала. – И служанкам твоим дать сорок ударов плетью за то, что не кормят!

– Сяо Пин, как же ты плохо одеваешься, у тебя даже нет теплых вещей! – заладила свое любимое старуха. – Плохо обуваешься и поэтому постоянно мерзнешь!

У старой госпожи иногда случались затмения. Она начинала относиться к своему внуку, называя его детским именем, вновь считая его маленьким ребенком.

Что еще было страшно, с годами старуха стало плохо слышать и гнусно перевирала все его сказанные слова.

По просьбе цензора его помощникам было позволено сесть за отдельным столом и им тоже принесли еду. Вернее, это цензор не желал оставаться наедине со своей бабушкой, ища моральной поддержки в своих близких союзниках. Они наконец могли позволить себе отдохнуть за хорошей едой и вином, но атмосфера была слишком неподходящей для отдыха, Госпожа Тан продолжала говорить странные вещи и в воздухе висело напряжение, сгущаясь как молочная дымка утреннего тумана, наполнявшего эту долину. Помощники лишь молчаливо наблюдали, не в силах помочь с проблемой, которую цензор должен уладить лично.

– Я так давно тебя не видела! Скажи мне, как ты поживаешь Сяо Пинь? Хорошо ли учишься? Наверняка твои наставники тебя хвалят.

– Я уже давно не учусь! – Шэн попытался образумить женщину. – я уже давно не ребенок! И не называй меня этим детским прозвищем.

Но женщина помахала рукой, словно отгоняя назойливую муху от себя.

– Нет-нет, ты должен слушаться и усердно учиться, не отлынивая. Ведь если будешь плохо учится, то никогда не станешь чиновником! – сказала она.

За соседним столом Ван Би с полным ртом еды усердно крутил пальцем у виска. Цензор погрозил ему пальцем. Они все здесь похоже немного не в себе.

– Я уже выучился и сдал государственный экзамен на чиновника. Мне сейчас тридцать четыре года и за десять лет я дослужился до первого, самого высокого ранга, – напомнил он ей вновь, что уже давно не является ребенком, которого она еще видит перед собой. – Я состою на службе у императора и выполняю порой даже личные поручения императорской семьи, – похвастался цензор, впрочем, понять его достижения мог не каждый. Лишь тот, кто был в своем уме.

До его помощников резко дошло, почему он так редко наведывается к оставшейся в Яншо единственной родне. Видеть такую родню редко было ценно, сохранишь и время, и нервы, и силы. Столько терпения надо! А ведь цензор приехал сюда только с одной целью – отдохнуть, восстановить здоровье и набраться сил. В такой компании это будет весьма проблематично.

– Правда? – переспросила она.

Но Гуань рано обрадовался, женщина перебила его не просто из любопытства.

– Я столько раз говорила тебе не дружить с кем попало! Твоя эта дружба до добра не доведет!

– Я говорю не про дружбу, а службу. Я помогаю Верховному цензору с делами, а также тайно выполняю поручения Его Величества, – внук не стал уточнять, что в это входит шпионаж, из-за которого он так сильно пострадал и прятал руку с еще не отросшими ногтями. Впрочем, если не сегодня, она все равно заметит рано или поздно.

– В прошлом году я ездил на мамину родину – в Лоян. Там растут самые большие и красивые пионы.

– Я всегда это знала! -подтвердила она, кивнув. – Там на юге страны все шпионы! Там за ними нужно особенно следить.

Кажется, она ввиду плохого слуха путала слова, например, как вышло со службой и дружбой, с пионами и шпионами. Потом, кажется, ей вновь стало получше. Она поддержала разговор о его последних делах, о возможно повышении в недалеком будущем, а потом начала говорить о его скорой женитьбе.

– Внучок, почему ты не женишься до сих пор? Я очень люблю детей. И мне хочется на старость лет хоть немножко понянчиться с внуками, пока жива, – начала пилить она, заладив новую весьма больную тему. – Неужели со здоровьем у тебя настолько непорядок, что ты даже не можешь завести жену?

Совсем пристыженный гнусными словами безумной старухи цензор даже не нашел, что ей ответить сходу. Каким бы ни был его ответ – ее он не устроит, и он решил сменить тему на другую.

Наконец все поели, трапеза закончилась и все пошли мыться и переодеваться, провожаемые слугами из поместья. Цензор тоже. Он принял ванну с морской солью и расслабляющими травами можжевельника и сразу почувствовал себя лучше и бодрее.

Расстроенный состоянием своей бабушки, Шэн Мин вернулся в свои собственные покои раздраженный, надеясь найти немного утешения и может быть даже ласки, но не найдя там ни одной из своих «наложниц», Гуань обратил внимание на раскрытую книгу, оставленную на столе. Видимо, это Жожо читала до того, как ушла куда-то.

Жожо читает очередной скучный трактат о лекарствах?

Но это была другая книга. «О семейных проклятиях, темной магии, порчи и предсказаниях» гласило ее название. Шэн Мин знал Жожо, как довольно серьезного человека, не верящего в шаманизм и колдовство. Отрытая страница рассказывала о Темном духе Гу и его влиянии на разум проклятого человека.

«Поскольку призраки считаются главными виновниками болезней человека, их изгнание и отвращение одно из первейших составлявших искусства врачевания» – прочитал Мин и вместо того, чтобы отложить глупую книгу в сторону, продолжил читать в ожидании пока Жожо вернется.

Как бы ему ни хотелось верить в этот бред, даже он не мог отрицать, что все описываемые в книге симптомы совпадали с его состоянием. Цензор сравнил их со своими, когда ощущал очередной приступ анемии: лихорадка, холод рук и ног, слабость, помутнение рассудка, помутнение зрения, видения, кровь из носа, возможные обмороки.

Цензор продолжил читать дальше, пробегая по вертикальным строкам: «Способов отравиться – тьма. Отравление Темным духом Гу сродни отравлению ядом. Лишь одно средство может спасти…»

Но ему была известна причина его болезни – его отравил яд китайской кобры. Сильнейший яд, который должен был убить его, но не убил, оставшись в крови в виде токсинов и до сих пор причиняет вред его телу и разуму. С ним можно бороться, но нельзя победить до конца. И никакой Темный дух Гу здесь ни при чем!

Гуань яростно закрыл книгу, заслышав шаги.

Жожо вернулась, сменив белые одежды на желтое платье с зеленым поясом и рукавами цвета нежной зелени, но едва увидев господина с книгой в руках, она выскользнула из его рук, упав на колени.

– Что это такое и как оказалось у тебя в руках?! – в гневе цензор бросил книгу на пол перед замершей женщиной, рухнувшей от испуга на колени с опущенной к полу головой. Она впервые увидела, чтобы цензор повышал голос и сильно испугалась.

– После трапезы Госпожа Тан дала ее мне почитать, узнав, что я Ваш лекарь, – наклонившись, коснувшись лбом пола, призналась она.

– Как ты можешь читать подобные глупости!? Старая женщина глупа и сходит с ума от старости и одиночества! Незачем потакать ее бредням, которые она рассказывает!

– Она заботится о Вас… – начала оправдываться Жожо, но цензор грубо перебил ее.

– Никакого Темного духа Гу не существует!

– Господин, это Вы так думаете! – Жожо вскинула голову и поднялась с колен. – Вы безрассудны в своих поступках! Обожаете логику, но не в силах отступить от голоса разума ни на шаг! В мире есть вещи, которые нельзя объяснить! Которые даже Вы объяснить не сможете! Я знаю это как никто другой! И много наслышана об этом Темном духе Гу! Я была послана в Ваше поместье императорским лекарем в качестве его помощницы и замены, чтобы готовить отвары и делать примочки для глаз. Подумайте сами, как бы человек, отравленный смертельным ядом китайской кобры мог остаться в живых без противоядия! Когда случилось это происшествие противоядия не оказалось в лекарской сумке!

– Прекрати!

Но Жожо была решительно настроена и неумолима:

– Человек при таком отравлении мог остаться в живых, только в одном случае, если уже принимал подобный яд и имеет к нему иммунитет. К тому же, стоит учитывать, что вся Ваша семья погибла или умерла при весьма странных обстоятельствах…

– Хватит! – резко оборвал ее цензор. Он устал слышать подобный вздор теперь уже от своего лекаря.

– А Ваша мать покончила с собой, жена утонула в озере и ее тело так и не нашли…

– Замолчи! Я больше не желаю слышать эти глупости! Тем более от тебя! Я думал, ты разумная женщина! Я в тебе крайне разочарован.

Но женщина продолжала говорить, развивая начатую тему, спорить с ним, настаивая на обратном. Она тоже повысила голос, осмелев, чтобы ее мнение услышали и с каждым произнесенным на тон выше словом немилосердно резала слух своего господина все больнее:

– Темный дух Гу могла создать только женщина! Этот враг скрыт в тени, ненавидит Вашу семью и все еще хочет отомстить! Женщина, не принадлежащая к роду Вашей семье, но желающая загубить весь род и у нее это почти получилось! Цензор, одумайтесь! Сосуд с Темным духом Гу спрятан где-то здесь в этом доме! Вы, как никто другой лучше всего знаете это поместье, скрытые места, где можно было спрятаться ребенком, это может быть скрытая от чужих глаз ниша, под крышей или в подвале в каком-нибудь укромном закутке. Несмотря на все предостережения и ивовые ветви – это не спасение, а лишь временная мера…

– Замолчи! Перестань! – он был почти готов убить за произнесенные гнусные слова! – Прекрати!

Цензор был так зол, кровь ударила ему в виски, отчего ему показалось, что уши набиваются соломой от глупых слов глупой женщины, что ему хотелось ударить ее, лишь бы заставить молчать. Было похоже на то, что она говорила, веря в то, что говорит истину. Убил бы, не будь она в какой-то степени права, но, отметая все ее разумные доводы относительно темного духа Гу и родового проклятия так невыносимо было бы признать, что женщина возможно права…

– И мы должны найти этот ядовитый котел или сосуд, пока еще не поздно! Чтобы напасти на Вашу семью наконец прекратились! Чтобы Вы жили и могли освободиться от преследования Темного духа Гу! Чтобы Вы смогли продолжить свой род и спокойно спать по ночам, а не просыпаться, крича от очередных кошмаров.

Откуда она столько всего знает?! Это тайны его семьи! Разгневанный цензор ощутил дурноту от гнева, перед его взором на миг все потемнело заволокло темнотой. Но он не свалится в обморок от этой всепоглощающей ненависти, он станет защищаться от исходящей угрозы. Это все болтливый слуга, которому стоит отрезать язык за его разговорчики! Надо убить и его тоже!