АтакА & Исключительная

Что, если эта злосчастная спутниковая установка и вправду существует? Что, если какой-то сумасшедший и вправду имел или имеет доступ к ней? Что, если он напутал параметры, в результате чего Атакам подвержены все, кроме воздушных знаков зодиака? Что я уже видела? На пешеходном переходе рухнули все, кроме одного студента и молодой девушки с ребёнком. Знать бы, кто они по знакам зодиака… Впрочем, я ведь владею другими данными. Мать – дева, отец был овном… Оба не входят в стихию воздуха и оба подверглись Атакам. Томирис водолей, принадлежит к стихии воздуха, Атаке не подверглась. Но… Я стрелец, как и отец, принадлежу к стихии огня. Ведь к стихии огня? Не уверена. Но, кажется, да… В любом случае, я не подверглась Атаке, хотя не являюсь воздушным знаком зодиака. Итого: водолеи и стрельцы вне зоны риска? Или… И наша защищённость неоднозначна и не гарантирована? Что-то не сходится… Очевидно, что Атаки на кого-то действуют, а на кого-то нет, и что действуют они на абсолютное большинство, но каким образом происходит отбор?

“Единственная проблема: изменить параметры так просто не получится, что ввёл однажды, то получится исправить очень нескоро – слишком долго запрос обрабатывается на спутнике, находящемся на земной орбите, а после слишком долго возвращается на Землю… И всё потому, что учёные цифрового отдела промахнулись в…”, – он недоговорил. В чём они промахнулись?! Вообще, говорил ли он правду?! Сомерсет Гриффин и вправду маньяк, способный совершить геноцид?! И, если всё правда, тогда насколько долго происходит обработка на спутнике – как скоро всё исправится и прекратится?!.. В голову закралась мысль, дрожащая пламенной надеждой: а вдруг всё уже исправили, вдруг уже успели отключить или изменить команду на спутнике, вдруг всё уже закончилось?.. Я покосилась взглядом через плечо на спокойно сидящую мать, продолжающую гипнотизировать порхающее насекомое. Не помню, чтобы она хоть раз за всю ту жизнь, которую я знаю её, была такой тихой.

Томирис снова щелкнула приемником, и мои мысли машинально перескочили на неё: что теперь с ней делать? Хм… Да ничего. Девчонке восемнадцать лет в этом году исполнилось, так что нянчиться с ней не придётся. А если бы пришлось, едва бы я впряглась в эту телегу. И всё же лучше уточнить. На минимум помощи я всё же могу раскошелиться, если вдруг это понадобится.

– Какие у тебя планы на жизнь? – не оборачиваясь, обратилась к совершенно незнакомой девушке я. – Старшую школу в этом году ведь окончила?

– Я поступила в университет.

– Университет – это сильно. Можно гордиться.

Когда-то я мечтала о высшей степени образования, но на эту мою мечту, как и на все остальные, ни у Бриджит, ни у Джерома не нашлось ни средств, ни желания, ни внимания. Видимо, для младшей дочери Джером решил постараться…

Взяв тарелку с бутербродами, я подошла к столу и установила её в центре. Чай, приготовленный мной перед этим, уже остывал в чашках. Заняв свободный стул, я оставила Бриджит по правую руку, а сестру – по левую.

Мы с Томирис сразу же приступили к скромному ужину, но Бриджит к бутербродам не притронулась:

– Этот пластырь щиплет, – она резко содрала с раны на голове обеззараживающий пластырь. Её ударили тупым предметом по левой части лба, достаточно сильно, чтобы рассеклась кожа, которая теперь сияла запекшейся кровью и зеленкой, оставленной от лейкопластыря. Может даже со временем останется шрам.

Мы с Томирис продолжили спокойно есть, не реагируя на её раздраженное настроение, по которому я, исходя из многолетнего и многострадального опыта, могла предвидеть надвигающуюся бурю, способную разразиться в любую секунду.

– Джером, где он? – голос этой неспокойной женщины взял высокие нотки, неестественные для тихой обстановки скромной кухоньки. Несколько часов назад я попросила Томирис молчать про Джерома в присутствии Бриджит, а так как она была осведомлена относительно общего психического состоянии этой женщины, она молча согласно кивнула и не стала углубляться в суть моей просьбы, за что я была ей тайно благодарна. Тем временем Бриджит не собиралась останавливаться: – И где эта стерва Шайлин?

Это было слишком круто. Я сразу же бросила взгляд на Томирис, резко переставшую жевать. Бриджит знала, что Шайлин умерла десять лет назад, однако она периодически путалась в своих воспоминаниях, но даже если взять в учёт путаницу фактов в её черепной коробке, всё равно было крайней грубостью называть стервой мать девушки, напротив которой она сейчас сидит в качестве гостьи. Имея такую мать, я научилась одним взглядом просить прощение у задетых ею людей. Как только Томирис посмотрела на меня, я сделала именно это: без слов, одним взглядом и лёгким наклоном головы вбок попросила у неё прощение за поведение этой женщины, на что она, к моему удивлению, произвела очень похожий на один из моих жестов – слегка покачала головой с отстранённо-прохладным взглядом, говорящим слова вроде: “Всё в порядке, можешь не извиняться”. Надо же, как похожа…

Радиоприёмник, стоящий на столе впритык к стене, вдруг издал резкий звуковой плевок. Томирис сразу же усилила звук. Это была трансляция канадских новостей! Я узнала её по вступительной мелодии – первые ноты гимна… Мы замерли в напряжении, и мужской тембр, прорываясь сквозь сильные помехи, наконец заговорил: “…Европа пала от… Сталь-и… В эти непростые… Свирепствует… Сталь… <сильные помехи, Томирис стукнула приёмник> Большие жертвы… Траур наций… Комендантский… Не выходить из своих домов… Не покидать… Хоронить умерших по мере их появления, не дожидаясь специалистов… Позже будут произведены эксгумаци-и… И… Экспертизы… Повтор информации… Хоронить умерших по мере их появления, чтобы снизить уровень опасности распространения чум… Заражения…”. Приёмник резко заглох, категорично давая понять, что никакие шлепки его уже не воскресят.

– Он сказал про опасность заражения?! – округлившиеся глаза Томирис впились в меня. – Это заразно?!

В моих мыслях зазвучало пугающее эхо вчерашней давности: “…за корчащихся от боли никто не заступится – все сочтут их зараженными, а значит, захотят их изолировать и даже уничтожить…”. Я нервно сглотнула, предчувствуя опасность для Бриджит:

– Нет… Не думаю, что это может быть заразным. Скорее всего, он имел в виду эпидемии, способные возникнуть при несвоевременном захоронении останков.

– Они боятся начала чумы или чего-то вроде, а значит, жертв очень много, – быстро сообразила моя собеседница. – И при этом ни слова не сказали о природе происходящего. – Я заметила, как сжались её кулаки.

Радиоприёмник неожиданно снова ожил, только на сей раз громким писком – Томирис быстро крутанула громкость, чтобы заглушить неприятный звук, и в следующую же секунду Бриджит, истерично схватившись за уши, упала со стула на пол и, крича диким зверем, забилась в угол!

Томирис резко вскочила на ноги и, отпрыгнув от стола, остолбенела, а я сразу же бросилась к матери. Я держала её в своих объятиях на протяжении пятидесяти пяти секунд, которые длилась эта Атака, но ей никак не помогали мои объятия, от которых она пыталась отбиться не меньше, чем от глушащего её ультразвука…

Когда всё закончилось, я не почувствовала облегчения. Я почувствовала самое худшее из всего, что могла почувствовать в это время – беспомощность.

У Бриджит вытекала кровь из ушей, и я уже знала, что это не в последний раз…

Обшарив подвал и одну из примыкающих к дому пристроек, теперь я с Томирис сидели в гостиной, напротив деревянного журнального столика, на котором было разложено всё имеющееся у нас оружие: один стандартный и один продвинутый пистолет (вторым ещё неизвестно, как пользоваться), одно охотничье двуствольное ружьё, одна вскрытая коробка всего лишь с двадцатью патронами, три ржавых капкана, пара добротных охотничьих ножей. Неплохо. Особенно с учётом того, что Джером, как подтвердилось, не только меня всерьёз обучал стрельбе из ружья и метанию ножей – Томирис он тоже, исходя из её слов, хорошо поднатаскал: десять из десяти попаданий по пустым банкам на расстоянии пятидесяти метров, попадание в цель ножом на расстоянии двадцати шагов.

Мы всё пересчитали, всё почистили и, наконец, надо всем этим замерли, не желая представлять, в каких случаях и с какими целями нам может всё это пригодиться. Тишина оглушала. Казалось, ещё чуть-чуть, и я услышу не только тиканье старых часов в прихожей, но и сопение Бриджит в соседней комнате. Мы уложили её на постель Джерома – она сразу же отключилась, стоило только её голове соприкоснуться с подушкой. Мне на эту ночь доставался диван, а за Томирис оставалась её спальня. Что ещё мы не решили или не учли? Да практически всё. Может быть сегодня даже не стоит пытаться думать об этом бесконечном списке нерешенных проблем и задач ближайшего будущего. Но об одном конкретном пункте я никак не могла прекратить размышлять: что, если и вправду начнутся облавы на тех, кто подвержен Атакам? И без того уязвимая перед этой ультразвуковой пыткой Бриджит окажется в смертельной опасности. Значит, её уже сейчас нужно спрятать.

– Как обстоят дела с автомобилем отца? – неожиданно даже для себя самой прервала тягостную тишину я.

– Я была на машине в центре города, когда это начало происходить. Машину у меня угнал прохожий громила, – совершенно спокойным тоном выдала Томирис.

– Не пострадала?

– Он разбил окно водительской двери у меня на глазах – я только бежала к машине, так что он меня не тронул и даже не заметил. На него, как и на меня, не действовала Атака, – после этих слов она немного помолчала, а потом вдруг решила поинтересоваться: – Почему ты называешь происходящее Атакой? Нас кто-то атакует? Это война?

– Я не знаю, что это… Но я знаю, что нам нужны продукты. И лекарства. Значит, нам нужно в город…

– Отсюда три с лишним мили, назад три с лишним мили, плюс ещё намотаются мили по городу…

– Есть велосипеды?

– Есть вариант получше. Соседи, семья Агилера, занимаются коневодством: у них конюшня с дюжиной лошадей. Можем попробовать одолжить у них пару коней.

Больше десяти лет назад я с отцом каталась на лошадях этой фермы, так что я знала о её существовании, хотя с течением времени и позабыла о её обитателях. Уже в своём городе, на протяжении одного года – с четырнадцати до пятнадцати лет, – я занималась конной ездой, тогда бывшей доступной для меня только благодаря стараниям благотворительного фонда, спонсирующего занятия детей из малоимущих семьей, а повзрослев и собственноручно сколотив себе финансовую безопасность, пару раз в год я выбиралась на длительные конные прогулки, так что в седле я держусь более чем уверенно. Спрашивать Томирис о том, как себя в седле чувствует она, было не к чему: она утверждает, что умеет стрелять и, судя по тому, как она обращается с ружьём, это чистая правда, и она же сама предложила вариант с верховой ездой. Эта девчонка не пропадёт. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

– Завтра с утра пораньше пойдём к соседям, – уверенным тоном заключила я. – Поставь будильник на шесть часов. И постарайся поспать. Нас ожидает сложный день.

Глава 12

И я, и Томирис проснулись ровно в шесть. У меня получилось заснуть до полуночи, Томирис призналась, что ворочалась до часа ночи – мы обе проспали меньше положенного, но при этом обе были настолько бодры, что после пробуждения совсем не испытывали сонливости. По очереди поспешно умывшись и почистив зубы, мы позавтракали остатками бутербродов и выпили по кружке чая, запасов которого в этом доме, к моему удивлению, оказалось предостаточно: целых пять упаковок по пятьдесят пакетиков, все разных сортов.

Закончив с завтраком, я зашла в спальню, чтобы проверить состояние Бриджит. Ночью она не корчилась от Атак и ни разу не просыпалась. Значит ли это, что Атаки случаются только днём? Или, быть может, вчера всё же была последняя волна…

Ей что-то снилось. Во сне она бормотала про свои уникальные скульптуры и, кажется, общалась с образом Пегги. Бедняжка Пегги, неужели её тело всё ещё лежит на газоне перед нашим домом, и никто не собирается хоть что-то сделать с этим?.. Выходя из спальни, я аккуратно прикрыла дверь. На часах было шесть тридцать – не самое удачное время для похода в гости. Так было прежде. Теперь же: чем раньше или чем позже – тем лучше, потому что безопаснее.

Направляясь к ферме семьи Агилера, мы с Томирис, не сговариваясь, двигались быстро, чуть ли не на полусогнутых ногах. Чтобы никого случайно не напугать, охотничье ружьё, вместе с холодным оружием, мы спрятали в подвале, в тайнике, встроенном в кирпичную кладку стены, а с собой взяли только малогабаритные пистолеты: на свой пояс я повесила привычное мне оружие, а Томирис отдала продвинутое. Я заметила, как она “на всякий случай” аккуратно припрятала один из охотничьих ножей под своей лёгкой чёрной толстовкой на молнии. Моя уверенность в том, что эта девчонка не пропадёт, продолжает прогрессировать.

Стоило нам завернуть за первый угол соседского дома, как мы сразу же наткнулись на серьёзную неприятность: труп молодого парня, лежащий прямо за крыльцом дома. Судя по тому, как поморщилась Томирис, обыкновенно предпочитающая сохранять хладнокровное выражение лица, она знала этого человека… В стороне, за небольшой горкой колотых дров, неподвижно лежал ещё один человек. На третьего указала Томирис, ткнув пальцем в сторону лошадиного загона, подле которого тот валялся.

– Это работники фермы, – констатировала она. – Не хозяева.

Мы стояли во дворе между домом и конюшней: в десяти шагах слева – крыльцо и вход в дом; в пяти шагах справа – незапертые ворота конюшни.

Томирис уже дернулась в сторону дома, когда я остановила её, резко вытянув перед ней руку таким образом, что девушка от неожиданности уперлась в нее. Встретившись со своей напарницей красноречиво серьёзным взглядом, я произнесла:

– Идём в конюшню.

– Но мы не можем взять без спроса…

– Мы вернём.

На сей раз она всё поняла. Когда она наконец согласно, хотя и с поджатыми губами, кивнула, я опустила свою руку и направилась в сторону приоткрытых ворот. Томирис без лишних слов последовала за мной.

Стоило нам перешагнуть порог конюшни, как в нос сразу же ударил терпкий запах навоза и лошадиного пота. Кони, увидев нас, сразу же взволнованно зафыркали. Я подошла к первому стойлу, но Томирис остановила меня:

– Погоди. Не того выбираешь. В первых стойлах лошади постарше. Нам нужны кони из последних стойл – они покрепче.

Дойдя до последних стойл, я взялась за красивого жеребца соловой масти, а Томирис взялась за вороного, стоящего напротив. Сняв амуницию со специально оборудованных стен внутри стойл, мы в полном молчании и с ощутимым нервным напряжением начали снаряжать выбранных лошадей. Я уже закрепляла седло, когда из стойла напротив вдруг донесся голос Томми:

– Их нужно похоронить.

Я резко затянула под животом жеребца ремень седла, в этот же момент представив, каково это – копать могильную яму собственными руками:

– Для начала давай начнём с Джерома, – наконец предложила я.

Молчание. Она осознаёт, что́ нам предстоит…

– Может, для захоронения нужна судмедэкспертиза?

У нас даже нет гроба, не говоря уже о доступе к крематорию…

– Не думаю…

– А если нужна? – она упирается, потому что в полной мере осознаёт тот ужас, который нам предстоит пережить.

– Тогда откопают. Послушай, – упершись руками в бока, а глазами в пол, я тяжело выдохнула, чувствуя облегчение уже только оттого, что сейчас не вижу свою собеседницу, занятую снаряжением своего коня. – Лучше сделать это сейчас… – я осеклась, так как не имела в виду “прямо сейчас”. – Сегодня. Прежде чем тело подвергнется разложению, – а оно обязательно начнёт разлагаться, если уже не начало, при такой-то высокой температуре воздуха.

– В обращении по радиоволне ясно дали понять, что́ делать с умершими, – неожиданно трезво заключила она, и сразу же перепрыгнула на не менее важную тему. – Нужно перегнать всех лошадей в уличный загон. Если они стоят здесь запертыми больше суток – это уже нехорошо. В загоне у них хотя бы есть трава, и вода автоматически подается в специально оборудованные поилки.

Об этом должны были позаботиться хозяева этих лошадей. Но они не позаботились, что сразу наводит на мысли о том, что они также уже могут быть мертвы. Томирис же говорила с осознанием двусторонней опасности: она опасалась участи этих животных в случае, в котором у нас не будет возможности вернуться, чтобы освободить их. В случае, в котором мы выпустим их, они хотя бы протянут до зимы – загон внушительных размеров, с миниатюрным прудом, так что травы и воды им должно хватить, – а с приходом зимы они, может, додумаются перепрыгнуть через ограждение или сломать его…

Через вторые ворота, противоположные входным, мы начали выводить лошадей в загон: десять спокойных животных, сразу же отправившихся к поилкам – очевидно, они и вправду были заперты со вчерашнего утра. Выведя последнюю пару в проход конюшни, мы поставили перед выбранными нами для поездки лошадьми по ведру овса и ведру воды, которые нашли в одном из свободных стойл. Лошади оказались голодными: и пили, и ели с заметной жаждой.

Совершенно неожиданно на улице раздался звучный собачий лай. Переглянувшись, мы сразу же решились проверить обстановку и украдкой вышли на улицу. Из будки, стоящей справа от задних ворот конюшни, появился крепкий и очень рослый кобель белого окраса, крупной породы алабай. Он выглядел весьма бодро и, увидев Томирис, сразу же радостно завилял хвостом.

– На животных, видимо, Атаки не влияют, – сдвинув брови, заметила Томми и, подойдя к псу впритык и присев напротив него на корточки, стала с силой гладить его массивную спину, на что пёс реагировал радостным поскуливанием. – Его тоже нужно отпустить. Ты не будешь против? Он не агрессивный. Его автоматическая кормушка установлена возле загона.

– Я не боюсь собак, – спокойно взмахнула рукой я.

Было время, когда со мной под одной крышей жило странное существо – помесь немецкого дога с ирландским волкодавом. Мне было всего восемь лет, когда Бриджит приволокла это чудище в наш дом: пёс был крупнее меня и при этом обладал крайне добрым нравом, но прожил с нами недолго, меньше четырех лет, после чего умер от старости. Бриджит слепила в честь него целую серию странных скульптур, ничем не передающих псовый образ.

Стоило Томирис отпустить пса с цепи, как тот сразу же рванул мимо нас, но отчего-то вдруг, миновав угол конюшни, резко остановился и, опустившись на задницу, довольно гавкнул, после чего гулко забил своим крупным хвостом по голой земле, тем самым поднимая в воздух вихри пыли.

Мы с Томирис в который раз за это утро красноречиво переглянулись и, не сговариваясь, решили проверить. До угла конюшни было всего десять шагов, миновав которые мы наконец увидели то, что привлекло внимание пса. Вернее, не то, а того… Это был ребёнок. Миловидная девочка лет десяти, метиской внешности – наверняка в её жилах присутствовала мексиканская кровь: смугловатая кожа, ровные чёрные волосы чуть ниже плеч, ровно очерченные брови-домики, большие чёрные глаза. Одета прилично – в чистые джинсы светлого цвета и розовую футболку, на шее красуются мелкие разноцветные бусы. Она стояла всего в трех шагах напротив нас, правой рукой держась за стену конюшни, и выглядела откровенно испуганной – явно пряталась здесь с целью подсматривания за нами… Я заметила, что взглядом она сразу же впилась в Томирис.

– Ты кто такая? – упершись руками в бока, не ходя вокруг да около, сразу решила выяснить я.

– Это Кайя Агилера, – вместо девочки ответ выдала Томми, – племянница владельцев фермы.

– Зачем вы отпустили лошадей и Тормуда? – явно сильно переживая, смотря на нас широко распахнутыми глазами, девочка одной рукой указала на выдавшего её пса.

– Ну, животным нужно есть, – ответив, поджала губы я, уже начиная предвкушать проблемы, которых я очень сильно хотела бы избежать. – Где твои родители?

– Мама в Оттаве. Она оставила меня у дяди и его жены на летние каникулы.

Вот ведь!.. Нехорошо. Оттава отсюда за тридевять земель.

Напряжение внутри меня продолжало уверенно нарастать: что может быть хуже, чем возиться с ребёнком во время развернувшегося вокруг тебя постапокалипсиса? Конечно же я знаю, что может быть хуже! Переживать за подверженную Атакам мать, страдающую биполярным расстройством! Ну и зачем мне собирать в кучу эти букеты неприятностей?..

– Что с твоими дядей и тётей? – я не спросила где они, я спросила именно что́ с ними, потому что желала услышать слова о том, что с ними всё в полном порядке и они сейчас придут настучать мне с Томми по головам за их отпущенную живность, а заодно продолжат нести ответственность за этого ребёнка.

– Они в своей спальне… Спят.

– Спят? – вопрос Томирис прозвучал откровенно напряжённо.

– Ещё вчера не проснулись… – девочка сильно поморщилась от неожиданно резко подступивших к её глазам слёз. И в этот момент я поняла две вещи: первое – ни я, ни Томирис не из тех, кто умеет переносить чьи-либо слёзы (хотя Томми и сделала неуклюжую попытку, слегка похлопав заплакавшую девочку по плечу); второе – я от этой ноши уже не отверчусь (не оставлять же ребёнка одного посреди разбросанных вокруг трупов!).

Глава 13

Первое, что мы решили сделать – зайти в дом с целью осмотреть дядю и тётю Кайи.

Первый этаж оказался просторным: одна комната, представляющая собой квадратную гостиную, совмещённую с кухней, плюс большая ванная комната слева от входа. На втором этаже расположилось много спален. Со слов Томирис я узнала о том, что у четы Агилера не было своих детей, так что наличие приличного количества спален было обусловлено их агротуристическим бизнесом: сдача комнат в деревенском доме посреди оживлённой фермы городским туристам, желающим забраться в захолустье ради конных прогулок по дикому лесному массиву. Неплохая и вполне прибыльная идея для бизнеса, недавно начавшая набирать обороты популярности во многих канадских деревнях.

Спальня владельцев фермы располагалась в самом конце коридора второго этажа. Оставив Кайю сидеть на стуле в коридоре, в комнату зашли только я и Томирис. Мне не нужно было касаться этих тел, чтобы понять, что в них нет жизни: поблекшая, словно ставшая восковой кожа трупов, в воздухе витает неприятный, отдающий тошнотворной сладостью на языке запах разложения. Так быстро… Нужно сегодня же захоронить останки Джерома, пока это возможно сделать без усугубившихся последствий.

При рассмотрении этих трупов в первую очередь в глаза бросалось даже не то, что из ушей обоих умерших вытекло и застыло на белых наволочках значительное количество крови. В глаза бросались их руки – пара держалась за руки с такой силой, что можно было различить их до предела напрягшиеся в предсмертной хватке жилы… Я не сомневалась в том, что нам этих рук не расцепить, если вдруг мы решимся найти в себе физическую силу и силу духа, чтобы захоронить и их тоже.

Я снова начала думать о природе происходящего: кто-то умирает сразу, как Джером и чета Агилера, а кто-то продолжает держаться, как Винсент и Бриджит. В чём причина? В физиологической переносимости? В индивидуальной стойкости? В состоянии здоровья организмов?

Томирис, сильно поджимая губы от неприятного запаха, гулко вздохнула. В ответ я кивнула ей – пора уходить отсюда.

Выйдя в коридор и плотно закрыв за нашими спинами дверь, я подошла ко всё ещё сидящей на стуле Кайе, беспокойно ищущей наших взглядов. В том, что девочка в курсе того, что её дядя с тётей мертвы, я не сомневалась – наверняка она слышала их предсмертные вопли, а заодно и вопли тех ребят, что сейчас валяются вокруг этого дома… Встав на одно колено перед девочкой, всё ещё не находя в себе сил посмотреть в её большущие чёрные глаза, я уперлась взглядом в её грудную клетку, облаченную в материю наивного розового цвета, и коснулась её оголённой руки чуть выше локтя.

– Ты пойдёшь с нами, – наконец произнесла неприятные для себя слова я: я не смогу должным образом позаботиться о ребёнке, ведь я совсем несовместима с детьми! Мой опыт общения с этими непонятными существами равняется уверенному нулю! – Сколько тебе лет?

– Десять.

– Когда у тебя день рождения?

– Третьего февраля.

Ещё один водолей, не подверженный Атакам: заходя в дом, девочка сказала, что в течение прошедших суток физически чувствовала себя нормально, только испытывала чрезмерный страх, отчего у неё тряслись коленки, и она пару раз плакала…

– А когда дни рождения у твоих дяди и тёти? – мне необходимо было знать…

Я услышала, как Томирис, стоявшая позади меня по мою правую руку, перемялась с ноги на ногу: за прошедшие сутки я не могла не заметить, что она весьма проницательна – наверняка в этот момент она задаётся вопросом о том, почему меня заинтересовала подобного рода информация.