Русский караван. Повесть

Русский караван

Повесть

Евгений Владимирович Жадейко

© Евгений Владимирович Жадейко, 2015

Редактор Павел Михайлович Котов

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Русский караван

В ночной степи ни тропок, ни дорог,Лишь ветра ошалевшего порыв.Земля уходит пряяёмо из-под ног,Меня в Сары-Шагане позабыв

Так напевает модифицированный вариант бардовской песни мой добрый товарищ Георгий Рыжков, начиная вспоминать о казахской Одиссее.

И снова мысли несутся в то необычное время, почти 45 лет назад, в те неведомые края, где прошел Наш Караван.

При военной аттестации оценивается, способен ли военнослужащий действовать индивидуально, или в составе группы, или универсально (так и так).

Образ Русского Каравана начинает складываться, когда вспоминаешь Ю. Гагарина, бороздившего Космос, А. Леонова, на двенадцать минут вышедшего в Космос и с трудом возвратившегося на корабль, Ф. Конюхова, проплывшего кругосветку в одиночку, красноармейца Сухова из «Белого солнца…», идущего по пустыне; моего друга В. Бочарова, каждое утро шагавшего в пургу или жару на свой объект СПД, или каждого из тех, кто прочертил свой след, работая в Бет-Пак-Дале.

Караван «по Далю» – это сборище путников в азиатских степях.

В русском же караване, бывает один идет на задание и караванит за отсутствующих путников.

В 1958 г. почти пятая часть выпускников Киевского Высшего инженерного радиотехнического училища компактно перебралась восточнее Альма Матер на три часовых пояса. Сары-Шаган, звучит тревожно… «Шагане, ты моя, Шагане, потому что я с Севера что ли?..» – начинают звенеть строчки персидских мотивов С. Есенина.

Последний раз нас временно собрали вместе на 14-ой площадке у Балхаша, и мы, молодые, обалдевшие от резкой смены окружающей среды, ждали распределения.

Юра Колябин повесил двустволку на парадный ремень и предвкушал охоту, когда «нас всех разберут на части (по войсковым частям) и мы перестанем ему мешать».

Все хорохорились, бодрились, но хотели понять свое место по работе и место службы. Кто-то у берега Балхаша сделал из камней могилу и сбил деревянный крест – вроде топографического знака нашей общины.

Нас, десять человек из КВИРТУ, комиссия распределила на площадку №1. Радиолокатор точного наведения. Что же еще надо – прямо по специальности: инженеры по радиолокации.

Выходи строиться! Стоят двенадцать бензовозов, полных горючки, – колонна на первую площадь. Места рядом с водителем – для господ лейтенантов. Прощай, Балхаш, с подмерзшим берегом, с вмерзшими в лед сучьями и какой-то желто-зеленой травой.

Сколько до первой? 130—140 км, если не заплутаем. Новые машины тропят дорогу – это особенно важно на холмах; остальные по накатанному следу с трудом одолевают очередную гору. Снег толщиной 10—15 см, солнце не греет, за дверью кабины минус 10 градусов по Цельсию.

Романтично: первое путешествие по Азии. Вот уже два часа едем, сделали пару остановок, во время которых водители собирались, учиняли симпозиум. Очередная гора впечатляет: она выше других холмов. Мы – вторые. Первый бензовоз, кряхтя, забрался наверх, и водитель оттуда машет рукой – можно ехать! Теперь взбираемся мы. Прошли 80% пути, мотор заливается, а колеса встали. Водитель кричит: «Товарищ лейтенант, сейчас задом поедем вниз, открывайте дверь и прыгайте!» Хорошо. Дверь открыл, но прыгать будем вместе.

Ситуацию внизу поняли. Бензовозы, как тараканы, стали разбегаться. Мы едем на них с полным баком. А было так солнечно и беззаботно, кругом чисто и красиво. Водитель давит на клаксон. Кажется, никого не задели.

Вспомнил, как на последнем курсе в КВИРТУ ездили на тактические занятия на трех грузовиках ГАЗ-51. Нас подрезал «Москвич». Водитель – по тормозам. Левые колеса на асфальте, правые на мокрой земле. Нас повело. Насыпная дорога, высота более трех метров. Мы закувыркались, Тент, натянутый на крепления, затрещал всеми деревяшками, лопнул, крепления проломились, а нас после кувырков накрыло на мокрой земле кузовом. Прижало сильно. Я, придавленный, стоял на шее, на мне – Чуркин.

Я прохрипел:

– Сползи, задыхаюсь.

– Не могу сдвинуться: придавило.

С двух остановившихся машин спрыгнули остальные слушатели и, обхватив по периметру кузов, на несколько секунд приподняли его. Из-под кузова стали выскакивать придавленные ребята. Вот и Чуркин слез, теперь ползу на выход я. Тогда пропела первая птичка: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». Это было неожиданно, вероломно. И вот теперь, съезжая с горы задом наперед, с открытой дверью, с приличным тротиловым эквивалентом в баке, видя, как сумбурно разбегаются машины внизу, стало понятно, что судьба вновь о себе напоминает.

К вечеру мы потеряли дорогу на площадку. Остановились подумать. Кто-то предложил въехать на сопку и забраться на крышу кабины, чтобы увидеть где-нибудь огни вышки или свет из окон казарм.

Влезли, увидели. Вперед. Минут через сорок въехали на площадку №1.

Разместились в военной гостинице. Ночь спали в шинелях и шапках: тощие солдатские одеяла не грели, а просто укрывали, помогая сохранять место на кровати.

Утром позавтракали в столовой, и на станцию. Аппаратура только завозилась и устанавливалась, подпаивались сигнальные и силовые кабели, а шкафы стояли в хрустящей прозрачной упаковке, напоминая елочные игрушки. Разрешили походить, присмотреть, кому что понравится. Кто не найдет свою систему, тому начальство поможет. Каждый включил свою систему оценок. Критерии: сложность работы, должность, ответственность, зарплата, напряженность и продолжительность работы в сутки.

Например, тип аппаратуры – передатчики, приемники, антенная система, система контроля и записи сигналов, система единого времени, система управления, дальномер, функциональный контроль системы (ФКС) – комплекс внутренней и внешней имитации работы станции (РСФ-60).

Дальномеры РС-40 и РСФ-60 стояли в одной комнате. На лицевой панели РСФ-60 – десятки цветных лампочек, через стеклянную дверь – десятки и сотни ячеек с пластмассовыми плитами и полупроводниковыми схемами, блоки питания, сзади цокали реле включения схем и режимов. Фантастика! Ни одной лампы, а «кристаллы» нам не преподавали… Осциллографы на тележках (кажется, ИО-4), электротехнические приборы и ящики ЗИПов.

Олег Тихомиров, занявший дальномер, посоветовал пойти на РСФ-60: «Ты представляешь, это ЭВМ – спецвычислитель-имитатор, сложный, интересный, через него работу всей станции видно». Правда, должность капитанская; штат: старший техник – Юра Першаков и техник – Иван Шевченко – тоже военные лейтенанты. А на дальномере – должность подполковничья, а в штате есть инженерная должность. Ну, что ж. Не буду следовать алгоритму разборчивой невесты. Соглашаюсь на симпатичный и мощный по тем временам спецвычислитель: интересное функциональное построение и моделирование полета обеих ракет – и баллистической, и противоракеты.

Из Москвы работает группа конструкторов-разработчиков аппаратуры. Это выпускники лучших ВУЗов – МФТИ, МАИ, МЭИ и др. Они превосходно знают проблему и взялись обучать нас «из-под руки», в процессе отладки и ввода в нормальное функционирование сложной и капризной РСФ-60. Наработка на отказ всего 5—10 минут.

Аппаратура напоминала инфарктника с полным набором других болезней. Задача – сделать так, чтобы шкаф заработал и начал проверять станцию автономно и в составе системы.

Работаем по 16 часов в сутки, поспал и снова на станцию. Конструкторы, ВикторБуйко, Володя Богданов, Боря Зудинов и другие, стали близкими друзьями и делали из нас качественных партнеров. Через три месяца – почти уже на равных. Началась вырабатываться стратегия отладки этой капризной и прекрасной дамы.

В ноябре 1958 года была закончена монтировка чашки большой антенны, которая, повизгивая, перекидывалась от северного края горизонта на юг, с востока на запад, пробуя проходить все точки полусферы.

Когда включали мощность, то верещала сигнализация и горела красная лампа. Нам быстро объяснили, что для будущих детей – это невидимые смертоносные лучи. Поэтому, отправляясь на работу, при подаче СВЧ мы двигались зигзагами, пробегая к станции в моменты, когда антенна смотрела в зенит.

На самой станции устройство РСФ-60 подавало коды выставки антенны. Когда она шпарила свою мощность в наше окно, Боря Зудинов, 37-летний старший инженер от промышленности, закрывался огромным белым эмалированным тазом и на насмешки отвечал, что мы еще дураки безмозглые, а ему надо «застругать» парочку деток, да и нам свои «устройства» лучше прятать. Приезжали спецы измерять СВЧ, говорили о десятикратном превышении предельно допустимой нормы. Через год, когда станция заработала на постоянной основе, несколько человек попало в госпиталь. Особенно сильно облучились ребята с приемников и передатчика.

Бет-Пак-Дала – голодная степь… Безлюдье. Когда станция не мотает антенной, стоит глубокая тишина. Особенно, если отойти от поселка. Располагало к созерцанию и размышлению. Что было здесь до нас, кто жил здесь, как жил? Кто за кем охотился, с кем сражался, от кого защищался?..

Осенью 1959 года я, 22-летний лейтенант-инженер, отработав только первый год, сидел на табурете у домика и терял силы. Болезнь была странной, необычной. Раздавалась и опухала шея. Размеры ее ушли за параметры Поддубного. В голове начинались тупые боли, а местный эскулап, хоть и кончил медакадемию, пожимал плечами и говорил: «Съел чего-нибудь».

Много мыслей и дум приходило в этом состоянии. Солнце слегка согревало шинель. Было тихо и торжественно. Я мысленно проигрывал походы конницы Тамерлана, свист кривых сабель и топот резвых коней. Думал о первопроходцах уже нашего времени, о геологах, искавших воду и подземные кладовые. Беглые каторжники, путешественники. Наш брат, служивый, идет, куда прикажут… И высеклась первая строка: «Человек идет по степи, нет конца у дороги…», причем сразу с тугой, сильной мелодией.

Потом дальше:

«Ветер мешает идти, до жилья дотянуть немного…

Вьюгою мечет планета, нет деревень здесь и рек.

Стонет протяжно ветер, шагай вперед, Человек».

Всякий, кто жил и работал в этой, забытой Богом, степи вызывал мое сочувствие, приязнь и дружелюбие. Позже я узнал, что в Карлаге (Караганде), по соседству, восемь лет провел А. И. Солженицин.

Заканчивалась неделя, как я заболел, и назревала неприятность. Ее приближение ощущалось, но решение проблемы, кроме чувства сопротивления, не находилось. Прибежал дневальный из роты: меня вызывали в медпункт. Срочно. Я пошел, тяжело двигаясь и дивясь, зачем в медпункт? Оказалось, приехала комиссия из полигонного госпиталя и случайно узнала о больном лейтенанте. Хирург капитан взглянул на мою шею и обмер:

– Ты что же, коллега, никого не вызывал и его не отправлял в госпиталь?

– Так диагноз не ясен.

– На стол. Будем резать.

Через 20 минут при местном наркозе капитан надрезал шею и выпластал воспаленный желвак – флегмону. Сказал, что через 3 дня мог бы уже не спасти… Домой ушел с чьей-то помощью. Через день на перевязке наш эскулап дернул присохшую к ране марлю и уронил со стула. Захотелось врезать ему за «профессионализм», но сил на это не было…

Мой друг Ача, Володя Бочаров, выпускник академии связи, служил в 1,5 км от площадки, на 119 объекте СПД. Мой однокашник Алик Кулик работал на следующей станции СПД еще дальше, километров за 15, на 117 объекте.

Вовка проходил мимо моих окон сначала на их уровне, а зимой, при наваленном снеге, в окна виднелись только его ноги в валенках.

«Человек идет по степи…» – это о тебе, дружище.

Его стометровая вышка позволяла оглядывать бескрайность степи, видеть сайгаков, огибавших объект, ловить сов, которые днем сидели, впившись когтями в трубу вышки 119-го объекта, и щелкали клювами. «Сифон» там был дикий. Я лазил к нему на вышку, но залезть на самый верх энтузиазма не хватало. Ача с полтора десятком солдат из Сибири управлялся в своем хозяйстве лихо. Все работало аккуратно и бесперебойно. Солдаты любили Ачу, отношения между ними были человеческие. В летний зной сделали ему «бассейн», размером 2 м х 1,5 м х 1 м. В редкие минуты отдыха, в жару, когда в тени 45 градусов, он погружался с головой в этот контейнер. Когда его голова появлялась над водой, над ней зависала пчела, угрожая нападением, и Ача снова погружался под воду. Пчела там – большая редкость.

Осенью, в ноябре, Ача с лучшими стрелками бил сайгаков из карабинов, и они всю зиму жили с мясом. Готовить жесткое мясо сайгаков было по силам только знатокам. Сначала его вымачивали в уксусе, затем готовили с травками и специями. Что мне Ваши рестораны против гречневой каши с приготовленным специалистами мясом! Служба в гарнизоне напоминала службу Печорина, описанную Михаилом Юрьевичем.

На станции работали много, с утра до позднего вечера. В нашей комнате, кроме «умной» машинки РСФ-60, задающей сигналы на антенное устройство и сигнальный тракт, стояли шкафы дальномера РС-40, на котором трудился Олег Тихомиров. Через год появились Е. Гаврилин, который позднее вырос до главного инженера, и В. Романовский, сменивший О. Тихомирова. Учась из-под руки московских разработчиков этих устройств, все начали работать самостоятельно сначала при консультациях разработчиков. Потом, убедившись в способности искать и устранять возникающие неисправности, могли уже полностью работать одни. Разработчики же занимались созданием и модернизацией боевой аппаратуры.

Из КВИРТУ нас приехало на объект примерно 10 человек. Этого коллектива было достаточно, чтобы заступить сменой на всех системах. На передатчиках работал Юра Степашко, на приемниках – Виктор Трухин, на системе единого времени – Стас Дольский, на аппаратуре контроля – Гена Анисимов, управления – Борис Орлов и Герман Пархоменко. Это приподнимало нас в собственных глазах и наполняло гордостью за КВИРТУ.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.