Цена. Выбор

– Да, у меня это наследственное. Послушайте, на самом деле мы сейчас впустую потратим время, потому что лучше один раз попробовать на себе моё воздействие, чем часами слушать, как я это делаю. Хотите?

– Нет, – поспешно ответил Андрей.

– Почему?

– Потому что сначала мне надо понять принцип вашего воздействия.

– Вот вы зануда, сказал же: вы не поймёте. Я могу, конечно, долго говорить о том, каким образом я вижу вас и ваши какие-то проблемы. Это как картинки на экране, я могу их проинтерпретировать и дать вам рекомендации. Если увижу какие-то будущие проблемы – могу провести обряд на то, чтобы ущерб от них оказался минимальным, то есть снизить градус. Могу убрать препятствия, и вы женитесь на прекрасной умной женщине. Я просто могу это сделать, но не спрашивайте меня, как, я не объясню. Я понимаю: вы привыкли работать с конкретной информацией, логически выстраивать стратегии, решать тактические задачи, но тут – другое.

– Я знаю, про что вы говорите, я сам этим пользуюсь и учу других – интуиция, да? Иррациональное знание, правильно? Вы об этом?

– Да, только ваша интуиция заточена, скажем, на финансовый рынок, и вы при принятии решения используете, например, данные о курсах валют, закрывающихся нефтяных скважинах или гражданских войнах, а я использую опыт, полученный в своих погружениях и снах, «картинках», которые вижу и через которые получаю знания о том, «другом» мире. И вы, и я для повышения профессионального уровня накапливаем знания, собираем информацию, анализируем и систематизируем её. Подобное – к подобному, вот это, к примеру, может дополнить то-то, а вот это – абсолютно новое, его на отдельную полочку. Ну, у меня во всяком случае так.

И когда я сталкиваюсь с чем-то новым, чему не могу найти объяснения в своей системе, картотеке, я завожу новую карточку, и туда сначала вписывается знание, полученное иррациональным путем, озарением, интуитивно, а после я начинаю заниматься этим, наблюдать, медитировать, обдумывать, рассматривать, видеть сны об этом. Вот так, если вкратце, у меня…

– М-да, очень похоже, – Андрей был чрезвычайно серьёзен. – Но есть одна деталь, которая не даёт мне покоя… Вот моя работа выражается в конкретных цифрах, и банк сохраняет значительную часть активов в кризис благодаря разработанной мною стратегии. Мою работу риск-менеджера можно измерить… ну не знаю, каким-то количеством денег. То есть результат можно пощупать… Понимаете? Потрогать. А у вас? Что это?

Вы уж извините, не хочу обидеть вас, но вот я с Мариной поездил по всяким знахарям и целителям, были у парочки продвинутых экстрасенсов, они оперируют понятиями «психотравма» и «генетическая предрасположенность к кармическим нарушениям», – и это всё производит на меня, честно говоря, угнетающее впечатление. Я думаю о людях, которые не могут позволить себе ездить и выбирать, вот как мы. Мы всё пробуем, у нас есть на это деньги, время. А у кого нет? Как им выбрать того, чью работу потом можно будет «пощупать»? Вот Маринка после вашей консультации расцвела, ходит, что-то там напевает, и готовится жить и любить. Это и есть то, что можно «пощупать», на это ориентироваться?

– Ориентироваться ни на что нельзя в этой сфере, так же, впрочем, как и в вашей. Ну согласитесь, жизнь непредсказуема, вы можете спрогнозировать одно, а через час произойдёт нечто и ваши девяносто процентов успешного выхода из кризиса превратятся в сорок пять, да?

– И такое бывает, – спокойно согласился Андрей. – Только мы и это учитываем при составлении стратегии, и такие риски тоже. Тем не менее, да, такое случается сплошь и рядом. У нас стрессовая работа, но и специалистов ценят. Передают бережно из рук в руки.

– В принципе, у нас тоже, как и у вас, работает система рекомендаций, вот, например, вы, если вас устроит то, что вы от меня получите, – будете меня рекомендовать, давать мои контакты. А я, помня об ответственности, буду соразмерять свои знания и силы и буду браться только за то, что смогу решить и где смогу помочь.

Для меня, Андрей, важно не порушить свою репутацию. Одновременно растёт мой профессионализм, я становлюсь круче и, значит, могу работать с более трудными случаями, за которые большинство моих коллег и не возьмутся. И так постепенно появляется то, что можно «пощупать», ну в кавычках. Однако репутация дорогого стоит, и когда много людей, сотни, отзываются о тебе хорошо и рекомендуют тебя другим – это сравнимо с вашими активами, или как это там у вас называется…

– Да, это я всё понимаю, но вопросов у меня к вам меньше не стало.

– Знаете, Андрей, думаю, что со временем, если у вас не иссякнет интерес к моему занятию, вы больше поймёте и узнаете. А так, за полчаса разговора, я вам, конечно, не успею ничего объяснить и растолковать.

– Да, я понял, интерес не иссякнет – это точно. Вы улетаете, а как же с Мариной? Что дальше?

– Я планирую вернуться через два месяца, а пока будем работать на расстоянии, ну и всегда есть вариант её приезда в Алматы. А что ваш сон, Андрей? – внезапно спросил я. – Есть продолжение?

Он удивлённо приподнял бровь:

– А почему вы спрашиваете?

– Ваш сон произвёл на меня большое впечатление, и мне очень хочется разгадать его значение, я ведь тоже очень любопытный. А сон – ваш, понять и интерпретировать его сможете только вы. Вот я и спросил. Вдруг вы уже поняли, что к чему, и я смогу своё любопытство удовлетворить?

– Не сможете, – вздохнул Андрей. – Потому что сон я пока не понял, более того, со мной теперь наяву странные вещи происходят, но я никому о них не говорю. Некому сказать. Мать сразу потребует, чтобы я отдохнул, Ирка о неврозе заговорит, скажет, что от усталости и недосыпания, и потащит к своей подружке-психотерапевту. Маринка теперь будет вас рекомендовать. Поэтому молчу-помалкиваю, хотя странности такие, что впору бы самому задуматься о походе к психиатру.

– Ничего себе… Может, мне расскажете?

– Вам, пожалуй, могу, почему нет, только обещайте сдержаться и ничего не советовать, ладно?

– Без проблем, – спокойно согласился я. – Тем более что мои советы дорого стоят, и я никогда их вот так просто не раздаю.

– Класс! – Андрей рассмеялся. Но тут же стал серьёзным и, глубоко выдохнув, заговорил: – Со мной очень странные вещи происходят, я бы сказал, страшные, но не хочу так их называть. Потому что реально страшно становится мне, невозможно страшно… Дело в том, Жан, что я… Я боюсь смотреть в зеркала. После этого сна я вижу не себя в отражениях… Везде: в зеркалах, в витринах, лужах – вместо себя я вижу того парня, из сна. Того себя, с пустыми глазами… Безумными глазами… И это очень страшно.

Андрей помолчал подавленно и снова продолжил:

– Дома я завесил все зеркала, стеклянные двери, в комнатах я не открываю шторы на окнах, а в кабинете – жалюзи. На меня уже странно поглядывают коллеги и подчинённые. Ещё пара недель в таком состоянии – и меня точно запрут в психушку, и сон окажется вещим. Вот в таком подвешенном состоянии я сейчас нахожусь. Меня выручают мои навыки, приобретённые когда-то: медитации, дыхание, йога. Страх, однако, становится всё сильнее, и только потому, что у меня нет объяснения. Но я постараюсь понять, что происходит… Я пойму…

Андрей задумчиво смотрел вдаль.

Огромный город раскинул перед нами сверкающую сеть ночных огней, в которой мелкой рыбёшкой бились машины, развозя по клубам и ресторанам убегающих от ночного одиночества людей…

* * *

Я завершал все свои московские дела, предупреждал своих постоянных клиентов, что пока не могу сказать точно, когда приеду снова, но буду рад встретить их в Алматы.

С Мариной, которая в этот день была самой последней, я конкретно заговорил о её приезде, так как для неё долгий перерыв был невозможен. Так что после сеанса, за чашкой чая мы назначили сроки и обсудили все необходимые детали. Марина уже собралась было уходить, но я, под влиянием какого-то импульса, остановил её:

– Марина, хочу пригласить вас на ужин, Ляйсан уже ждёт в ресторанчике неподалёку, пойдёмте? Хочу с вами немного поговорить об Андрее, прошу вас, это важно.

Марина с готовностью кивнула:

– А я и сама хотела с вами посоветоваться, да никак не решалась, неловко было беспокоить вас этим. Андрей, конечно, сам должен обратиться к вам, но время идёт, а он не решается. А ведь с ним не так всё хорошо, как кажется. Вы об этом хотите поговорить?

– Да, именно об этом. Андрей неохотно рассказывает о себе и, похоже, совсем не хочет моей помощи, словно боится, что ли. Пойдёмте поговорим за едой? Нам скоро в аэропорт ехать, так что времени немного…

В ресторане, когда мы разобрались с заказом, я спросил:

– Марина, вы расскажете об Андрее? О его жизни, о характере? Что-то в нём есть такое, интересное очень, а обаяние у него какое, харизма! Ему бы актёром стать или рок-певцом, стадионы собирал бы.

Марина разулыбалась:

– Да, Андрюша такой у нас, удивительный и особенный. Вы знаете, Жан, он ведь мог не родиться. Мне мамина сестра рассказала по секрету. Мама ведь чуть аборт не сделала. Жили мы тогда в небольшом городке под Москвой, скромно жили. Папа наш – хороший человек, замечательный, но в те времена сложно было очень с деньгами, да и мы с Иркой уже были у родителей. Отец и сказал маме аборт сделать, потому что вроде как у них денег нет и «куда ещё один рот», и всякое такое. Мамуля плакала сильно, она же верующая, никак ей на аборт нельзя было, но и против мужа не пойдёшь. Тётка мне потом рассказывала, что с Андрюшкиным рождением вообще всё мистически было. Мама пошла к врачу, день был жаркий, солнце палит, она устала сильно, а так как мимо церкви проходила, увидела и зашла отдохнуть. Села на скамеечку под деревья, задумалась и опять расплакалась, а тут батюшка проходил. Ну знаете, как это бывает?

В общем, поговорил, приободрил, да ещё верующая женщина, к тому же, сама не хотела аборт делать. И она не пошла к врачу, и от папы скрывала сначала, а потом, когда живот стал виден, что поделаешь? Они, конечно, поорали друг на друга, поскандалили, но ничего, успокоились.

И вот Андрей родился у нас. Такой ладный, такой хорошенький, такой лапочка. Все его с детства обожали. А талант его – людей в себя влюблять, с самого рождения проявился. Все с ним возились, отказать ему не могли ни в чём. У него уже в восемь лет появился друг, автомеханик СТО, который Андрея под опеку взял, и к двенадцати годам он в машинах разбирался как профессионал. И дядя Антон был его лучшим другом.

А жили-то мы бедновато. Хотя и папа работал, и мама дома не сидела. И Андрюшка очень рано себя ответственным почувствовал, ответственным за семью. Но сначала его не в ту сторону повело, подростки же, сами знаете, все хотят экстрима, крутыми хотят быть. В четырнадцать лет он познакомился с ребятами, с шайкой одной. Они машины угоняли и продавали. Так Андрей у них чуть ли не сразу главным стал, потому что в машинах отлично разбирался, потому что умный был, да так ловко и грамотно все угоны обставлял, что ни разу их не поймали. Он этим делом четыре года промышлял, никто ничего не знал, он деньги домой с умом приносил. Небольшими суммами, но часто, якобы он у дяди Антона в помощниках зарабатывает. То, что он у дяди Антона не был все эти годы ни разу, у нас никто и не знал. Такое у всех было к Андрею доверие.

А Андрюша-то у нас ещё и везунчик, Жан!

Он, в свои восемнадцать, уже рублёвый миллионер был, и жил не тужил, отлично себя чувствовал. И вот однажды, в день, когда собирался на очередное дело со своими дружками, шёл он как раз мимо той самой церкви, где жизнь ему второй раз была подарена. И, сам не понимая, зачем, зашёл он в парк при церкви, сел на скамеечку и задумался. Сидел, отдыхал, хорошо ему было.

Времени до встречи было достаточно, он не спешил никуда, ну и разговорился с присевшим на скамейку прихожанином. Просидели они так часа три. Когда ушёл тот человек, Андрей ещё долго сидел и повторял, повторял, чтобы запомнить навсегда, слова Антония Сурожского, их ему собеседник напоследок сказал. Я и сама потом слова эти заучила назубок: «Грех – это прежде всего потеря человеком контакта с собственной своей глубиной. Человек глубок – а так часто он живёт поверхностно и только поверхностными чувствами, понятиями. И вместо того, чтобы жить из глубины, действовать из сердцевины своего бытия, он живёт отражённой жизнью…» Ой, Жан, забыла, как дальше…

Марина смутилась и прервала свой длинный монолог, который я слушал, не перебивая, очень внимательно.

– Да, глубокая цитата, и красивая, – приободрил я Марину.

– Вот-вот! В общем, дальше там сказано про то, что человек, ну тот, который поверхностный, он как бы только отражает свет… А, вот вспомнила: «простой отблеск тех лучей, которые падают на него»!

– Ну а в чём же тут везение Андрея? – вернул я Марину к рассказу о брате.

– А, ну да, я же про везение говорила… Везение его – в том, что ему всегда нужные и правильные люди встречаются, а ещё в том, что вовремя встречаются. Вот и тот человек, собеседник Андрея, задержал его, увлёк разговорами о смысле бытия, о вечном, о душе, Андрей и опоздал на встречу с дружками своими. А тех в тот день всех и замели. Никто из них Андрея не выдал, так что собрал он быстренько свои вещички и в Москву уехал.

Увлёкся он там поисками Бога, поисками собственной глубины, но и о хлебе насущном не забывал. Изучал финансовый рынок, поработал брокером, на учёбу поступил. То есть Андрюша у нас такой… гармоничный, что ли? И на земле крепко стоит, и о небесах не забывает, понимаете? Изучал религии, жил полгода в православном монастыре в Чувашии, ездил в Тибет. Искатель, но не пустой, не бегает от жизни, не боится её, а хочет понять, хочет до своей глубины добраться. Понимаете теперь, Жан, почему я сказала, что ваше объяснение про болезни и страдания очень Андрею подходит? Он сам себя мучает и учит, и заставляет двигаться вперёд и вверх, подгонять его не надо.

Есть, правда, у него одна странность – не может отношения с женщинами заводить. Как бы это объяснить? Женщины нравятся ему, и он им – очень, но вот никак не складываются у него стабильные и долгие отношения. Как будто и вправду монах, словно нельзя ему этого. Он что, боится, что семья отвлечёт его от высокого, от духовности? Как вы думаете, Жан?

– Я пока, Марина, и не знаю, что думать, из вашего рассказа мне совершенно непонятно, что с Андреем происходит. Судьба у него интересная, но не сказать чтобы особенная, или вы просто не всё знаете – может, есть ещё что-то. Я вас попрошу быть очень внимательной сейчас, всё запоминать, и, может, ещё раз с мамой поговорите. Возможно, что-то ещё она вам расскажет об Андрее. И вот о чём попрошу: когда поедете в Алматы, сделайте всё возможное, чтобы с вами в качестве сопровождающего прилетел Андрей, хорошо? Приложите все усилия. Думаю, это очень важно, и уверен на сто процентов, что мой нынешний этап с Андреем связан, и ему без меня тоже не обойтись….

Я уже больше себе говорил, тихо размышлял, и Марина с Ляйсан напряжённо вслушивались в мои слова.

Я спохватился:

– Девочки, дорогие мои, спасибо вам, и пора, пора собираться в аэропорт. Марина, вам такси вызвать?

Глава 6

ТЬМА СГУЩАЕТСЯ НА ЮГЕ

ДУРНОЕ ИЗВЕСТИЕ

В Алматы, как только мы прошли паспортный контроль и отправились получать багаж, я попросил Ляйсан связаться с Марком. Его фатальное сходство с Андреем было единственной моей зацепкой, опираясь на которую, я и решил продолжить свои поиски, а там как пойдёт.

Ляйсан посмотрела на часы:

– Жан, ещё слишком рано, я позвоню ему часов в десять, хорошо?

– Только не забудь, надо сегодня же договориться о встрече, не откладывай, прошу. И ещё, обзвони всех клиентов, всех, у кого есть запись на ближайший месяц, придумай что-нибудь и перенеси всех. Нет, даже не перенеси, а договорись, что как только я буду готов начать приём, ты им сообщишь и всех запишешь на максимально удобное для них время. Я не могу точно сказать, сколько мне понадобится времени…

Слякотный и серый город встретил нас мелким нудным дождём, уже на подъезде к дому выяснилось, что улица перерыта, нужно разворачиваться и заезжать с другой стороны. Таксист чертыхался себе под нос, я устало смотрел в грязное от разводов дождя стекло. Мне совсем не нравился этот мир, совсем…

Ляйсан отзвонилась вечером, сразу после заката. Голова у меня гудела, я был словно чумной, и настроение зависло где-то ниже нуля.

– Жан, я обзвонила всех, как ты сказал, всё в порядке, все готовы ждать, только вот Марк… Понимаешь, он… – Ляйсан явно не решалась сообщить что-то весьма неприятное. – В общем, плохие новости, Жан. У Марка большие проблемы…

– Слушай, не тяни, у меня голова раскалывается, не до твоих загадок сейчас.

– Марк в психушке, Жан, он невменяем. Я созвонилась с Юлией, у неё нервный срыв, не может говорить, а Роберт… Роберт сказал, что это произошло в один день. Марк взялся за одно дело, ну как юрист. Оно как-то связано с его бывшим одноклассником, Олегом, и его соседкой, больной парализованной женщиной… В общем, Марк поехал на встречу с ними – ознакомиться с документами и всякое такое. А оттуда уже Роберту позвонил этот самый Олег и сообщил, что с Марком несчастье и его на скорой увезли в психдиспансер. Никто ничего до сих пор не понял, врачи ничего внятного сказать не могут. А главное – ты не сможешь с ним поговорить в его состоянии.

Я ничего не понимал. Головная боль усилилась так, что я чуть не заскрипел зубами.

– Слушай, я сейчас даже говорить не могу, голова лопнет вот-вот, можешь приехать? Я – в ванную, минут на сорок, а ты давай приезжай, ладно?

У меня было одно желание – унять головную боль. Я вспомнил про травяной настой бабы Лизы, заварил его и выпил. Затем набрал полную ванну тёплой воды, растворил в ней соль и залёг. Дыхание – первое, с чего нужно начать. Но как сложно, боже ты мой, как сложно следить за дыханием, когда голова раскалывается на куски. Тем не менее минут через пятнадцать мне значительно полегчало. И к приезду моей помощницы я был почти бодр, почти спокоен и почти мог соображать. Почти…

Как только Ляйсан в подробностях пересказала мне свой разговор с Робертом, отчаяние мощной волной накрыло меня и от моего спокойствия не осталось и следа.

– И что теперь делать?.. – я задал этот вопрос в никуда, и он повис без ответа. – Ну… значит, так. Первым делом мне, конечно, нужно попасть к Марку. Попытаюсь установить с ним контакт. Роберт что-нибудь упомянул об этом?

– Да-да, он очень надеется на тебя! Сказал, что завтра договорится с главврачом и тебя пустят к Марку. Его состояние не угрожает посетителям. Он не буйный.

– Не могу поверить, что ты говоришь о Марке! «Он не буйный»! Да что же такое происходит с этим миром, с ума можно сойти…

– Ох, Жан, ты осторожнее с такими словами, Марка одного нам хватает. В общем, Роберт будет ждать завтра к десяти часам возле психдиспансера. Он так переживает, так переживает! Не понимает: с чего вдруг Марк сошёл с ума? Вот так, внезапно?.. Вроде не было у него проблем, всё было хорошо, стабильно, и на тебе, в один момент. Ой, Жан… А вдруг… Вдруг у них что-то генетическое? У него или у Юлии? Я столько таких историй слышала!

Ляйсан не умолкала, гадая о возможной плохой наследственности, а я в глубине себя уже не сомневался: внезапное безумие Марка напрямую связано с той самой ночью, когда мир вдруг изменился. Конечно же, это так, ведь неспроста случилось это моё знакомство в Москве с Андреем, мне буквально «подсунули» его – точную копию Марка!

– Постой-ка, Ляйсан, а ты не спросила Роберта о возможных родственниках в Москве? Не рассказала ему об Андрее?

– Нет, Жан, ему не до родственников сейчас! – Ляйсан осеклась на полуслове. – Ты думаешь… беда с Марком имеет отношение к этой истории?

– Да, думаю, так и есть. Ладно, завтра узнаем у Роберта про родню в Москве.

– Жан, чуть не забыла! Роберт постарается и Юлю вытащить из дома, просит, чтобы ты посмотрел её, она сама близка к сумасшествию.

– Ну да, ещё бы, такая беда с единственным сыном, да каким сыном! Каждый о таком бы мечтал. Это катастрофа… Но знаешь, есть и оборотная сторона у этой медали. Если Марк сошёл с ума в связи с этой нашей историей, то значит, его сумасшествие – не следствие физиологических или психических проблем, понимаешь? Значит, в него вселилось что-то – то, что полезло сейчас из всех щелей… И тогда…

– И тогда, – подхватила Ляйсан, – если ты восстановишь баланс, то Марк выздоровит?

– Да, возможно… А теперь давай-ка поедим, и пора мне, пожалуй, составить схему, чтобы проще было всё контролировать и никого из виду не упустить.

…После ужина прямо на стене кабинета я нарисовал схему своего плана, которого в сущности и не было пока. В центре схемы я поместил себя, и от меня расходились три стрелки: Андрей, Марк и незнакомая девушка. Та самая девушка в цветастом платке, которая зовёт меня и ищет. Ещё один мужчина и одна девушка расположились рядом, но со мной не были связаны, до них мне ещё предстоит добраться. А пока вот такая картина – беспомощная, сплошные вопросительные знаки. Марк неадекватен, Андрей отказывается работать со мной, а девушка ищет меня, но найдёт ли – неизвестно…

Ладно, лиха беда начало. Завтра встреча с Робертом, и будем надеяться, с Марком разрешат увидеться…

КАК РЫБА ОБ ЛЁД…

Взяв себе время на раздумье, Ольга во избежание надоедливых поклонниц Инниного таланта отключила домашний телефон и купила на время новый номер для сотки.

На автобазе, где работала диспетчером, сказала, что потеряла свой мобильник, а возможности купить новый – пока нет. Начальник их смены отнёсся с пониманием, он в целом очень хорошо относился к Ольге, этот шестидесятилетний бодрый дядька, радостно спешащий домой к своей шумной и шустрой жене и четырём внукам, которые то по очереди, то все вместе оккупировали их небольшую, но уютную квартиру.

Он жалел Ольгу, так как хорошо знал её отца. Именно Геннадий Петрович и взял её на работу сразу после окончания школы. И всё то время – переменчивое, непонятное, тяжёлое, и сам держался на плаву, и Ольгу держал.

Ольга поговорила с начальником, вышла на улицу и вдруг поняла: этот славный мужик был ей вместо отца всё время, а она только сейчас это осознала.

Ольга испытала сильное желание вернуться и рассказать ему всё, что сейчас происходит в её жизни, но остановила себя. Нет, это невозможно, он не поймёт. Для Геннадия Петровича может быть только одно объяснение: Ольга тоже сошла с ума, так как у неё наследственность плохая.

Ольга хмыкнула: «А ведь и правда, я, может, с ума сошла? И всё, что сейчас происходит, – происходит только в моём воображении? Ох…»

Она даже остановилась, охваченная ужасом, но тут же вспомнила Толика и успокоилась, позвонила ему:

– Привет, Толик, это мой временный номер, запиши и никому не давай. Ты можешь встретиться со мной? Мне нужно посоветоваться.

Толик освобождался через два часа, он обещал заехать, и Ольга направилась домой, тем более что пора было сменять сиделку.

…Инна сидела у себя в комнате, разглядывала модный журнал, который ей всучила сиделка, и даже не подняла глаз, когда зашла Ольга.

– Ин, как ты себя чувствуешь? – Ольга с надеждой ждала ответа, недавнее просветление Инны так обрадовало её, обнадёжило. Ольге так хотелось, чтобы Инна выздоровела.

Но нет, сестра продолжала листать журнал, она даже не услышала, не поняла, что в комнате появилась Ольга и что она говорит с ней.

Ольга тяжело вздохнула и пошла на кухню – Толик с работы едет, наверняка будет голоден.

С Толиком они засиделись за полночь. Ни к какому выводу, кроме того, что к психиатрам идти не стоит, они не пришли. То, что происходило с Инной, было удивительно, да ещё замаячил призрак её выздоровления.

– Ну нет, конечно, не выздоровления, – поправила сама себя Ольга, – но по крайней мере хоть будет здесь, в этом мире, в контакте со мной, с другими людьми…

«А оно ей надо, может, ей и так хорошо? – вдруг мысленно задалась вопросом Ольга и ответила сама себе: – Надо!»

– Знаешь, Толик, тогда в машине Инна сказала, что устала от этих голосов, которые постоянно кружат вокруг неё. Эти голоса мёртвых, они всё время что-то просят, что-то говорят, и чтобы отдохнуть от них, ей приходится уходить далеко. А если у неё появляется возможность исполнять их просьбы, то есть доносить до живых их желания, то тогда голоса замолкают на какое-то время и Инна может отдохнуть. И может вернуться сюда…

Ох, Толик, не знаю прямо, что и делать… Думаю-думаю, пытаюсь разобраться, выход найти – и всё без толку, бьюсь как рыба об лёд… Сама уже начинаю как эти женщины говорить.

Тут ведь в чём проблема? Я не могу заключить с ними договор, они предлагают деньги за то, чтобы Инна с ними общалась и всё им рассказывала про их умерших детей. Но там получается… дикая неправильность. Души просят живых, чтобы их оставили в покое, говорят, что нужно сделать, чтобы освободиться, а эти мамаши не хотят отпускать своих детей, и Инна им нужна как медиум, как посредник в бесконечных переговорах, понимаешь?