Путеводитель по оркестру и его задворкам

Владимир Зисман

Путеводитель по оркестру и его задворкам

© Зисман Владимир, текст, 2014

© Двоскина Евгения, иллюстрации, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Цикл благодарностей

Всякая мало-мальски толстая книга начинается со слов благодарности. Из естественного и очень правильного чувства это превратилось в литературную традицию. И на первой странице даже бульварного эротического романа в формате pocketbook можно прочитать что-нибудь вроде: «Спасибо любимой Кэрол за все, чему она меня научила и благодаря чему я смог написать эту книгу». После этого книга читается с особым интересом.

Список людей, к которым я обращусь с благодарностью, будет очень велик.

Я благодарен своей бабушке, которая доброй, но железной рукой погрузила меня в мир музыки так, что пузыри пошли.

Папе и маме, которые так же заботливо не оставили мне ни одного шанса увернуться от этого прекрасного мира.

Спасибо всем учителям школы им. Гнесиных, а в особенности ее директору Зиновию Исааковичу Финкельштейну и учительнице сольфеджио Софье Федоровне Запорожец, благодаря вниманию и проницательности которых меня не вышибли из школы за безделье и общую профнепригодность, несмотря на то что имели для этого все основания.

Спасибо моим педагогам И. Ф. Пушечникову и Л. В. Кондакову, которым пришлось со мной очень нелегко, потому что смысл того, чему тебя учат, понимаешь только тогда, когда начинаешь работать. И коллегам из первой в моей жизни группы гобоев в театре Станиславского и Немировича-Данченко, которые опекали меня не менее заботливо, чем Ниро Вульф свои орхидеи.

Спасибо жене, которая, не будучи музыкантом, обеспечивала экспертизу текста с общечеловеческих позиций, и сыну, который, все-таки став музыкантом (вопреки моим стараниям, кстати говоря), иногда консультирует меня и, кроме того, является стабильной и устойчивой точкой отсчета в области здравого смысла.

Спасибо всем замечательным людям, с которыми мне приходилось встречаться или работать, потому что без них не было бы этой книги. И даже не очень хорошим, которые умели доводить свою пакостность до уровня такого высокого искусства, что это внушало некоторое восхищение. «Пожалуй, самой лучшей благодарностью будет, если я вовсе не стану упоминать здесь их имена» (Т. Пратчетт).

Спасибо всем, кто задавал такие вопросы, которые никогда не пришли бы мне в голову.

Отдельная благодарность Кириллу и Мефодию, Гвидо из Ареццо, Стиву Джобсу, настоящим ученым, которые умеют читать на латыни и старонемецком и пересказывают мне все это по-русски. Терри Пратчетту, Сергею Довлатову и Венедикту Ерофееву за то, что они видят мир таким, каков он есть, а также моим основным работодателям: И. С. Баху, В.-А. Моцарту, Л. Бетховену, Ф. Шуберту, И. Брамсу, Э. Григу, М. И. Глинке, А. Дворжаку, К. Дебюсси, М. П. Мусоргскому и многим-многим другим, и персонально П. И. Чайковскому, которые уже не одно десятилетие совершенно бескорыстно (т. е. без авторских отчислений) меня кормят. В последние годы этим всерьез занялись также Россини, Беллини, Доницетти, Верди, Пуччини, Масканьи, потому что я работаю в оперном театре.

Кроме того, я очень благодарен судьбе, которая при всех моих выходках, удивлявших не только меня, но и окружающих, всегда выбирала наиболее интересную вероятностную тропинку, а то и сама подсовывала что-нибудь забавное, причем всякий раз делала это очень вовремя. Мне оставалось только в энный раз удивленно моргнуть глазами и поблагодарить ее за очередной подарок – например, эту книгу.

Это не энциклопедия. И ничего общего с ней не имеет

…В таких случаях нужно задуматься, о чем здесь речь, при этом не забывая, что давние авторы писали не для нас, а для своих современников. Для нас же часто более важным является то, чего не писали, ведь не записывали того, что было само собой понятным и общеизвестным. Не существует ни единого трактата, после простого прочтения которого можно было бы подумать, будто знаешь все.

Николаус Арнонкур. Музыка языком звуков

Об этой книге

Извращений, собственно, только два – это хоккей на траве и балет на льду.

Фаина Раневская

Фаина Георгиевна, конечно, не могла охватить все виды человеческих извращений, но традиция объяснять глазам то, что предназначено для ушей, безусловно, занимает в этом ряду свое почетное место. Возможно, существуют вещи еще более странные, чем книга о музыке. Например, книга, набранная шрифтом Брайля, о живописи. Или аудиокнига о запахах.

Говорить о музыке – все равно что танцевать об архитектуре.

Приписывается всем подряд

А что делать? Конечно, я мечтал бы о мультимедийной книге, похожей на издание «Еженедельный пророк» в «Гарри Поттере». С движущимися картинками, с музыкальными примерами, интерактивными ссылками. В общем, о замечательной книге, которую воспитанные люди читали бы в наушниках. Естественно, я понимаю, что вы сразу подумали про Интернет. Я и сам подумал. А как такую книгу в метро читать? Только в зоне Wi-fi? Так что спасибо хоть, что не на глиняных табличках (их и до метро не дотащишь: тяжелые) с элементами наскальной живописи и иллюстрациями охрой.

Что касается списка использованной и рекомендуемой литературы, то его, разумеется, не будет. Любое пояснение к тексту, а также музыкальные примеры легко можно найти в Интернете. Все зависит от вашей любознательности или от того, где вас застал вопрос. И если, допустим, слова «Во поле березка стояла» отошлют вас к финалу Четвертой симфонии Чайковского, «У кошки четыре ноги» – к «Республике ШКИД», «Так судьба стучится в дверь» – к Пятой Бетховена, а, например, слова одного классика-энциклопедиста о том, что то или иное произведение «посильнее, чем “Фауст” Гете», никуда не отошлют, то у вас под рукой есть кнопочки с буквами и соответствующий браузер.

И, в этом смысле рассчитывая на помощь Интернета, я могу надеяться, что, если вам что-нибудь покажется непонятным или особо заинтересует, вы всегда сможете расширить свои познания до оптимальных границ. Не преступая их. Потому что в этом случае вы рискуете не вернуться к книге. Но, аккуратно заглянув, опираясь на названия произведений или фамилии авторов и исполнителей, в YouTube, вы получите там то, чего не смог вам дать Иоганн Гутенберг или Иван Федоров. Именно поэтому я не буду особо заморачиваться ссылками или излишними объяснениями – вы знаете, где всегда можно получить ответ на корректно заданный вопрос. Если же вам что-то все же покажется слишком сложным или попросту неинтересным, просто пропустите этот кусок и читайте дальше.

Единственное, что удалось сделать по части мультимедийности, – это замечательные иллюстрации Жени Двоскиной, которые изумительно заполняют те смысловые ниши, которые невозможно выразить в слове. И в звуке.

Путеводитель по оркестру и его задворкам

…На восемьдесят процентов флейтисты ненормальные. Что-то этот инструмент делает с их мозгами, отчего они страдают той или иной формой помешательства. Инструмент – я еще в училище обращал на это внимание – накладывает на человека неизгладимую печать. Вот странноватая каста виолончелистов – благородных тугодумов с философской складкой. Скрипачи, наверное, фигляры, хотя своего запаха не различаешь, это понятно. Зато альтистов, недоношенных скрипачей, знаешь лучше, чем кого бы то ни было: в какие бы артистические и прочие наряды ни облачались они, ущербность, альтовые уши будут торчать всегда. Можно говорить о контрабасистах, этих грузчиках мебели, или о тромбонистах, укладывающихся в неожиданную пропорцию со скрипачами: как последние относятся к альтистам, так первые относятся к молодцам из той пивной, что зовется «Отрыжка длиною в жизнь»; о вокалистах – с их хорошей внутричерепной акустикой; о валторнистах – в семействе медных они подкидыши: больно уж цивилизованны. Наконец, про главных дирижеров, которых нужно душить в зародыше.

Л. Гиршович. Обмененные головы

Существует три знаковых, канонических путеводителя по оркестру. Возможно, есть что-то еще, но я вспомнил в первую очередь эти. В хронологическом порядке. «Петя и волк» Прокофьева (вот интересно-то, а волк с большой буквы или нет? Если с большой, то коллизия приобретает, видимо, какой-то другой уровень драматизма, антагонистического противостояния. Но, с другой стороны, вся эта толпа животных, включая дедушку, – действующие лица… Значит, все-таки с большой?). Прокофьевская идея действительно очень интересна. И инструменты, и характеры очень точны и органичны. И дети на всю жизнь запоминают (а потом их еще много лет тычут мордой), что флейта – это птичка, гобой – утка, ворчливый дедушка – фагот (а потом они еще узнают от Грибоедова, что фагот плюс к этому еще и хрипун, удавленник) и т. д. Хотя в простейшем случае все верно. Потом, когда чуть подросшие детки идут на «Лебединое озеро», они уже точно знают, что «Танец маленьких лебедей» в оркестре исполняют две утки в сопровождении удавленника-дедушки.

Второе произведение «про это» написал Бенджамин Бриттен. Оно так и называется «Путеводитель по симфоническому оркестру» и написано в форме темы с вариациями (на тему Генри Перселла), где каждая вариация исполняется разными инструментами и оркестровыми группами. «Путеводитель…» чуть менее известен, но очень хорош. Как, впрочем, и все те произведения Бриттена, которые написаны с ласковой иронией на темы композиторов прошлого.

Ну и конечно, «Репетиция оркестра» Федерико Феллини – азбука и катехизис оркестра. Если не считать отдельных малозначительных деталей, то это действительно обобщенный слепок социума под названием «оркестр». Я смотрел фильм тогда, когда он появился, то есть в самом начале своей профессиональной деятельности, и пересмотрел сейчас. Во-первых, оказалось, что я его почти весь помню, а во-вторых, и это совпадает с впечатлением коллег, которые с моей подачи его пересмотрели, удивительно, насколько точно показаны оркестровые типажи и психология оркестровых музыкантов (с поправкой, конечно, на раздолбайское итальянское профсоюзное законодательство, которому остается только завидовать).

Все прочие попытки рассказать об оркестре и музыкальных инструментах можно считать апокрифическими. (Особый жанр – это учебники инструментовки, но это другая история.)

Самое жестокое, что может быть в этой области просвещения и культуры, – это уже ставшие легендарными рассказы об оркестре Светланы Виноградовой для детей и божьих одуванчиков. С точки зрения оркестрантов, конечно. Само ее появление наводило на музыкантов ужас. Потому что вместо штатных двух отделений по сорок минут и окончания мероприятия с учетом антракта в четыре с копейками (концерты были дневные) удовольствие прощания с прекрасным откладывалось на неопределенный срок. Или, по крайней мере, до тех пор, пока интересы детей окончательно не перемещались от любопытного мельтешения на сцене в сторону фантиков от конфет или пи-пи.

Мало того что увлекательный рассказ о музыкальных инструментах уходил в бесконечность, вгоняя в сон в первую очередь оркестр, а затем и молодых мамаш с детьми, так еще и в самый неожиданный момент звучала фраза вроде: «Послушайте, дети, как божественно звучит тема фагота в “Болеро” Равеля!» – и фаготист, уже минут двадцать как сомлевший и еще не досмотревший сон о покупке шифера для дачи, вздрагивал и пытался из пересохшей трости издать заявленные божественные звуки.

Я сейчас тоже займу свое место в этом скорбном ряду просветителей. Но пойду я не по пути Прокофьева и Бриттена, а также незабвенной Светланы Викторовны Виноградовой и прочих филармонических дам, печальными и торжественными голосами оракула переправляющих, как Харон, детей, а также их родителей в царство Прекрасного. Я пойду скорее по пути Феллини, который единственный из всех этих безусловно достойных граждан догадался, что на музыкальных инструментах играют люди. Музыканты с тонкой трепетной душой, глубоким пониманием музыки и широким набором вредных привычек.

С кого бы начать?

Если по партитуре, то с флейты-пикколо. Если по значимости, то все-таки со скрипок. Психиатр начал бы с флейтиста. Для программера самое забавное – рояль («Удивительная клава! Первый раз вижу, чтобы Shift был под ногой!»). С точки зрения пожарного интереснее всего контрабас: он горит гораздо дольше скрипки. Для ребенка ближе большой барабан…

А потом, по какому принципу группировать инструменты? Первые и вторые скрипки – это один инструмент или два? Конструктивно, безусловно, одно и то же. Функционально – нет. Струнные, духовые, ударные… С точки зрения способа извлечения звука из предмета? Да, они делятся примерно так. Но мы ведь разглядываем оркестр. Тогда нам интереснее место инструмента в музыкальном контексте, потому что постукивание палочки дирижера по пульту и палочки ударника по барабану, будучи технически практически идентичными, несут почти противоположный музыкальный смысл.

Стоп. Минуточку. Мы ведь говорим об оркестре, а не об инструментах. Вот один человек, не играющий ни на чем, уже засветился – это дирижер. К нему мы еще обязательно вернемся, потому что и публика, и оркестранты очень часто задают себе вопрос: «Кто этот человек и чем он занимается?» Хотя, по правде сказать, оркестранты задают его в других, менее филармонических выражениях. Ответить на этот вопрос непросто, независимо от того, с какой стороны вы смотрите на дирижера. В буквальном смысле.

В оркестре помимо дирижера есть еще люди, не играющие на сцене или в оркестровой яме, но выполняющие очень нужную, а иногда и нервную, и даже вполне каторжную работу, которую не пожелаешь ни себе, ни врагу. Я их пока называть не буду, чтобы сохранить интригу и, возможно даже, внутренний драматизм повествования, но мы с ними обязательно встретимся в главе под названием «Бойцы невидимого фронта».

Слово «оркестр» настолько многозначно, что в нем может скрываться все: и совокупность партитуры, и сто человек на сцене или шестнадцать на кладбище (но тоже пока с инструментами), социум друзей и единомышленников или, наоборот, Государственный академический серпентарий, пиратская шхуна или гастролирующий концлагерь.

На оркестр можно смотреть как на мощное коллективное действо, а можно сравнить его с группой осликов, которые всю жизнь ходят по кругу, вращая жернова классического симфонизма под безжалостной плетью надсмотрщика с палочкой. И вообще, достойное ли интеллигентного человека дело – всю жизнь издавать разные звуки, в том числе, кстати говоря, не всегда высокохудожественные: ведь играем что дают… И как можем…

Вот поэтому, ввиду всего этого многообразия явлений под названием «оркестр», книга будет иметь очень разветвленную, я бы даже с гордостью сказал, бесформенную структуру, максимально адекватно отвечающую стоящей перед нами задаче.

О диалектике и противоречиях

Хочу вас сразу предупредить: на страницах этой книги вы наверняка найдете мысли, с которыми будете категорически не согласны. Главное – не волнуйтесь. Просто читайте дальше. Рано или поздно в этой же книге вы найдете противоположную мысль, которая порадует вас совпадением с вашей точкой зрения.

Просто музыка так устроена. Она успешно включает в себя такое огромное количество понятий и всего прочего, что линейно и однозначно рассказать о ней невозможно. Внутри нее абсолютно органично сосуществуют железная логика и полная отвязность, наука в ее классическом понимании и интуитивно-медитативный тип мышления.

Проще говоря, вы уже поняли, что я оставляю за собой право на некоторую безответственность.

О чем мы, собственно?

– Я хомячка завернул в целлофан и положил в морозилку.

– Зачем?!!!

– Ну, он умер, а я домой вернусь только после вечернего концерта.

Из разговора с коллегой перед началом утренней записи на «Мосфильме»

Оркестр – большой коллектив музыкантов, играющих на различных инструментах и совместно исполняющих написанные для данного состава произведения.

Большая советская энциклопедия. 1969–1978

Только не надо мне здесь рассказывать про богему. Какая, в пень, богема, если ты приходишь после концерта в одиннадцать, а надо проверить, сделаны ли у ребенка уроки, уложить его спать, сварить обед, а утром собрать в школу (это я о тяжелой женской доле). А днем в перерыве позвонить ребенку и поинтересоваться, позанимался ли он на скрипке (валторне, фаготе, виолончели – нужное подчеркнуть), потому что почти все оркестранты с бескомпромиссным упорством лосося, идущего на нерест, передают грабли, по которым всю жизнь ходят, своим детям. С мужской долей, может, и попроще, но эффект тот же. А ведь еще и позаниматься надо, потому что все навыки, наработанные непосильным трудом, во время работы сильно амортизируются. Причем тем быстрее, чем хуже музыка, которую играешь. А если попал на халтуру в плохой оркестр, то только успеваешь изумляться тому, с какой скоростью деградируешь.

Так, о халтурах и их пользе мы еще поговорим, а пока вернемся к разговору о менталитете оркестранта.

Сложнейший психотип, скажу я вам. (Более того, шепну на ушко, но только вам: они здесь все сумасшедшие. Но я вам этого не говорил.)

Чтобы корни явления были яснее, объясню подробнее, чем эти люди занимаются. Господ психоаналитиков прошу считать это моим личным подарком.

Подарок господам психоаналитикам

Театр уж полон. Или концертный зал. Ложи блещут. За кулисами, нетерпеливо перебирая лакированными туфлями, топчутся господа музыканты – половина за правой кулисой, половина за левой. Волнуются: скрипачи молча касаются струн, тихонечко пробуют инструменты духовики, пугливо озираясь, чтобы никто случайно не зацепил их хрупкие инструменты, ударники разминают кисти рук. Ждут отмашки выпускающего и заглядывают в щелочку двери или занавеса кулисы. Концертмейстер пошел. За ним – те, кто выходит с его стороны, одновременно стартует противоположная половина оркестра. Гобоисты стараются добежать первыми: им надо собрать инструменты, еще раз макнуть трость в баночку с водой. Виолончелисты и контрабасисты стараются понадежнее зафиксировать шпиль инструмента в полу, чтобы он не уползал, все пробуют инструменты, передвигают стулья, потому что еще полчаса назад на настройке все было нормально, а теперь выясняется, что из-за головы флейтиста кларнетист не видит дирижера, а альтист одним концом смычка попадает в глаз соседу по пульту, а другим – бьет по пульту рожкиста. Опять омерзительно звучат скребущие по полу ножки передвигаемых стульев, кто-то лезет под стул, чтобы распутать провода от подсветки на пультах, потому что вдруг становится понятно, что одно неосторожное движение ногой… И при этом все издают звуки, пытаясь последний раз перед концертом убедиться в том, что все в порядке, или быстренько проверить трудные места. Встает концертмейстер, оркестр затихает, первый гобой дает ля. Это скорее ритуал, потому что в общем-то все уже настроились. Последняя отчаянная легальная попытка оттянуть начало и еще раз что-нибудь проверить. Знак того, что обратный отсчет закончен. Концертмейстер садится, оркестр затихает. Выходит дирижер. Кланяется. Прикрываясь аплодисментами зала, можно тихонько издать еще пару звуков. Дирижер поворачивается к оркестру, поднимает руки и…

О, господи, понеслось!

За двадцать минут до этого. Мужская раздевалка

«Ничего, если я тебе пока свитер на футляр положу?»

«…Я еду, и вдруг этот… меня останавливает. „Ну что же вы нарушаете?“ Я ему говорю: „Ну как же я нарушаю? Еду как все, со скоростью потока. Как в правилах“. „Какого потока?“ Оборачиваюсь – и правда, ни одной машины. Ну денег отдал, а что делать?»

«Слушай, Саш, помоги мне бабочку застегнуть, а то у меня лапки как у крокодильчика».

«Ну конечно, сейчас Прокофьева так не играют, но вот скажи честно, если бы у тебя был выбор, то, ну вот по-честному: Крейслер или Ойстрах?»

«К концерту подготовился?» – «Да, вон в пакете стоит».

«Ну не придурок?.. Я же,, ему сказал, а этот,…, все равно сделал,, по-своему!»

«Без четверти. Пойдем, сигаретку успеем».

Через пять минут после концерта. Мужская раздевалка

«Блин, в медленной части чуть не разошлись».

«Ни хрена себе чуть! Там же альты вперед ушли!»

«А что они могли? Пианист совсем заплыл, его же фиг поймаешь – либо по пианисту, либо по дирижеру».

«Ну ладно, давай по чуть-чуть».

«Может, сначала переоденемся?»

«По чуть-чуть, а потом переоденемся».

«Слушай, а чего там в финале было?»

«Да этот … на такт раньше показал».

«Ну, еще по чуть-чуть…»

«Толик сегодня совершенно гениально сыграл. А какая фраза! Толик, браво!» (Общие аплодисменты, Толик в одной брючине и босиком раскланивается и благодарит.)

«Толик, давай сюда, по чуть-чуть. За тебя!»

«Спасибо, ребята. Ну вы же знаете, я в завязке». (Восхищенный народ уважительно и сочувственно безмолвствует.)

Клавиши в черном и белом

Надо только в нужный момент нажимать на нужные клавиши.

И. С. Бах

Это, пожалуй, самая печальная глава. Потому что правдивая до цинизма. Здесь мы будем зрить в корень.

Больше такого не повторится.

Итак, если хорошенько подумать и взглянуть правде в глаза, придется признать, что оркестр – это огромный музыкальный инструмент. Вот такое гигантское извращение, выросшее в процессе эволюции из вполне понятного и, безусловно, позитивного желания нескольких людей помузицировать вместе.

В сущности, ничего запредельного. Если для записи произведения для скрипки или, скажем, фагота достаточно одного нотного стана (совокупности пяти параллельных линеечек), то для фортепиано или арфы уже требуется два. Для органа их уже необходимо три: два для рук и один для ног (для мануалов и педалей). Но и с этим справляется один человек. По крайней мере с конца XIX века, когда появились электрические пневмонасосы.

Для записи музыкального произведения для оркестра в самом общем случае необходимо столько нотных станов, сколько голосов потребуется записать. Вот этот громоздкий набор нотных станов с голосами на каждом из них и называется партитурой. А поскольку нотная запись представляет собой не что иное, как график, в котором по горизонтали отложено время, а по вертикали – высота звука, то синхронизация разных инструментов является совершенно элементарной задачей. Если когда-нибудь я напишу книгу о том, как устроена музыка, а это отдельный crazyland, то обо всем этом расскажу поподробнее.

Это была присказка, преамбула. А суть состоит в том, что музыкант в оркестре функционально является клавишей, частью, причем небольшой – от одного до двух процентов – огромного музыкального инструмента, для которого написана, к примеру, симфония. А если речь идет, скажем, об инструментальном концерте, опере или балете, то оркестр отодвигается на позиции аккомпанирующего инструмента. Что никоим образом не уменьшает ответственности музыканта.

В качестве некоторой чистой модели системы «музыкант – оркестр» нагляднее всего привести роговой оркестр. Было такое явление в русской культуре с 1751-го по 1830-е годы. Оркестр крепостных, играющих на охотничьих рогах. Каждый инструмент мог исполнить одну ноту. При некотором желании еще пару нот, соответствующих натуральному звукоряду. Это не ноты подряд, а то, что получается в результате передувания: условно говоря, до, до на октаву выше, соль и дальнейший набор гармонических обертонов. Собственно, то самое, что могли исполнить натуральные валторны до середины XIX века и из-за чего композиторы выстраивали безумные пазлы из инструментов разного строя, чтобы получить желаемый результат (о композиторских изысках в этой области мы еще поговорим, когда дойдем до валторн). Разница только в том, что валторны в оркестре, некоторым образом, частный случай. На рогах же играли все произведение (ну что я могу поделать, если русский язык допускает неоднозначное прочтение этой фразы?). Главное – вовремя дунуть. Кстати, довольно лихо играли. А что им оставалось делать? Крепостные, попробуй не сыграй. У императора Александра I был оркестр более чем из трехсот рогов. И, разумеется, каждый уважающий себя граф или князь тоже имел роговой оркестр.

И вот в наши дни, для того чтобы просто получить аккорд из четырех звуков, на сцене сидят четыре здоровых мужика во фраках, с валторнами в руках и, между прочим, высшим образованием за плечами. Чтобы изобразить хорал длиной два такта в «Картинках с выставки», на сцене сидят – тоже во фраках – и мелко трясутся два гобоиста и рожкист. Чтобы сыграть мотивчик из «Болеро» Равеля размером в шестнадцать тактов, на сцене сидит, как и все, во фраке тромбонист, которого в день концерта колбасит и плющит уже с утра. С чувством огромной ответственности стоит на сцене ударник с большой колотушкой, которой он должен один раз за весь концерт треснуть по тамтаму. Желательно вовремя.