Игра

Теперь при входе в здание телефоны запираются внутри маленьких персональных ящичков. Из-за этого Бретт не может больше навязчиво проверять, не написал ли Крейг, и это сводит с ума. Однако он видит, что в рабочем чате Крейг офлайн. Любой, кто заходит внутрь здания, должен автоматически становиться онлайн. Так где же он?

Крейг – младший системный администратор – должность, которую занимают люди вдвое моложе него. В его обязанности входит определенная техподдержка сотрудников, но в основном он проводит инвентаризацию, доставку IT оборудования и обслуживание складских помещений. Он ходит в тяжелых ботинках и носит с собой набор отверток. Он далек от видеоигр. Крейг не часто приходит сюда и, конечно, не захотел бы при свидетелях заканчивать то, что они начали в субботу вечером, но он всегда был импульсивен, вспыльчив и, чего греха таить, – в какой-то степени жесток. Возможно, это к лучшему, что он не появился сегодня.

Неужели Бретт боится своего лучшего друга? Да. Крейг может одним махом поставить крест на карьере, отношениях и социальном положении Бретта. Но Крейга здесь нет. Пока.

На столе у Бретта три плоских монитора, расположенных полукругом. На одном из них он играет в игру, бета-тест Endless Fall: Online. На втором экране открыта раскадровка. Сегодня ему нужен кадр, на котором героиня бежит по песчаной постапокалиптической пустыне, а интерактивная виртуальная камера выезжает из-за ее левого плеча и показывает пушку в правой руке. Такие кадры обычно обычно длятся около двух секунд, а на их отработку уходит почти целый день, если не больше.

Третий монитор на его столе заполнен кадрами игры. Здесь Бретт может вырезать и компоновать их, чтобы записать трейлер для соцсетей. В данном случае он выступает одновременно в роли режиссера, оператора, исполнителя главной роли и монтажера. Этим утром игра в основном стоит на паузе.

Со все возрастающим раздражением и невесть откуда взявшейся клаустрофобией Бретт проверяет свою личную почту. Есть одно письмо от Келли. Каждый рабочий день она присылает по меньшей мере одно. Тема письма – грустный смайлик. Она написала, что надеется, голова у него не сильно болит.

Что ж, голова у него болит не так сильно, как сердце, но сказать ей об этом он, конечно, не может. Он уже заносит пальцы над клавиатурой, когда из-за левого плеча раздается голос:

– Это сообщение по работе, Бретт?

Бретт молниеносно закрывает окошко и поворачивается на стуле, обнаруживая перед собой Кирка.

– П-прости…

Кирк смеется.

– Эй, чувак, я просто пошутил! Не парься. Расслабься.

Бретт откуда-то находит силы выдавить кислую улыбку и откидывается на спинку кресла, пытаясь сделать невозмутимый вид, хотя чувствует себя совершенно противоположно.

Кирку тридцать один, и он практически в одиночку ежедневно управляет всем зданием. Серьезно. Наверное, именно поэтому Крейг его терпеть не может, хотя Бретт подозревает, что это может быть по любой из других причин: Кирк слишком хорошо одевается и он нравится женщинам; он геймер, конечно же, самый ярый фанат; социально активный, здравомыслящий и, что самое главное, с ним всегда довольно приятно общаться. Он полная противоположность Крейга Уилсона.

– Слушай, Бретт… – Кирк пощелкал пальцами, как будто только что вспомнил что-то, когда случайно проходил мимо. – Есть минутка заскочить ко мне в офис?

– Да, конечно. – Бретт сглатывает. – Если это о трейлере, так я не был уверен насчет кенгуру-мутанта, но подумал…

– Это не из-за трейлера, – перебивает его Кирк, обнажая белые зубы в улыбке. – Чувак, трейлер классный. Трейлер отпад. Нет, давай ты потом напишешь своей старушке.

Бретт часто задавался вопросом, настанет ли такое время, когда все боссы будут разговаривать подобным же образом. Вполне возможно, в Нью-Йорке так и будет.

Он встает и идет вслед за Кирком, спиной ощущая на себе взгляды. Ладони у него слишком горячие.

Окна офиса Кирка выходят на утренний Бродвей. На стенах вместо росписи – картины в рамках. Здесь стоит книжный шкаф с личными вещами, в том числе с наградами, фотографиями и коллекцией виниловых фигурок, представляющих именно ту поп-культуру, что нравилась Кирку: Марвел, «Игра престолов», «Рик и Морти»… Всякое лузерское дерьмо, как назвал бы это Крейг, за исключением разве что, может, «Игры престолов», потому что там сплошные сиськи.

Кирк приглашает Бретта присесть и сам устраивается в своем кресле.

– Как прошла игра? – спрашивает он.

– Игра? – Что-то в этих словах не дает покоя Бретту, дергает за оголенный нерв подсознания, и он чувствует странную дрожь. – Какая игра?

– «Рейнджерс», чувак. Ты ведь ходил в Гарден в субботу вечером?

– Ах, да! – Конечно. – Да, игра была… – Он колеблется. – Ты интересуешься хоккеем?

– Только версией EA Sports. – Кирк улыбается, но улыбка тает, и взгляд его становится извиняющимся, щенячьим. – Слушай, я позвал тебя лишь из вежливости. Это насчет Уилсона.

– Крейга? – У Бретта пересыхает во рту. Боль под глазом, о которой он почти забыл, возвращается с новой остротой. Неужели на Бретта донесли за то, чего он даже вспомнить не может? Уволить ведь его не могут? Не в наше время. Или могут? – Что насчет Крейга?

– Он не появился. Опять. Это уже третий раз за год, Бретт, а сейчас только третья неделя января. – Кирк поднимает руки вверх, как жертва ограбления. – Знаешь, я тоже люблю хорошо провести время, как любой другой парень, но если взрослый мужчина не может сделать это в…

– Что он сказал? – с тревогой перебивает Бретт. – Когда звонил сказать, что заболел, какую причину назвал?

– Причину? – Kирк покачал головой. – В том то и дело, Бретт. Он не звонил. Ни единого слова.

– И на email не писал? Ты спрашивал в отделе кадров?

– Ничего. Говорю тебе, парень исчез как призрак.

– Призрак. – Бретт чувствует откуда-то сквозняк.

Кирк вдавливается в спинку своего эргономичного кресла, откидываясь назад с помощью пневмоподвески, и складывает ухоженные руки на груди.

– Слушай, я знаю, как это бывает, чувак. Ты из кожи вон лезешь, чтобы помочь приятелю, а он тебя подводит, тут все просто и ясно. С кем не бывает. На тебе это никак не отразится, если тебя это беспокоит. Ты же знаешь – ты мой парень, из моей команды «А»! Черт, если тебе будет легче, я могу попросить отдел кадров сказать этому недоумку, что ты боролся за то, чтобы он остался в команде.

Бретт пытается кивнуть. Он чувствует себя в кресле как в невесомости.

– Наверное, мне стоит проверить хотя бы свой сотовый, как считаешь?

Кирк смотрит на Бретта ровным взглядом. Именно этот выдержанный, пронизывающий взгляд помог ему достичь такого положения в бизнесе.

– Этому парню сколько? – спрашивает он. – Тридцать девять, сорок? Он не твоя зона ответственности. Если он правда заболел, то должен пройти соответствующую процедуру.

– Я знаю, просто… – Бретт замолкает, потому что ему больше нечего сказать и потому что чувствует, как в горле начинает свербить.

Кирк вздыхает, сдвигает кресло вперед и опускает ноги на пол.

– Ладно. Он твой приятель, я все понимаю. Давай проверь свой телефон, позвони ему, если хочешь, но на твоем месте я бы не стал ему говорить об этой встрече. Предоставь это отделу кадров. Ты отличный работник, Бретт. Тебе не нужно вмешиваться. Эти проблемы тебе ни к чему.

– Нет, – соглашается Бретт. – Никаких проблем. Я не люблю высовываться.

– Вот и правильно. – Кирк на мгновение замолкает, пристально глядя ему в глаза. – Слушай, приятель, давай начистоту. Я знаю, ты присматриваешься к команде сценаристов и дизайнеров, и рано или поздно там может освободиться местечко, но из-за конкуренции туда не так просто попасть. Ты много работал, чтобы оказаться здесь. Я в курсе, где ты начинал. Как ты знаешь, после той утечки мы проводили проверку анкетных данных, и все это для меня неважно.

– Проверку анкетных данных, – повторяет Бретт, машинально поправляя очки. – Ясно.

– Эх, мы все с чего-то начинали. Меня интересует только то, что сейчас ты выполняешь свои обязанности на отлично, это понятно?

– Конечно. – Бретт, немного замявшись, встает. – Спасибо, Кирк, я признателен за твои замечания, правда спасибо.

– Даже не упоминай об этом, – произносит Кирк.

Бретт выходит из офиса, спокойный и собранный. Он закрывает за собой дверь и проходит через весь зал так, как будто едет на траволаторе в аэропорту.

Затем почти бежит через все здание, не возвращаясь к своему столу.

Его сердце, такое болезненно тяжелое все утро, теперь слишком опасно колотится.

Парень из службы безопасности достает телефон из ящика на ресепшн.

От Крейга ничего нет, как и опасался Бретт.

Он снова открывает спам, полученный этим утром, и возвращается к изображению, которое не смог загрузить в метро. Открывая файл, замечает, что большой палец оставил на экране слишком влажный отпечаток от пота.

Картинка загружается.

Наконец впервые после вечера субботы Бретт видит своего старого друга Крейга Уилсона.

18

Третий игрок

Сара выскакивает из дома, крепко прижимая Арчи к себе и бормоча одно и то же слово, пока в одних носках пересекает небольшой палисадник:

– Нет-нет-нет-нет-нет…

Придерживая одной рукой ребенка, другой она пытается дозвониться до Нила, нажимая одну за другой зеленую и красную кнопки. Он не отвечает, и она оставляет ему голосовое сообщение:

– Нил! Нил, перезвони мне, ради всего святого! Что-то… что-то случилось, и я не знаю, что делать! О господи, я не знаю, что делать! Ты мне нужен здесь! Пожалуйста, просто перезвони мне!

Она нажимает красную кнопку на тот случай, если он уже пытается ей перезвонить, и, пошатываясь, доходит до конца дороги; это недалеко: в их тупике всего восемнадцать домов, но Арчи завывает и извивается, и он слишком большой, чтобы идти с ним в быстром темпе. Если только ей удастся достаточно быстро двигаться, она сможет догнать свою дочь – так, по крайней мере, считает ее тело. Она устремляется вперед, движимая адреналином, волоски на ее шее встали дыбом. Она обезумевшая, испуганная мать-медведица.

В тупике пусто, за исключением нескольких соседских машин, которые она хорошо знает, но за перекрестком дорога длинная, и есть шанс, что она увидит там машину незнакомца.

В голове у нее крутится пронзительный, безумный припев какой-то детской песенки: незнакомец опасен, незнакомец опасен, незнакомец о… И это случилось – ночной кошмар любого родителя с незапамятных времен: ее маленькую девочку ПОХИТИЛИ.

Она доходит до перекрестка, на какое-то короткое мгновение горе сменяется отрицанием: она почти ожидает увидеть бредущую ей навстречу Ханну, заблудившуюся и растерянную, как это часто бывает с маленькими детьми. Но ни на тротуарах, ни на прямой дороге, убегающей вдаль в обе стороны, нет никакого движения ни в одну, ни в другую сторону. Ханна исчезла.

Сара в отчаянии крутится на месте, словно подбрасывая невидимую монетку: направо или налево?

На нее давит груз, невыносимая тяжесть выжимает кислород из легких. Направо или налево?

Никакой инстинкт не ведет ее – ни материнский радар, ни биологическое чутье, ни запах ее ребенка в воздухе. Налево или направо? Потерять или найти? Живая или мертвая?

Она не выбирает ни того, ни другого направления. Дальше она не идет, падает на колени посреди дороги и сжимает оставшегося у нее ребенка так, что почти делает ему больно. Она рыдает, и Арчи рыдает вместе с ней, продолжая пинать ее по левой груди, словно чувствуя через простые формы и цвета своего мира, что происходит что-то ужасно неправильное.

Сара подносит телефон к лицу. Муж не отвечает. Она набирает две девятки, чтобы вызвать полицию… И останавливается. По какой-то причине она не может набрать третью цифру. Ее рука заблокирована, захвачена и не позволяет ей продолжать. Почему? Сообщение. Она чувствует, что может описаться от страха.

Не передавай это сообщение. Не обращайся за помощью.

Безумная мысль – ведь она никогда еще не ощущала себя настолько беспомощной, даже после тех бесконечных часов родов, после последнего, самого мучительного толчка, когда из ее тела появился ребенок, ребенок перед Ханной, девочка, которая так и не заплакала, девочка, которая повисла на руке хирурга, как какая-то жуткая…

– Сара?

Голос. Она поворачивается на него со все еще орущим в одно ухо Арчи. Голос раздается рядом, но кажется, что он проделал огромный путь, чтобы добраться до нее.

– Вы Сара, так ведь?

В тупике стоит маленький старичок. Вязаный кардиган, сухая, как пергамент, кожа, скрюченные артритом пальцы. Она узнала этого мужчину. Он живет в доме на углу, его жена рассылала рождественские открытки всей улице – жена умерла два, может, три года назад, и открытки перестали приходить, а мужа с тех пор они почти не встречали, но сейчас его имя совершенно вылетело из головы. Да это и неважно. Ничто не мешает захотеть довериться ему, как когда-то она могла прийти к своему дедушке, еще в те времена, когда пара ободранных коленок – худшее, что мог принести день. Она кивает, отвечая на вопрос, который не может вспомнить, и сует телефон в карман.

Сосед с явным трудом, медленно и неуверенно, шаркающей походкой подходит ближе. На лице его отражается беспокойство.

– В чем дело?

Она трясет головой, не в силах произнести это вслух, не в силах позволить кошмару стать реальностью.

– А ну-ка, – произносит мужчина, оглядывая пустую улицу, – давай поднимем тебя с дороги, ладно?

Он протягивает ей руку, скрюченную, как клешня, и у нее нет другого выхода, кроме как опереться на нее, хотя Сара замечает, как старик морщится от боли при этом. Одной ей не справиться. Если он предлагает ей руку, превозмогая свою боль, то и она сможет встать на ноги. Она поднимается, едва не опрокидывая его на себя, слыша, как он резко выдыхает, зато Арчи наконец перестает завывать, заинтересовавшись новым персонажем этой странной сцены.

– Что такое? – спрашивает мужчина. – Что стряслось?

Сара судорожно всхлипывает.

– Д… – запинается она, – д… д… – а затем замолкает, приоткрыв рот. Не обращайся за помощью. Она делает медленный осторожный шаг назад. – Мой… Дюк.

Сосед – Роджер? Роберт? – слегка хмурится, силясь разобрать. Он оглядывается на оставшуюся открытой дверь ее дома в конце тупика.

– Дюк? Твой пес? Он выскочил на улицу? Он убежал?

Она качает головой… кивает… снова качает. Она озирается по сторонам. Новое чувство, повергающее в паранойю: подозрительность, чувство, что за тобой наблюдают, вызывает панику.

– Ладно, – медленно произносит он, – мы зайдем обратно в дом и попробуем позвонить…

– Нет! – с яростью кричит она, делая еще пару шагов прочь, обходя его и направляясь к своему дому. – Не надо мне помогать.

Он моргает, поднимая обе руки, и склоняет голову набок.

– Все хорошо, я просто пытаюсь…

– Не помогайте мне, черт возьми! – Арчи снова начинает завывать. – Я не просила у вас помощи! – И теперь, больше обращаясь в никуда, чем к нему: – Я не просила никакой помощи! Я ее не просила! Я не просила, черт возьми!

Старичок сбит с толку и невероятно обижен, она это прекрасно видит, и другая ее часть, та, что отвечает за рационализм, понимает, что потом ей будет стыдно, если это потом наступит, но сейчас все, о чем она может думать, – это заднее сиденье чужой машины, ее девочка и это жуткое сообщение извращенца.

Она поднимает руку, жестом приказывая соседу оставаться на месте, и продолжает идти так всю дорогу, спиной вперед, другой рукой сражаясь со своим ребенком. Мужчина не двигается с места и не пытается следовать за ней, с его лица не сходит обиженное выражение. Он так и стоит на том же месте в конце дороги, когда она пинком закрывает входную дверь, скрывая его от своих глаз.

И когда замок защелкивается и она проворачивает ключ, приходит еще одно сообщение, то самое, в котором ей велят достать одноразовый телефон.

19

Четвертый игрок

– Халид, ты должен мне помочь. – Ной заламывает руки. – Пожалуйста. Ты должен помочь ей.

Ной снова на Пигаль, в квартале красных фонарей, в подпольном офисе без окон. Воздух здесь кислый от запаха пота, под потолком беспрестанно грохочет музыка из клуба, расположенного наверху. Халид – владелец клуба. Он владеет еще какой-то частью города, правда, это не то, что он записывает в бухгалтерские книги. Письменные улики – не его стиль.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Magnifique – превосходно (франц.).

2

Ассоциация молодых христианских женщин (прим. пер.).

3

Святые угодники (франу.).

4

Хастлер – некто, обделывающий разного рода незаконные делишки одновременно с легальной детальностью, но не являющийся гангстером (прим. пер.).

5

Джентрификация – реконструкция пришедших в упадок городских кварталов путем благоустройства и последующего привлечения более богатых жителей.

6

Пять евро (франц.).

7

Ты понимаешь по-французски? (франц.).

8

Гребаный барыга (франц.).

9

Самое известное прозвище Нью-Йорка.

10

Тонкая синяя линия – фраза и символ, используемый правоохранительными органами во многих странах. Эта фраза фигурально означает и позиционирует правоохранительные органы как тонкую грань между порядком и анархией (прим. пер.).

11

На стыке девяностых и двухтысячных из-за спекуляций и неоправданного оптимизма инвесторы потеряли около 5 триллионов долларов. Биржу обрушил взлет убыточных интернет-стартапов.

12

Открытая площадь в офисе, разделенная перегородками на кабинки (прим. перев.).