Полная версия
Сладкое королевство
– Я видел этот позор собственными глазами и уверяю тебя, что завтрашняя газета станет бестселлером.
Она все еще думала, что на это ответить, когда он прибавил:
– И хозяева котенка, возможно, опознают свою пропажу.
– Человек всегда живет надеждой, – заметила Мей мрачно.
А потом, сообразив, что, как бы ей сейчас ни хотелось куда-нибудь скрыться, нельзя не учитывать тот факт, что он теперь был весь покрыт грязью именно из-за нее, добавила:
– Тебе стоит пойти ко мне домой и почиститься.
– Если это предложение полить меня во дворе водой из шланга, я вынужден отказаться.
На секунду их глаза встретились. И они оба вспомнили тот страшный день. Он пришел тогда к ее дому с букетом красных роз, который стоил ему всех его сбережений, а ее дед направил на него садовый шланг и окатил с ног до головы.
– Не говори глупостей, – пробормотала она, в душе страшно смутившись и стараясь подавить сердцебиение, виной которому было его небрежное напоминание о том времени, когда они были друзьями. Она подобрала свои туфли и сумку.
– Робби займется тобой на кухне, – пояснила Мей.
– На кухне? Что ж, так глубоко в ваш дом я еще не проникал. Но, если честно, я пришел повидать тебя.
– Повидать? Зачем тебе вдруг понадобилось меня видеть?
Он не ответил. Носком ботинка он отвел тормоз коляски, которую оставил невдалеке на дорожке.
Глава 2
– Адам, что ты делаешь?
– Интересный вопрос. Мышка, познакомься с Ненси.
– Ненси?
– Пишется через «е» и «и». Саффи никогда не была сильна в орфографии.
Саффи Вейвелл никогда не заботилась ни об орфографии, ни о чем-либо подобном. Жгучая брюнетка с фигурой одновременно воздушной и сексуальной, она всегда притягивала мужчин.
– Так это дочка Саффи? Чудесная новость. – Мей улыбнулась. – Я так за нее рада.
Малышка спала, укутанная в розовое с кружевными оборками одеяльце.
– Какая хорошенькая!
– Ты думаешь?
Адам наклонился к девочке, чтобы внимательнее посмотреть на нее, словно раньше это не приходило ему в голову. Но Мей остановила его, вдруг осознав какую-то важную вещь.
– А ты бросил ее без присмотра… – сказала она и вздрогнула. – Ты бросил дочку Саффи прямо на дороге, чтобы потешиться надо мной. О чем ты думал, Адам?
Он оглянулся и нахмурился. По ее тону он понял, что улыбнуться было бы ошибкой.
– Я думал, что тебе нужна помощь.
– Идиот! – На минуту она представила себе сильного мужчину, который оберегает младенца. – Я не ребенок. Я бы справилась.
– Что? – Поняв, что она хотела сказать, он отпустил коляску и потер лицо руками. – Ты права. Я идиот. Просто я совершенно сбит с толку.
– Правда? Дай-ка попробую угадать, – произнесла Мей не очень весело. – Твое появление здесь после стольких лет не имеет ничего общего с поисками няньки?
– Спасибо, Мей. Саффи говорила, что ты поможешь.
– Правда? – Она посмотрела на малышку. Розовенькая, хорошенькая, беззащитная. Нет! Она не позволит ему собой манипулировать! Она не в той ситуации, чтобы заниматься чужими проблемами, у нее достаточно своих. – Я констатировала факт, а не предлагала свои услуги, – сказала она и пошла вперед, как если бы разговор был окончен. – А где Саффи?
– Уехала, – ответил он. – Взяла отпуск. А Ненси оставила мне.
– Тебе повезло. Но ты зря пришел за помощью ко мне. Я просто не умею обращаться с детьми.
– Ты уже доказала, что умеешь делать это лучше, чем я. Кроме того, ты – женщина. – Адам явно не принимал ее отказ всерьез. – Я думал, это у вас в крови.
– Это просто возмутительно! – отрезала Мей, стараясь не чувствовать, как ее руки сами тянутся к ребенку, как ей хочется прижать девочку к себе, приласкать, сказать ей, точно так же, как когда-то говорила ее матери, что все в порядке, что она никому не даст ее в обиду.
У нее есть котенок. И, по всей вероятности, ничего другого у нее не будет. Через десять лет она превратится в отчаявшуюся женщину, которая заглядывает исподтишка в чужие окна…
– Неужели? – спросил он самым невинным тоном.
– Ты знаешь, что это так.
– Может быть, если ты будешь думать, что Ненси – одно из тех беспомощных созданий, которых ты всегда опекала, это поможет? – Он коснулся пальцем рыжей головки котенка. – Им всегда было с тобой хорошо.
– Ненси – не раненая птица, не больная собака, не испуганный котенок, – возразила Мей, не обращая внимания на его слова, которыми он, возможно, хотел к ней подольститься.
– Да, но принцип тот же. Держи их в тепле и уюте и корми досыта.
– Вот видишь, ты и сам все знаешь, – сказала она. – Я тебе не нужна.
– Наоборот. Я должен руководить компанией. Завтра я улетаю в Южную Америку…
– В Южную Америку?
– Сначала Венесуэла, потом Бразилия, потом Саминдера. Впрочем, ты не можешь знать, если не читаешь финансовые новости.
– Саминдера, – повторила она. В ее голосе вдруг послышалась тревога. – Там недавно были крупные беспорядки.
– Да, но там выращивают лучший кофе в мире. – Он хитро улыбнулся уголками губ. Совсем как прежде.
– Это впечатляет, – сказала Мей, стараясь не вспоминать, как чувствовала эти губы на своих губах. Безумный полет в неведомое, навстречу долго сдерживаемому желанию. – Но не только у тебя есть проблемы.
Ее дело, конечно, мелочь в сравнении с международной системой сбора денег, превратившей его из жалкого оборванца в героя Мейбриджа. Но ей оно важно. Правда, скоро все это кончится.
Надо не думать об Адаме и его малютке племяннице. Надо добраться домой, сообщить Робби дурные новости, начать думать, как создать жизнь из ничего.
– У меня полным-полно неприятностей и без младенца, – произнесла она и, прежде чем он успел задать очевидный вопрос, добавила: – А я думала, Саффи живет в Париже, работает моделью. Когда я последний раз получила от нее весточку, у нее все шло хорошо.
– Она поддерживала связь с тобой? – Но тут Адам неожиданно сменил тему: – Почему ты идешь без туфель, Мей?
– У меня ноги в грязи. Я уже испортила хороший черный костюм! – В нем она собиралась идти на собеседование, если, конечно, кто-то захочет попробовать взять на работу человека без университетского диплома и вообще без какой-либо профессии. – Я не хочу портить еще и хорошие туфли.
Она наступила на камешек и поморщилась. Он тут же схватил ее за руку и стащил с тропинки. Она застыла.
– По траве мягче идти, – быстро пояснил он и отпустил ее руку, но предательские мурашки успели пробежать по ее телу.
Он решил, что она замерзла, снял пиджак и накинул ей на плечи. Она утонула в нем. И в тепле от его тела.
– Я вся в грязи, – возразила Мей и попыталась свободной рукой снять пиджак, но опять поморщилась, на сей раз от боли в ушибленном локте. – Я перепачкаю тебе всю подкладку.
Он подхватил пиджак и снова аккуратно надел ей на плечи:
– Ты замерзла, а этот костюм все равно больше нельзя носить, пока его не почистят хорошенько. Как по-твоему?
Она опустила глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Нет, – сказала она решительно. – И я готова оплатить счет, который тебе пришлют из прачечной.
– Мне нужно твое время, Мей. Твоя помощь, а не деньги.
Она нужна ему. Когда-то она бы согласилась отдать жизнь за то, чтобы услышать эти слова.
– Сейчас это невозможно.
– Я слышал про твоего деда, – сказал Адам.
Вероятно, он подумал, что это горе сделало ее такой черствой.
– Правда?
– В газете писали, что на похоронах не было посторонних.
– Да. – Она не могла даже подумать, чтобы сделать из этого помпезное шоу. И с какой стати Адам стал бы провожать в последний путь человека, который обращался с ним как с придорожной грязью? – Но будет еще поминальная служба. Он много жертвовал на благотворительность, и, я думаю, эти организации надеются, что такой вот показательный молебен привлечет новых спонсоров. Я уверена, ты получишь приглашение. – И прежде чем он успел ответить, добавила, покачав головой: – Извини. Я говорю ужасные вещи. – Но очень немногие навещали их, когда ее дед, перенеся инсульт, оказался частично парализован, стал плохо понимать происходящее и страдать провалами в памяти. Впрочем, он и не хотел бы, чтобы его видели в таком состоянии. – Он очень страдал от своей беспомощности, Адам. От того, что ничего не мог запомнить.
– Он был поразительным человеком. Тебе, вероятно, его не хватает.
– Я потеряла его много лет назад. Гораздо раньше, чем его память изменила ему.
Минуту они молчали, вспоминая человека, которого когда-то знали. Потом Адам спросил:
– И что происходит теперь? Ты собираешься продать дом? Тут, наверное, нужен ремонт, но он бы идеально подошел для офиса какой-нибудь компании.
– Нет! – резко воскликнула Мей.
Она знала, что город близко, а участок вокруг дома теперь слишком мал, чтобы привлечь достаточно богатого частного покупателя, но мысль о том, что ее дом превратится в контору, была ей невыносима.
– Возможно, тут могла бы разместиться гостиница или дом престарелых, – предложил Адам, видимо поняв ее реакцию и желая смягчить удар. – Ты могла бы получить за него хорошие деньги.
– Не сомневаюсь. Но я не буду его продавать.
– Правда? Ты надеешься в обозримом будущем сотрудничать со своими садоводами, иллюстраторами и флористами?
Мей посмотрела на него с удивлением. Она не подозревала, что ему известно об однодневных и специальных курсах, которые она вела в перестроенной бывшей конюшне.
– Твоя рекламная брошюра висит на доске объявлений в моем офисе, – объяснил Адам.
– Вот как? – Однажды она потратила воскресенье на то, чтобы распространить листовки. Она не сразу решилась опустить листок в его ящик, но потом подумала, что президент компании вряд ли заинтересуется такой мелочью. – Спасибо.
– Я тут ни при чем. – Адам пожал плечами. – Это дело заведующего канцелярией. Но одна из сотрудниц была в восторге от уроков садоводства, которые посещала.
– Прекрасно. – Мей опять начала задыхаться. – Они очень популярны, но у меня больше заявок, чем я могу удовлетворить. В данный момент мой дом полон желающих участвовать в двухдневном рождественском семинаре.
Она вдруг решила, что лучше рассказать Робби о дурных новостях после чая, когда все эти люди отправятся по домам. В любом случае раньше они не смогут поговорить.
– Не слышу в твоем голосе радости по этому поводу, – сказал Адам. – Ты не в восторге от обилия желающих?
– Нет. – Она пожала плечами. Потом, поняв, что он ждет объяснений, продолжила: – Мне придется все выходные просидеть на телефоне. Я должна предупредить всех, что в будущем году занятий не будет.
Она должна будет отказать прекрасным специалистам, которые вели уроки. А ведь многие из них стали ее друзьями. Отказать слушателям, многие их которых посещают занятия регулярно ради того, чтобы отдохнуть от ежедневной домашней рутины.
А ведь еще есть заказы на ее собственные «Сладости от Колридж-Хаус». Печенье и пирожные домашней выпечки. И мед.
– Ты закрываешь курсы? – нахмурился Адам. – Ты что, хочешь сказать, что твой дед оставил дом не тебе?
Ветер с озера вдруг стал очень холодным. Теперь Мей действительно дрожала.
– Да. То есть нет. Он оставил дом мне, но с условием.
Условие, о котором дед никогда не думал. А потом инсульт лишил его памяти.
Впереди тогда было еще много времени. И он приложил столько усилий, пытаясь свести ее с Майклом Линтоном. Майкл был намного старше, надежен как скала и искал жену из хорошей семьи, воспитанную в добрых традициях, которая смотрела бы за его домом, подарила ему наследника и еще пару деток про запас. Как раз за такого человека дед мечтал выдать ее мать.
– Что это за условие? – спросил Адам.
– Какая разница, я все равно не могу его выполнить, – резко ответила она, так же сильно желая сейчас сменить тему разговора, как он минуту назад.
Слава богу, они уже добрались до маленькой калитки, которая вела из парка в ее сад, и Мей сумела избежать объяснений. Держа котенка одной рукой, она другой стала рыться в сумочке в поисках ключа.
Она вся дрожала от пережитого шока и поэтому уронила ключ. Адам молча поднял его, открыл калитку, а потом взял ее под руку, а коляску повез к дому.
Мей остановилась в прихожей и налила в блюдце молока, которое держала для своих животных. Котенок жадно набросился на лакомство, а она положила в картонную коробку старый шарф, в котором обычно работала в саду. И только устроив звереныша в теплой норке, Мей смогла обратить внимание на себя.
На жакете красовалось мокрое пятно, юбка натянулась от налипшей грязи. Это был ее лучший костюм. Может быть, в химчистке смогут что-то сделать. Но сейчас, в эту минуту, она не хотела его никогда больше видеть. Она расстегнула юбку, дала ей упасть на пол и ногой оттолкнула в угол. И тут Адам, кашлянув, напомнил ей о своем присутствии. Как будто каждая клеточка ее тела не дрожала от ощущения его близости.
– Робби убьет меня, если я занесу грязь в дом, – сказала она, стащила мокрые чулки и вытерла ноги полотенцем. Но когда он сбросил грязные туфли и расстегнул пояс на брюках, воскликнула: – Что ты делаешь?
– Хетти Робинсон всегда недолюбливала меня, – объяснил он. – И если она придет ко мне с антисептиком, пусть, по крайней мере, будет в хорошем настроении.
Мей сглотнула, упорно глядя только на Ненси, прошла за Адамом с коляской в теплую кухню и, предоставив ему расправляться с брюками, прислушалась к доносившимся из сада голосам и смеху. Участники рождественских курсов направлялись к дому на утреннюю переменку.
– Черт! – воскликнула Мей.
– Что?
Обернувшись, она увидела Адама в рубашке и носках.
– Сейчас сюда придут, – пояснила она. – Идем. – Даже не посмотрев, следует ли он за ней, она поспешно миновала коридор и приблизилась к черной лестнице. – Возьми Ненси.
Адаму, нагруженному коляской, ребенком и сумкой c детскими вещами, пришлось на верхней площадке лестницы переводить дух.
– Ты в порядке? – спросила его Мей.
– Тяжеловата детская коляска, – ответил он. – Ты можешь мне объяснить, что тут происходит?
– Явление Адама Вейвелла без брюк в моей кухне, несомненно, было бы основной темой разговоров леди из Христианского общества в течение по крайней мере целой недели. И даже моя безупречная репутация труженицы во имя добра не может служить гарантией того, что они меня не выдадут.
– Обсуждений? – переспросил он, высоко вскинув брови.
– Самое замечательное, что я обычно могу им предложить, – новый рецепт печенья. Они, конечно, не будут звонить в службу новостей или в журнал «Знаменитости», но бросятся рассказывать всем своим подружкам, – пояснила она. – И рано или поздно кто-нибудь догадается, что ты плюс младенец равно история, которая может поразить их воображение.
Ухмылка исчезла с его лица.
– Так что нам теперь делать? – спросил он. – Скрываться на верхней площадке лестницы, пока они не уйдут?
– В этом нет необходимости, – сказала Мей и открыла дверь в большое помещение. – Заходи. Я промою твои царапины, а ты моли Бога, чтобы Ненси не проснулась и не закричала.
И тут Ненси вдруг открыла необычайно темные глаза и, прежде чем успела издать хоть один звук, оказалась в центре внимания.
Мей сунула аптечку Адаму в руки и вынула малышку из коляски.
– Тише, тише, лапочка, – сказала она и предоставила Адаму следовать за ней в свою бывшую детскую.
Когда она подросла и перестала нуждаться в присмотре, она переехала в бывшую нянину комнату, рядом с которой находились ванная и малюсенькая кухонька, а детскую превратила в то, что осторожно называла будуаром, а не кабинетом, где она делала уроки.
Дед запретил ей даже думать об университете.
Да она и не очень хотела. Она не унаследовала мозгов своей матери, и с нее было вполне достаточно школы. Разве кто-то согласится добровольно продлять свои мучения?
Когда Мей открыла свое дело и ей потребовался настоящий кабинет, она переоборудовала одну из старых кладовых, а эту комнату сохранила как место, где можно было уединиться, когда дом был полон людей.
– Закрой дверь, – попросила она Адама, который зашел вслед за ней, неся коляску. – Когда они окажутся в столовой и будут наперебой болтать и пить кофе, они не услышат Ненси, даже если она будет вопить как сирена.
В данный момент малышка ласково прильнула головкой к ее плечу, но Мей, несмотря на свой малый опыт, понимала, что это ненадолго.
– Ванная там, – сказала она Адаму. – Отмой грязь, я перевяжу тебя и можешь идти своей дорогой.
– А ты?
– Я могу подождать.
– Не можешь. Кто знает, что было в этой луже? – С этими словами он взял ее за свободную руку и повел через спальню в ванную. – С горячей водой у тебя все в порядке? – спросил он.
– Да, – ответила она.
Когда дело касалось семьи и дома, она была самой организованной женщиной в мире. Это было их семейной чертой. Еще одна причина думать, что ее дед не просто забыл об оговорке, а нарочно оставил все как было. Знала ли ее мать об этом обстоятельстве? Может быть, дед использовал его как средство воздействия?
– А у тебя?
– Думаю, да. Мой личный секретарь получает хорошие деньги за то, что следит за работой персонала, – ответил Адам, открывая кран и пробуя воду рукой.
– Она у тебя очень деловая, не правда ли? – спросила Мей. Она представила себе высокую обольстительную особу в безупречном костюме и туфлях на высоких каблуках.
– Это не она, а он. Вода не слишком горячая? Мей подставила руку под струю.
– Нет, – ответила она и потянулась за мылом. – Это обычное явление? Мужчина-секретарь?
– У меня компания равных возможностей. Джейк был лучшим кандидатом на эту должность, и он действительно очень деловой. Мне придется произвести его в исполнительные директора, чтобы удержать. Подожди. Ты не можешь делать это одной рукой.
Она думала, что он возьмет у нее Ненси, но вместо этого он расстегнул манжеты, засучил рукава и взял у нее мыло.
– Не надо! – крикнула она, но он уже опустил мыло в воду и, взяв ее протянутую руку в свою, стал осторожно промывать пальцы, ладонь, запястье. – Последний раз со мной проделывали такое, когда мне было шесть лет, – протестовала Мей, стараясь не реагировать на нежные прикосновения его пальцев, тепло его тела, его подбородок у своего плеча.
– Шесть? – переспросил он, как будто не замечая ее смущения. – Что с тобой произошло? Ты упала с пони?
– С велосипеда. Пони у меня никогда не было.
Тогда она сильно поцарапала колено и прижималась лицом к пахнувшему ванилью, яблоками и тестом фартуку Робби, которая промыла ей царапину, успокоила ее…
Сейчас здесь стоял Адам, но в нем не было ничего успокаивающего. Он ассоциировался у нее с дождем, сильным сердцебиением, мгновенной радостью, сменившейся затем изнуряющей тоской. И с абсолютной несбыточностью ее мечтаний.
Сегодня не было дождя. Но запах теплой чистой кожи и мужского шампуня и интимность его прикосновений мелкими ударными волнами распространялись по всему ее телу, рождая возбуждение, незнакомое неоперившемуся подростку с разбитым сердцем.
А он, не сознавая, какое производит на нее впечатление, достал из аптечки бинт и перевязал рану.
– Ну вот. Так-то лучше. А теперь давай посмотрим твой локоть.
– Зачем?
– У тебя на рукаве кровь.
– Правда?
Пока она вытягивала шею, стараясь рассмотреть влажное красное пятно, он расстегнул ей блузку. Она еще пыталась овладеть дыханием и речью настолько, чтобы выразить протест, но Адам уже стянул блузку с ее плеча с ловкостью, которую дает лишь постоянная практика.
– Ого! Это выглядит скверно.
На ней нет ничего, кроме лифчика и трусов, а он рассматривает ее локоть? Ну ладно, пусть ее белье не такое, как на обложках глянцевых журналов, пусть она сама – не топ-модель. Но он мог бы, по крайней мере, заметить, что на ней почти ничего нет.
В ее мечтах… В ее ночных кошмарах…
– Сейчас будет немного щипать, – предупредил он.
Но она не почувствовала боли, потому что ее отвлекли его роскошные волосы, упавшие ему на лоб. Был только жар, который распространялся по всему ее существу и наполнял ее желанием, настолько болезненным, что легкий стон сорвался с ее губ.
– Тебе больно? – спросил он и поднял на нее серые глаза, полные сострадания. – Может быть, тебе пойти в клинику, сделать снимок? Просто для собственного успокоения.
– Нет, – быстро возразила она. – Все в порядке.
Ложь. Ничего не в порядке. Это унизительно – так реагировать на мужчину, который, встречаясь с тобой в общественных местах, старается держаться как можно дальше. Желать, чтобы он бросил этот твой несчастный локоть и занялся тобой. Смотрел на тебя. Хотел тебя.
Но ему и так хватает прекрасных дев, готовых согревать по ночам его постель. Из тех, кто носит кружевное белье и лаковые туфельки.
Она принадлежит к разряду женщин, на которых делают деньги торговцы резиновыми сапогами. Гладкая кожа, правильные черты лица, глубокие, но совершенно обычные карие глаза. И больше ничего. Ничего, что могло бы привлечь внимание мужчины, у которого теперь есть все.
– У тебя будет солидный синяк, – сказал Адам, заметив, что она на него смотрит.
– Я переживу.
– На сей раз. Но, может быть, в дальнейшем ты рассмотришь возможность перестать лазить по деревьям? – спросил он, взял с полки полотенце и насухо вытер ей руку.
– Я бы рада, – она пожала плечами, – но знаешь, как это бывает. Какое-нибудь несчастное маленькое существо нуждается в помощи, а рядом никого нет. Что ж остается делать?
– Я дам тебе номер моего мобильного телефона. – Он достал еще один бинт и перевязал ей локоть. – В следующий раз, – сказал он с улыбкой, которая была как удар в солнечное сплетение, – позвони мне.
Ну да, конечно…
– Мне казалось, ты говорил, что уезжаешь в Южную Америку.
– Ну и что? У меня есть личный секретарь. Ты позвонишь мне, я – Джейку, и он примчится на помощь.
Ну да. Его секретарь должен взять на себя заботу о ней. Точно так же, как она – заботу о Ненси.
– Не проще ли будет, если ты дашь мне его телефон? Дабы убрать лишнее звено в цепочке.
– И упустить случай послушать, как ты кричишь на меня?
Сперва удар в солнечное сплетение, теперь под коленку. Она стала падать…
– Это же такое удовольствие, – добавил он.
Удовольствие. Ясно. Она и забыла. Она же клоун.
– У меня ноги в грязи. Я приму душ, – поспешно сообщила она, чтобы он сам не взялся их мыть. И, естественно, надо что-то на себя надеть. – В маленькой кухоньке есть чайник. Ты можешь сделать себе чай, перед тем как уйдешь.
Не давая ему времени возразить, она передала ему Ненси и, стараясь не слышать отчаянных протестов ребенка, закрыла дверь.
Запереться она не могла. Замок давно сломался, и она не видела необходимости чинить его, потому что в доме не было никого, кроме Робби и деда-инвалида. Ни та, ни другой не стали бы тут ее тревожить.
И Адам не станет, сказала она себе, бросила перепачканную блузку в корзину с грязным бельем и встала под струю.
Глава 3
Когда дверь в ванную закрылась, Адам медленно и глубоко вздохнул. Время не умалило ни обиду, ни страсть. Возможно, это две стороны одной медали. Тогда он не был достаточно хорош для нее. И, несмотря на все его успехи, она никогда не упускала случая напомнить ему, что он никогда не будет ее достоин.
Но после разрыва с тем женихом у нее так никого и не было. Она не училась в университете, не работала, не жила обычной девичьей жизнью тогда, когда большинство ее ровесниц занимались нарядами, ходили по клубам, заводили парней и порывали с ними. Вместо этого она вела хозяйство в Колридж-Хаус, точь-в-точь как какая-нибудь викторианская девица, без колебаний отказалась от великолепной партии, чтобы ухаживать за дедом-инвалидом. Старомодно. Как минимум позапрошлый век.
Секретарша, которой так понравились курсы садоводства, считала, что кто-то должен был бы взять Мей за руку, заставить немного сбросить вес и зажить настоящей жизнью, прежде чем она превратится в старую деву.
Конечно, эта секретарша никогда не видела Мей без юбки и чулок, иначе поняла бы, что ей ни к чему сбрасывать вес. Что в ней есть очарование, которое не подвластно годам.
Но он-то все это знал.
Он первым из парней заметил прелесть этих округлых форм, которые вышли из моды полвека назад.
Но когда он расстегнул ее блузку, то понял, что память его подвела: он увидел богатство, которое не нуждалось ни в китовом усе, ни в лифчике хитрого покроя. Нечто, данное самой природой. И он подумал, как жестоко ошибалась эта секретарша по поводу Мей.
Нет, ей не надо сбрасывать вес. Ни грамма.
Мей с удовольствием стояла бы под душем до тех пор, пока теплый поток не смыл бы всю горечь этого утра. Но поскольку вода была не в силах этого сделать, она удовлетворилась тем, что смыла гелем с лимонным ароматом остатки грязи. Ее кожа разогрелась, но она продолжала дрожать. Результат пережитого шока. А тут еще Адам Вейвелл…