Потусторонняя любовь

Сон был столь не продолжительным, а утро насыщенным и стремительным, что я как-то и не успел осознать события прошедшей ночи. И только сейчас в тишине салона автомобиля, я решился на эту ретроспективу.

К тридцати даже самые отпетые романтики уже теряют ту искреннюю романтичную изюминку, особенно мужчины – становятся скорее циничными, нежели искренними и сердобольными. Хотя большинство мужиков вообще романтиками и не были никогда, с детства приученные с насмешкой и издёвкой реагировать на любые, как это называют «слюни». Всегда терпеть не мог таких мужланов, с пеной у рта доказывающих, что «мужику чужда вся эта бабская чепуха». Жизнь сделала меня чёрствым, но романтиком я остался. И я радовался тому, что могу чувствовать нечто большее, чем счастье напиться в выходной с «друганами».

Я ощущал тоску по Еве. Это было странно тем, что я по сути и не знал совсем её, только лишь мимолётная встреча.. Моя грусть была не столь из-за факта смерти, сколько именно по ней самой, как по возлюбленной, с которой не можешь быть вместе. Это чувство должно быть знакомо тем, кто когда-то любил или любит, тебе не хватает этого человека рядом, мир будто пуст, и в то же время тебе тесно в нём без того, кто стал для тебя целым миром. Всё это происходило у меня на душе, в памяти осязалось прикосновение наших рук и то, как я взял её тело на руки, это бесконечно трепетное чувство, когда ты держишь на руках девушку, Ева была прекрасна своей красивой простотой, своими цветами и спокойным правильным голосом. Когда я держал её на руках, то словно ещё не понимал, что самой её там уже нет, мы как будто разминулись на несколько минут и всё, что мне осталось – это шлейф её аромата.

Разве мог я что-то изменить? Постоянно вспыхивала мысль в голове. С одной стороны да, а с другой нет. Ведь то, что уже случилось – случилось, и как это можно исправить? Судьба? Но только если вдуматься, каждое наше действие способно влиять и влияет на всё то, что происходит. Каждое слово, движение, жест, вдох, выдох, абсолютно всё в мире действует как по принципу цепочки из нескольких фишек домино, поставленных торцами друг около друга, и если одну из них толкнуть – она толкнёт следующую, та в свою очередь следующую – и так до последней фишки. В нашем же случае эти фишки видимо начались задолго до появления человека, Земли, и неизвестно когда и кто толкнул первую. Может быть это был Бог? Что такое вообще этот Бог? Это всё столь далеко и непонятно, в голове словно происходит большой взрыв, когда пытаешься проникнуть в эти тайны.

Но что могу видеть я? То же, что и любой другой способен заметить и многие подмечают, взять хоть разлитое масло или убежавшее молоко на другом конце света, или какое-нибудь оскорбление, брошенное человеку, как следствие ухудшившееся у него настроение, которое вызвало нервную реакцию, проявившуюся в том, что он слишком сильно хлопнул дверью в маршрутке, уже седьмой подряд пассажир в машине водителя, что стало краем терпения для последнего и он, вымещая свою злость, с силой нажимает на педаль газа, нещадно раскручивая коленвал, совершает резкий манёвр, проезжает на жёлтый сигнал светофора, подрезая и вынуждая соседнего водителя фуры, едущего обратно в Москву из Петербурга, резко притормозить, тот в свою очередь выругивается, назвав этого маршрутчика чудаком через букву «м», уставший от постоянных шумахеров, норовящих нырнуть под его десятитонник, в очередной раз разозлился на весь белый свет и проехал мимо девушки, голосующей на остановке, поскольку она поссорилась с парнем и ушла из дома без всего, без денег, взяв только документы, и имея лишь одно желание – уехать куда-нибудь. Она на несколько лет старше дальнобоя, которому около тридцати пяти, но выглядит женщина моложе своих лет, они оба слушаю одну и ту же группу, как раз играющую в динамиках фуры, и ещё они оба из Москвы. Вообщем, если бы водитель остановился и подхватил её, то через месяц бы женился на ней, у них бы была счастливая семья. Но он был зол на весь белый свет, подумал про себя, что это какая-то очередная шлюха, и сжав с силой руль своего мерседеса напряжённо смотрел на дорогу. Кто остановится и возьмёт эту пассажирку, что с ней будет и куда она в итоге придёт или вовсе вернётся домой – уже череда иных событий, но связанных одной длиной цепью, ведь тот, кто оскорбил пассажира маршрутки тоже сделал это по какой-то причине.

Вдуматься только, сколько постоянно происходит событий, на первый взгляд кажущихся никак не связанных, но на деле все они, абсолютно все переплетены одной цепью, в которой каждая мелочь, каждое движение влияет на общий вектор направления всего этого коловращения! Как такое можно представить! Ведь даже непонятно какое событие на что влияет, позитивный или негативный окрас принесёт позитивный или негативный для кого-то результат! Ведь в этом примере всё могло быть так же и с чьими-то благими намерениями. Что же это всё? Есть ли хоть какая-то логика, понятная человеку во всём этом движении?

Раздался звонок телефона, словами «Я хочу тебя любить ..», который был вырезан из припева одной малоизвестной песни с совершено глупым текстом, читаемым каким-то новоиспечённым рэпером, но припев этой песни, его исполняла девушка, был потрясающим, затмевающим всё, что было за ним, и вот именно он мне очень понравился, поэтому телефон и поёт мне каждый раз эти слова. Я включил громкую связь.

Звонила Вика, в её голосе чувствовалась деловая озабоченность, она всегда могла заставить себя когда было нужно делать то, что она должна, не поддаваться эмоциям, и мне это нравилось в ней, потому что сам я так не мог, наоборот, эмоция полностью захватывала меня и я не мог сосредоточиться на чём-то ином.

– «Серёж, мне звонила мама Евы, она сегодня прилетает в девятнадцать часов из Хабаровска, я сказала, что мы встретим её. Ты же встретишь?» – это была ещё одна её черта, она могла иногда спрашивать тебя о чём-то, но на деле это уже являлось решённым вопросом, да и разве мог я отказаться в такой ситуации.

– «Да, конечно. Напиши мне только в смс точное время, номер рейса и номер её мобильного телефона».

– «Отлично! Все документы я оформлю, там придётся утрясти некоторые вопросы, так что за юридическую сторону дела можешь не волноваться».

– «Спасибо, Вик», – и чуть помедлив, добавил «Ты умница».

– «Конечно умница», – серьёзно ответила Вика, «Целую», после чего сразу отключила телефон.

Вечером предстояла встреча с мамой Евы. Мне хотелось этой встречи, хотя обычно по жизни я малообщительный человек, и мне не очень то приятно встречать людей, которым плохо, тем более которых нужно утешать, говорить какие-то поддерживающие слова – я считаю, что для этого нужна искренность, нужно действительно сопереживать, а если я не сопереживаю, или вообще ничего не испытываю к тому, что гложет человека, то я не могу испытать искреннее сопереживание, а изображать то, что на самом деле я не чувствую мне неприятно. Но в этот раз я чувствовал и мне было что сказать. И то, что это её мама, человек причастный ей – поэтому меня даже тянуло к маме Евы, потому что мне не хватало самой Евы.

Эти мысли и чувства меня несколько настораживали, что в конце концов происходит, я влюбился в человека, который умер! Как так!

Дальнейший путь до работы пролетел почти незаметно, я был погружён в себя, управляя автомобилем чуть ли не на подсознательном уровне. Погода хмурилась и на лобовом стекле постепенно скапливалась водяная морось. Когда я опомнился, то был перед воротами нашего сервиса. Мужики уже собрались – Андрюха и Макс курили у роллет боксов, Макс что-то оживлённо жестикулируя рассказывал, Андрюха, затягиваясь и выпуская дым с многозначительным видом слегка в сторону, выдвигал вперёд нижнюю челюсть – ему точно надо не в комбезе механика ходить, а в смокинге с сигарой. Михалыч приехал видимо незадолго до меня, что-то смотрел под капотом своей старенькой пятёрки БМВ. Я как обычно припарковал машину у въезда в ремзону. Поздоровавшись, я зашёл в бокс, и пока шёл к раздевалке, заметил Санька – нашего стажёра, уже почти перешедшего на должность автомеханика – он что-то варил полуавтоматом на своём верстаке. Сане было около двадцати двух, к нам он пришёл примерно с полгода назд, также как и все наверно из нас, любил тачки, сам что-то делал, у него был гольф девяносто второго года, он сам его переварил, когда тот сгнил до дыр, покрасил, хоть и неудачно, но собирался его скоро перекрашивать, потом установил и адаптировал более мощный двигатель – вообщем собирал свой конструктор от души. К нам в бригаду он хорошо вписался, быстро подтянулся до требуемого уровня и был уже почти полноценным автомехаником.

– «Здорова, гонщик» сказал ему, «чего там клепаешь?», поинтересовался, отворачиваясь от сварки.

– «А, здорова!» ответил он мне, «Да Борюне презент от себя небольшой варганю».

Борюня – это Борис Анатольевич, управляющий нашей станцией, он же заказы принимает и распределяет, он же занимается всеми администрационными делами, вообщем при всём нашем равноправии, он как бы главный. Так вот у него сегодня день рождения и исполняется ему пятьдесят два года. Чтобы не дарить кучу всяких непонятных мелочей, которых у человека в этом возрасте и так предостаточно, и уж тем боле, что ему реально нужно, у него уже есть, мы решили подарить совместный подарок, но зато достойный. Вместе собрались пару дней назад и решали что будем дарить – Михалыч предложил пусковую батарею, они не так давно появились, а вещь очень удобная, если аккумулятор просядет неожиданно где-нибудь в пути, или какую-нибудь аппаратуру забудешь случайно выключить и она сожрёт весь заряд, а если ты, например в лесу – Борюня любил туризм – то эта батарейка очень кстати. Но Борюню мы все знали уже много лет, и он был человеком сверхпедантичным и аккуратным, представить его забывшим что-то выключить было непросто.

Макс-приколист, предложил другой вариант – незаметно поставить на его пикакп спортивный выхлоп – сказав это он смачно хохотнул, видимо представив реакцию начальника, который терпеть не мог подобных наворотов. Но в итоге приняли решение подарить мой вариант – а я был любителем всяких полезных и качественных штук, предложил подарить ему американский мультитул. У меня как раз был такой, я о нём мечтал чуть ли не с детства, сам будучи в то время заядлым походником, и мне его подарила мама на двадцатилетние, с тех пор он всегда со мной. Борис Анатольевич как-то его заметил, он тогда ему сильно понравился, но узнав цену – прямо отшатнулся. В итоге мы решили купить такой мультитул, дополнив его карманным фонарём со сверх ярким диодом. Вышло как раз с каждого по три тысячи – примерно столько люди обычно готовы потратить на подарок, ещё и осталось на стол.

«А что ты хочешь?» – поинтересовался я у Сани, подходя ближе и наблюдая интересную картину: в тисках у него была зажата свеча зажигания, у которой наполовину резьбы был спилен конец, откуда высекается искра, и в нём сделан диаметральный пропил, толщиной примерно два миллиметра, и в этот пропил он вваривал рукоять обычной столовой ложки.

«Да вот, прикольная тема будет, у меня у самого такая – ложка сурового механика» – ухмыльнулся Санёк, «знаешь зато как в руке сидит? Как влитая и накладывать если что-то нужно – очень удобно, она длиннее! Короче, тут сейчас подварю переход, болгарином сточу, останется полирнуть и всё гуд будет. Тебе тоже как-нибудь сделаю!», сказал Саня и опустил маску.

Я ухмыльнулся в ответ и пошёл переодеваться.

На работе всё было как обычно: свет ламп дневного освещения, запах машинного масла, запах сварки и время от времени залетающий дым от сигарет.

Весь день я особо ни с кем не разговаривал, полностью ушёл в себя, включил в своём секторе тихонько магнитофон, чтобы хоть как-то разбавить свои мысли.

На обеде поздравили именинника, он даже как-то по-детски искренне обрадовался нашим подаркам, а Санька – так даже слегка потрепал за волосы. За столом мужики много говорили, Макс всё так же гоготал, когда рассказывал уже Борюне, что хотел сделать с его пикапом, тот тоже рассмеялся, грозясь на него. Борис говорил, что собирается с сыном и женой Катей поехать на машине из Питера в Мурманск, оттуда пересечь границу с Финляндией, там направиться к Ботническому заливу, и вдоль него до Турку, а затем через Хельсинки вернуться в Россию – «как раз сюда в гараж по Скандинавии прямиком и приедем», всё шутил он.

Я как-то поддерживал разговор, но старался всё же больше жевать, мне хотелось молчать. Я не стал никому рассказывать о произошедшем – совсем ни к чему этих троллей посвящать в это, я даже не понимал пока чем это для меня является. Но как всегда в таких ситуациях происходит, тот, кто хочет остаться незамеченным, в итоге привлекает всеобщий интерес. И вот почему-то речь зашла о женщинах, и Андрюха ткнув меня в бок локтем, откусывая хороший кусок пиццы с ветчиной и запивая его абрикосовым скоком, чавкая, громко спросил меня:

– «Серый, вот ты на Вике когда женишься, а?».

– «А он уже женат, только сам об этом не знает!» гоготнул Макс «Вика его уже никуда не отпустит! Только если на тот свет, и то не факт!».

Тут все мужики засмеялись. И Борис добавил:

– «Вообще не дело так долго бабу мурыжить, Серёг, сколько лет вы уже? Я вон, Катю свою замуж через месяц как познакомились уже взял – и не жалею совсем, а ты чего ломаешься?»

– «Долго ж ты её брал!» опять гаркнул Макс, и все снова заржали.

Так мы и просидели часа полтора за обедом. Работы в этот день было не много, все машины что были – все были оставлены владельцами на день, никто над душой не стоял и не рассматривал какой ты там болт откручиваешь и чего заливаешь в двигатель. Никаких сложных работ тоже не было: я с утра пару раз поменял колодки вкруг, масло, фильтра – всё как обычно при плановом ТО, потом у десятки заменил радиатор отопителя, что тоже особого труда не составило.

После нашего дружного обеда на улице пошёл настоящий ливень, барабаня дробью по железной крыше нашего гаража. За это время сильно похолодало и мы включили нашего монстра – так мы прозвали климатическую установку, закреплённую под крышей, чем-то напоминающую дракона. Михалыч что-то забивал кувалдой, и его резкие удары эхом раздавались по всему гаражу, Андрюха с Максом снова дымили, приоткрыв роллету, и в гараж затягивало запах дыма, перемешанный со свежестью дождя. Саня переписывался с кем-то по телефону, усевшись на лапу подъёмника, и его чумазое лицо, освещённое в полумраке гаража дисплеем смартфона, светилось довольной улыбкой.

Около семнадцати часов я закончил все дела, и, рассказав Борису про сложившуюся ситуацию, поехал в Пулково. В аэропорт я решил ехать через дамбу – так было бы значительно быстрее, поскольку этот участок кольцевой меньше всего нагружен, а в городе уже собираются вечерние пробки.

Люблю ездить на своей машине. Особенно, когда она нравится и всё исправно работает. Хоть многие и говорят, что опель ломается, и вообще существует поговорка, что любая машина со временем становится опелем, в том смысле, что приходит в негодность. Однако тут не всё так очевидно – поговорка пошла из далёких тридцатых годов, когда из-за подготовки к военным действиям сложился дефицит стали, и концерн опель принял схему вторичной переработки материала, то есть можно было сдать старый автомобиль, и получить определённую скидку на новый. А то что что-то ломается – то моё искреннее убеждение как механика, заключалось всегда в том, что всё зависит от эксплуатации и своевременного обслуживания. Многие из тех, кто кричат, что «всё плохо» и плюются ядом – элементарно не понимают базовых принципов работы механизмов, и уж тем более не способны обеспечить адекватный режим эксплуатации, а потом удивляются, отчего у них всё ломается. Вообщем я был доволен своей машиной, она доставляла мне полное динамическое и эстетическое удовольствие.

Погода стала проясняться, и когда я подъезжал к Кронштадту, за разорванными ветром тучами выглянуло осеннее солнце, очень яркое, но его свет был уже по сезонномуму холодным, чувствовалось приближение зимы. Я одел солнцезащитные очки.

Это было одно из моих любимых состояний природы – яркое солнце, рваные несущиеся облака и сильный ветер, а здесь картину ещё дополняли капли то ли дождя, то ли сносимые ветром брызги морских волн.

Так я и мчался в своей астре навстречу солнцу, сквозь ветер, под музыку Сфериса.

5.

Когда проезжал тоннель под заливом, на выезде из Кронштадта мне почему-то вспомнился старый французский студенческий фильм «Мёбиус» – там был похожий тоннель, он как раз открывался после строительства и въезд в тот тоннель очень был похож на этот. Хотя наверное въезды во все тоннели выглядят похоже. Но в этот раз эта ассоциация возникла почему-то особенно ярко.

На скорости в сто сорок километров в час расстояние тоннеля в один километр семьсот метров пролетаешь меньше чем за минуту. Когда я проезжаю это место у меня всегда слегка закладывает уши – едешь не только под землёй, но и под водой, под морем – это захватывает дух, но вместе с тем хочется побыстрее пролететь этот участок, вырвавшись из морской пучины.

Вскоре дамба закончилась и я был уже на земле. Участок от Краснофлотского шоссе до Петергофа самый разгруженный на КАДе. Я мчался с высокой скоростью там, где ещё каких-то пятнадцать лет назад росли могучие деревья, где был самый настоящий лес, а вот теперь – автомагистраль. И вот в этой самой точке пространства, где сейчас в движении нахожусь я – росло дерево, сотня деревьев, потом здесь проезжала строительная техника, ходили рабочие, а пятьсот лет назад был дремучий северный лес, ходили звери, когда-то здесь вообще было древнее море, а за год по этой самой полосе, где сейчас летит астра, пронеслись также наверное сотни тысяч автомобилей, с самыми разными людьми, хорошими и плохими, скромными и дерзкими и ещё неизвестно какими. Ещё помню как с бабушкой и дедушкой мы ехали на электричке от Петергофа до Балтийского вокзала и в окно поезда я видел как в районе Дачного проспекта шла масштабная стройка этой самой магистрали. Ровнялись территории, сносились старые деревеньки, прорубались просеки, насыпалась подушка из песка, бульдозеры и катки всё это ровняли и трамбовали. Я тогда был ещё совсем мальчиком, даже и не думал, что через десяток лет сам буду проезжать по этой дороге, на своей машине по своим делам. Да, память. Сколько всего в ней укрыто! И вот теперь тот мальчик в прошлом, его уже и нет вовсе – вместо него взрослый дядька, мускулистый, с жилистыми, обвитыми толстыми венами руками, грубой кожей и щетиной, коротко стриженый и пахнущий смесью машинного масла с французским парфюмом. Что во мне осталось от тех детских лет?

Тем временем я уже проезжал развязку с Ропшинским шоссе – здесь ещё пятнадцать лет назад и в помине не было никакой автомагистрали! Я каждое лето с бабушкой и дедушкой на четыреста двенадцатом москвиче ездил здесь на дачу, которая была на Мшинской. Здесь наше путешествие только начиналось, или наоборот завершалось, если мы возвращались, до дома отсюда примерно пятнадцать минут спокойной езды. Тогда здесь с одной стороны было огромное поле, один дом, похожий на ферму, а с другой – лес, достаточно дремучий по детским меркам, мы как-то ходили туда по грибы. А ещё там был грунтовый съезд, и в метрах двухстах от дороги можно было набрести на круглое озерцо. Есть ли оно там сейчас..

Это поле, что здесь было, помню как-то мы ехали на дачу, скорее всего это уже была поздняя весна, поскольку всё поле было в жёлтых одуванчиках. Это был, как сейчас помню, яркий солнечный день, утро – и бабушка смотря на это поле придумала короткое стихотворение:

Одуванчик золотой наклонил головку.

Поседею скоро – подумал горько.

Да, «поседею скоро», пронеслось в моей голове «горько». В Пулково я прибыл без десяти семь часов вечера. Дождь совсем прекратился, ветер очистил небо, и всё было залито светом заходящего Солнца. Я въехал на парковку аэропорта, в очередной раз испытав некоторое волнение при подъезде ко всей этой развязке, поскольку никак в моей голове не укладывалась схема дорожного движения по территории аэропорта. То я заезжал на отправление, в то время как нужно было встречать, или наоборот; а на парковке – так я вообще редко бывал здесь. Сейчас же мне нужно было встретить Ангелину Михайловну Березину непосредственно в самом терминале, иначе бы она не нашла меня.

Разобравшись с парковкой, я около девятнадцати часов был в зале ожидания прибывающих рейсов. Рейс из Хабаровска прибыл без задержек. Я набрал номер телефона, который мне отправила Вика, и буквально через две секунды мне ответил приятный женский голос:

– «Здравствуйте, Сергей, это вы?»

– «Здравствуйте. Да, жду вас в зале. Я по центру, в чёрной кожаной куртке и джинсах» – и поднял вверх левую руку, обозначая себя в толпе.

– «Да, вижу вас, сейчас буду», ответила мне мама Евы.

Через несколько секунд ко мне быстрым шагом подошла женщина. На вид ей лет сорок, она была среднего роста, в светло коричневом пальто и длинной юбке. Она выглядела очень элегантно и эффектно, светлые тона одежды сочетались с длинными светлыми волосами, свободно развивающимися по её плечам. Она была очень похожа на свою дочь. Хотя наверное всё же это Ева была похожа на неё. Ангелина Михайловна подошла ко мне, сняла коричневую кожаную перчатку и протянула мне свою руку, ухоженную, красивую, очень нежную, но без яркого маникюра и всевозможных побрякушек.

– «Ангелина» произнесла она, пожимая руку. Её голос был тем же голосом, которым говорила Ева, только старше.

– «Очень приятно. Пойдёмте к машине», я не стал продолжать разговор, по её лицу видно было, что ей сейчас не хочется говорить. Лицо было бледным и напряжённым, по глазам было видно, что она не спала.

До машины мы дошли молча. Вещей у неё с собой не было, только небольшая сумочка. Я открыл дверь и посадил её. После чего сам сел за руль, и мы выехали с парковки.

– «Вы её знали?» – спустя несколько минут неожиданно нарушила молчание Ангелина.

– «Нет», выдавил пересохшим голосом – «Я владелец квартиры, которую снимала ваша дочь, мы виделись один раз, когда с моим агентом заключали с Евой договор» и добавил спустя мгновение «мы виделись меньше минуты.. », после этих слов к моему горлу подступил ком.

– «Это сердце» промолвила Ангелина, «у Евы было очень слабое сердце, мы это знали, и она это знала. Бедный ребёнок!» Голос Ангелины дрогнул и она заплакала.

Спустя несколько минут она продолжила:

– «Уже в пятнадцать лет доктора нам всё сообщили и сказали, что нужно быть готовыми ко всему, что сердце Евы не проживёт долго. Нам предлагали встать в очередь на пересадку или заменить на искусственное, но Ева категорически была против, говорила, что сердце – это её душа, и она не хочет жить без души, и что готова умереть, прожив столько, сколько отпущено прожить её сердцу. Она никогда не плакала, и не боялась этого» голос Ангелины снова дрогнул «Когда я начинала убеждать её сделать эту операцию и плакала в истерике, она молча подходила ко мне, обнимала так, что я полностью утопала в её пушистых волосах, и говорила: «Мамочка, не плач, так должно быть, это судьба, пойми пожалуйста меня, не бойся», а потом, когда я успокаивалась – всё было как и обычно. Она была чудесным ребёнком, постоянно читала, но основное чем она занималась – это живопись, она с самого детства рисовала, мы отдали её в художественную школу, досрочно закончила её, она была лучшей ученицей, преподаватели ей восхищались, она чувствовала цвет, её картины шли словно из каких-то других миров, у нас дома десятки её картин. Она мечтала поступить учиться в Петербургскую академию. Она мечтала о Петербурге, первый раз, когда мы сюда приехали, ещё был жив её отец, Еве было лет десять, это было лето, белые ночи, дворцы, мосты, это потрясающее небо, архитектура, но особенно её тянуло к заливу – огни кораблей, закат где-то за Кронштадтом.. Она тогда сразу мне сказала, что хочет здесь жить» при слове «жить» она замолчала.

– «А что произошло с отцом?» спросил я.

– «Ах да, Алексей был музыкантом, он играл на виолончели, их оркестр возвращался на автобусе с концерта и попал в аварию, была зима, они ехали по серпантину, водитель не справился с управлением и врезался в скалу. Погиб только Алексей. Многие конечно были сильно травмированы, но все выжили, а вот Лёша нет» она снова замолкла, но через мгновение продолжила «Еве было тогда четырнадцать, через год мы узнали про её сердце. Алексей очень сильно любил её. И она тоже его любила. Ей было тяжело пережить его смерть. И я думаю что вероятно отчасти из-за того что отец погиб, она не хочет делать операцию, хотя она всегда была удивительным ребёнком».

Солнце заливало город тем самым золотом, от которого в Петербург влюбляются навсегда. Мы медленно продвигались сквозь вечерние пробки к центру. Около восьми вечера мы были в районном отделении медицинской службы, где подтвердили, что Ева скончалась в результате остановки сердца.