Полная версия
Осенний полонез. Сборник рассказов. Лирика, драма, ирония, юмор
И тут Петровичу привалило везение! Началось с учебников по бухгалтерскому учёту. Их скупила молодая парочка за приличную (по мерке Пофигеева) цену. Затем стало продаваться всё остальное: старая, но добротная магнитола, ещё новый фотоаппарат “Зенит”, поношенные женские сапоги… Получив первый капитал, Афиноген, припомнив былой советский опыт – быть ближе к начальству, потратил его разумно: установил контакт с директором рынка, строгим грузином, и его замом, добродушным армянином, бывшим участковым. “Контактные” деньги ушли не даром, и вскоре Пофигеев торговал в первом ряду у входа, недалеко от киоска Параски. Ещё через месяц, когда обильно полетели жёлтые листья, чаще стал досаждать дождик с ветром, а солнце словно забывало о своих обязанностях – радовать людей и землю теплом и светом – Афиноген установил большую палатку с ходовым сладким ассортиментом: конфетами, печеньями, халвой и иже с ними.
К весне взял кредит в банке и построил на территории рынка магазинчик, в котором торговал всем, начиная от хлеба и заканчивая широчайшим набором спиртного! Теперь уже баба Параска поглядывала на удачливого дельца с уважением и скрытым недоумением. У самой же бабули дела стали паршиветь, мягко говоря, день ото дня… Киоск обветшал и требовал ремонта, пышная девица-реализатор похудела, уже не улыбалась, сошлась в греховной связи с грузчиком и стала спиваться. Пришлось помощников рассчитать и самой стать за прилавок. Поездки на такси прекратились…
Увлечённый нагрянувшими успехами, Пофигеев этих метаморфоз со своей деловой “крёстной” не замечал. С утра до вечера он мотался по городу, расширяя круг поставщиков товара до границ области, с намерением махнуть и дальше, а там и за… Естественно, купил подержанный “жигуль”, нанял шофёра, подумывал о собственной фирме и шикарном офисе! Жена и дочь радовались, а бывшие коллеги по бухгалтерии, посещая Пофигеев магазин, пучили глаза, губы, животы и долго обсуждали увиденное. Фрося Сиплая после такой экскурсии вообще на неделю слегла… от отравления польской колбасой одесского варианта изготовления.
И вдруг процветание сначала затормозилось, а потом стало пятиться, как тот рак, назад.
Ещё в мае, когда отгремели праздничные победные марши второй мировой, подстрелили директора рынка!… Может обстановка праздника навеяла кое на кого воинственный пыл, может, повлияли приближающиеся свободные, демократические выборы и началась борьба за места во власти, но и зама директора, бывшего участкового-армянина, тоже наказали. Бедолагу побили… больно и акцентировано: сдвинули влево нижнюю челюсть, оторвали половину правого уха, подбили оба глаза и намяли рёбра. Пока рыночное начальство залечивало и зализывало раны в больнице, их сменили. Новый директор рынка, молодой парень – косая сажень в плечах и бездонная пустота в глазах – сразу же заинтересовался Пофигеевым торговым местом, его законностью расположения на рыночной бесценной площади! Затребовал документального подтверждения…
Пришлось Афиногену Петровичу раскошелиться, но сумма компромисса с новой властью оказалась такой, что бизнесмен не спал несколько ночей, думая, где взять столько “зелени”. Пришлось пойти на непопулярные меры: сократить ассортимент товара, снизить зарплату работникам, уволить шофёра и, главное, влезть в долги…
Не успел приспособиться к новым хозяевам, как нагрянули проверки: санитары, пожарные, налоговики… После очередной такой “очистительной” встряски, взбудораженный, вспотевший, со слабостью в ногах, зашёл в кафе-забегаловку выпить пивка и снять напряжение. Подошёл к столу, за которым основательно расположился мужичок неопределённого возраста. Неопределённость создавала роскошная борода и всколоченные волосы с лёгкой проседью. Мужик одолевал очередной бокал и с видом бывалого завсегдатая таких заведений степенно разделывал высохшую, тощую тарань.
– Свободно? – устало кивнул бородачу Пофигеев.
– Присоединяйся… – прошамкал тот, пережёвывая кусок рыбы.
Уже после первой кружки пива, употреблённого Петровичем, они разговорились. Захарыч, так звали бородача, оказался человеком толковым, много повидавшим и немало знавшим. Он, как недавно отлученный от церкви священник, странствовал по стране в поисках правды и истины бытия земного! В данный момент временно проживал у набожной старушки, а средства к существованию добывал целительством, предсказаниями, пророчествами и иными магическими деяниями.
– За сие и отлучили неправедно от святой церкви! – горячо высказался Захарыч и перекрестился. – Но я зла не держу, хожу с богом в душе и людям помогаю словом пророческим. – Он поднял глаза к потолку. – Да будет воля твоя… Аминь!
– Так ты, брат, провидец? – восхитился захмелевший Пофигеев.
– Провидец не провидец, а человека и его судьбу вижу насквозь!
– Да ну! – ещё больше оживился Афиноген. – И про меня можешь рассказать?
– Ежели с Богом в душе… – задумчиво протянул Захарыч. – Ты только вошёл в сие греховное, но для некоторых заблудших весьма полезное, заведение, а я уже увидел над тобой роковой ореол злого сглазу!
– Ну-ну… – заёрзал в нетерпении Афиноген Петрович, допил остаток пива и заказал ещё… на двоих, – что там за сглаз такой?
– Страдаешь ты последние дни душой и телом. Плохо спишь, дела твои пошли не убыль…
– Точно! – даже привстал Пофигеев и вытянул лицо во внимании. – Неужели кто-то сглазил? Ведь так удачно всё складывалось… А можешь подсказать, как этот сглаз убрать и что за тварь мне пакостит?
Захарыч неторопливо сделал глоток пива, обсосал рыбью косточку, хитро сощурился и сказал со значением:
– С божьей помощью всё можно… Но… пусть простит меня Господь, такое деяние требует некоторого количества… бренных бумажек.
– Бумажек? – поник Пофигеев, но тут же оживился. – С деньгами у меня туго, но если будет результат, то не обижу!
Так эта необычная сделка и состоялась, да и запросил Захарыч за услугу совсем по-божески… для начала. Допив пиво и закончив с рыбой, мужики отправились к месту проживания лекаря-прорицателя, то есть к божьей старушке. Здесь, в низенькой комнатушке, обвешанной иконами на все вкусы и запросы, Захарыч устроил свой лечебный кабинет, или “келью для таинств”, как он высказывался.
Последние лучи заходящего солнца робко запрыгали по полу, перемещаясь на святые лики, когда Пофигеев уселся на стул под строгим Николаем-угодником и стал морально готовиться к таинству. Захарыч переоделся в разукрашенный крестами балахон, отдалённо напоминающий рясу, зажёг свечи, благовония, взял в левую руку кадило, а в правую – массивный крест с распятием Христа, и начал сеанс. В течение процесса вывода порчи, периодически появлялась молчаливая хозяйка, которая подносила Захарычу самые различные предметы: пучок конских волос, золу, птичий помёт и иное. Сама бабушка выглядела важно и степенно: круглое без морщин лицо, обрамлённое чёрным ситцевым платком, и такого же цвета длинный, до пят, халат. Все действия она производила сурово и торжественно, сверкая в племени свечей бесцветными зрачками.
Обстановка потусторонности, дым от свечей и благовоний, неожиданный бас Захарыча, которым он монотонно читал молитвы, кружась в загадочном танце вокруг исцеляемого, вместе с выпитым пивом ввели бухгалтера-бизнесмена в полуобморочное состояние.
От движений бывшего священника веяло чем-то спиритическим. Афиногену Петровичу стало казаться, что он уже на той стороне: комнатушка стала напоминать туннель с пятнышком света в конце. Тем не менее, от молитв Захарыч вскоре перешёл к членораздельной речи.
– Женщина! – воскликнул он. – Отчётливо вижу женщину!
На эту реплику Пофигеев среагировал соответственно – его стало корчить, как после солидного перебора в спиртном деле.
– Ага! – стал злорадствовать знахарь. – Выходит нечистая лиходейка! Имя видется яе, имя!
Пофигеев стал приходить в себя и воскликнул:
– Неужто Фроська Сиплая?
– Не… – послышалось в ответ. – Не “ф” кажется, а что-то на ворота схожее.
– П-п… Параска?
– Сие ближе! – злорадствовал далее целитель и вдруг прекратил свой колдовской танец и устало опустился на соседний стул.
Пока он вытирал пот со лба, полностью вернулся на землю и Пофигеев. Так и выяснилось, кто напустил порчу на успешный бизнес бухгалтера. Он вспомнил косые взгляды бабули-соседки, её частые посещения магазина с настороженным лицом и хмурым взглядом.
– Вот сатанинская баба! – возмутился Пофигеев. – Из-за неё такую работу бросил, своё дело наладил, а она ещё и пакостить мне вздумала. Ну, погоди же!
– А вот тут не спеши, мил человек, – хитро заулыбался Захарыч. – Клин надо, конечно, вышибать клином, но по разумению. Ты возвращайся к делам, принеси денежку за содеянное исцеление, дабы упрочить эффект, тогда и продолжим. Сам ничего не предпринимай, так как можешь усугубить и сделать ещё хуже.
Этот разговор и стал началом хлопотных дел по борьбе Пофигеева с порчей, которую, по версии Захарыча, на него напустила баба Параска.
Заняв ещё денег, он рассчитался с целителем и приступил к осаде пакостившей бабули. Первое, что нужно было сделать – добыть пучок её волос. В этом и состояла главная трудность. Один бы волосок – не проблема. А пучок… Выручила известная на рынке скандалистка Нинка-пирожница. Будучи в питейном состоянии, она заводилась сходу, безо всякого оборота, и сразу же хватала жертву за волосы (это был её фирменный конёк).
Увидев Нинку, которая расторговалась, уже разогрелась и была на взводе, Пофигеев вспомнил, как она лихо выдирала волосы у рыночной дворничихи Катьки. План созрел тут же…
Широко улыбаясь, Афиноген умело протиснулся между покупателями и подошёл к женщине, которая уже водила белесыми очами и угрожающе облизывала губы.
– Как торговля? – задал мужик стандартный вопрос, на всякий случай держась в стороне.
– Как в Одессе: сколько не торгуй, всё равно получишь хрен без мака! – с вызовом ответила грозная Нинка и задышала интенсивнее, раздувая ноздри как тигрица перед прыжком.
– Не говори… – заторопился Петрович, оглянулся и смело наклонился к уху скандалистки: – Параска втихую делает тебе антирекламу: мол, печёшь ты пирожки из кошачьего мяса… Но это по секрету, между нами…
Однако дальнейшее уже не зависело от воли Пофигеева.
Ошалело выпучив глаза, на время потеряв дар речи, скандалистка даже не стала уточнять полученные сведения и, решительно развернувшись, приняв боевую стойку, походкой дикой кошки направилась к киоску Параски. Афиноген Петрович, как и положено стукачу, смешался с покупателями и заторопился к месту действия с другой стороны. На эти перемещения он потерял всего несколько минут, но чуть было ни опоздал. Киоск Параски уже окружала нарастающая толпа зевак, неравнодушных и любопытных, а сам рукопашный мордобой без правил разворачивался прямо на входе в рынок. Это и спасло бабушку: когда третий клок её накрашенных волос, отлетал в сторону, когда Нинка уже повалила несчастную и выдала такой мат, что толпа зрителей восхищённо-одобрительно заревела, появился сам директор. Косая сажень в плечах, рост под арку рыночных ворот позволили ему снять пирожницу с поверженной бабушки, как кошку с другой кошки. Пока происходило выяснение отношений и улаживание конфликта, Пофигеев успел завладеть одним из пучков Параскиных волос, разбросанных по полю битвы, и поспешно ретироваться. Он справедливо полагал, что взведенная Нинка уже забыла, кто ей подкинул информацию про Параскину антирекламу, так как для скандалистки был важен сам процесс, а не его причина. Оторванная от жертвы, она быстро успокоилась, покаялась перед начальством и предложила Параске выпить мировую. Пострадавшая не стала усугублять ситуацию и согласилась на литр пива. Директор остался доволен исходом и удалился на рынок. Только толпа зрителей недовольно роптала от быстрой развязки и ещё долго не расходилась, надеясь на продолжение представления.
Длинные, мохнатые тени от заходящего солнца зловеще укрыли землю, дороги и суетящихся людей, когда Пофигеев принёс волосы пакостливой бабули к Захарычу. Целитель-предсказатель со злорадной ухмылкой принял предмет “таинства” и степенно удалился в свою комнатушку. Афиноген Петрович в нетерпении стал прохаживаться по двору. Дневное напряжение спадало и ему казалось, что всё должно вскоре измениться и наладиться к лучшему. В голову нахлынули прежние планы насчёт фирмы и офиса, шофёра, секретарши… Даже под сердцем ёкнуло и потеплело. Зажглись уличные фонари, где-то пропел петух. Пофигеев прикрыл глаза… Голос Захарыча оторвал от сладких грёз.
– Получай отворотное зелье! – стоя в дверях, демонстрировал он целлофановый пакетик с тёмной смесью и, выпятив вперёд бороду, светился полным довольством. – Давай-ка присядем, и я растолкую, как сим воспользоваться.
Они уселись на подгнившую лавочку под старым абрикосовым деревом, и Петрович внимательно выслушал инструкции целителя. Оказалось, что всё не так просто. Вначале нужно выбрать лунную ночь и, глядя на бледный лик спутника, трижды прочитать заговор над зельем, а затем подкинуть его Параске под подушку! Всё сделать до утра, иначе порча бабули не состоится, после чего может случиться всякое.
– Ежели отступишь от сказанного, заговор может перевернуться…
– Это как? – забеспокоился Пофигеев.
– А так, вверх ногами, как у людей. И куда оно потом вывезет… можно только гадать!
– Может не стоит рисковать? – засомневался и опять не вовремя вспотел бывший бухгалтер.
– Не… отступать уже нельзя: костёр горит – варево кипит и каша варится! Да ты шибко не кручинься: я ещё разок прочитаю молитвы за успех содеянного и всё получится!
С таким напутствием, не забыв взять положенные денежки, Захарыч и выпроводил дельца.
Как назло – зачастили дожди! Луна только изредка, как продажная девка, подмигивала из-за армады туч и кокетливо пряталась. “Вот ты напасть! – мысленно сокрушался Пофигеев, поглядывая на серое небо и вытирая дождевые капли с посиневшего носа. – Когда ж ты потаскуха покажешься? И дожди, будто всё лето собирались с духом, а теперь их прорвало, проклятых!” К тому же торопили и торговые дела, которые катились по наклонной вниз. Всё было готово к осуществлению возмездия и только романтическая спутница всех влюблённых задерживала. Да, Пофигеев даже непростой вопрос с подушкой уладил, подружившись с внуком Параски – Данилкой.
Мальчик на следующий год собирался ходить в школу и интенсивно отдыхал от мыслей о будущей учёбе и от своих родителей – сына Параски и его второй жены – уехавших отмечать бархатный сезон в Крым. Пока бабушка боролась за процветание на рынке, Данилка руководил дворовой малышнёй. Такое благое дело не всегда заканчивалось благополучно, и пришедшая в конце дня бабушка частенько давала взбучку бойкому мальчику за синяки, порванные брючки, сломанную машинку и т.д. Непростые отношение двоих родственников Пофигеев с удовлетворением подметил и решил использовать в своих целях.
Откладывать дальше было некуда, и он на следующий день, когда дождик приутих, лужи и грязь на асфальте стали подсыхать, подошёл к мальчику…
Данилка в это время заканчивал организацию игры по штурму песочной крепости. Песок был мокрый, так что крепость получилась внушительной и устойчивой. Малыши, разделённые на две группы – “троянцев” и спартанцев – усиленно готовились к бою. Защитники Трои таскали баклажки с водой, куски грязи, уже палили бумагу, а нападающие спартанцы выламывали из кустов сирени палки-копья, лепили песочные камни, таскали из кучи мусора куски фанеры как будущие щиты… Похоже, сражение обещалось быть не шуточным.
– Привет начальник! – по-свойски, как к взрослому, обратился Пофигеев к мальчику, который отдавал последние указания.
– Привет… – солидно ответил Данилка, с подозрением взглянув на дядьку.
– Видать драка будет серьёзной?
– Да не… мы шутя, – лукаво блеснули серые глазёнки, – но весело и нескучно.
– Однако потери наверняка будут, и бабушка вечером сделает разнос…
При упоминании о строгой бабуле Данилка кисло искривился и с неодобрением посмотрел на плешивого дядю. Воинственный пыл и боевое настроение паренька явно сникли.
– Против всякого яда есть противоядие, – выждав паузу, мудро высказался Пофигеев. – Отойдём-ка в сторонку, я расскажу, как обуздать строптивую бабушку – будет как шёлковая…
Внимание взрослого человека и его заманчивое предложение польстили и покорили Данилку, и он согласился выслушать участливого дядю.
Наконец тучи рассеялись, ветер стих, и показался обломок луны. Афиноген Петрович как раз заканчивал ужин. Жена уже мыла посуду и делилась последними уличными новостями. Дочь перед этим “порадовала” проблемами учительницы немецкого языка, которой пацаны подложили на стул клей, похихикала по этому поводу и ушла смотреть телевизор. Увидев сквозь застиранные занавески ущербную луну, Пофигеев подскочил, как ужаленный гремучей змеёй, и кинулся к себе. Жена только проводила мужа удивлённым взглядом.
В густой посадке, которую Афиноген Петрович присмотрел уже давно, он добросовестно три раза, не отрывая глаз от ночной проказницы, прижимая пакетик зелья к сердцу, прочитал заветные заклинания… Потом была тайная встреча с Данилкой, и процесс отворота вступил в активную фазу!
Помогло сразу! Торговля, особенно алкоголем, пошла так бойко, что к концу дня наметился его дефицит, а муку с сахаром размели ещё раньше. Пересчитывая вечером выручку, которую представила инфантильная продавец-реализатор Люська, по кличке Тормоз, Пофигеев даже подрагивал от возбуждения. “Вот оно! Вот… Теперь держись, Параска!” Разомлевший от сладких мыслей, полный новых планов, он не помнил, как пришёл домой. Был особенно мил и внимателен со своими домочадцами, много ел и даже выпил рюмку сухого вина. Долго не ложился спать, что-то вычитывал из брошюры по уголовному праву, писал на бумаге простые формулы и бойко клацал кнопками калькулятора, в который раз пересчитывая дневную рекордную выручку.
Ночью спал плохо. В голову лезли навязчивые мысли, как расширить дело. Он то выбивал новый кредит, то занимал деньги у Считаева, то перед киоском Параски вместе с Захарычем собирал милостыню в чёрную шляпу, а Фрося Сиплая простуженным голосом призывала его одуматься и бросить торговлю… Под утро приснилось, что он полетел на луну, а попал в турецкий бордель! Проснулся весь в поту, обнимая и комкая подушку (жена похрапывала, отвернувшись спиной).
Досадуя, находясь под впечатлением сна, сел на кровати, и машинально стал поправлять измятую подушку… Приподнял её и обомлел! Даже левая нога и рука занемели, а между лопаток не вовремя заструился пот… Из-под края простыни выглядывал пакетик с тёмным порошком, тем самым, над которым Пофигеев так усердно колдовал последние дни! “Конец котёнку!” – ударило жаром в виски и крутануло сверлом в затылке.
Тут стал припоминать, что Люська-Тормоз, закончив сдавать выручку, сунула своему хозяину пакетик с молотым чёрным перцем собственного приготовления. Ещё и наставляла:
– Такого перца Вы нигде не найдёте! Хоть сало поперчи, хоть яичницу, хоть любое другое солёное, жареное, пальчики потом откусите, до чего вкусно!
– Вот, откусывать бы не надо! – заупрямился, было, начальник и тут же забыл про перец, думая о своём замысле.
“Неужели перепутал пакеты?… – завертелась горестная мысль. – Сегодня же уволю Люську! Но как я отворотное зелье сунул себе…? Вот загадка…”
Пофигеев плохо разбирался в психологии и не знал, что в данном случае сработало подсознание: он так усиленно обдумывал весь процесс избавления от порчи, так часто проигрывал в уме заклинания при луне и закладку зелья под Параскину подушку, что не только перепутал пакеты, но и машинально сунул отворот под собственную подушку! Впрочем, народная мудрость: не рой яму другому… – к происшедшему, возможно, имеет большее отношение.
Кое-как умывшись, наспех позавтракав, расстроенный Пофигеев отправился на рынок в свой магазинчик, в глубине души надеясь – авось пронесёт! Но… пророчество Захарыча, про то что зелье может перевернуться вверх ногами, сбывалось уже у входа: возле киоска Параски стояла строительная техника, суетились рабочие, роя траншеи под фундамент чего-то большего, чем новый киоск. Сама бабуля, как молодая, разметав крашенные (правда, реденькие) волосы, с деловой, счастливой улыбкой бегала вокруг разворачивающейся стройки.
Между лопатками рекой лился пот, ноги дрожали, а во рту сохло, как в прошлогоднюю жару, когда Пофигеев подходил к своему торговому месту. Навстречу ему спешила Люська с радостным выражением лица:
– Афиноген Петрович! На всё спиртное, муку и сахар взлетели цены! А у нас нулевой остаток… надо делать переоценку… срочно ехать на базу…
По мере того, как начальник приближался, радость на лице продавца тускнела, а речь замедлялась. Дело в том, что Люська ужасно любила торговый момент, когда цены росли. Тогда работы становилось меньше, а “левака” больше. Мертвенные глаза хозяина, сизая бледность его щёк испугали её. Пофигеев подошёл к Люське, глянул на неё так, что женщину обдало январским морозом до самых пят, и устало опустился на ступеньки магазина…
Через неделю, распродав всё до кирпичика и последней бутылки с водой, не до конца рассчитавшись с долгами, Пофигеев Афиноген Петрович, бывший бухгалтер угольной шахты, несостоявшийся бизнесмен, работал подсобным рабочим и счетоводом по совместительству на малом предприятии ООО “Дёргвоздь”. Оное занималось выдёргиванием из “бэушных” деревянных изделий гвоздей, их последующим выравниванием и сбытом по сходным ценам. “Дикий” колхозный рынок Пофигеев обходил соседней улицей.
Рэкетир
Саньку Смурого провожали в город на ПМЖ (постоянное место жительства). Плохого в таком решении ничего не было, будто бы. Но основные, глубинные его причины далеко не радовали: колхоз развалился, зачатое на его обломках товарищество сельских производителей так и не вышло из бумажного состояния, а фермерство не светило, даже тускло, ввиду отсутствия средств, финансовых, технических и, главное, предмета труда – земли. По телевизору и в других СМО (средствах массового одурачивания) государство постоянно кого-то поддерживало, кому-то выделяло, иногда снабжало, но деревню с интригующим названием Закусово эти благородные порывы стойко обходили стороной.
Выручало, разумеется, личное подворье с огородиком, курами и поросёнком, иногда костлявой коровкой. Посему, когда случалось употребить горячительный напиток, то закусяне имели, чем закусить и даже приветить гостя. Однако для молодёжи, особенно активной, наполненной крестьянской энергией и силушкой, простору было маловато.
Указанное выше событие – проводы – происходило в начале лета. Дожди, похоже, позабыли эти края, отчего трава раньше времени пожухла, а вишни, яблони и другие “плодоносящие” уныло поникли ветвями. Лишь при внимательном осмотре на них можно было заметить сморщенную вишенку или яблочко чуть большего размера, или высохшую сливу.
Расположились за грубо сколоченным столом в старом саду, под раскидистой яблоней, которая хоть как-то укрывала от солнечных, разящих лучей. Помогал пережить жару случайный ветерок-сквознячок, снующий между деревьями в вечных поисках чего-то, человеческому уму недоступного.
На проводы собралась вся родня: дед с бабой, отец с матерью, дяди, тёти, племянники. Заглянул и сосед, дед Мотя. Саньку, как жениха, посадили в центре стола и наставляли по ходу застолья, каждый по-своему и кто как умел.
– Нас в город пущали токмо за особые заслуги! – моргая выцветшими глазами и пытаясь повыше поднять дрожащую руку, вспоминал дед, бывший моряк-североморец. – Бывало, выдраишь палубу до блеска и получишь поощрение-благодарность от боцмана перед всей командой на вечернем построении. И это ещё не всё… – собрался сесть на своего конька старик, но был остановлен женой:
– Про твои подвиги мы знаем! Ты бы внуку что путёвое присоветовал и шибко рюмку не сдавливал, а то раздавишь ненароком.
– Ты ж не даёшь разъяснить диспозицию и влезаешь не вовремя в ход мысли, – загорячился дед.
Сосед, дед Мотя, досконально зная эту супружескую парочку, успел перехватить инициативу:
– Нынешний город не то что при большевиках! Тогда порядок был, а сейчас… Послушаешь радио, посмотришь телевизор, когда ветер из Загуляево дунет и антенну поправит, так и за голову схватишься! Кругом ворьё, киллеры какие-то, бандюги в очках с автоматами, гулящие девки без энтого… самого… юбок. Раньше про таких и не слышали, и не видели.
– Не пугайте парня! – вступился порозовевший отец, тепло глянув на сына. – Его так просто не возьмёшь – вишь, какой вымахал!
После этой реплики выпили по второй и отдельные наставления плавно перешли в горячую дискуссию о самых разнообразных сторонах современной жизни, причудливо преломленных практичной крестьянской логикой.
Потом наступил второй этап проводов, в котором собственно про Санькин отъезд уже не вспоминали, а только пили, иногда закусывали, пели старинные песни и даже танцевали барыню с цыганочкой.