Полная версия
Миля над землей
– Было интересно повидаться с моими старыми школьными подругами. Они не самые приятные, и я думаю, что прошлый вечер стал тем завершением, которое мне было нужно для нашей дружбы.
– Правда? – Инди вытирает салфеткой уголки губ. – Это отстой, Стиви. Ты не заслуживаешь таких подруг.
– Все хорошо. – Я не обращаю на это внимания, потому что все действительно хорошо. Мне давно нужно было порвать отношения с Ханной и Джеки, и их откровенные комментарии, которые, по их мнению, были двусмысленными, стали для меня последней каплей. В глубине души я всегда знала, что они держали меня при себе как связь с моим братом. Я просто не ожидала, что это получит продолжение, но уже из-за моей новой работы. Райан был бы взбешен, если бы узнал об этом. Именно поэтому я оставлю это при себе, поскольку и так делаю достаточно вещей, которые расстраивают брата.
– А как прошел твой вечер? – спрашиваю я.
– Без приключений. Я хотела куда-нибудь пойти, но я все еще новичок во всей этой истории с частными чартерами, и я не собираюсь лгать, та речь, которую Тара произнесла нам насчет дружеских отношений, была ужасающей. Я подумала, что запереться в гостиничном номере будет куда безопаснее.
У меня внутри все переворачивается при мысли о постоянных предупреждениях Тары и ее настойчивых указаниях держаться подальше от наших клиентов в нерабочее время. Очевидно, что у меня это получается плохо, какими бы случайными ни были мои встречи с Зандерсом.
– Ты, случайно, не знаешь, что делала прошлым вечером Тара? – осторожно спрашиваю я, опуская взгляд в свою тарелку и нервно перекладывая еду. Что, если прошлым вечером она не осталась в номере? Что, если прошлым вечером она видела меня? Что, если прошлым вечером она видела нас?
Этим утром я прочесала весь интернет в поисках каких-либо признаков утечки нашей с Зандерсом фотографии на улице возле бара, но его пиар-команда, безусловно, сделала свою работу, убрав все возможные свидетельства нашего общения.
– Наверное, делала именно то, что запрещала делать нам. Готова поспорить на деньги, что прошлым вечером она рыскала по округе в поисках парней из команды, ведя себя чертовски отчаянно.
Я отрываю взгляд от своей тарелки, и при виде широко раскрытых глаз и ухмылки Инди меня захлестывает веселье.
– О черт! – Она быстро прикрывает рот ладонью. – Я сказала это вслух?
Между нами повисает минута молчания, мы смотрим друг на друга, прощупывая почву, сомневаясь в том, какого мнения придерживается каждая из нас в вопросе о нашей коллеге. Пока наконец я не сгибаюсь пополам в своем кресле, хохоча во все горло. Инди подхватывает мой смех, и мы обе не можем вымолвить ни слова от хохота.
– Она такая лицемерка. – Я смахиваю собравшиеся в уголках глаз слезы.
– О боже мой, – с облегчением вздыхает Инди. – Я так рада, что мы с тобой на одной волне, потому что я уже несколько недель хотела спросить, что ты о ней думаешь.
– Она беспокоится о том, что мы общаемся с игроками, но сама так и жаждет внимания, когда стоит в проходах и разговаривает с ними, делая именно то, что запрещает нам. – Я улыбаюсь, наслаждаясь повышением уровня серотонина от этого приступа смеха. – Но все равно это не стоит риска потерять работу.
– Разве нет? – спрашивает Инди, склонив голову набок. – Я думаю, что могла бы рискнуть своей работой ради ночи в постели с одним из этих хоккеистов.
Мгновение я смотрю на нее, задаваясь вопросом, знает ли она что-то такое, что я еще не готова, чтобы она узнала. А может быть, и никогда не буду готова.
– Фигурально, конечно. – Она указывает на себя. – У меня есть любимый парень и все такое.
– Конечно.
За последние несколько недель Инди ясно дала понять, что у нее долгосрочные отношения с ее парнем Алексом. Она может постоянно шутить о том, что у нее повышается температура, когда хоккеисты начинают раздеваться в самолете, или о том, что она рискнула бы своей работой ради одной ночи с одним из них. Но насколько я знаю, она слишком сильно любит Алекса, чтобы им пренебречь.
– Но если бы я была одинока и некий вице-капитан некой хоккейной команды из Чикаго просто случайно начал бы источать сексуальную привлекательность и постоянно ко мне приставать, я могла бы ради этого рискнуть своей работой. – Инди многозначительно смотрит на меня с другого конца стола.
– Зандерс не пристает ко мне, когда постоянно нажимает кнопку вызова. Он просто меня мучает.
– Угу, – хмыкает Инди. – Мучает тебя, чтобы привлечь твое внимание, потому что хочет с тобой переспать.
Я храню молчание на этот счет. Инди не знает о наших взаимоотношениях за пределами самолета, но она все равно знает правду.
– Хочу сказать, что ночь в постели с божьим даром для женской части человечества стоит риска. – Инди понимающе поднимает брови, прежде чем откусить еще кусочек от своего позднего завтрака. – И, просто чтобы ты знала, условно говоря, если ты когда-нибудь захочешь нарушить все эти границы между стюардессой и хоккеистом, я сохраню твой секрет.
Я одариваю ее полуулыбкой, благодарной, но недостаточно широкой, чтобы подтвердить или опровергнуть ее заявление.
– Условно говоря, конечно, – добавляет она, прежде чем взять еще кусочек со своей тарелки.
Я подъезжаю к дому родителей, расположенному в двадцати минутах езды от Нэшвилла, и мой желудок мгновенно сжимается от волнения. Не могу припомнить, когда я в последний раз была дома. За последние несколько лет праздники выдавались то удачными, то неудачными, в зависимости от наших с Райаном напряженных графиков работы, к тому же я явно пыталась избегать этого города.
– Эй, леди, – говорит мой водитель с переднего сиденья. – У меня есть и другие пассажиры. Вам нужно выйти.
Резонно, ведь я уже пару минут сижу на заднем сиденье его машины, нервно крутя золотое кольцо на большом пальце и подумывая о том, чтобы вообще свалить.
– Прошу прощения. – Глубоко вздохнув, я выхожу из машины и разглаживаю свой топ, чувствуя себя крайне неловко. И не потому, что я все еще сыта после позднего завтрака, а потому, что выбрала наряд, полностью выходящий за рамки моей зоны комфорта. У меня есть потрясающий топ, который одобрила бы моя мама, так что я надела это чудовище.
Ярко-розовая блузка вся в оборочках и кружевах, но все равно ужасно мятая из-за того, что лежала в моем чемодане. Да, я хотела бы смягчить неизбежные мамины замечания, но они мне явно не настолько небезразличны, чтобы беспокоиться об утюге.
Едва я закрываю дверцу машины, водитель такси отъезжает, и у меня есть всего пара секунд на то, чтобы догнать его пешком и упросить отвезти меня обратно в отель.
– Ви! – кричит папа, распахивая входную дверь и раскрывая объятия. – А вот и моя любимая дочь!
– Твоя единственная дочь, папа. – Я с улыбкой устремляюсь в его распростертые объятия.
– О которой тебе известно, – поддразнивает он, заключая меня в объятия.
Черт, я по нему соскучилась. Он самый милый, но, к сожалению, встреча с ним сопровождается визитом к матери, а это я не в силах выносить регулярно.
– Мне нравится твоя новая работа, которая привела тебя домой, но что, черт возьми, на тебе надето? – шепчет он, все еще держа меня в объятиях.
– Просто пытаюсь сделать это как можно более безболезненным.
Он отстраняется, все еще сжимая мои руки и одаривая меня сочувственной улыбкой. Брат, возможно, и не замечал, как моя мать относится ко мне по сравнению с ним, но папа заметил. Ему было нелегко прикрывать мою спину и в то же время любить свою жену, невзирая на ее недостатки.
– Добро пожаловать, Стиви, – произносит мама, как только я вхожу в парадную дверь.
В доме ни пятнышка. Как в детстве, когда мы знали, что к нам придут гости. Нужно было создать впечатление. Рада узнать, что теперь меня отнесли к категории гостей.
Мама быстро и неловко обнимает меня и тут же оглядывает с ног до головы. На накрашенном лице читается явное неодобрение. Она приглаживает мои волосы, пытаясь привести их в более послушное состояние, но кудри снова встают дыбом.
– Присаживайся. – Она указывает на обеденный стол. – Выпьешь что-нибудь?
– У нас есть сладкий чай, – возбужденно вмешивается папа. – Я утром заварил свежий.
– Нил, это же ужасно много сахара.
– Папа, я бы с удовольствием. Спасибо.
Изящные руки матери разглаживают фартук и поправляют жемчуг на шее, она явно пытается прикусить язык и удержаться от того, чтобы не сказать какую-нибудь резкость. Моя мать-южанка никогда не скажет ничего подобного. Благослови ее господь.
– Как поживает твой брат?
Конечно, ее первый вопрос – о моем брате-близнеце, а не обо мне.
Она усаживается напротив меня за обеденный стол, который сервирован с такой элегантностью, как будто сегодня вечером нас ждет званый ужин, но я знаю, что это не так. Главное, чтобы все всегда выглядело как можно красивее.
– У него все хорошо. Он занят началом сезона, но все хорошо.
– Он с кем-нибудь встречается?
– Нет, я так не думаю, – качаю я головой.
– У него еще полно времени, – говорит мама, махнув рукой. – Ему всего двадцать шесть. Не стоит торопиться. Этот мальчик – просто находка.
Папа возвращается из кухни, ставит передо мной чай, целует меня в макушку и садится рядом с мамой.
– А как насчет тебя, Ви? – спрашивает он. – Как у тебя дела? Как новая работа? Как дела в приюте?
– У меня все хорошо. Работа хорошая. Плотный график. – Я быстро киваю головой. – И мне нравится этот приют. Хозяйка – добрейшая женщина, которая просто по-настоящему благодарна за любую помощь, которую ей оказывают. Жаль, что я не могу находиться там полный рабочий день и помогать. Здание довольно ветхое, и его не помешало бы немного обновить, но небольшие пожертвования едва покрывают расходы на еду и лекарства для собак, не говоря уже обо всем остальном.
– Ты с кем-нибудь встречаешься? – перебивает меня мама.
– Хм. Нет. Сейчас – нет. Кстати, собаки такие милые и очаровательные, и они просто хотят, чтобы кто-нибудь их любил.
Мой папа весь внимание; пока я продолжаю свою тираду, в его карих глазах видна гордость, он явно рад, что я нашла что-то, что делает меня такой счастливой. Мама, с другой стороны, отнюдь не лучится радостью.
– Там есть такой доберман по имени Рози, и она абсолютная милашка, но, знаете, выглядит немного пугающе. На данный момент она пробыла там так долго, что потенциальные владельцы отказываются от нее, даже не взглянув во второй раз в ее сторону.
– А как же Бретт? – спрашивает мама о моем бывшем. – Мне всегда нравился этот мальчик. Может быть, тебе стоит связаться с ним и узнать, встречается ли он с кем-нибудь.
– Тереза, – тихо одергивает папа, пытаясь ее приструнить, но динамика власти в их отношениях так не работает.
– Я не просто так рассталась с Бреттом.
– Ну, Стиви, – не так уж невинно замечает мама. – Ты не становишься моложе, дорогая.
Да, я не становлюсь моложе, но еще я точно такого же возраста, как и ее сын, у которого, как она только что сказала, полно времени.
– Прошлым вечером я видела Ханну и Джеки, – увожу я разговор в сторону.
– О, правда? Ханна сейчас очень красива? – быстро спрашивает она с волнением. – На прошлой неделе я видела ее мать в церкви, и знаешь, что ее младшая сестра в этом году прошла отбор на «Мисс подросток Теннесси»? Я подумываю узнать, не пригодится ли ей какое-нибудь из старых нарядных платьев, которые я покупала для тебя. Знаешь, ведь их ни разу не надевали, да и сейчас они бы тебе все равно не подошли.
Вот оно. Я ждала, что она упомянет мой вес или размер.
Я и так удивлена, что она продержалась целых двадцать минут.
– Отличная идея, – вот и все, что я могу сказать. На данный момент я слишком устала от всего этого, чтобы играть в мамины игры. – Папа, чай действительно вкусный.
Я смотрю на него, и его смуглая кожа между бровями собирается в морщинки, когда он одаривает меня сочувственной улыбкой.
– Рад, что ты приехала нас навестить, Ви, – говорит он. – Хотя тебе, наверное, пора идти. Тебе скоро на работу, верно? Сегодня вечером отправляешься в Филадельфию?
Мой папа самый лучший, он пытается дать мне возможность закончить этот визит. До начала работы еще несколько часов, но мне нужно выбраться из этого дома.
– Да, мне пора идти. – Я поднимаюсь со своего места, родители тоже встают из-за стола.
– Стиви, дорогая. Пожалуйста, причешись перед работой. – Мама быстро и неловко обнимает меня на прощанье.
Она хочет сказать, что я не расчесываю свои вьющиеся волосы. Потому что как смеют мои волосы быть пышными и дерзкими, вместо того чтобы быть гладкими и уложенными, как у нее.
– Обязательно, – таков мой ответ. Большего этот разговор и не стоит.
– Ты прекрасно выглядишь, Ви, – заверяет папа, обнимая еще крепче. – И я горжусь тобой и всем, что ты делаешь в работе и волонтерстве. Я счастлив, что ты нашла то, что тебе так сильно нравится.
– Спасибо, папа.
Он смотрит на маму и снова переводит взгляд на меня.
– Позволь, я тебя провожу. – Он кладет руку мне на плечо, пока я заказываю с телефона такси обратно в отель. Как только мы оказываемся снаружи и дверь закрывается, он поворачивается ко мне. – Не слушай ее, милая.
– Как я могу ее не слушать? Она это делает постоянно. Никак не уймется.
– Я с ней поговорю.
– И что из этого выйдет хорошего? Ты разговаривал с ней много лет, а она все такая же. Я ничего не могу сделать, чтобы сделать ее счастливой!
– Ты же знаешь, какая она, Ви.
– Да, пап, знаю. Но это уже недостаточно хорошее оправдание. – Моя машина подъезжает как раз вовремя, так что я еще раз быстро обнимаю его на прощание. – Люблю тебя, – бросаю я через плечо, в отчаянии направляясь по дорожке к своей машине.
– И я люблю тебя, моя прекрасная дочь, – откликается он, когда я сажусь в машину.
Я коротко машу ему рукой, машина отъезжает от дома, который я больше никогда не захочу посетить.
14. Зандерс
Мне нравится играть против «Нэшвилла». Их болельщики чертовски шумные, а я живу за счет этой кутерьмы. Большинство спортсменов наслаждаются шумихой на своих домашних матчах, получая одобрительные возгласы со стадиона, полного преданных болельщиков, одетых в цвета их команды. Мне, с другой стороны, доставляет огромное удовольствие ненависть к команде гостей.
Я называю это преимуществом на льду.
Хотите освистать меня, когда я выйду на лед? Нет проблем, за это я впечатаю в борт вашего звездного нападающего.
Желаете обзывать моих товарищей по команде или придумывать дурацкие песнопения, которые, черт возьми, не имеют никакого смысла, кроме как нас раздразнить? Пожалуйста, на здоровье. Это придаст мне сил кататься еще быстрее и бить немного сильнее.
Хотите на меня наорать и ударить по стеклу, пока я наслаждаюсь своими заслуженными штрафными минутами? Детки, это же просто музыка для моих ушей.
Еще одна причина, по которой я люблю выездные игры.
– Сделай погромче! – кричу я Рио с другого конца раздевалки для команды гостей. – Это моя песня!
Рио делает, как я прошу, регулирует громкость своего старомодного бумбокса, который повсюду таскает с собой, и наполняет раздевалку одной из моих любимых зажигательных песен.
Я остаюсь в раздевалке, полностью одетый для игры, пока музыка настраивает меня, подготавливая к следующим шестидесяти минутам хоккея.
Достав телефон, я обнаруживаю, что меня ожидает сообщение от моей сестры Линдси.
Ее график почти такой же безумный, как и мой. Она – самый молодой юрист, ставший партнером в ее фирме в Атланте. Ей тридцать лет, и она чертовски крутая. Так что я ценю любое время, которое она выкраивает из своего плотного графика, чтобы связаться со мной. И я благодарен, что речь не о моей матери, как это было в ее последнем сообщении.
Линдси: С Национальным днем братьев и сестер. Я даже не знала, что есть такой праздник. Удачи тебе сегодня вечером, одиннадцатый номер!
К сообщению прикреплена ссылка на пост в соцсети, в котором я отмечен.
Одна из наших местных спортивных сетей опубликовала пост с кучей фотографий разных спортсменов из Чикаго и их братьев и сестер с подписью: «Поздравляем наших любимых братьев и сестер с Национальным днем братьев и сестер».
Фотография, на которой мы с Линдси после одной из моих игр, очень хороша. Настолько, что я сделал снимок экрана, добавив его в свою галерею, где не так много фотографий. В основном она заполнена селфи, которые несколько раз делала Элла Джо, когда утаскивала мой телефон.
Пролистываю фотографии и вижу опубликованное фото Мэддисона и его брата. Дальше идут несколько парней, которых я знаю в городе, с их братьями и сестрами – некоторые играют за «Уайт Сокс», пара – за «Кабс» и один за «Медведей».
Но последняя фотография в этом посте больше всего привлекает мое внимание. Это фотография разыгрывающего команды «Дьяволы Чикаго», пятого номера, Райана Шэя. Но меня удивляет не он, а кудрявая стюардесса, которую он обнимает.
Стиви.
Я быстро нажимаю кнопку «отметить», но единственное имя или учетная запись, которые всплывают, принадлежат Райану, поэтому я нажимаю на нее. Перейдя к списку людей, на которых он подписан, я ввожу ее имя.
И вот она – Стиви Шэй.
Я понятия не имел, что Стиви – сестра Райана Шэя. Конечно, у них одинаковый светло-коричневый оттенок кожи и веснушки и одинаково яркие сине-зеленые глаза. Но догадаться было почти невозможно. И она явно не хотела, чтобы я об этом узнал. Иначе она сказала бы мне, кто он такой, в тот вечер, когда я столкнулся с ней возле квартиры Мэддисона или когда застал ее за просмотром его игры в баре в Денвере.
Теперь совершенно ясно, почему она живет через дорогу от меня. Ее брат зарабатывает сумасшедшие деньги.
Аккаунт Стиви в соцсети, конечно, закрытый. Единственное, что я могу видеть, – это ее уменьшенная фотография, на которой изображен вид из иллюминатора самолета, а прямо за окном садится солнце. В ее биографии написано «скорее всего, уехала из города…», после чего стоит эмодзи самолета.
Недолго думая, я отправляю шальной девчонке запрос.
Выходя из автобуса и садясь в самолет после легкой победы над «Нэшвиллом», я чувствую себя просто отлично. Или, скажем, я доволен игрой.
Что меня не радует, так это тот факт, что Стиви до сих пор не приняла мой запрос на подписку в соцсети. Прошло несколько часов. Я уверен, что запрос она видела.
Прошлым вечером, когда она отклонила мое предложение, мне это вроде как даже понравилось. Кроме того, я полагал, что она все равно согласится. Она не поддается так легко, что делает эту погоню еще более увлекательной. Это держит меня в напряжении, что теперь случается очень редко. Но я бы не возражал, чтобы она немного уступила, пусть даже в такой мелочи, как принять мой глупый запрос на подписку в соцсети.
– ЭЗ! – окликает один из новичков с задней части самолета. Я начинаю ослаблять на шее галстук, и тут он спрашивает: – Ты переспал прошлой ночью с крошкой-южаночкой?
Спрашивает достаточно громко, чтобы слышал весь самолет, включая конкретную стюардессу, которая случайно идет по проходу, пока мы разговариваем.
Я думал, что девушки на борту уже привыкли к нашему сквернословию. Самолет для нас – продолжение раздевалки.
Стоя в проходе рядом со своим местом, я пытаюсь откинуться назад, чтобы Стиви могла пройти мимо, но, скажем откровенно, я отодвигаюсь не так уж сильно. Это нелегко – пройти сквозь пятьдесят парней, которые только что поднялись на борт самолета и еще не расселись, поэтому я делаю вид, что пытаюсь быть джентльменом, «убираясь с дороги».
Пробираясь из задней части самолета в переднюю, Стиви отказывается поднимать на меня глаза, но когда она проходит мимо, я кладу руку ей на поясницу и направляю, пока она протискивается вперед.
И когда ее попка задевает переднюю часть моих штанов, моя рука сжимает ее бедро. От моего прикосновения ее тело напрягается, но она продолжает свой путь.
– Зандерс! – снова окликает новичок, привлекая мое внимание. – Давай, чувак, мне нужны подробности!
– Если ты не можешь ни с кем переспать, Томпсон, это не значит, что тебе нужно слышать все подробности сексуальных похождений Зи, – вмешивается Мэддисон, пытаясь помочь мне избежать расспросов товарищей по команде о том, какой выдалась моя ночь.
Не то чтобы мы со Стиви переспали, и он это знает, но если и когда придет время, мне действительно придется держать это в секрете от остальных парней – чего я никогда раньше не делал.
– Я не целуюсь и не рассказываю, – отвечаю я Томпсону со своего места в ряду у выхода.
Весь самолет на мгновение замолкает, прежде чем по салону разносится хохот, словно расхохоталась стая гиен.
– Чушь собачья!
– Тебя что, по голове ударили?
– ЭЗ, это же твоя любимая тема для разговоров! – вот лишь некоторые из выкриков, которые доносятся из задней части самолета от моих товарищей по команде. И из передней части самолета, где сидит тренерский штаб, тоже доносятся выкрики.
– Я знаю, что прошлой ночью у тебя были кое-какие дела, – вмешивается Рио. – Только что ты был в баре, а в следующую секунду исчез. Такое случается только тогда, когда в этом замешана девушка.
Мой взгляд устремляется на Стиви, которая пытается отвлечься бессмысленными занятиями в передней части самолета, в то время как народ продолжает занимать свои места. Она не смотрит на меня, но ее веснушчатое лицо приобретает розоватый оттенок.
Рио и не подозревает, что на самом деле мне отказали, чего со мной не случалось с тех пор, как я достиг половой зрелости. Прошлой ночью единственным движением, которое я видел, было движение моей правой руки, когда мне пришлось самому себя удовлетворять после того, как я проводил Стиви до отеля. У меня стоял почти все время, с того момента, как я прижал ее к стене, и до того, как я позаботился о себе в душе.
Мэддисон поворачивается лицом к остальным парням:
– Может, вместо того чтобы гадать, куда Зи засунул свой член прошлой ночью, вы, ребята, подумаете о том, как, черт возьми, вы собираетесь увеличить те тридцать восемь процентов на двоих, которые в среднем выиграли во время вбрасываний?
– Да, капитан, – одновременно отвечают Рио и Томпсон, и в хвостовой части самолета наконец прекращается допрос о том, как прошла моя ночь.
Бо́льшую часть полета в Филадельфию я не отрывал взгляда от телефона, надеясь увидеть, что Стиви приняла мой запрос на подписку. Шокирующая новость… она этого не сделала. Я даже сходил в туалет в хвостовой части самолета и по дороге увидел Стиви, сидящую на заднем камбузе и листающую свою чертову ленту в соцсети.
Впрочем, в моей соцсети полно девушек из Филадельфии. Я все еще тешу себя надеждой, что Стиви передумает и проведет со мной одну безумную ночь, но на случай, если она действительно этого не захочет, у меня есть варианты.
У меня всегда есть варианты.
Как только гаснет свет и большинство парней засыпают, пользуясь ночным перелетом, я снова захожу на камбуз.
– Зандерс, тебе что-нибудь нужно? – спрашивает блондинка – коллега Стиви. Кажется, ее зовут Индиана. Или что-то в этом роде.
– Хм, – задумчиво хмыкаю я, пытаясь заявить о своем присутствии и привлечь внимание шальной девчонки. Но Стиви не замечает, что я стою у нее за спиной и загораживаю вход на камбуз. Она продолжает возиться со своим телефоном, повернувшись ко мне спиной.
– Знаешь что, – говорит ее напарница. – Пожалуй, я схожу найду Тару и немного ее отвлеку.
Это привлекает внимание Стиви, и она переводит взгляд на коллегу. Мои брови точно так же взлетают вверх. У блондиночки довольно развита интуиция, потому что я знаю, что Стиви ни за что на свете ей ничего не скажет. Учитывая, насколько она разволновалась прошлой ночью, думая, что какие-то фотографии наших «дружеских отношений» могут просочиться в Сеть.
Понимающе хлопнув меня по плечу, стюардесса прокрадывается мимо, оставляя меня наедине со Стиви.
– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает Стиви, все еще глядя в свой телефон и не поворачиваясь ко мне лицом.
Я украдкой оглядываюсь через плечо на остальную часть самолета, просто чтобы убедиться, что никто не обращает на нас никакого внимания. На кормовом камбузе относительно темно, так что я сомневаюсь, что ее коллеги впереди могут нас увидеть.
Большинство народа спит, а ее коллеги отвлеклись. Я медленно, неторопливо подхожу, чтобы встать позади нее, всего в нескольких дюймах от ее тела.
Мне нравится находиться так близко к ней. Отсюда я почти могу сосчитать веснушки, украшающие ее нос и щеки, к тому же от нее чертовски хорошо пахнет. Я не слишком помешан на чистоте, но некоторым из моих товарищей по команде действительно не помешал бы урок гигиены.
Почувствовав мое движение, Стиви застывает, но отказывается повернуться и посмотреть мне в лицо. Положив руки на стойку перед нами, по обе стороны от нее, я заключаю ее в ловушку.