Дневник ветерана

Андрей Мартынов

Дневник ветерана

© Андрей Мартынов, 2024

© Издательский дом «BookBox», 2024

Дневник ветерана

Повесть

основана на реальных событиях

«Бой местного значения», 2010-й

– Антоха, прикрой, атакую!

– Прикрываю! Атакуй!

– Да не «прикрываю» надо говорить, а «есть, товарищ командир»!

– Ну, есть, товарищ командир!

– Смотри, справа обходят!

– Где?

– Вон, за кустами!

Над грядкой с укропом приподнялась вихрастая голова и внимательным взглядом медленно осмотрела кусты красной смородины.

– Да нет там никого.

– Пропустишь – обойдут с тыла и перебьют нас здесь всех. И не высовывайся! У них снайперы.

Голова мгновенно исчезла за пышной зеленью бабушкиных грядок.

– Смотри, слева танк! Кидай гранату!

– А где я её тебе возьму?

– Ну кидай что-нибудь! А то передавит нас, чихнуть не успеешь.

Со стороны позиции Антона в сторону командира полетела «граната» – кусок земли – и плюхнулась прямо перед ним.

– Да не в меня кидай!

– А куда?

– Да в танк же!

– Да сам кидай! Я не знаю, где твой танк! У меня тут с фланга целая дивизия обходит.

После этих слов со стороны позиции Антона и его же языком «застрекотал ручной пулемёт».

Из открытого окна кухни добротного сельского кирпичного дома за боем, между выпеканием блинов и приготовлением начинки для них же, наблюдала бабушка, из-под платка на голове которой выглядывали белоснежные кудри.

– Лови гранату, командир! – прокричала она и бросила ему большое зелёное яблоко. На кухонном столе в блюде их лежала целая дюжина. Яблоко плюхнулось на вскопанную тёплую землю рядом с залёгшим между грядок моркови мальчиком.

– Ба, это не граната, – повернул голову в сторону окна и сказал мальчишка, но тут же протянул руку, взял яблоко и добавил: – Это лимонка.

– Ну и что? У тебя же танки там – вот и кидай! – серьёзно ответила бабушка. Она не отрывала взгляда от сковороды, на которой подрумянивался очередной блин, а лишь наклонившись в сторону окна, продолжала громко разговаривать с внуком.

– Ба, лимонки в танки не кидают. Они против пехоты.

– Тогда тебе перед боем нужно было с собой гранаты брать, – громко и как прежде серьёзно сказала она ему.

– Санитарка, Антона ранило! – снова раздался громкий голос «командира».

Во дворе дома на крыльце с двумя ступеньками стояла девочка лет пяти и смотрела в сторону ползающих между огородных грядок мальчишек.

– Нина, ты слышишь? – снова обратился к ней «командир» и оглянулся в её сторону.

– Аха, – отозвалась девочка, – сейчас я тебе в новом платье поползу по глядкам! – При этом она обеими ручками приподняла подол своего коротенького летнего цветастого платьишка так, что стали видны её чистенькие белые трусики, и вытянула его вперёд, как бы показывая «командиру», какое оно новое и красивое.

Тот махнул в её сторону рукой, вскочил, перепрыгнул через грядку с клубникой и оказался в «окопе» с огурцами у брата Антона.

– Антоха, держись! Сейчас тебя перебинтую – и будешь как новенький! – приговаривал веснушчатый «командир», изображая перебинтовывание головы.

– Прости меня, командир, – тихо сказал Антон, закрыл глаза и уронил голову.

– Чё? – нахмурился Сергей (так звали второго вояку). – Мы же только играть начали. С кем я в атаку пойду?

«Раненый» лежал и не отзывался. Сергей стоял на коленках с опущенными руками и, слегка нахмурившись, смотрел на Антона.

Скрипнула калитка во двор дома. По чистой, ухоженной, выложенной красиво плиткой дорожке медленно и прихрамывая шёл пожилой человек.

– Деда! – прокричала радостно девочка, раскрыла в стороны руки и бросилась с крыльца к нему навстречу. – Ты уже велнулся! – Она обняла деда своими маленькими ручками и прижалась головой к его животу.

– Да, моя хорошая. Хлебушка свежего вот купил к завтраку. Хрустящий. – Говоря это, он свободной рукой обнял внучку, потом погладил её по голове и продолжил: – Идём, на стол накрывать будем.

В огороде тем временем не стихал «бой местного значения».

– Зина, – обратился Матвей Никифорович (так звали дедушку), вошёл в столовую к хозяйке, – почтальонша телеграмму принесла. На улице её встретил. Нужно ехать в Москву Катерину встречать.

– Вот и хорошо, – отозвалась с кухни бабушка, – давно уж её нужно было забрать. Июнь скоро закончится, а она всё на Севере. Давай позавтракаем и пойдём за билетом.

– Давай.

– Катя! – радостно закричала девочка. – Катя плиедет! Уллла-а-а! – И закружилась в радостном танце вокруг дедушки.

– За мной! – раздался за окном крик «командира».

– За тобой! – прокричал второй боец.

С игрушечными автоматами наперевес между огородных грядок с криками «Ура!» пронеслись в сторону калитки два маленьких бойца.

– Деда, а зачем люди воюют? – Внучка подошла к деду. Дед сел за стол на табуретку.

Пожилой человек повернулся к девочке, подхватил её под мышки, посадил к себе на левое колено и обнял.

– А глупые, вот и воюют, – ответил спокойно он.

– Ну они же в школе учились, почему глупые? – Широко раскрытые красивые голубые глазки и поднятая ладошкой вверх левая рука выражали недоумение.

– Воевать глупых заставляют злые.

– Жадные и завистливые, – раздался из кухни голос бабушки, которая поддержала разговор.

– Селёжка, – буква «Р» никак у маленькой Нины не выговаривалась, – с Антоном меня тоже звали воевать, а я не пошла. Значит, я не глупая, плавда?

– Конечно, – улыбнулся пытливой внучке дедушка.

– Ты у нас умничка! – добавила бабушка.

– Но они же не злые, деда?

– Не злые, – глубоко вздохнул дед и добавил: – Это у них игра такая.

– Плохая игла! – Девочка махнула левой рукой в сторону окна, выражая своё недовольство. – Вот мы с бабушкой успели бельё погладить и сложить. Косички заплели. Я куличиков «напекла» в песочнице. Иглушки сложила. Столько дел мы с бабулей пеледелали, а они всё бегают и кличат. Никакого толку!

Дедушка молчал, улыбался и внимательно слушал рассуждения внучки.

– Золотая ты наша помощница! – Он нежно обнял девочку и поцеловал её в светловолосую макушку.

– Ну, давайте за стол! – раздалась команда бабушки. Она высунулась немного в раскрытое кухонное окно и продублировала команду: – Эй, батальон! Быстро на завтрак! Перемирие!

– Зин, возьму-ка я с собой свой фронтовой дневник. В Москве будем целый день с Катериной – зайду в издательство. Поговорю с писателями. Пусть напишут. Ведь нигде никто о девчатах не написал.

– Возьми, конечно, – согласилась супруга. – Если бы о них ещё и фильм сняли да показали всем. Сейчас ведь всё меньше и меньше люди читают…

Встреча в поезде

– Вот наши места. Здравствуйте, – улыбнулся я пожилому человеку, который одиноко сидел в купе у окна.

– Здрасте, – ответил он тихим голосом и коротким усталым взглядом.

Мы с женой зашли в купе. Поставили чемоданы под сиденья и сели на нижнюю полку. Осмотрелись. Дедушка, наш попутчик, весь седой, в стареньком сером костюме, задумчиво смотрел в окно грустным взглядом.

– Жарко, – я попробовал завести разговор, – давайте окно откроем?

– Давайте, – спокойно отозвался дедушка.

Окно легко поддалось, и в душное купе ворвался тёплый летний ветерок. День был ещё в полном разгаре. Солнце стояло высоко и нещадно палило. Середина июня. Дебальцево. Донбасс. Луганщина.

Когда поезд тронулся, моя жена Алёна, уроженка этих мест, своим бодрым и весёлым голосом спросила дедушку:

– А вы тоже до Москвы?

– Да.

– И мы. Из отпуска возвращаемся, – добавила она живо и улыбнулась старику.

Дедушка молча кивнул в ответ. Чувствовалось, что он думает о чём-то совсем другом в тот момент. – Нам дальше потом на Север лететь ещё ночью три с половиной часа, – выдала она пулемётной очередью.

– На Север? – наконец задал свой первый вопрос наш попутчик.

– Да. В Надым. Слышали?

– В Надым? – Дедушкино лицо, наконец, немного оживилось, и он добавил: – А я внучатую племянницу из Надыма буду завтра встречать в Москве.

– Да вы что? – обрадовалась моя супруга. – А кого? Может, мы знаем? Город у нас маленький. Мы там давно живём.

Мы разговорились. Дедушка оказался хорошим собеседником. Ветеран Великой Отечественной войны Матвей Никифорович П. девяносто лет недавно отметил, хотя внешне выглядел лет на семьдесят. Только глаза его были грустными. Даже не столько грустными, сколько очень уставшими. Он ехал встретить внучку своего брата, который, к сожалению, уже умер. Родители внучки погибли два года назад в автокатастрофе, и две девочки – их дочки – остались совсем одни. Их взяла к себе жить подруга погибшей матери, она же соседка по лестничной площадке. Старшей дочке было уже восемнадцать, и она училась на втором курсе местного техникума.

Из северных городов многие так отправляли своих детей на летние каникулы: купят билет, посадят с кем-нибудь из знакомых в самолёт, а в Москве ребёнка встречают родственники.

Это всё предисловие. То, что происходило дальше, то, о чём мы говорили с ветераном, пока ехали в одном купе, настолько запало мне в душу, настолько глубоко засело в сердце, что не написать об этом я не могу.

Рассказ ветерана

– Служил я до войны в Полярном, – начал свой рассказ ветеран. – Это на Кольском, знаете? – Представляю. Север. Белое море. Граница с Финляндией и Норвегией, – ответил я.

– Когда началась война, как все, ушёл я на фронт. Вскоре в одном из боёв был тяжело ранен. Госпиталь. Хромота. Рука правая не гнётся в локте. Отправили меня в Полярный, так как там нужны были минёры. С севера постоянно рвались к Мурманску немцы…

Под мерный стук колёс мы разговаривали с дедушкой очень долго. Спустя часа два, может больше, достал ветеран из своей сумки старую толстую тетрадь, завёрнутую в целлофановый пакет, и протянул мне:

– Читай, раз интересуешься. Я хоть и кратко записывал, но ничего не упустил. Устал я. Отдохнуть нужно. Завтра по Москве с внучкой мотаться. Потом обратно ехать.

– Конечно, Матвей Никифорович, – ответил я, – отдыхайте, я, наверное, утомил вас своими расспросами.

Тетрадь была сильно помятой, потрёпанной, местами в дырках и даже с опалёнными краями. Но её содержание… Я не мог потом долго уснуть – перед глазами стоял бой, о котором прочитал в той тетради. Тот единственный бой…

Запись в дневнике:

Единственный бой

Качается рожь несжатая.Шагают бойцы по ней.Шагаем и мы – девчата,Похожие на парней. Нет, это горят не хаты —То юность моя в огне…Идут по войне девчата,Похожие на парней. Ю. Друнина

– Радист, связь со штабом! – негромко, но строго обратилась командир батальона к подчинённой.

Услышав первые выстрелы, девушки мгновенно залегли. Нина, командир батальона, девушка лет девятнадцати, пристально вглядывалась в даль, вперёд, в утреннюю полумглу. Взяв бинокль, она пыталась разглядеть точки, с которых в их сторону уже вёлся прерывистый пулемётный огонь, и через мгновение снова так же строго, но уже громче добавила:

– Срочно! Аня, срочно давай!

Пять часов утра. Ещё темно. А в три часа ночи батальон девушек-ополченцев из расположения рыбной фактории Тюва-Губа, что севернее Мурманска, был поднят по тревожному звонку из Центра и направлен в узкое длинное каменистое ущелье, что на шесть километров севернее Тювы.

По разведданным, в этот район был заброшен с моря десант противника для осуществления диверсий на размещённых возле фактории складах с боеприпасами и продовольствием для Северного флота.

Ополченцы уже залегли – кто просто в снег, кто за камень. Хотя в этом узком каменистом ущелье даже в темноте на белоснежном снегу любое тёмное пятно было легко заметно, тем более целый батальон.

Радистка Аня ещё до команды младшего лейтенанта Нины встала на колено и быстрым движением сняла с плеч рацию, потому что почувствовала, как в неё что-то ударило.

– Нин-ка, – протяжно отозвалась Аня и полушёпотом, но уже с дрожью в голосе добавила: – Ниночка, в рацию попали.

Над головами снова засвистели пули, и девчонки мгновенно уронили лица в холодный снег.

– Аня, связь давай! – медленно повернула Нина голову в сторону радистки и опустила бинокль. Лицо командира стало напряжённым, и она, почти не размыкая зубов, с паузой после каждого слова, добавила:

– Связь! Связь! Милая моя! – Глаза её при этом выражали и злость, и досаду одновременно. – Анечка! – Пауза. – Родная! Сделай! Связь!

Аня не отрывала взгляда от Нины, не двигалась и не перебивала, а внимательно слушала каждое её слово и следила за движением каждой морщинки на её лице.

Веселушка, юмористка и заводила Нинка, с которой они только вчера учились в одной школе и участвовали во всех школьных мероприятиях, вмиг изменилась и стала… Нет! Не просто серьёзной – она вдруг стала очень взрослой. Очень строгой!

– Похоже, их гораздо больше! – глядела из-за обледенелого камня вдаль в бинокль Нина и сквозь зубы добавила со злостью: – Нет! Их не двадцать! – Она делала ударение на каждом слове: – Их! Просто! Как чертей в гнилом болоте!

Батальон ополченцев продолжал неподвижно лежать среди редких камней на затвердевшем от постоянных холодных северных ветров снегу. Одни пытались всматриваться в даль, другие ждали приказа командира, при этом поворачивались в её сторону и практически не отводили от неё взгляда. Что тут скажешь: без опыта – и сразу в бой, да в восемнадцать лет, когда жизнь только начинается…

Редкий пулемётный огонь с противоположной стороны по позициям девушек периодически продолжался.

– Прощупывают. Выясняют, сколько нас здесь. Постреливают, ждут ответный, – глядя в бинокль, тихо говорила Нина, как бы самой себе.

Какими бы подругами или соперницами девчонки ни были до этого промозглого февральского утра, какая бы жизнь и отношения их ни связывали до этого дня, но сейчас они в одночасье почувствовали, что на войне должна быть дисциплина. Никто из них не паниковал. Никто не окрикивал командира и не просил что-то объяснить. Все молчали, лежали на снегу, на открытом холодном зимнем ветру, смотрели вперёд, в утреннюю полутьму, и ждали. Ждали команды.

Как же быстро война умеет заставить человека повзрослеть!

Запись в дневнике:

Здесь тоже фронт

– Выгружайсь! – скомандовала и тут же спрыгнула на берег небольшой рыбной фактории среднего роста щупленькая девушка в тёмной фуфайке и добавила: – Передай по цепи!

Команда «выгружайсь» повторилась ещё несколько раз у каждого из взводов, которые находились на палубе большого грузового катера.

По трапу по очереди начали сходить почти похожие друг на друга, такие же как и давшая команду девушка, солдаты.

– Становись! – последовала вторая команда.

Солдаты быстро выстроились в шеренги.

– А говорили, что на фронт едем, – послышался чей-то недовольный голос из середины строя.

По шеренгам пошёл неодобрительный гул.

– И с кем тут воевать? – раздался обиженный голос с другого края шеренги.

За спинами ополченцев темнело несколько бараков, вокруг которых теснилось несколько небольших частных домов. Перед ними была небольшая бухта, у причала которой стояло несколько маленьких гражданских катеров. В окнах нескольких домов был виден тусклый мерцающий свет зажжённых свечей. Из печных труб в небо медленно уходил сероватый дымок. Фонари не горели – светомаскировка. Было непривычно тихо и безветренно.

– Отставить разговоры в строю!

Громкий голос командира заставил всех замолчать.

Стало совсем тихо. Так тихо, что стал слышен лёгкий шелест наползающих на камешки у берега волн Кольского залива.

Красивые, совсем ещё юные глаза вчерашних школьниц смотрели в одну сторону – на своего командира, который и сам-то ещё внешне мало чем отличался от них самих.

У всех этих бойцов, у каждой из них уже кто-то погиб на фронте, кто-то под бомбёжками, поэтому и рвались они на фронт, рвались в бой, чтобы отомстить. Уже была осень 1941 – го…

Командир молча окинула взглядом строй. В устремлённых на неё взглядах легко читались и обида, и досада, и грусть, и усталость после длительного переезда.

Ополченцы прибыли в Мурманск на поезде, в товарных вагонах-теплушках, которые много суток тащились на Крайний Север из глубокого тыла, где все эти девчонки прошли ускоренный курс бойца.

– Здесь наш фронт! Сейчас распределимся по казармам и выясним обстановку, – отчеканила каждое слово младший лейтенант и громко добавила: – Взять вещмешки! Распределиться по казармам повзводно! Командиры взводов, через полчаса приём пищи. Столовая – крайняя казарма справа. Разойдись!

Солдаты с криками и визгом бросились в сторону казарм. Каждой хотелось занять койку поудобнее.

– Катька, я с тобой! Займи мне!

– Светка, мне займи!

– Маринка!..

Со всех сторон ещё несколько мгновений раздавались выкрики новых бойцов и, уплывая за входные двери бараков, становились глухими и неразборчивыми.

Нина медленно повернулась в сторону моря. Ей не хотелось уходить от берега. Она закрыла глаза и втянула полной грудью свежий солоноватый морской воздух. На лице появилась лёгкая улыбка. В её воображении перед глазами почему-то всплыл их класс, школьная доска с нарисованными на ней смешными мордашками. У доски с широченной улыбкой на лице и разведёнными в стороны руками стояла Валентина Яковлевна, их классная руководительница, учитель русского языка и литературы, которая весело объявила:

– Ребята! Ур-ра! Ка! Ни! Ку! Лы!

Все тут же громко захлопали в ладоши и дружно закричали в ответ:

– Ур-р-ра-а-а!!!

И это «Ура!» загремело из всех окон школы. Поднялось над расцветающими повсюду вокруг школы и по улицам кустами сирени, над уже пустившими зелёные листочки берёзами и улетело в чистое голубое небо, к яркому солнышку, и его разве что глухой мог не услышать.

Нина теперь уже плавно парила в своём воображении над всем этим великолепием, радовалась весеннему теплу, красоте природы, голубой речке, петляющей между оврагами и перелесками, и птицам, которые весело щебетали повсюду. «Ур-ра!» стало постепенно затихать и улетать куда-то вдаль, откуда навстречу девушке наползло что-то серое, туманное и холодное. На пару секунд она вдруг увидела себя со стороны, в каком-то незнакомом заснеженном каменистом месте, одетой в телогрейку, шапку-ушанку с красной звездой, с автоматом в руках наперевес и бегущей среди бойцов с тем же криком «Ура!» куда-то вперёд. От этого видения девушка вздрогнула, но глаз своих не открыла, и воображение вновь вернуло её в учебный класс школы, где их молодая учительница поздравляла всех с успешным окончанием десятого класса, желала всем хорошенько отдохнуть, набраться сил, загореть и побольше уничтожить фруктов и овощей перед поступлением в вузы.

– Почему распустили строй?

Неожиданный громкий и строгий окрик практически в самое правое ухо заставил Нину вздрогнуть и вернул её из мира прошлого в мир настоящего.

– Почему не доложили о прибытии? – последовал за первым не менее строго второй вопрос.

Отменная реакция и солдатская выправка почти автоматически по-военному развернули Нину в сторону подошедшего офицера. Она успела разглядеть на отворотах ворота петлицы лейтенанта, на груди знак «Гвардия», приложила правую руку к шапке, отдала честь и мгновенно отчеканила:

– Батальон ополченцев в составе ста восьмидесяти человек прибыл в ваше распоряжение, товарищ лейтенант! Больных нет, раненых нет. Батальон готовится к приёму пищи!

Лейтенант внимательным и серьёзным взглядом осмотрел девушку с ног до головы и строго, даже грубо добавил:

– Не нужно было распускать строй!

– Так где вас тут искать, товарищ лейтенант? – уже опустила руку и с доброй улыбкой парировала Нина. – Да и поздно ведь уже.

– Поздно будет тогда, когда в голову пуля влетит! Больше поздно не бывает, – выдал пулемётной очередью новый командир и строго посмотрел девушке в глаза.

Лейтенант был невысокого роста. Не выше Нины. По нему было трудно сказать, сколько ему лет. Лицо его было каким-то измождённым, усталым, взгляд – тусклым, глаза – впалыми, смотрели они исподлобья, но очень пристально и как-то изучающе внимательно.

Одет он был опрятно. Подтянут. Строен. Застёгнут на все пуговицы – по Уставу. Только когда командиры двинулись в сторону столовой, странная, раскачивающаяся походка испортила Нине всё впечатление об этом молодом человеке. Однако воспитание не позволило ей спросить, почему он шёл как-то странновато, как моряк по палубе во время качки.

Батальон дружно гремел ложками в тарелках с кашей. После долгих переездов все были очень голодны и соскучились по горячей еде. Никто не разговаривал – настолько всем хотелось поесть горячей нормальной пищи.

– Наворачивайте! Наворачивайте, мои хорошие! – раздавался весёлый голос поварихи из окна раздачи. – До утра ничего вам больше не дам! Хи-хи-хи!

Повариха – полноватая женщина лет сорока, с добрыми чертами лица, в белом халате и белом колпаке – сама шутила и сама же посмеивалась над своими незамысловатыми шутками. Было понятно, что она очень рада вновь прибывшим бойцам, так она им всем по очереди приветливо улыбалась и одновременно внимательно разглядывала. – Здесь у нас тихо, – протяжно выговаривала она каждое слово. – Здесь нам с вами будет спокойно, – как бы заранее пыталась успокоить, оглядывала девчат и, подперев лицо руками, продолжала она свою лекцию. – Это на той стороне Губы бойня идёт каждый божий день. А сюда они не сунутся. Здесь у нас кругом камни да скалы, протоки да озёра с болотами. У берега-то даже и причалить негде, – разводила повариха руки в стороны, как будто сама впервые об этом слышит и сама же удивляется этому невероятному факту.

Девушки молчали и спокойно слушали рассказ повара, изредка поворачивали головы в её сторону. Нина переводила взгляд с лейтенанта на повариху и обратно, как бы ожидала подтверждения: правду ли говорит эта женщина, но лейтенант стоял у окна, опирался на него спиной, сложив на груди руки, и думал, видимо, о чём-то своём.

Девчонки уже обхватили горячие кружки с чаем двумя руками и жадно, глоток за глотком пили желтоватый кипяток вприкуску с кусочками сахара. От усталости и горячей пищи у некоторых начали сами собой закрываться глаза – настолько девушки устали от долгих переездов.

Запись в дневнике:

Макарыч

В расположение батальона ополченцев было запрещено заходить. Единственным, кому не запрещал лейтенант приходить к девочкам, был дед Макарыч. Он жил в доме неподалёку. Трудно было сказать, сколько ему лет. Может, шестьдесят, а может, и больше. Но жизнь на природе, которая заставляет много двигаться, работа во дворе и по дому делают здоровье крепче.

Дед он был боевой. На все руки мастер. И столяр, и плотник, и печник, и рыбак, и охотник. Ветеран Первой мировой войны. Орденоносец. Участник Гражданской войны. Неоднократно раненный, но выживший – видимо, потому, что нужнее был в этой жизни, чем в той, другой. Его двое сыновей в первые же дни войны ушли на фронт, и они со своей женой Матвеевной остались одни.

Во время одного из авианалётов погибла Матвеевна. Они с Макарычем на пристани были, помогали выгружать улов с баркаса, а тут бомба. Ухнула прямо рядом с ними. Макарыча взрывной волной выкинуло с баркаса в воду, а Матвеевну всю осколками в спину и изрешетило. Она упала как подкошенный колосок. Даже не вскрикнула.