Невольник

Лето для Ильи прошло спокойно. Он даже удивился той внезапной тишине, что вдруг настала из-за отсутствия привычных визитов в его квартиру всевозможных официальных лиц, пока в один из теплых солнечных дней начала сентября к нему не пожаловали особые гости…

В тот день Илья намеревался, по своему обыкновению, проспать беззаботным сном до полудня, но на пороге квартиры нежданно-негаданно нарисовались трое крепких парней, сопровождающих незнакомую ему женщину. Та сообщила, что является собственником этого жилого помещения, которое купила на аукционе, объявленном городским территориальным участком судебных исполнителей. Конечно же, Илья не знал, что этой женщиной была старая знакомая Айнаш, воспользовавшаяся наконец «счастливым» случаем приобрести квартиру за бесценок.

Пока Илья, туго соображая, читал листок бумаги, который был копией документа, выданного отделом по недвижимости департамента юстиции их города, подтверждающего право собственности на его теперь уже бывшую квартиру указанной гражданки, крепкие парни азиатской внешности стали выносить вещи Ильи на улицу, не спрашивая при этом разрешения и не обращая внимания на его возмущенные возгласы. У одного из них в руках была довольно длинная и увесистая дубинка, скорее всего, заранее приготовленная для защиты от Герты, которая бросилась, громко лая, на непрошеных гостей, когда они беспардонно ввалились в комнату, но была загнана двумя беспощадными ударами по голове в дальний угол за диваном, где, злобно рыча и оскалив зубы, спряталась.

Все протесты Ильи были проигнорированы, и крепкие парни, оторвавшись от выноса его нехитрого скарба, молча взяли бывшего владельца жилплощади с двух сторон под руки и без особого труда выволокли из квартиры, оставив его в пустующем пролете подъезда. Следом, опустив низко голову, прижав уши к макушке, спрятав хвост между ног, выскочила Герта, смотря на хозяина округлившимися глазами, не понимая, что здесь происходит. Попытка Ильи вернуться в квартиру была пресечена сильным ударом кулака в грудь, от которого он, попятившись, вывалился спиной вперед из проема двери и снова оказался в подъезде, правда, уже сидя на бетонном полу.

– В следующий раз получишь по морде, – спокойно произнес молодой парень, по-хамски улыбнувшись прямо ему в лицо.

Опустившись на скамейку возле своего сваленного в кучу обветшалого добра, Илья с трудом ворочал мозгами и никак не мог понять, как же он оказался в таком незавидном положении. Уже к вечеру новая владелица квартиры заменила старую дощатую входную дверь, обшитую дерматином, на абсолютно новую стальную с несколькими замками, на которой красовалась золотистые цифры «42».

Илья весь день просидел около своих вещей, не зная, что предпринять. В растерянности он смотрел по сторонам, вглядываясь в глаза проходивших мимо «новых» соседей по подъезду, ожидая от них то ли сочувствия, то ли участия. Он хотел, чтобы к нему подошли и спросили: «Что с вами случилось?» Но этого не произошло. В какой-то момент Илье показалось, что все это происходит не с ним, что это жуткое недоразумение или просто кошмарный сон, который должен вот-вот прекратиться, закончиться, исчезнуть…

Разболевшаяся так некстати голова раскалывалась изнутри на тысячу мелких кусочков, не давая Илье сосредоточиться и осознать ситуацию. К тому же пересохло во рту, и ему жутко хотелось пить. Но обычная вода из-под крана вдруг оказалась для него недоступна. Устав бесцельно сидеть, Илья тяжело привстал со скамейки, почесал затылок и прошелся растерянным взглядом по вещам, что были сложены у подъезда, а точнее, в стороне от него, среди деревьев, что росли между подъездами многоэтажного дома.

Первым из габаритных вещей, что были вынесены из квартиры, оказался диван, стоявший в зале. А потом уже на него и возле стали сваливать в беспорядочную кучу разную утварь и вещи с квартиры. Там скопились: старая электрическая печь с одной только работающей конфоркой, сушилка с остатками посуды, поставленная небрежно поверх нее, знакомый нам журнальный стол с табуретками, широкая двуспальная кровать, правда, уже разобранная и сложенная чуть поодаль. Широкий матрас от кровати стоял прислоненный вертикально к стволу одного из деревьев. Одежду и прочие мелкие вещи новые хозяева просто повыкидывали с балкона четвертого этажа – наверное, было лень ради них спускаться вниз. Две куртки, зимняя и осенняя, повисли на ветвях деревьев, а обувь валялась вразброс на траве и среди кустов.

Альбом, семейный альбом с фотографиями, и радиоприемник – только за ними Илья привстал с места, завидев их сразу, взял бережно в руки, вернулся обратно на скамейку и, положив дорогие ему вещи на колени, продолжал лицезреть процесс его выселения из квартиры, словно это происходило не с ним, а с героем какого-нибудь фильма, который вот-вот закончится…

Не прошло и получаса, как все пожитки Ильи оказались во дворе его дома, словно сироты, выгнанные из приюта. Герта как забежала под скамейку, так и пролежала там все это время, изредка поскуливая или рыча, когда мимо нее проходили ноги тех молодчиков, что выставили их с хозяином из квартиры.

«Надо сходить к Ганцам, – вдруг посетила Илью мысль. – Или к бабе Владе. Может, они помогут. Подскажут что-то путное. В любом случае что-то надо делать». Илья приподнялся с места, и ноги его понесли обратно в подъезд, в сторону знакомых дверей.

– Ну а что ты хотел? Все ж к этому шло… Разве ты этого не понимал? – сказала ему размеренно-спокойным старческим голосом баба Влада, жившая на первом этаже, выглядывая через приоткрытую дверь своей квартиры.

Цепочку она с петли не сняла и Илью в квартиру не пригласила. Да и ничего толкового Илья от нее не услышал, кроме того что надо сходить в полицию и написать заявление, чего он, вспоминая последнее посещение стражами порядка его квартиры с выбитой дверью, делать не хотел.

Ганцы оказались более дружелюбными, впустили Илью в квартиру и даже напоили чаем с вареньем. Глядя из окон своей кухни, с высоты пятого этажа, на выставленные из квартиры вещи соседа, старики качали головами, возмущенно цокали языками, выражая сочувствие, и как могли успокаивали Илью, не жалея для него добрых слов. Они почти в точности повторили совет бабы Влады написать заявление в полицию, разве что порекомендовали еще посетить прокуратуру города.

Приближался вечер. Илья так никуда и не пошел, ни в полицию, ни в прокуратуру, как ему советовали. Растерянность, непонимание ситуации и инертность, что была присуща ему последние годы, – все это сковывало Илью в его действиях и намерениях. Покинув квартиру стариков Ганцев, он спустился во двор и провел остаток дня перед подъездом, перекладывая свои вещи из одной кучи в другую, не понимая, что со всем этим делать и куда девать…

Илья не стал обращать внимания на то, как его соседи, с которыми он так и не познакомился, хотя многие из них уже прожили с ним в одном подъезде бок о бок не один год, проходя мимо, с любопытством бросали взгляды на происходящее и, конечно же, делали свои выводы. Никто из них не остановился, не поинтересовался, не бросил фразу: «Что случилось, сосед?» Но разве они были виноваты в том, что им не довелось ближе пообщаться с ним и стать добрыми соседями? Каждый из них жил своими проблемами, своими заботами, коих стало безмерно много в наступившие новые времена. «Рады, наверное. Дождались!» – подумал, горько усмехнувшись, Илья, конечно же, ошибаясь. Его соседям было не радостно и не грустно от того, что с ним происходило, – им просто это было безразлично. Они мало его знали, да к тому же в наступившие времена теперь каждый был сам за себя…

Уже поздним вечером, когда сумерки спустились на город и стало изрядно холодать, Илья накинул на себя осеннюю легкую джинсовую куртку и, бросив очередной тревожный взгляд на свои скученные вещи, подумал: «Неужели придется ночевать на улице?» От одной этой мысли ему стало не по себе. Только теперь, по прошествии дня, Илья стал осознавать, в каком положении он оказался, словно с его глаз и мыслей ночным холодным ветром сдуло пелену непонимания. Не зная, куда податься и что делать, шаркая тапочками, которые так и остались у него на ногах, когда его вытащили с квартиры, Илья с глубокой досадой на лице зашел в подъезд дома и, не зная, зачем и с какой целью, поднялся на свой этаж. Стоя в темноте и мертвой тиши площадки этажа, он вплотную приблизился к двери его уже бывшей квартиры и воровато прислушался к звукам и голосам, исходящим изнутри, как будто мог услышать что-то, что помогло бы ему в его положении.

Не зная зачем, поднял руку и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к стальной поверхности новой двери, и ему показалось, что холод железа, словно электрический разряд, пройдя сквозь все его тело, проник в сознание и безмолвно произнес: «Тебе сюда дороги больше нет! Не приходи!»

От накрывшей его внезапной волны отчаяния и бессилия Илья уронил руку и, трясясь в плечах, заплакал. Попятился назад, споткнулся об выступ лестницы и плюхнулся на ступень, ведущей на верхний этаж. Он зажал рот ладонью, чтобы рвавшийся из недр его души крик не выплеснулся в подъезд и не потревожил покой его обитателей, которые мирно отходили ко сну.

– О, господи! Господи! Что же это?! Что же это такое?! Не может этого быть! – повторял он громким шепотом без остановки снова и снова, одиноко сидя на лестничной площадке, покрытой мраком.

Эта холодная и суровая действительность не укладывалась в его сознании. В голове лишь пульсировала мысль: «У тебя нет дома! У тебя нет дома!» Отчаяние и дикий страх за собственное будущее овладели им и заставили завопить на весь подъезд:

– Откройте дверь!!! Я хочу зайти в свою квартиру!!! Это моя-я-я квартира!!! Моя-я-я-я!!!

Что произошло вслед за этим, Илья понял не сразу. Раскрыв глаза, он увидел перед собой покрытое мглой ночное небо. Опершись сперва на локти, а потом и на ладони, Илья с трудом оторвал спину от холодного асфальта и привел туловище в вертикальное положение. Кровь из разбитого носа перепачкала и джинсовую куртку, и футболку под ней. Голова и лицо гудели от ударов. Он попытался встать, но от сильного головокружения тут же присел обратно на асфальт, чтобы ненароком не свалиться и не повредить себе еще что-нибудь. Вторая и третья попытки закончились тем же.

«Твари. Наглые твари…» – крутилось в голове у Ильи, когда он вспоминал последние несколько минут, проведенные в подъезде.

Устав от бесполезных попыток подняться, он лег спиной на холодный асфальт, чтобы собраться силами. Его взор, перед которым все крутилось, как в калейдоскопе, обратился вверх, на черное небо, только вместо красивых цветных узоров перед глазами водила хоровод молчаливая россыпь звезд на ночном небе.

Спустя недолгое время пронизывающий холод асфальта снова подтолкнул Илью снова попытаться встать на ноги. Не без труда перевернувшись со спины на бок, опираясь на широко расставленные руки и ноги, преодолевая головокружение и пульсирующую боль в висках, Илья с трудом приподнялся и, сделав пару нетвердых шагов, переместился на край дворовой скамейки, что находилась поблизости от него. «Наконец-то», – произнес он про себя с облегчением, усаживаясь поудобнее и не веря, что ему удалось до нее добраться.

Холод, который проник под легкую куртку и овладел его телом за то время, что он пролежал на асфальте, заставил Илью обхватить руками плечи, чтобы как-то согреть себя. Ситуация требовала быстрого решения, а решением был срочный поиск места, где можно было переночевать, не подвергаясь ночному холоду. Илье не пришлось далеко идти, да и не хотелось, тем более что в его нынешнем состоянии это вряд ли было возможно. Взгляд Ильи уперся в собственный диван, что стоял между двумя рослыми деревьями и кучи выдворенных вещей. Благо на спинке кровати все еще лежало старое одеяло.

Шатаясь из стороны в сторону, трясясь всем телом от холода, Илья пошагал в сторону дивана, который должен был спасти его в эту ночь, подарив тепло и уют, насколько это было теперь возможно, и забрался с головой под одеяло.

– Илья, Илья! – послышался знакомый хриплый голос сквозь пелену тяжелого сна.

Укутанный и ушедший с головой под одеяло, Илья, не высовываясь из своего укрытия, приоткрыл глаза и прислушался к надоедливому голосу извне, как будто звучащему из другого мира.

«Откуда они узнали, что это я? По вещам, наверное», – подумал про себя Илья, но прерывать свой сон и вставать с дивана ему не хотелось. Однако рука человека, которому принадлежал голос, стала трясти его за плечо.

– Илья, че это ты на улице лежишь?

Голос принадлежал Саньке, такому же, как и он, безработному одинокому ровеснику со схожей судьбой, который периодически захаживал к нему, чтобы, как он любил выражаться, «оприходовать на двоих».

– Че за дела? У тебя что, квартиру забрали? – спросил Саня, глядя на друга с жалостью, когда тот откинул одеяло с головы.

Илья глубоко вздохнул и спросил сиплым простуженным голосом:

– Есть попить?

– Найдется. Только дома, – ответил Саня и вытащил из кармана брюк пачку сигарет.

Илья вытянул сигарету с протянутой пачки и прикурил от спички, зажженной стоявшим рядом с Саней приятелем, с которым он не имел честь быть прежде знакомым.

– Бери радиоприемник и пошли ко мне. Обмозгуем все, – сказал Саня, показывая ему литровую пластиковую бутылку с надписью «Буратино» на этикетке, на четверть заполненную прозрачной жидкостью – скорее всего, спиртом, который они обычно употребляли, когда не хватало денег на водку. А денег всегда не хватало…

– А… вещи? – произнес растерянно Илья, пройдясь беглым взглядом по своим пожиткам, разбросанным вокруг дивана, оторвав спину и сев на край кровати.

– Зачем тебе этот хлам? Здесь и взять-то нечего. Да и куда ты все это понесешь? – сказал Саня, ошарашив Илью своим непредвзятым и точным ответом, на который нечего было возразить.

С трудом привстав с дивана, Илья оценивающе осмотрел свое имущество и убедился, что среди этих вещей действительно не осталось ничего такого, что стоило бы взять с собой. Да и куда и на чем он мог это все перевезти? Единственной ценностью, которая у него оставалась до сегодняшнего дня, была квартира, и вот он ее так глупо потерял. А это все, как точно выразился Саня, хлам. Все более или менее стоящее было давно распродано, а потом съедено и пропито… Разве что радиоприемник. И альбом. Семейный альбом в красной бархатной обложке, в котором хранились фотографии Татьяны с детьми и родителей, память о прошедших счастливых мгновениях его жизни.

«Забрать? Место ведь не займет…» – пробежала мысль в голове. «А зачем? Прошлое не вернешь…» – ответила с горечью другая. Короткий разговор Ильи с самим собой прервал возглас Сани:

– Илья! Ты идешь?!

Голос товарища заставил его оторвать взгляд от альбома и торопливо засеменить вслед за удаляющимися друзьями. Однако через несколько шагов что-то остановило Илью, он замер на месте, развернулся и, вернувшись к своим разбросанным пожиткам, поднял с земли альбом, оттряхнул его, сдул с поверхности пыль и грязь и нежно провел по его матовой поверхности ладонью.

Не отрывая наполнившегося грустью взгляда от альбома, Илья замер, не решаясь открыть его, боясь воспоминаний, которые могли больно его ранить в совсем неподходящий для этого момент. Несмотря на сопротивление здравого смысла, советовавшего не делать того, что могло причинить боль, указательный палец правой руки сам перевернул обложку и раскрыл перед ним первую страницу альбома.

Посередине первого листа, как и во многих семейных альбомах того времени, была приклеена фотография счастливой семьи Переделкиных, как бы приветствуя того, кто раскрывал альбом и смотрел на нее. На черно-белой слегка вытянутой в длину фотографии можно было увидеть самого Илью, Татьяну, их детей и родителей Ильи. Дети по тогдашней традиции расположились посередине, между горячо любимыми бабушкой и дедушкой, а они с женой стояли на весь рост за их спинами, глядя в объектив фотоаппарата глазами, полными уверенности и надежд. Все улыбались. Дети здесь были совсем малые, пять лет и один годик… Воспоминания обволокли сердце пеленой печали, заставили его в волнении забиться, погружая Илью в водоворот чувств и эмоций, с которыми он не мог совладать. Глаза наполнились слезами, и две большие капли, оторвавшись, упали на поверхность фотографии.

«Этой жизни больше нет! И она никогда не вернется!» – проговорил про себя с горечью Илья, после чего, захлопнув твердую обложку альбома обратно, наклонился и бережно положил его обратно на кучу книг, где он лежал до этого, и поспешил вслед за удаляющимися друзьями, держа в одной руке радиоприемник.

                                       * * *

– Надо сходить к участковому и написать заявление! – громко произнес Толик, приятель Сани, с которым он только что познакомился. Толик имел проблемы со слухом и оттого разговаривал во весь голос.

– Да-да, и пусть разбираются, – пробубнил сонно Саня, растягивая слова. – Они же часто к тебе наведывались. Теперь пусть отрабатывают свои деньги. Пусть разоблачают аферистов.

– Санек дело говорит! – поддержал друга новоявленный знакомый Ильи, невесть как услышавший эти тихо произнесенные слова.

Он так же, как и Илья, расположился в одном из двух больших кресел бежевого цвета с высокой спинкой, что стояли друг против друга, разделенные журнальным столиком, один в один похожим на стол Ильи, только сохранившим свой первоначальный добротный вид и цвет.

Томно закрыв и снова открыв глаза, прятавшиеся за затемненными стеклами больших овальных очков, умник коротко добавил к сказанному:

– Опорный пункт откроется после шести. Сходи к ним, – и, намереваясь вздремнуть, начал поудобнее пристраивать в кресле свое тучное, оплывшее тело.

«Непременно пойду. Непременно», – согласился со сказанным про себя Илья, тоже поудобнее располагаясь в кресле и намереваясь вздремнуть, как и все, насколько это удастся.

Проснувшись раньше всех, Саня взглянул сперва на одного, потом на другого друга, что, расположившись по обе стороны стола, безмятежно спали в своих креслах, застыв в них, словно восковые фигуры в музее. Толик, как всегда, заснул, не сняв очки, и те, по обыкновению, сползли на его мясистый короткий нос. Илья шумно сопел, откинув голову на спинку и приоткрыв рот, а бегающие под закрытыми веками зрачки говорили о том, что ему снится какой-то беспокойный сон.

Взгляд Сани опустился к ногам Ильи, туда, где в узком проходе между креслом и диваном стоял тот самый радиоприемник, который он посоветовал другу прихватить с собой, единственная вещь, имеющая хоть какую-то ценность, из всего скарба, оставшегося валяться во дворе.

Взяв со стола наполненную до половины литровую стеклянную банку с водой, Саня жадно влил ее в себя, и пока вода большими глотками входила в него, он вспомнил, что разбавленный спирт, который они втроем употребляли до отхода ко сну в полдень, к сожалению, закончился, а желание продолжить застолье все еще присутствовало. Жесткое похмелье при отсутствии денежных средств в карманах подтолкнуло Саню, как он сам убедил себя, «взять у друга в долг», конечно, временно, его радиоприемник. Почесав голову и пройдясь рукой по небритой щеке, Саня, все еще колеблясь, потянулся к радиоприемнику, взял его в руку и повертел перед носом. Желание выпить окончательно победило, и он, стараясь не шуметь, встал с дивана и направился к выходу…

Свинцовая тяжесть, навалившаяся на Илью, не позволяла ему шелохнуться или хотя бы разлепить веки. Сквозь сон он слышал где-то вдалеке отражающиеся эхом голоса Толика и Сани, которые с каждой секундой становились все громче и ближе. Илья не мог понять, явь это или сон. Обжигающая жажда в груди и пересохший, как колодец в пустыне, рот заставили его пересилить себя и вернуться в реальность. Да и запах сигаретного дыма, пробравшись в легкие, зазывал его сделать затяжку. Еле раскрыв тяжелые веки, Илья увидел перед собой сидящих рядом друзей. Слегка наклонившись друг к другу, они громко что-то обсуждали, не обращая на него внимания.

– Ну, давай разливай! Еще по одной пропустим, – произнес заплетающимся языком Саня, после чего трижды торопливо и жадно затянулся сигаретой, что была наполовину выкурена, и на длинном выдохе выпустил из ноздрей струю дыма, повалившего оттуда, как из печной трубы, прямо на стоящий перед ними стол.

– Мне тоже налейте, – произнес полусонным голосом Илья, когда рука Толика потянулась в сторону прозрачной литровой банки со спиртом, чтобы в очередной раз разлить его по высоким граненым стаканам.

– М-м-м. Проснулся? – ленивым голосом поинтересовался Саня, слегка улыбнувшись краями губ.

Толик тоже расплылся в улыбке, заслышав голос Ильи, и плеснул в пустой стакан, стоящий перед ним, смесь воды со спиртом, которую они с Саней недавно приготовили.

– Зачем так много? Уморить меня решил? – спросил Илья, бросив взгляд на почти до краев наполненный стакан.

– Штраф-ной. Мы-то уже пропустили по одному, – растягивая слова, проговорил Толик, продолжая разливать содержимое банки себе и Сане.

На низком журнальном столике темно-бордового цвета, за которым расположилась троица, кроме полупустой пачки сигарет, трех заляпанных пальцами граненых стаканов и литровой стеклянной банки, в которой находилась спиртовая бурда, ничего не было. Наступил послеобеденный час. Лучи яркого сентябрьского солнца, падая в комнату, заливали ее своим мягким светом и теплом. Со стороны настежь открытых дверей балкона доносились радостные голоса играющей детворы.

– А вода есть? – спросил Илья, оторвав спину от кресла и слегка наклонившись вперед.

– Есть! В кране! – произнес Толик, громко засмеявшись над своей шуткой, которую никто не поддержал.

Илья с трудом привстал с кресла, опираясь руками на округлые удлиненные подлокотники. Распрямившись, почувствовал, как у него закружилась голова и потемнело перед глазами. Пытаясь не упасть, он растопырил руки в стороны и неподвижно замер на месте, дожидаясь, пока мир вкруг придет в равновесие. Потом, придя в себя, поплелся, еле волоча ноги в дырявых носках, в сторону кухни. Оглушив залпом два стакана воды из-под крана, он снова наполнил емкость водой и направился в сторону зала, держа стакан в правой руке, чтобы было чем запить спиртовую смесь, дожидавшуюся его на столе.

Подойдя к проему двери, что вела в зал, Илья случайно взглянул на свое отражение в зеркале, встроенном в вешалку для одежды, и увидел опухшее от побоев лицо, покрытое синяками и ссадинами, дававшими о себе знать ноющей болью. Еще раз с досадой пробежавшись взглядом по лицу, Илья тяжело вздохнул и прошел дальше, чтобы продолжить возобновившееся застолье.

– Ну… будем! – произнес он и в три глотка выпил полный стакан спиртового раствора, предварительно усевшись поудобней в кресле.

Огненная смесь обожгла рот, гортань и грудь, спустилась к животу и расползлась по нему горячей лавой, от которой через некоторое время настроение Ильи заметно приподнялось и появилось желание вкусить чего-нибудь съестного.

– Поесть бы чего. Картошки пожарить, может? – произнес он вслух, смотря в сторону окна.

Неожиданно, как будто вспомнив что-то важное, Илья встрепенулся, посмотрел себе под ноги и спросил у сидящих за столом товарищей ошарашенным голосом:

– А где радиоприемник?

Оглядевшись по сторонам и не обнаружив своего радиоприемника, он обошел стол, а потом осмотрел и всю комнату. Остановился и с недоверием уставился на своих друзей, которые подозрительно молчали, потупив глаза.

– Илюха, ты не обижайся… Это самое… Мы его продали… И вот… картошки немного прикупили, пачку сигарет, ну и спирта… – виноватым голосом произнес Саня.

– Сейчас картошечки нажарим, поедим, – добавил Толик, отведя взгляд в сторону.

В комнате повисла тягостная тишина. Поначалу Илья растерялся от услышанного, но его растерянность быстро сменилась злобой и яростью. Мозг просверлила мысль: «Взяли… без спроса! Украли!»

– Да вы что, гады?! Не спросив у меня?.. Оборзели совсем, что ли?! – вырвалось из него в порыве гнева.

В ярости Илья опрокинул столик со всем его содержимым. Стаканы, банки, с грохотом упав на пол, разлетелись вдребезги.

Не ожидая от него такого, Толик и Саня уставились на приятеля округлившимися глазами, замерев в тех позах, в которых застал их взрыв эмоций.

Первым пришел в себя Саня. На правах хозяина он, нахмурив брови, мотнул головой и с едва сдерживаемой злобой в голосе произнес гневную тираду в оправдание своего поступка:

– Слушай, ты… Ты что, думал, этот спирт с неба свалился?! Или эти сигареты нам мать Тереза дала?! Ну, обменяли на твой китайский радиоприемник в киоске. Ты чего выкобениваешься?! Вон, похмелился же! Лучше же стало! Я тебя по-дружески домой пригласил, а ты здесь из-за какого-то вшивого радио концерт устраиваешь!

– Надо было попросить!!! – возмущенно выкрикнул Илья, непроизвольно сжав кулаки и приготовившись к драке.

Сделав шаг в сторону перевернутого стола, он пнул его так, что тот отлетел и с грохотом врезался в отопительную батарею под окном. Раздался скрежет раздавленного стекла. Испепеляющим взглядом Илья посмотрел Сане в глаза. Не увидев в них ни сожаления, ни раскаяния, он, махнув рукой, развернулся и направился к выходу.