Воины Андеграунда

Юрий Серов

Воины Андеграунда

Автор обложки Эвр Сварович.

© Юрий Серов

© Оформление ООО «Издательство «Цитата Плюс»

Воины андеграунда

Часть 1

«Тонкая грань безумия»

1

В окно светило солнце. Лучи падали на подоконник, преломлялись и отражались в комнату, делали её яркой и белой, попадали на кисточку и перебегали солнечными зайчиками, мелькающими по стенам и потолку.

Аля сидела на диване и смотрела на Николая, который рисовал портрет. Он попросил не вертеться и замереть, но девушка переживала и горела желанием увидеть картину, отчего усидеть на месте не получалось. Художник не обижался, отрывался от работы, возвращал жену в исходное положение и продолжал рисовать. Процесс двигался споро, были и вдохновение, и терпение, и радость от единения с Алей. Оставалось несколько штрихов, но девушка устала от ничегонеделания и донимала Колю разговорами.

– Ты заметил, что в городе стало меньше гадости? – спросила она.

– Да ладно, придумаешь. – Он перевёл взгляд со второй половины на картину и нахмурился. – Смазал, чёрт.

– Нет, я серьёзно. Раньше я боялась ходить через парк, вздрагивала от каждого шороха. То наркоманы, то алконавты, то бомжи, а Светка рассказывала, что насильников видели, и педофилов, и этих, кто себя показывает…

– Эксгибиционистов?

– Во-во, именно их. Подружка Светки возвращалась домой, а там мужчина с плащом, открылся ей и хвастается. В общем, много нечисти, а сейчас нет никого. Будто кто-то с метёлкой прошёлся и хорошенько подмёл. Что смешного я сказала? Шантрапу убрали, словно плесень с сыра. Я же не слепая.

Николай улыбнулся. Он привык к различным фантазиям выдумщицы-жены и не сомневался, что это очередная причуда, а хулиганы никуда не подевались. Отсиживаются, пьют водку, колются, нюхают и точат ножи для новых жертв. После развала СССР, когда Коля ходил пешком под стол, неблагополучных семей прибавилось, и российская действительность приучила к постоянному соседству. В детстве они носили гордое название «трудные подростки», затем выросли и выбрали разные дороги, но всегда были неподалеку: на остановках, у магазинов, на лавочках и особенно в парке. Смолили сигареты, цыкали слюной и попрошайничали деньги. Для чистки нужна чудо-метла или пылесос.

– Замри, я заканчиваю, – попросил художник.

Он добавил яркости Алиным волосам, выделил контуры и положил кисть. Сравнил портрет с оригиналом и не нашёл отличий. Картина получилась живой и красочной, как и сама девушка. Зелено-серые глаза, эффектное рыжее каре, изящный ротик, румяные щёчки и ямочка от улыбки.

– Готово. Можешь смотреть.

– Какая прелесть, Коля, – похвалила Аля. – Вылитая я.

– Зто набросок. После ужина я приведу её в порядок, и она станет шедевром в лице моей принцессы. – Художник обнял девушку и прижал к себе. – Ужинать будем? Я голодный, как волк из мультика «Жил-был пёс».

– Тефтели разогреть? Три или четыре?

– Четыре, пожалуй. Есть, так много. Любить, так королеву.

– О-о-о, подлиза, я уже королева? Ты где-нибудь видел, чтобы королевские особы накрывали на стол?!

– Ну, это особая королева. Типа Золушки. Та тоже не гнушалась черновой работой, – пошутил Николай. – И не забудь рюмашку к ужину, а я руки помою.

– Нет. – Жена остановилась и подбоченилась. – Ты три дня подряд по рюмашке хряпаешь и на полу валяешься, а я тебя на кровать тащу. Часто прикладываться стал. Где одна, там и две.

– С устатку-то можно. Я сегодня весь день работал, трудился.

Да и перед едой сто грамм никому не вредило. И давай без наставлений! Мужик хочет выпить, значит, выпьет… Давай бутылку! Быстро! – Коля стал срываться на крик.

– Сопьёшься. Каждый день хлещешь. Привык, без неё не можешь. Хрен тебе моржовый, а не водку! – Аля показала кукиш и отвернулась.

Художник разозлился и заревел медведем:

– Где бутылка?! Говори, твою мать! Хуже будет! Иди сюда!

– Алкаш проклятый!!! Фигтебе! Не дам! – заплакала девушка. – Отпусти! Мне больно! Слышишь?! Отпусти!

Николай разжал кисть, и худенькая рука Али вырвалась из тисков. Жена убежала и закрылась в ванной. Художник топнул ногой, вложив в жест и злость, и безысходность, и отправился на поиски спиртного.

Заначка нашлась в кладовке, в старом сером валенке. Коля откупорил крышку, прошёл на кухню, налил полстакана и с наслаждением выпил. Водка обожгла желудок и сняла приступ гнева. Мужчина достал из холодильника банку солений, выловил огурец и закусил. Тепло разошлось по телу и избавило реальность от серости. Художник залил проблему алкоголем и не увидел ошибки, вспышки гнева и грубости по отношению к супруге.

Проблемы с продажей картин начались с появлением в городе известного коллекционера и бизнесмена Дмитрия Малинина. Раньше раз в месяц в город приезжали перекупщики, предлагающие приемлемые цены, проводились выставки и показы. Иногда наведывались в гости птицы высокого полёта, для приличия торговались, сорили деньгами и устраивали знатные попойки, где хмельные и счастливые разбрасывались пачками долларов и проводили между собой аукционы. Творения художников разлетались, как бесплатные купоны на пятидесятипроцентную скидку, и позволяли с надеждой смотреть в будущее. Но прошло несколько месяцев, и Малинин перекрыл всем кислород. Заплатил властям и ожидал. Перекупщики потерялись, и картины прямым рейсом полетели к нему, а он решал, стоит потратиться или отправить незадачливого «Ван Гога» восвояси. Многие покинули Волжск в поисках достойного заработки, меньшая часть [включая Николая) ходила на поклон. Коля, слушая тирады Малинина об отсутствии таланта и харизмы в полотнах, терял веру в себя и находил успокоение в бутылке. Иногда напивался до состояния «туловища», и жена волокла бессознательного мужа, уснувшего на полу в луже испражнений. Утром Николай стыдился, обещал завязать, отмывал пол от чудачеств, а по возвращению Али с работы успевал нализаться. Последнее время Малинин скупал картины по дешевке: выбирал три-четыре полотна, вынимал сто долларов, и если собеседник мялся и клянчил, убирал банкноту, и сделка заканчивалась. Нищий художник уходил ни с чем. Даже перекупщики вели себя по-божески, хотя и наживались прилично, но коллекционер не позволял послаблений. С просьбами шли к нему, и он диктовал условия.

Коля оценил содержимое бутылки и вылил остатки в стакан. Выпил, хрустнул огурцом, протёр глаза и пошёл за женой.

– Аля, выходи. Прекращай нытьё. Чего ты как маленькая? Алька? Не обижайся на меня. Открой. Алевтина!

– Отвали, – огрызнулась девушка. – Лопай водку и рисуй картину. Малинин ждет послезавтра.

– Никуда она не денется. Выходи.

Щёлкнул дверной замок, и перед художником предстала заплаканная Аля. Он прижал её к себе и погладил по голове.

– Все, Аль, с завтрашнего дня завязываю, – сказал Николай. – Больше ни капли не выпью. Веришь? Не веришь. А зря. Пойдём ужинать, а?

– Ты наужинался уже, за километр разит. – Девушка вырвалась из объятий мужа.

Художник остался стоять в одиночестве.

* * *

Девушки сидели в уютной кухоньке, пили чай, ели пирожные и делились последними новостями.

– Мой совсем меру потерял, – жаловалась Аля подруге Свете. – Что ни день, то водку трескает. Ничего не могу поделать, скоро в алкаша превратится. Бородатый, помятый – на улице встретишь, подумаешь, что с тюрьмы зек сбежал. Робу надеть – не отличишь. Жалко, если талант пропадёт.

– Зря беспокоишься. – Светка махнула рукой. – Мой хлеще твоего пьет, и ничего. Проспится и работает, как часы. Ещё и на меня внимание уделяет. Так что не переживай. Колька – личность творческая, простым смертным не понять, что в его голове происходит. Он мир видит по-другому.

– У Николая организм слабый. Пить много нельзя: сердце шалит, желудок не выдерживает, да и печень не вечная. Твой-то здоровый мужик, ведро выпьет и не поморщится.

– Да, пьянство, к сожалению, наших мужиков стороной не обошло. Даст Бог, образумятся.

– Кстати, мы вчера разговаривали, что бандитов на улицах меньше стало, а Коля не поверил, сказал, что я выдумала.

– Нет, это не выдумки, – не согласилась Света. – Парк раньше кишел всякими «красавцами», я пролетала его, как «Аэробус-320» над океаном, а теперь можно ходить прогулочным шагом. Никого нет! Так не бывает, чтобы разом все исчезли! Это не муравьи, чтобы их задавить. Подозрительно.

Аля пожала плечами. Ответа у неё не находилось.

Пока девушки чаёвничали, Николай изучал Алин портрет, получившийся фотографически точным, и размышлял над дальнейшей судьбой картины. Нести полотно Малинину не хотелось, и он прикидывал другие варианты. Если предложить Художественному музею, те не откажутся, но заплатят копейки: пятьдесят долларов. Государство не готово поддерживать таланты, но всегда показывает значимость, когда автор добивается известности. Отпадает. Можно поехать в Самару и попробовать продать картину бизнесмену Васильеву, однако есть вероятность отказа. Васильев – поклонник пейзажей и абстрактных вещей, традиционный стиль его не заинтересует, и путешествие получится убыточным. Нет, портить отношения с Васильевым не стоит. Музей Ардена? Вряд ли. Москве нужны раскрученные художники типа Фёдора Нобелова или Рината Гусева. Отличная, но скромная картина Николая Трушкина вызовет улыбку – снисходительную и лукавую, намекающую на отсутствие значимости в мире творцов и гениев. Эх, бренды, бренды. Мир докатился до состояния, когда добившийся славы человек выпускает халтуру и получает за неё приличные деньги. Гусев и Нобелов – одни из везунчиков. Выстрелив в девяностые, будто «ТТ» по упрямому предпринимателю, они расслабились и в двухтысячные их выставки не вызывали ничего, кроме зевоты. Художники исписались, но стригли капусту благодаря раскрутке.

А как были хороши первые картины! Маленький Коля, учившийся тогда в художественной школе и подражающий всему, что попадало на глаза талантливому второкласснику, прочитал в газете о выставке Гусева и Нобелова и попросил маму отвести его на мероприятие.

Выставка проходила в доме бандита Паши Стрелка. Великодушный Стрелок, любитель живописи и музыки, отдал под распоряжение молодых художников целый коттедж, закатил приличный приём, на который пожаловала половина города, проспонсировал статьи в ведущих журналах и газетах и невольно открыл двух виртуозов. Люди, приходившие смотреть на картины (и Коля в том числе), восхищались мастерством новичков, шептались о восхождении будущих звёзд на олимп и налегали на дармовые еду и выпивку.

Николай помнил, как изучал детали понравившихся полотен, удивлялся, насколько точно художники создавали виртуальный мир и укрепился в вере, что достигнет аналогичных высот. Особенно понравилась мальчику «Русалка на закате» – картина, где перемешались таинство, потусторонние силы и умопомрачительные краски Карибского моря. Она напоминала фотографию, но никто не сомневался, что полотно создано красками. Как заворожённый Коля шёл домой и мечтал проснуться знаменитым.

Паша Стрелок, перебрав то ли водки, то ли искусства, запрыгнул на стол, произнёс хвалебную речь, отдавая дань уважения, выхватил из-за пояса револьвер, крутанул барабан, приставил дуло к виску и нажал на курок. Тело упало в большой торт, кусочки взбитых сливок попадали на лица гостей.

На следующее утро все СМИ пестрели заголовками о самоубийстве криминального авторитета Паши Стрелка, и слава Гусева и Нобелова поскакала вперёд коньком-горбунком. Художники переехали в столицу, подались в шоу-бизнес и поселились на экране телевизора.

Николай вздохнул и погладил Алин портрет. Завтра он пойдет к Малинину и договорится о нормальной цене, а дальше…

А дальше всё образуется.

Утром Коля проснулся в прекрасном настроении. Аля ушла на работу, а на столе красовался завтрак от жены: бутерброды с сыром и колбасой, вареные яйца и мигающая кофеварка, полная горячей ароматной арабики. Художник принял душ, позавтракал, спрятал картину в чехол, облачился в чистые джинсы и рубашку и покинул квартиру.

На остановке он уселся на лавочку, подождал автобус, но рейсовые не приезжали, а маршрутки напоминали советские банки с селедкой. Лезть туда с полотном Николай не рискнул и решил пройтись пешком.

Утренний город радовал свежестью и чистым воздухом. Спрятавшись под тенью деревьев, мужчина наслаждался зеленью и не торопился, уходя из центра в район частного сектора. Там, среди особняков и роскоши, отыскал жилье Малинина, огороженное высоким чёрным забором, и позвонил в домофон. Его минуту изучали, вспомнили и пропустили: автоматическая дверь щёлкнула замком и открылась, пропуская художника на территорию бизнесмена. На пороге Колю встретила чопорная служанка, и он поинтересовался, дома ли Дмитрий Дмитриевич.

– Маэстро принимает солнечные процедуры, – ответила она. – Извольте, я провожу вас на задний двор.

Коля улыбнулся про себя и последовал за служанкой. Она вывела его к бассейну, где в шезлонге отдыхал коллекционер Малинин. Служанка подошла к хозяину, шепнула на ухо и показала на Николая. Он кивнул и что-то сказал, она вернулась и сообщила, что Дмитрий Дмитриевич освободится через десять минут.

– Пока он плавает, предлагаю пройти в дом и подождать там.

Марина Матвеевна усадила Николая в гостиной, налила полстакана коньяка и удалилась. Художник откинулся в кресле, сделал глоток и оглядел комнату. В центре стоял круглый стол из красного дерева, его окружало четыре стула с кривыми ножками и сиденьями из мягкой коричневой кожи. В углу тикали старинные антикварные часы эпохи Петра I, рядом с которыми красовались мраморные статуи львов. Стены украшали многочисленные картины, как и подобает серьёзному коллекционеру: пейзажи, портреты, копии известных шедевров. Чтобы время не тянулось, Коля играл в «угадайку»: выбирал полотно и вспоминал название: «Девочка с персиками», «Бурлаки на Волге», «Иван Грозный убивает сына». Особенно повеселил художника «Чёрный квадрат» – увидеть его Николай не ожидал.

Малинин явился с небольшим опозданием. Одетый в махровый халат, он прошёл в гостиную, налил стакан холодного чая и сел напротив.

– Ну-с, Николай, показывай, с чем пожаловал. – Голос коллекционера выражал спокойствие и удовлетворенность. – Давно не наведывался.

Коля достал из футляра картину и отдал Малинину.

– Рисовал, тебе только хорошие приношу. Сколько дашь за неё?

Бизнесмен повертел творение художника в руках и осмотрел её вооруженным глазом.

– Достойное полотно, – оценил он. – Чувствуются твой стиль и модные тенденции. Видно, что в курсе происходящего, следишь. – Малинин замолчал, обдумывая и подсчитывая в уме цифры. – Пять… Нет, четыре… Да, четыре сотни евро. Договорились?

– Всего четыре сотни? Ты же знаешь, что она стоит дороже. За тысячу с руками оторвут! Четыре сотни – Дим, это смешно.

– Извини, Коль, больше дать не могу. На носу деловая поездка в Египет, каждая копейка на счету. Чужая страна, военные действия, мало ли что произойдёт… Разве что за талант накину две сотни – максимум. Шестьсот, окей?

– Скупердяй ты, Малинин, – сказал художник. – За восемьсот никак?

– Шестьсот евро – моя последняя цена. Если устраивает, я беру портрет. Если нет, оставляй себе. Я не настаиваю, затрат хватает. Итак, что решаем? – Малинин поднялся, открыл ключом шкафчик стола, достал шкатулку и отсчитал оттуда шестьсот евро. – Покупаю или оставляешь?

Николай размышлял, а коллекционер проворачивал в голове схему перепродажи. Завтра он полетит в Москву и покажет холст интересным людям, которые дадут десять тысяч фунтов стерлингов, а если приедет австриец Шредер, то цена вырастет до двадцатки. Бизнес, чёрт возьми, бизнес.

Покидая Малинина, художник возвращался домой, ощущая себя обманутым и бездарным. Так часто бывает, размышлял он, при жизни ты, полный сил и эмоций, никому не нужен. За труды платят копейки, унижают и отбирают кусок хлеба, ты влачишь жалкое существование, перебиваешься случайными заработками и погибаешь в неизвестности. После смерти знаток живописи обнаружит в работах умершего искру гения, и картины, покрытые пылью времен, вытащат из забытья. Полотна купят за миллионы, украдут из музеев, совершая преступления века, а пока остается надеяться на случай, который изменит серое бытие.

Коля поменял деньги в банке, спрятал пачку рублей в потайной карман, оставив две тысячи на всякий пожарный, и устроился на лавочке в ближайшем дворике. Желание идти в квартиру пропало, а здесь царили тишина и покой. Никого. Пустой двор, окружённый пятиэтажками времен Хрущёва, высокие одинокие клены, аккуратные кустарники, изумрудные и сочные, сломанные карусели и разноцветные качели, скрипящие от ветра. Этот двор, как его жизнь: чтобы увидеть в нём красоту, надо поймать момент, когда горечь в душе переливается через край, и когда неверие в собственные силы достигает пикового предела. Сейчас оба условия сошлись воедино, и художник загрустил. Захотелось выпить.

Послонявшись по городу в поисках питейных заведений, Николай наткнулся на знакомый кабачок «Калинка». Помялся на входе, вспомнив об обещании жене не злоупотреблять, но решил пропустить пару кружек светлого пива и подкрепиться пиццей с грибами. Художник толкнул дверь и вошёл, оказавшись в темном помещении, пахнущем копченой рыбой и табаком.

Народу, несмотря на ранний час, было прилично. Разношерстная публика заполнила собой кабак, и пустые места отсутствовали. Коля оглядел людей в поисках знакомых, увидел Витька, мужа Алиной подруги, помахал ему рукой и получил приглашение присоединиться. Заказав у бармена пива, он протиснулся к Вите, поздоровался и плюхнулся на стул.

– Картину сегодня продал, – похвастался художник приятелю. – Мелочь – шестьсот евро, но всё же лучше, чем голодать. Эх, дружище, если бы мы жили в Москве, икру тоннами ели, да шампанским запивали. Атут нам крошки со стола бросают, а сливки себе… Жируют, одним словом.

– Чем богаты, тем и рады, – ответил Витёк. – Что нам шампанские, да вина. Мы – люди простые, без претензий на буржуйские привычки. Пиво есть – пива выпьем, водка есть – водки выпьем. Кстати, раз такая радость у тебя, давай укрепим градус? Врежем пол-литра за искусство, обмоем сделку? Только я, Коль, гол, как сокол – ни копейки нет. Светка зарплату забрала, еле-еле на пивко наскрёб.

Николай сделал глоток и задумался. Вроде зашёл пропустить пару стаканчиков, а намечалась пьянка. Хотя можно ли напиться двум здоровым мужикам с бутылки водки? Пол-литра – промочить губы и продезинфицировать организм, а если с хорошей закуской, то исключительно для поднятия настроения.

– Много не будем, завтра на огород собрался, тёще помогать, – сказал Витя, заметив на лице Коли сомнения. – С бодуна грядки тяпать – не самое лучшее удовольствие.

Они крикнули бармену, и когда тот явился с блокнотом, заказали графин водки, тарелку с нарезанным лимоном и маринованными огурчиками, грибную пиццу и томатного сока. Витёк рассказывал о пойманной на Волге щуке, а Николай наслаждался «Жигулевским» и представлял себя рыбаком, сидящим на берегу реки, слушающим лёгкий шум волн, шелест камышей и щебетанье птиц. Рыбаком удачливым: везунчиком, тягающим одну рыбу за другой, с полным садком щук, карпов и карасей.

2

Начало года выдалось слякотным. Циклон унёс снега на Урал: Оренбург, Новый Уральск, Екатеринбург утопали в снегу, а над Волжском светило солнце, стояла плюсовая весенняя температура, радующая горожан и порождающая разговоры о глобальном потеплении. Впервые за историю Волжской области аномальная погода достигла пикового предела и продержалась без малого неделю.

В один из погожих зимних дней Андрей Данилович Павлов, бывший губернатор, а ныне преуспевающий бизнесмен, владелец ресторанов «Луна», ожидал у себя собеседника. Встречу назначили в излюбленном месте волжан – кофейне «Марсианка» на Самарском проспекте, в месте скопления стеклянных высотных зданий и офисных центров, где работала основная прослойка частных предпринимателей и директоров компаний. Собеседник, Алексей Юрьевич, обладатель нескромного состояния и сети заправок «Волга нефть» опаздывал от назначенного времени на двадцать минут.

Павлов поглядел на часы, прикидывая какие дела перекинуть и какие встречи перенести на завтра. Он до ужаса не любил, когда выстроенный на неделю вперёд график, переносился из-за чужих ошибок, к коим относил и опоздания, и незнание материала на переговорах, и пустую трату времени. Андрей Данилович считал, что деловой человек не должен ни при каких обстоятельствах опускаться ниже допустимой планки. Доверие в сфере бизнеса теряется быстро, а возвращается редко.

За окном кофейни кипела жизнь. Ходили прохожие, гудели автомобили, Самарский проспект напоминал турецкий базар. Павлова удивило, как в разгар дня люди умудрялись находиться на улице. Не на работе, не на учёбе, не на службе, а на прогулке. Волжане были неторопливы, не спешили, и создавалось впечатление, что в городе выходной.

Андрей Данилович почесал аккуратную бороду-канадку и попросил бариста приготовить второй капучино, продолжая наблюдать за горожанами. Официант принёс кофе, и в этот момент в дверях показался Алексей Юрьевич. Поигрывая брелком от авто, он вошёл в помещение, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, направился к Павлову, поздоровался и сел напротив. Освоился, крикнул, чтобы принесли минералки, и пожаловался на затор.

– Пробки, повсюду чёртовы пробки, – сказал он. – Совсем, как в Москве или в Питере. Машин больше, чем муравьев в муравейнике. Скоро по тротуарам ездить начнут. Дали людям волю.

– Алексей Юрьевич, давайте ближе к делу, без лирических отступлений. Вы и так опоздали, так ещё пустые разговоры начинаете. Какая тема разговора? Если по поводу продажи ресторана, то моё мнение не поменялось. Я категорически против…

– Нет-нет, – перебил собеседник. – Ресторан оставим до лучших времён. Я приехал сюда по другому делу. Слышал, что вы финансируете проект по созданию подземного города для отбросов общества.

– Откуда вам известно? – Экс-чиновник побледнел и глотнул кофе, чтобы скрыть волнение. – Это секретная информация и доступна избранным.

– Успокойтесь, Андрей Данилович. Любой секрет в России покупается и продается за определённую сумму. Я не стану называть имён, скажу только, что заплатил немного, сущие копейки. Но и это не главное. Я приехал в Волжск со специальным заданием, касающимся вашего хобби.

На лице Павлова, хмуром и недовольном, появилась заинтересованность.

– Вы что-то знаете о моём хобби?

– Кое-что знаю. – Алексей Юрьевич улыбнулся официанту, поставившему перед ним стакан «Волжской минеральной». – Также есть информация, что вам известен отличный специалист в этой области, который поможет проекту в проведении опытов.

– В опытах? – удивился Павлов.

– Всё верно. Можете ознакомиться.

Собеседник достал из папки бумаги и протянул Андрею Данилович. Тот вздохнул, взял листы и несколько минут изучал. По окончании чтения руки Павлова тряслись, будто под напряжением.

– Это возмутительно, – сказал он, швырнув бумаги обратно. – Подсудное дело!

– Исключено. Знаете, кто взял проект под контроль? – Алексей Юрьевич взял со стола салфетку, вынул из кармана ручку, написал фамилию, показал и уничтожил улику, порвав на мелкие клочки.

– Изумительно. Выходит, куратор некто иной, как сам…

– Тише-тише, не надо криков и эмоций. Продолжим. Я хочу видеть вас в проекте на прежних условиях и на равных с остальными участниками и спонсорами. Вы заплатите предварительный взнос, прописанный контрактом, и познакомите нас со специалистом. Вряд ли когда-то представится шанс попробовать силы, подумайте.

Павлов не дал согласия и попросил время на раздумье. Алексей Юрьевич кивнул, залпом выпил минералку, оставил визитку и попрощался.

Андрей Данилович задумался, раскладывая по полочкам полученную информацию. Он колебался, понимая, что вмешивается в серьёзное дело, за которым стоят непростые люди, осознавал риск и боялся за семью и детей. Однако его имя фигурировало в списке участников, и дать обратный ход означало полную капитуляцию.

Вечером, когда дела устаканились, встречи закончились, Павлов заперся дома в кабинете и включил ноутбук. Жену и дочек он решил отправить в путешествие по Европе до конца августа (подходящие туры отыскались в один клик), а сам прикрылся Международной конференцией бизнеса (заканчивалась в начале осени) и подал заявку. Придумав алиби, набрал телефон Алексея Юрьевича и сообщил о согласии.

– Принято, – ответил голос в мобильнике.

* * *

Николай проснулся от холода. В секунды, когда организм встрепенулся и вырвался из пелены сна, показалось, что он ослеп, но слабые очертания труб над головой, успокоили панику. Пробежавшие по телу мурашки возвратили мозг в реальность. Проявились признаки похмелья: раскалывалась голова, желудок ворчал вулканом и норовил совершить извержение. В нос ударили запахи сырости и затхлости.