Свет надежды

За весь обряд он так и не удостоил ни единым взглядом свою невесту: не видел смысла в этом, потому как всю оставшуюся жизнь ему придется день ото дня смотреть на нее и вспоминать все те страдания, что принес ее народ. Хотя монархи часто ссылали неугодных жен подальше, куда-нибудь в отшельные земли, где о них вскоре забывали и, неугодные, они проводили остатки своей жизни в заточении. Кто знает, может быть и ему самому придется поступить так же со своей женой. Не сейчас, когда неприятель будет внимательно следить за своей принцессой, а потом, когда все столкновения сойдут на нет и постоянного присутствия навязанной жены, как гарантии соблюдения обязательств, не потребуется.

Рагнар даже не пытался скрыть своего отношения ко всему происходящему и, в особенности, к пришлой. Дочь самого правителя Моргаша. Что она из себя представляет? Настолько же она мерзостна душой, как и ее родитель? Столь же вероломна и самонадеянна, себялюбива и горда? Так же готова пожертвовать тысячами душ ради собственной выгоды? Рагнар лишь усмехнулся, когда узнал о даре ее отца в знак скрепления брака. А чего еще следовало ожидать от него? Скудные, десятилетия назад выжженные скалистые равнины, на которые уже давно никто, даже дикие звери, не зарились. Не пригодные ни к обороне, ни к земледелию, ни к пастбе, они были лишь только обременением.

Все то время, что проходило таинство, Рагнар пытался уловить настроение своей дружины. Верные соратники, братья по оружию, многие из них стали близкими друзьями еще с детства. Они доверяли друг другу в бою, зная, что любой из них придет на выручку в любой момент. Все они прекрасно знали, какой ценой далось ему это решение, сколько мучительных дней раздумий ушло, прежде чем их правитель огласил свое согласие. Он и сам прекрасно знал их отношение к народу Моргаша. Рагнар даже усмехнулся: да уж, этой девчонке не позавидуешь – отец бросил ее в стан врагов, словно маленького звереныша на растерзание голодным диким зверям. В его землях ее не ждет ничего хорошего.

Из раздумий его вывел голос старца. Церемония подошла к концу и теперь оставалась лишь формальность – надеть кулон. Жены всех правителей носили такие, и его мать в свое время тоже получила от отца прекрасный кулон из яркого синего сапфира, похожего, со слов отца, на ее невероятной синевы глаза. После ее смерти тот кулон остался у Рагнара – такова была воля его матери. Но сегодня на шею своей жене он наденет другой амулет, из холодного топаза. Холодной душе – холодный камень, не тот, что согрет любовью его матери и ее светлым сердцем.

Рагнар видел, сколь напряжена его нареченная, как тщетно пытается скрыть дрожь, сковывающую тело. Она все верно понимала. С этого момента ее жизнь переставала быть беспечной. Стремительным шагом он сократил расстояние между собой и девушкой и резким движением руки опустил на ее худенькие плечи капюшон, скрывавший ее голову. Девушке не нужно было даже поднимать своего лица к нему, чтобы он все понял. НЕ ТА. У дочери правителя Моргаша, Бродики, были волосы цвета ночи. Рагнару довелось несколько раз видеть ее в сопровождении своего отца на редких переговорах на нейтральных землях соседей, созванных для попыток установления мира. Черноволосая чаровница привлекала к себе немало мужских взглядов. Сейчас же перед ним стояла совершенно другая девушка: ее волосы отливали цветом дикого меда, что, по словам старцев, был похож на жидкое солнце. Она испуганно смотрела на него своими огромными светлыми глазами, трепеща, но слишком смело не отводя своего взгляда с него. Боится. Ждет его решения. А он сам не знал, что делать в этот момент. Ему хотелось уничтожить ее здесь, прямо на этом месте, испепелить только силой взгляда, если бы такое было возможно. Моргаш снова не выполнил своих слов. Даже из столь важного шага для обоих народов правитель Моргаша умудрился сделать так, как было бы выгодно ему самому, понеся наименьшие потери… Точнее, не понеся совершенно никаких потерь. Можно ли считать эту сделку свершенной, если брак был заключен не с дочерью правителя, а с простой подданной? Эмоции кипели внутри него обжигающей лавой, не утихая ни на мгновение, грозя спалить все разумные доводы и мысли. Рагнар прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Было очевидно, с какой неохотой правитель Моргаша пошел на этот шаг. У того были свои интересы в присоединении земель Зангры и отступать он явно не хотел. Чего он добивался таким поступком: чтобы Рагнар отказался от свершения брака, а потом объявить всем, что это Зангра не следует договоренностям, и продолжить завоевательную войну дальше?

Рагнар еще раз взглянул на ту, что по злой усмешке судьбы стала его женой. А потом на ее сопровождающих, которые с не меньшим страхом ожидали его решения. Нет, он останется верен своему слову. Если для установления мира должен был быть заключен брак, то так тому и быть. И будь то дочь самого правителя или простолюдинка, Рагнар не отступится от договоренности. Следующим его шагом будет отведения армии на некоторое расстояние от линии боев. Ради своих подданных он пойдет на этот шаг, а там будет видно, насколько Моргаш верен своим словам.

Эта хрупкая мышка всю дорогу напряженно молчала и то и дело оглядывалась назад, чтобы удостовериться, что ее спутники все еще следуют с ними в замок. Рагнар и сам не смог бы ответить, почему он дал согласие на их присутствие в его землях. Старик был силен, не смотря на свои зрелые годы, и так просто не отказался бы от своих намерений. Рагнар решил, что будет лучшим, если враг будет прямо перед его глазами, чем постоянно знать, что он где-то притаился и наблюдает. Однако такая привязанность двух стариков к девушке была даже удивительна: не побоялись они бросить вызов самому правителю Зангры, чтобы не оставить свою подопечную одну в чужих землях.

Рагнар обдумывал, что же ему теперь делать со своей женой? Всю дорогу она сидела перед ним, крепко прижатая к его груди, тихая и словно даже покорная. А он сам боролся с искушением сдавить ее хрупкое тело с такой силой, чтобы лишить ее последнего дыхания. Его злость все еще не унялась. Ему хотелось крушить, рычать от разочарования. Обманули, словно мальчишку. Тело сводило от немыслимого напряжения, и было только одно желание – скорее добраться до замка.

Замок встретил их полной тишиной и темнотой. Рагнар усмехнулся: с первых мгновений его подданные дали понять, что ждет девушку здесь. Не легко ей придется. Но никакой жалости он не испытывал, а лишь полнейшее отстранение. Ему было ровным счетом все равно. Пусть ее развлекают и прислуживают ее провожатые. Хоть для чего-то сгодятся.

Так и не зайдя в замок, Рагнар в задумчивости проводил ладонью по шее своего коня. Что ж, оставалась лишь одна деталь для скрепления этого брака – брачная ночь. Он окинул взглядом башни своего замка, чернеющие в тьме ночи, а потом потрепал жесткую гриву коня. Напряжение так никуда и не ушло, скапливаясь гневом в груди. Сейчас его молодая жена являла для него в одном лице все вероломство и лживость своего народа, и у него не было ни единого желания даже прикасаться к ней, марать об нее свои руки. Завтра он подумает над тем, что же с ней делать: оставить узницей в замке или сослать в дальние земли. А пока…

– Собирайтесь, – крикнул он своей дружине, ожидавшей решения повелителя, – пора бы уже поймать этого вепря, что разоряет наши хозяйства.

Это была славная охота. Долгие поиски по следу, погоня по темному, почти непролазному лесу, а потом борьба с диким зверем. В эту ночь им попался зверь опасней – матерый волк, огромный, сильный, быстрый и умный. Рагнар бесстрашно бросался в бой со зверем, давая выход своей накопившейся ярости. Получив несколько глубоких отметин от острых клыков и когтей, он все же поверг хищника в бою, и теперь уставший, но успокоившийся, возвращался вместе со всеми в замок.

– Рагнар, следуешь древнему обычаю: везешь шкуру убитого волка невесте? – рассмеялся Олаф, а следом за ним и вся дружина.

Рагнар не удостоил их ответа, лишь только пришпорил своего коня. Меньше всего он думал о том, чтобы осыпать какими-то подарками маленькую мышку, следуя этим не исполнявшимся много веков обрядам.

Глава 4

День незаметно сменил собою ночь, только Айне казалось, что тьма все еще продолжала править. Серость за окном не могла скрыть приближения ненастного снега с вершин гор. В ее краях снег был не частым явлением, а потому его называли знамением и по нему запоминали важные события. «Это было в тот год, когда снег покрыл север Моргаша…» – так или несколько иначе обозначали вехи истории старожилы. Но в Зангре снег был привычным. Она видела из своего окна, как во дворе замка дети, помогая родителям в работе, носили хворост или везли на маленьких телегах вязанки дров. Те, кто был постарше, несли солому для настилов или теплые шкуры в дом, тащили огромные возы, набитые снедью, бочки с каким-то питьем. Жители Зангры готовились к ненастью.

– Кто-нибудь вообще следит за тем, чтобы в твоих покоях был зажжен очаг? – Недовольный голос Сениры разрезал тишину комнаты.

Айна сокрушенно вздохнула и поправила на плечах теплую меховую накидку, в которой пришла в земли Зангры – ничего другого, более теплого, у нее не было, а из тех скудных вещей, что она взяла с собой, едва ли нашлось что-то, что могло согреть. Девушка так и не сомкнула глаз ни ночью, ни уже прошедшим днем: сначала ее одолевали разные непрошенные мысли, беспорядочным несвязным роем сменявшие друг друга, а затем к чувству опустошенности добавился едва переносимый холод. Огонь в камине медленно умирал, отдавая последние крупицы своего тепла и превращаясь из пылающего алыми искрами сердца в серый пепел. Всеми оставленная, Айна с тщетностью подавляла в себе чувство страха. Ее мужу она была абсолютно безразлична, если даже не мерзостна. Эту ночь он предпочел провести вне стен своего замка вместе со своей дружиной. И на протяжении всего дня ни он сам, ни его слуги так ни разу не заглянули к ней, чтобы справиться о новой обитательнице замка. Из-за двери не доносилось ни единого Айна. В замке ее отца слуги всегда пусть и невидимо, но все же ощутимо присутствовали в каждом крыле, неустанно исполняя свою работу. Их всегда выдавал негромкий топот или шарканье о каменный пол, легкое насвистывание мелодии, редкие громыхания переставляемых предметов либо короткие переговоры. Здесь же было иначе. Тихо. И оттого жутко.

Появление Сениры развеяло тревоги. Айна только сейчас поняла, насколько страшно ей было оставаться одной в темной холодной комнате. Она надеялась, что ее прислужницу-няню разместят вместе с ней, но Сениру с Виленом повели в иное место. И ей оставалось лишь только гадать, что с ними станется.

– Сенира, – с тщательно скрываемым облегчением произнесла девушка, потому что ей не хотелось тревожить и печалить старую нянюшку своими переживаниями и печалями, – где ты была? Я думала, ты придешь раньше. А Вилен? Где он?

– Этот упрямец отправился изучать замок, – голос Сениры не скрывал недовольства, вызванного, по видимому, предшествующей перебранкой со стариком. – Только гнев на наши головы навлечет. Говорила ему, не ходи, еще не улегся гнев правителя. Нет же, ушел. И где теперь его искать? А ну как Рагнар решит, что старик шпионит? Ай… – И старая женщина обреченно отмахнулась рукой.

Айна с беспокойством вслушивалась в ворчание старой Сениры, понимая, что Вилен и правда поступил очень безрассудно. Вчера Рагнар ясно дал понять, что при малейшем подозрении расправа будет очень скорой и никаких надежд на милосердие не будет. Девушка в тревоге стала мерить шагами комнату, сжав до побеления пальцы, и то и дело останавливалась, чтобы прислушаться к чему-то за дверью.

Сенира хлопотливо изучала комнату своей молодой госпожи, заглядывая в сундуки, стоящие вдоль стен. Там она нашла теплые накидки и платья – простые, без роскоши, но достаточные для того, чтобы не замерзнуть в эти холода. Айна не озадачилась осмотром комнаты, всех тех вещей, которые находились в ней, поисками чего-нибудь из теплых вещей. Она даже не задумывалась о том, что со вчерашнего вечера никто так не побеспокоился о том, чтобы принести хоть немного еды для нее.

Не задумывалась до тех пор, пока в комнате не появился Вилен. Он поставил на один из сундуков корзину и открыл тряпицу, накрывавшую сверху содержимое. При одном только взгляде на принесенное, Айна почувствовала, как судорожно сжался от голода желудок.

– Где ты это взял? – не смогла скрыть взволнованного удивления она.

– Ешь, девочка, – по-отечески мягко произнес старик и принялся доставать все из корзины. Холодное вяленое мясо, краюшка хлеба да кувшин с молоком. – Все, что удалось раздобыть. Сенира, на твою долю тоже хватит.

–Вилен, только не говори, что ты… – Айна с сомнением посмотрела на старика, но тут же была остановлена.

– Не украл, не бойся, – усмехнулся он, вручая ей кусок мяса и отломанный край хлеба. – Иногда словами можно добиться большего, чем силой и ловкостью. Пока твой муж развлекает себя охотой, его слуги и знать не знают своих обязанностей по отношению к жене своего повелителя.

– Вилен, ты и сам прекрасно понимаешь, что мне этот титул не принадлежит. Да и ни к чему он мне. Что он мне принес? Оторванность от родных земель, ненависть мужа и его народа. В довершение ко всему еще и вы с Сенирой получаете то же самое.

Старик бережно обнял хрупкую девушку и прижал к себе, словно укрывая от печальной доли. Он гладил ее золотистые волосы и тихо приговаривал:

– Ну-ну, девочка, не горюй. Первое время после перемен всегда самое тяжелое. Потом станет легче. Потом все образуется.

– Образуется ли? – с сомнением спросила Айна.

Вилен лишь только уклончиво ответил:

– В этой жизни все переменчиво.

В дверь негромко постучали, и следом в комнату вошел мужчина средних лет, одетый в простую теплую одежду, выдававшую в нем крестьянина, работавшего при дворце. Он принес в комнату огромную вязанку дров, которую тут же положил возле очага, и принялся заново разжигать огонь. В полном молчании, не выдавая никаких эмоций, он доделал свою работу и так же молча удалился.

– Ах ты старый проныра, – охнула Сенира, – даже не говори, что это не твоих рук дело.

Вилен загадочно ухмыльнулся.

– Женщина, тебя это не должно волновать. Мужское дело – обеспечить едой и теплом, а каким образом это добудется, не ваша забота.

– А отвечать потом за твои поступки кто будет? – не унималась Сенира. – Все мы? Попадешь под немилость Рагнара… Он нам поблажек не даст…

– Уймись, Сенира, – грозно шикнул Вилен.

Сколько бы ни серчала и ни бранилась Сенира на старика, все же не могла она не восхищаться его заботой о маленькой хрупкой девочке, так отличающейся от ее жестокосердного отца – правителя Моргаша. С тех самых пор, как Вилен появился рядом с малышкой, он не переставал быть ее верным стражем и наставником, всегда готовым оберегать ее от злых нападок. Удивительное дело, как он менялся рядом с девочкой, как его суровые черты разглаживались, а глаза приобретали яркий моложавый блеск. Айна была, пожалуй, единственной, кто нисколько не боялся этого хмурого старика. Привязанность этих двоих друг к другу была просто поразительной. Вилен заменил девочке отца, отдавшего малютку на полное попечение Сенире и совершенно не интересовавшегося ею. Между ними установилось удивительное взаимопонимание, неподвластное никакому объяснению. И Сенира нисколько не удивилась тому, что Вилен последовал следом за Айной: он считал себя ее защитником, а значит он будет оберегать ее до последнего своего дыхания.

На другой день в комнату Айны принесли и еду, и дрова для очага, и теплую одежду с тяжелыми меховыми накидками.

* * *

Бесконечные долгие ночи сменялись бесконечными днями. Без намека на просвет, будь то солнечный свет или людское отношение. Она была здесь не просто чужой, она была врагом. Это читалось в каждом жесте, каждом косо брошенном на нее исподлобья взгляде, в молчании, тяжелой пеленой окутывающем ее. Даже слуги, вынужденные в силу своих обязанностей проявлять услужливую вежливость и участие, никак не пытались скрыть своего отношения к чужой. Ни один из них не выказывал должного почтения, полагаемого по отношению к жене своего повелителя. Каждый в замке знал, что этот брак был навязанным условием установления первых шагов к миру между двумя землями. Айна понимала, что к ней сейчас относятся скорее как к обузе, которую никто по своей воле не желал держать у себя, но и просто отказаться тоже не имел возможности. Ужаснее всего в ее положении было чувствовать себя жалкой нахлебницей. Было стыдно брать чужой хлеб, греться у чужого камина и понимать, что, по сути, она занимает чужое место, так как Рагнар рано или поздно выбрал бы себе в жены достойную его девушку. Выбрал бы сам. А сейчас ему приходится терпеть ее присутствие в собственном замке, в своих родных землях.

Недели складывались в месяцы, долгие, одинокие, наполненные тоской по дому, по тем, кто был ее семьей, а теперь остался по ту сторону границы и теперь уже должен зваться врагами. Айна была здесь совершенно одна, если не считать присутствия рядом с ней Сениры и Вилена. По собственной воле разделившие с ней участь, они молча сносили все трудности доли чужаков. Гордость не позволила им принимать свой хлеб даром, а потому верные спутники девушки без тени стеснения стали исполнять посильную работу, которую им могли доверить: Сенира чистила котлы и посуду на кухне, Вилен разносил по комнатам и залам дрова, выполнял нехитрую плотницкую работу. Лишь только Айне не позволяли заниматься, как всем казалось, тяжелой работой, не подобающей жене правителя. Хотя она сама прекрасно понимала, с чем это было связано: Рагнар избегал малейшего повода быть обвиненным в неподобающем отношении к своей жене, дочери правителя Моргаша. Любой конфликт означал нарушение договоренностей и мог повлечь за собой новые кровопролития.

День ото дня у Айны все больше крепла мысль, что она похожа на пленницу в этом замке: ни прав, ни обязанностей. Все, что ей оставалось – лишь только влачить жалкое существование, лишенное всякого смысла и пользы. Девушку удручало, что Сенира с Виленом, несмотря на свои годы, вынуждены были работать здесь наравне со всей прислугой, дабы никто не смог попрекнуть их троих в куске хлеба. Ну и что с того, что она дочь правителя Моргаша? Здесь она НИКТО. Для них нищая, убогая или падшая соплеменница всегда будет на ранг выше нее. Они все считали ее избалованной наследницей, и никому невдомек было, что свое право быть сытой и греться у теплого очага Айна зарабатывала даже в стенах замка своего отца, так ни разу публично и не выказавшего своего отцовского отношения к ней. Айна умела не хуже любой ткачихи и белошвейки починить одежду. Ее расшитые рубахи и сарафаны украшали в праздники не одного слугу. Она вполне могла бы справиться и с более тяжелой работой, да только Сенира всегда зорко следила за принцессой, не позволяя ей портить руки. «Ты дочь правителя, – выговаривала ей нянюшка, – и не должна портить свою красоту работой, на которую есть слуги». Айна всегда горячо возражала. Если бы ее красота была нужна отцу, он бы держал ее при себе, как это было с Бродикой, а не отослал от себя подальше.

Бродика. Айна вздохнула и горько улыбнулась: ее сестра точно не смогла бы принять уклад здешних мест. Привыкшая к роскоши вокруг себя, к восхищенным взглядам и немедленному исполнению всех своих прихотей, та не стала бы молча сносить лишения и немедленно затребовала все то, что составляло размеренный уклад ее жизни. Успев оценить отношение жителей Зангры к себе, Айна не сомневалась, что такое поведение вызвало бы еще большую волну негодования и ненависти к «навязанной» жене своего правителя. Мир не может вертеться вокруг одного человека. Тем паче, что в сложившихся обстоятельствах следовало забыть о собственном эгоизме.

Недолгие прогулки во дворе скрашивали однообразные дни. Айна в печальном одиночестве, под острые провожающие взгляды, обходила двор, пока не выучила все его закоулки настолько, что даже с закрытыми глазами смогла бы проделать тот же самый путь. Маленькая, хрупкая, кутавшаяся от непривычного мороза в свою накидку, девушка медленно мерила шагами расстояние вдоль стен, опустив взгляд к земле под ногами. Узница. Самая настоящая узница положения. Не жена, не пленница. Никому не нужная: ни отцу, ни мужу, ни двум народам. Но в ней был ключ к сохранению хрупкой надежды на мир. Первое время Айна часто задумывалась, куда же исчезла Бродика. Сестра по всем разумным доводам должна была стать женой Рагнара, потому что была старшей. Отец до последнего не оповещал никого и пропаже дочери, и даже большинство верных его подданных ничего не знали. Он сохранял на лице маску спокойствия, не подавая никому ни единого повода усомниться в том, что сделка состоится. О таинственном исчезновении сестры Айна узнала лишь накануне. От отца. Это была их последняя встреча. Она никогда не забудет, с каким поразительным спокойствием и выдержкой тот отдал приказание готовиться к отъезду. А потом даже не пришел попрощаться и сказать наставительное отцовское слово. Ее еще долго будет терзать вопрос, было ли ему тяжело в тот момент или же он абсолютно не волновался о ее судьбе. Ее отец всегда был для нее загадкой. Незнакомым и чужим человеком.

***

Погруженная в свои мысли, Айна не заметила, как дошла до заднего двора, где располагались конюшни и кузница. Здесь кипела работа, а потому на появление непрошенной гостьи никто не обратил внимания. Конюхи выводили лошадей на прогулку или загоняли только что вернувшихся в стойла, тщательно обтирая бока и шеи животных от проступившего пота. Юные помощники до блеска начищали шкуры животных, расчесывали их гривы и убирали стойла. Все животные были подобраны с особенной тщательностью: статные, выносливые – такие способны выдержать многодневные изнуряющие переходы. Должно быть, этими потрясающими животными гордились не только воины, но и сам правитель.

На конюшне все были заняты своей работой, и приход Айны остался незамеченным. Девушка неслышно ступала по разбросанному соломой полу, стараясь не тревожить ни людей, ни животных, однако для последних появление неожиданной гостьи не осталось незамеченным. Чуткие уши навострились, а головы повернулись в ее сторону. Айна постаралась как можно быстрее пройти, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но все же конюхи, уловив настороженное поведение своих подопечных, успели заметить нежданную посетительницу.

Пытаясь спрятаться от любопытных взглядов, Айна ускорила шаг. Однако направилась она не к выходу, а, напротив, вглубь конюшни, словно что-то неведомое тянуло ее туда, и лишь дойдя до самого конца, девушка остановилась, привыкая к царившему там полумраку. Было тревожно. Негромкое фырканье где-то впереди в темноте вызвал легкий озноб страха. Но постепенно глаза привыкли к полумраку и теперь смогли различить нечто, сокрытое в углу. Айна сделала маленький шаг навстречу и снова остановилась. Огромная темная лошадь лежала на полу, едва находя в себе силы повернуть голову в сторону вошедшего. Животное чуть повело носом, втягивая ноздрями из воздуха запах гостьи, и настороженно стало водить ушами. Айна пораженно смотрела на несчастное создание. Жалость стремительно наполняла ее, раздирая чуткое сердце.

– Брайс, – раздался сзади незнакомый мужской голос.

– Что? – девушка ошарашено обернулась и встретилась глазами со взглядом крепкого высокого мужчины. Она не слышала, когда он подошел, и его внезапное появление, равно как и вид несчастного животного, заставили ее растеряться.

– Его зовут Брайс, – пояснил мужчина.

– «Быстрый»? – озвучила девушка значение имени.

– Да. Это конь Рагнара. Он был любимцем правителя.

– Что с ним сталось? – Айна вновь обернулась к больному животному и заметила, как тот внимательно вслушивается в человеческую речь.

– Незадолго до свадьбы с вами, принцесса, отряд Рагнара попал в окружение на скалистых землях на границе. Рагнар был сильно ранен, и Брайс вынес его с поля боя. Вернулся с остатками отряда и тут же упал без сил. Поразительное животное. – В голосе мужчины звучало неприкрытое восхищение. – Он нес раненого хозяина несмотря на то, что сам был сильно ранен стрелами, истекал кровью и вывернул ногу. К сожалению, ему уже не помочь…

– Что значит не помочь? – Айна поразилась такой несправедливости. Неужели Рагнар настолько бессердечен, что позволил бросить погибать того, кто его спас. Неужели любимцами могут быть только сильные и полезные?

– Боюсь, что не в наших силах вылечить его. Мы бессильны. Последние несколько дней Брайс ничего не ест и даже от воды отказывается.

– Неужели совсем ничего нельзя сделать? – так говорило ее сочувствие к страданиям животного.

– Все, что можно было сделать, уже сделано, принцесса.

– Не называйте меня так, – тихо сказала Айна, – это не мой титул.

Она приблизилась к Брайсу, опустилась перед ним на колени и протянула руку. Конь слабо ткнулся носом в ее ладонь и шумно вдохнул ее запах. Громко фыркнул и снова вдохнул. Его печальные глаза неустанно следили за ней.