Розы для Аннушки. Повесть о невозможном

Меня охватил страх. ТАК я не готовилась. Читала, конечно, книги вне программы, и достаточно много, но не всегда современные, и это было хаотично, без систематизации и обдумывания…

А Сева поинтересовался, кто из поэтов мне нравится? Я ответила, что последнее время «не вылезаю» из томика Евтушенко, читаю и перечитываю. Многое, в том числе «Песня Сольвейг», невольно выучила наизусть. И вот еще – моя тетя нашла для меня в «Литературке» большую, на полосу, подборку стихов Бориса Примерова – «Синевой разбуженное слово». Они тоже, как-то сами собой, легли в память. Сева поморщился.

– Ну, Примеров – это не то… Я тебе дам на время книжку Роберта Рождественского, изучи! Обрати на него особое внимание. Обязательно прочитай поэму «Письмо в Тридцатый век».

Во время разговора меня не покидал стыд – ну, почему же раньше я ни о чем таком не задумывалась? Ой, темная я какая, оказывается! Хотя и возможности не было… Пока школа не осталась позади, я очень доверяла учительнице литературы, она старалась подготовить нас и к вступительным экзаменам в вуз. А потом… в середине выпускных умер отец. И полтора месяца после похорон прошли, как в тумане…

Я коротко рассказала об этом Севке. Не хотелось, чтобы мои печальные обстоятельства выглядели как оправдание, но не сказать не могла… Он заметил, что я совсем приуныла, и утешил.

– Не горюй! Время еще есть. На подготовку, что даже удивительно, к каждому экзамену несколько дней дают, многое можно успеть. На лекции-то будем ходить?

– Ой, конечно! Предупреждай, где и когда.

– Давай так. Накануне лекции я буду сидеть тут, на лавочке. Подойди в любом случае: если вдруг не сможешь, то скажешь, и я поеду один. И заведи большой блокнот: записывать, я думаю, много придется…

Всеволод ушел, а я осталась сидеть. В голове был сумбур и почти что отчаяние… И тут появился Ванечка. Это ребята его так окликнули: «Ванечка». Стайка ребят пробегала мимо лавочки, и кто-то крикнул пареньку, который вдруг присел рядом:

– Эй, Ванечка! Давай к нам!

– Проходите мимо. У меня разговор.

Какой разговор? Со мной, что ли? Никого больше на лавочке нет… Я и вот этот худощавый юноша, остреньким лицом похожий на лисичку. Но такое сходство его не портит – все искупает открытый и доброжелательный взгляд. Только мне-то что? Знакомиться я с ним не собираюсь. А Ваня, будто услышав мои мысли, предложил:

– Познакомимся?

– Зачем?

– Ну, ты даешь! Зачем люди знакомятся? А мы – соседи, я видел, что ты из этого корпуса вышла.

– Ну и что? Я экзамены сдавать приехала, а не знакомиться.

– Одно другому не мешает, даже помогает! Это я тебе как будущий психолог скажу. Мне ведь не поступать надо, как тебе, а хвосты закрыть. Поэтому и приехал раньше сентября.

– Так иди, учебники штудируй, иначе так хвостатым и останешься.

– Ой-ой, девушка, а если подумать? Вот будешь ты корпеть над книгами с утра до ночи и что? Голова быстро откажет, выгорание наступит.

– Что? Какое выгорание?

– А это термин такой в психологии. Потом объясню. Человеку отдыхать надо, переключаться с одного вида деятельности на другой. Ну и на собственно отдых. Иначе – стоп. И, как ни бейся, ничего путного сделать уже не сможешь…

Вот ты встала утром – душ, зарядка, потом работаешь, потом отдых, обед, снова работа. Но не до ночи! Вечер – время особое. В кино сходить – со мной. Прогулка перед сном. Со мной!

– Ты, Ванечка, что?!! Перегрелся на солнце? Ходи гулять с кем хочешь, я тут не причём. До свидания!

Когда я вернулась в комнату, Аля уже проснулась, сидела на кровати и расчесывала свои длинные черные волосы – они у нее были до пояса. На меня посмотрела с удивление:

– Ты где была-то? Вид такой, будто экзамен уже сдавала!

– Алечка, расскажу, но только теперь я – спать. А то мне потом блокнот большой заводить надо, с выгоранием бороться и вообще… – я закрылась одеялом чуть ли не с головой и повернулась носом к стенке.

Начиналась новая жизнь…

– Послушай, а что не так со стихами Бориса Примерова? – после разговора с Севой эти его слова не выходили из головы, и я решила спросить.

– Не знаю, я им не интересовался, только мельком слышал. Это кто-то из начинающих, и если даже подает надежды, то поэт второстепенный, нам нет смысла его на экзамене упоминать.

– Жалко… Мне понравилось, да и тетя моя что попало не стала бы показывать. Она художник нашего драмтеатра – человек умный, творческий. И со мной всегда делится, подарила томик Евтушенко и эту вот публикацию в «Литературке» о Примерове недавно принесла – на целую полосу! Да, сборник «Синевой разбуженное слово» у него первый. Ну, так у всех бывает первое!

Ива в новенькой шубенкеРобко пробует ледок,Словно в первый раз девчонка,Привязавшая конёк.

Мне кажется, что вполне хороший образ.

– Читай, если нравится. Я не о том, кому что нравится, а об экзаменах – что в наших ответах преподаватель наверняка оценит.

– А к Юнне Мориц ты как относишься?

– Странный вопрос! Это же, в основном, детский поэт! Совершенно детский!

– Знаю. Но вот мне кажется, что иногда в произведениях для детей взрослые открывают для себя важные вещи! Это как у Сент-Экзюпери «Маленький принц». Дети видят в этой сказке свое, взрослые – свое! Тетя Маша подарила мне и эту книжку – с чудесными иллюстрациями. Я почти наизусть уже выучила – потому что часто читаю кому-то вслух! Любым новым знакомым так и хочется сделать такой подарок – прочитать. И говорят, что у меня лучше получается, чем у Марии Бабановой на пластинке.

Хочешь, и тебе прочитаю? Эта книга всегда со мной…

Севка промолчал. Ни да, ни нет! И мне показалось, что он как-то насупился, отстранился. Что-то не то я говорю? Поссориться не хотелось. Лучше бы и мне перейти к молчанию. Но иногда в меня какая-то вредность вселяется! Не потому, что хочется настоять на своем, а просто кажется, что могу представить дело в неожиданном свете! И разрядить обстановку.

– У меня есть пластинка Юнны Мориц – «Сто фантазий». Для пятилетней сестренки. Но уверена, что детские эти стишки больше радуют меня! Особенно два – «Малиновая кошка» и «Ёжик резиновый». Я их читаю почти с таким же удовольствием, как «Маленького принца». Ёжик – очаровательный! Просто блеск!

Небо лучистое, облако чистое,На именины к щенкуЁжик резиновый шел и насвистывалДырочкой в правом боку…Здравствуйте, ёлки! На что вам иголки?Разве мы волки вокруг?Как вам не стыдно: ведь это обидно,Когда ощетинится друг.

Не всё и не всегда должно быть серьезным! Мы живем не только для экзаменов. И «иголки» нам вовсе не нужны – правда же?

Севка еще немного помолчал, а потом засмеялся:

– Убедила! Но от «иголок» будем избавляться взаимно. Особенно, если кому-то кого-то повоспитывать захочется.

Я вздохнула с облегчением.

Жара уходить не хотела. Август уже, а солнце пекло, как в середине июля. Мы с Алей с трудом находили место и время для занятий – в комнате, кроме нас, жили еще второкурсницы Наташа и Алла, которые, как и Ваня, приехали раньше, чтобы пересдать запоротые экзамены. Но когда они готовились, непонятно – постоянно у них хохот, анекдоты.

По всем этим причинам подготовка к экзаменам напоминала бег с препятствиями: то от солнца, бьющего в окно, убегаем, то от шума. Мужской корпус стоял совсем близко к нашему, и если там кто-то ставил на подоконник магнитофон, то орал он как над ухом… Правда, не всякая музыка раздражала. Ритмичную я не выносила, а лирические песни могли даже помогать, если не слишком тревожили душу, пробуждая мечтательное настроение.

Алка наоборот. Ритм ее активизировал: она пританцовывала в такт, невольно прекратив болтовню, и занималась поэтому более продуктивно. А вот лирика раздражала, Алла пускалась в ехидный спор с песней.

«А у нас во дворе есть девочка одна…»

– Тань, прихлопни окно! Убила бы придурка, у которого такие записи! Люди к экзаменам готовятся, а ему девчонка нужна…

«Среди шумных подруг неприметна она…»

– Ну и дура, что неприметна! В магазинах косметики полно. Девки, кстати, а где моя помада? Таня, не видела?

– Аллочка, я помадами не интересуюсь.

– Так ведь и ты – дура. И парень, который тебя вчера ждал. Раз такую скромницу нашел…

– Алка, заткнись, – Аля, включившись в разговор, выражалась более энергично, чем я. – Мне песня нравится! Я бы и весь этот цикл послушала.

– Это что – «Я тебя подожду»? Ну, вообще… Ждать-то зачем? Мало ли что он сказал? Возьмет и не придет. В жизни все на ходу меняется. А ты так и просидишь, стареть начнешь, никому не нужной станешь… Нет уж. Жить нужно здесь и сейчас!!!

Алла и Наташа составляли одни лагерь в нашей комнате, мы с Алей – другой. Первые дни еще как-то пытались вступать с ними в спор, но быстро поняли – незачем. Надо молчать или уходить. Особенно тяжело нам пришлось в первые ночи, когда соседки, устроившись в постелях, начинали своеобразную «сказку на ночь» – наперебой рассказывали неприличные анекдоты. Когда увидели, что ни я, ни Аля не смеемся, и даже головы под подушку прячем, раззадорились еще сильнее. Веселила их наша «дремучесть».

Аля даже заказала разговор с мамой, и я, проводив ее в переговорный пункт, слышала, как подруга кричала в трубку:

– Мамочка, ну не могу я! Можно, заберу документы и уеду? Нет, просить другую комнату бесполезно – тут таких девах большинство, я уже поняла. Сейчас мы хотя бы с Таней вдвоем. Беруши или наушники? Хорошо, мы попробуем… И не обращать внимания? Ладно…

Когда «воспитательницы», пытающиеся наставить наивных провинциалок на путь истинный, поняли, что мы с Алей слушать их анекдоты все равно не будем, то поутихли. Без благодарной публики неинтересно, а сами они репертуар друг друга, видимо, давно знали.

А для дневного убежища мы неожиданно нашли небольшую комнатку на 1 этаже. Это была подсобка, где хранились метла и тряпки, Уборщицы после обеда уходили, а дверь в каморку не запирали – брать-то там что? Ну и разрешения мы осторожно спросили. Окно в комнатушке было большое, света много, стулья стояли, что еще надо? И вот там мы с Алей говорили обо всем, чего душа просит!

Песни от соседей туда тоже долетали. Однажды Алю удивило, что я мгновенно и полностью ушла в себя при первых же тактах песни «Темная ночь». Пел Марк Бернес.

«Темная ночь разделяет, любимая, нас,

и тревожная черная степь пролегла между нами…»

– Ты что? Словно застыла на месте…

– Услышала свою колыбельную. Помню ее столько же, сколько и себя… Мама пела. А сейчас даже не знаю, что со мной происходит… Эти слова меня словно родниковой водой умывают.

Аля, но если так бывает, если вера в дорогую подругу реально от пули хранит, а мама говорила, что это правда, то почему? Почему надо смеяться над теми, кто ждет? Почему жить «здесь и сейчас» – это лучше?

– Да плюнь ты! О таких, как Алка, не думай. Хотя я тоже не знаю, почему. Почему правда, которую люди выстрадали, вдруг устарела?

Когда мы приходили в каморку вечерами, то свет не включали, чтобы с улицы не видно было, то тут кто-то сидит. Зато зажигали маленькую свечу – ёлочную. И ставили ее низко – на крошечную табуретку. На стенах от этого появлялись фантастические тени, лица наши тонули в полумраке. Поэтому разговоры получались откровенные.

– У тебя кто-то есть? – спросила Аля.

– В смысле?

– Ну…

– А, понятно. В «том» смысле – нет. Но была школьная любовь. На троих. Я любила Андрея, а меня – Женька. Но потом я поняла, что Женька – хороший друг. И думаю, что таким и останется! А Андрюха… Не знаю. Теперь ведь все по-другому будет. Он во Фрязино, вряд ли сможет часто приезжать. Где я окажусь к концу месяца, неизвестно! А у тебя?

– А у меня – есть. Но мы с Сережей скоро поженимся. Я не огорчусь, если не поступлю. Узнала уже, что хорошее искусствоведение – и в Уральском университете есть. Буду работать в школе, приглашали уже, учиться заочно. Сережа говорит, что так даже лучше… Ну, а тот парень, с которым ты на факультет ездишь? С ним-то что?

– А что может быть? Я для него «боевой товарищ» – вместе штурмуем МГУ. У нас так с первого дня пошло. Не думаю, что он во мне вообще девушку видит! Но терять его почему-то не хочется… Может, с ним, как с Женькой получится? Но вряд ли…

Сейчас мне без него плохо было бы… Вот помнишь, ты к своим московским родственникам ездила? На целый день. А меня Наташка с Алкой пригласили погулять – вокруг много красивых мест, но мы туда не ходим. Одним страшно, глухие все уголки. А соседки наши уверили, что будут со своими парнями – большая компания.

В большой – чего страшного? Сказали, что прогуляемся к Китайскому посольству, вокруг него – яблонь много, и яблоки уже есть. Мне яблоки не нужны, но красивое место посмотреть можно.

Сначала и правда: у Алки свой кавалер был, у Наташки – свой. А я – сама по себе, что успокоило. Но когда уже в аллеи углубились – вдруг третий парень появился – откуда ни возьмись. И идет рядом со мной… И чем дальше, чем шуточек дурацких больше. Сначала технику поцелуев начали обсуждать. Вроде и понятно, что трёп, но мне стало не по себе. А потом Володя, тот, что рядом со мной шел, возьми и скажи: «Что вы, девушки, поцелуи – это пройденный этап! Неинтересно уже. Но вот лавочки тут, возле посольства – удобные. Широкие».

Меня от таких слов в дрожь бросило, паника охватила… Что делать? Но пришла спасительная мысль. Я косыночку с шеи сняла, к щеке приложила и потребовала: проводите скорее домой! Зуб разболелся. Надо лекарство срочно положить, мне врач назначил…

Думаю, что никто не поверил, но я настаивала, и компания решила, что Володя отведет меня за лекарством, но потом – обратно сюда! Дошли мы до корпуса, Володя ждать под окном остался, но я фигушки вышла!!! И даже к окну не подходила. Он постоял и ушел… А мне, когда пришла в себя, так захотелось Севку увидеть! Не за тем, чтобы пожаловаться – на что, если я сама по глупости пошла? Но просто увидеть и окончательно успокоиться.

Вечером Наташка и Алла, конечно, возмущались, что я ушла, дурой, как всегда, называли. Но мы же с тобой их не боимся!

– Да ну, чего их бояться? Только вот думаю, что и Володю этого ты тоже напрасно испугалась. Ничего бы он тебе не сделал! Рисуются они, имидж крутых создают… Ребята эти не с улицы ведь, тут же, у нас живут, и учатся, скорее всего, с нашими красотками. Свои, в общем. Таких просто нужно уметь отбрить! Ну, может, Володя тебя обнять бы попытался…

– Да ты что? Нет, не хочу! Я не могу даже вообразить, что до меня кто-то чужой дотронется… Вне дома, среди людей, даже если это и не такая опасная компания, я всегда, как ёжик, клубочком сворачиваюсь – не достать.

Вот возле Севы мне сворачиваться не нужно. И ощущение жизни возвращается настоящее. Поэтому я и сказала, что без него мне в Москве плохо было бы. И без тебя, Алечка!

Поскольку ребят в женский корпус не пускали, даже ненадолго зайти в гости было нельзя, то лавочка в тенистом уголке под тополями стала своеобразным оперативным штабом. Мы с Севой делились там впечатлениями от очередного сданного экзамена. Под не иссякающий поток из магнитофона какого-то неведомого фаната песенной эстрады.

«Как это все случилось, в какие вечера…»

– Ну и как ты? У меня – пятерка! – Сева сиял и не скрывал этого. – Удалось очаровать препода собственным глубоким анализом поэмы Рождественского! А ты что-то грустная совсем…

– Понимаешь, я чувствую, что и у меня была бы пятерка, но подвел дополнительный вопрос. Дурацкий какой-то… Провокационный. Уж не знаю, кто на него нашел бы «очаровывающий» ответ? Спросили: «Какую книгу о строительстве социализма вы читали в последнее время?»

Меня сразу сбило это слово «строительство»! Встали перед глазами подъёмные краны, вырастающие кирпичные стены… Ну, какую книгу о таком можно вообразить? Читала я не так давно роман Галины Николаевой «Битва в пути», но он на ум не пришел! Там все же об отношениях… О позиции в жизни. От растерянности его не вспомнила…

– Да уж… – Севка даже присвистнул – Не повезло тебе. А по билету что было?

«Три года ты мне снилась…»

– Достоевский. И из теории – понятие стиля. Для меня это в одно целое соединилось. И преподаватель кивал! Не переспрашивал, не уточнял – кивал, выражая согласие. Особенно, когда я сказала, что если кратко, одним словом, то стиль – это «человек». Индивидуальность не литературная, а человеческая. Кто чем «ударен» в жизни, о том и пишет.

У Достоевского ведь, о чем бы ни писал, такая боль везде! Каждую минуту, сквозь каждое его слово, сквозит запредельный ужас, с которым один человек смотрит на то, как другому накидывают петлю на шею… Свое личное переживание он не смог забыть.

«Не знаю больше сна я, мечту свою храню…»

– Не расстраивайся! Четверка – тоже неплохо. Но дальше старайся лучше готовиться. Завтра и начнешь, а сегодня отдохнуть нужно! Голова гудит после экзамена… Давай в кино сходим?

– В кино? А что – давай! Куда?

– Да в ближний кинотеатр. Возле остановки троллейбуса – афиша. Я посмотрел: сегодня у них «Гамлет».

– Ой… Страшно. Я даже книгу эту не открывала, если на ночь!

– Шекспира вспомнить полезно. Эпоху Возрождения на 1 курсе изучают! А я где-то читал, что в финале трагедии, написанной гением, должно быть и что-то хорошее. Если суметь увидеть… Попробуем?

– Попробуем… Но боюсь, что я не смогу.

…Лучше бы Сева не говорил про хорошее! Мало того, что я вздрагивала каждый раз, когда призрак в черном развевающемся плаще мелькал среди башен замка, так еще и позитив разглядеть старалась. А где он тут? Козни Клавдия удались, Гамлет погиб. Вот разве что…

– Не знаю, тот ли момент я заметила? В качестве примера позитива, – я спросила это, когда мы вышли из кинотеатра. – Помнишь, что ответил Гамлет другу Горацио, когда тот сожалел о смерти Офелии? «К чему грусть? Ведь смерть отнимает то, что нам и не принадлежит».

Если люди в 16 веке всерьез в это верили, то смерть не была для них трагедией! Но было то, что хуже смерти. Гамлет не мог допустить, чтобы подлость и насилие стали нормой отношений между людьми, потому уничтожил Клавдия. Это ведь уже победа?

– Пожалуй, что так… Но у Гамлета и других важных фраз много. А Могильщик и вообще – настоящий философ. После фильма мне захотелось диалоги с ним перечитать…

Я внутренне улыбнулась. Ну, хоть в чем-то не стыдно перед другом-отличником! А поскольку в темном кинозале, да еще при виде мрачных картин на экране, меня охватила нервная дрожь, то потащила Севку в залитый солнцем дворик – к киоскам с мороженым. Вот где настоящий позитив!

– Начала готовиться к английскому? – спросил Сева на следующий день. – У тебя как с ним?

– Вот как раз с английским очень прилично! Я в июле надолго уезжала на дачу к тете Гале, в России она в отпуске, а вообще-то давно живет то в Англии, то в Канаде – муж у нее крупный экономист. А тетя – преподаватель. Мы с ней занималась каждый день, она осталась мной довольна.

– Это хорошо. Но не расслабляйся! Повтори все основательно! И я пойду учить. Тем более, что у меня не было «тети Гали из Канады»…

Не расслабляться я старалась. И уверена была, что английский сдаю хорошо. Ведь на протяжении всего экзамена мы с преподавателем, яркой молодой дамой, почти ни слова по-русски не сказали. Беседовали о стихотворении Пушкина «Мадонна». Дама меня не поправляла, кивала и улыбалась. Потом дала обязательное «дежурное» задание – перевод с английского. Я перевела. Замечаний не было. Но в экзаменационном листе поставила четверку.

С Севой после экзамена мы встретились мельком: он куда-то спешил, а я была сильно расстроена! Сидела на лавочке, подставив ветерку лицо, разгоряченное от переживаний. Откладывала момент, когда придется рассказать все Але. И тут снова появился Ванечка.

«Поет морзянка за стеной веселым дисконтом…

– Привет! Ты ведь сегодня экзамен сдавала?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Разведка доложила. Ну, значит, можешь устроить себе день отдыха! Поехали в кино?

– С чего ты взял, что я с тобой поеду?

– А чем я хуже других?

На это ответить было нечего. Вот как раз сегодня фирменные Ванечкины веселость и беспечность, что обычно мне чуждо, вызвали невольную симпатию. Устала я уже… И что это за напасть? Как ни старайся, все равно четверка!

«Поверь, мне так твои глаза увидеть хочется…»

Ну, может, я Ване понравилась в хорошем смысле… Не собираюсь же с ним встречаться постоянно. Но один раз в кино… Если Сева занят. Почему нет? Тем более, что привыкла уже к его виду, к тому, что он часто попадается на пути.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.