Композиция сердец

– Кто-то пишет в мессенджере. Я не смотрела.

Разблокированный экран осветило сообщение в рамке.

“Доброе утро! Надеюсь, фея-крестная не ругалась, что ты вернулась чуть позже полуночи?”

“Доброе! По крайней мере, не заставила перебирать смесь гороха и чечевицы, что уже неплохо”.

“Какие планы на день? Даже, скорее, на вечер?”

– Это он? – Белла выглянула из-за моего плеча. – Симпатичный.

– Ты забыла, что читать чужие переписки неприлично? – возмутилась я.

– Пока здесь нет ничего, за что можно было бы покраснеть, так что не считается, – Белла ткнула в фотографию, увеличив ее. – Да, и правда ничего, глазки красивые. Чем занимается?

– Он тоже в сфере дизайна, правда, как я поняла, только начинает карьеру. Сама понимаешь, мы не так много успели обсудить…

Кажется, в щеки вновь бросилась краска. Как непривычно.

– Ого, еще и интересы сошлись, отлично! – казалось, Белла вот-вот начнет потирать руки от довольства. – Это неплохо, очень неплохо. И что, уже договорились о свидании?

Я пожала плечами.

– Его вопрос явно предполагает какое-то предложение, не тормози. Кто из нас умная, а кто красивая, м?

– Обе позиции за мамой, – рассмеялась я нашей старой шутке. – Но сегодня я лучше откажусь. Все же завтра начало года, хочется быть спокойной.

– Тебе виднее, конечно. Но если этот молодой человек тебе по душе, не отталкивай его сразу.

Я кивнула, соглашаясь, и быстро напечатала сообщение.

“Сегодня, к сожалению, занята. А вот завтра вечером можно что-то придумать”.

“Ловлю на слове. И надеюсь вновь увидеться”.

– Судя по твоей улыбке, все неплохо, – подытожила сестра.

– Более чем.

Глава 5

“Доброе утро! Желаю тебе отличного дня. И с нетерпением жду ответа про планы на вечер”

Если бы не это сообщение, я бы, вне всякого сомнения, была в куда более худшем настроении. Ответив Нику забавным стикером, я пообещала написать, как только освобожусь с работы. За окном шумел проснувшийся город, который явно позабыл о том, что календарное лето подошло к концу.

– Ну здравствуй, осень, я так скучала, – мрачно произнесла я, глядя в зеркало.

Ясный, солнечный день вступал в свои права, пока я спокойно приводила себя в порядок, собираясь. В висках пульсировала боль, несмотря на выпитые таблетки, и яркий свет становился дополнительным раздражающим фактором. С трудом затолкав в себя завтрак, я прилегла на диван, поставив таймер на пять минут. Сегодня начнется третий год моего преподавательского стажа, и первый год без совмещения работы и учебы.

Собрание кафедры дизайна состоялось в последний понедельник августа, и формально считалось началом ежедневных визитов в вуз. Но, к счастью, Андрей Филиппович, заведующий кафедрой, отличался легким нравом, и, едва побеседовав, выгнал нас на дополнительные дни отдыха перед началом каждодневной просветительской деятельности. К излишней бюрократии он относился негативно, а вот свою команду очень ценил. Внешне он чем-то походил на веселого моржа, что добавляло ему баллов невольной приязни со стороны подчиненных.

Еще недавно я была по другую сторону баррикад, заканчивая свое образование в одном из ведущих университетов России. Родители не бедствовали, предлагая мне рассмотреть варианты в других городах, но мой выбор был тверд. Факультет архитектуры и дизайна обзавелся верной поклонницей в моем лице с тех пор, как София Федосеевна рассказала мне историю о моем прадеде. Апполинарий Антонович, как оказалось, был в числе лучших архитекторов страны, и без его идей Самара не была бы так прекрасна.

С самого первого занятия, слушая вводную лекцию по композиции, я оказалась покорена выбранной специальностью. К концу учебы в моей зачетной книжке были сплошь “отлично”, я ввязывалась во всевозможные проекты, конкурсы и представления, выделяясь не только среди одногруппников, но и всех студентов нашего факультета. Я жадно глотала новые знания, читала все учебники и статьи, с головой ныряла на экспертные форумы. Старания окупились, и едва я защитила диплом бакалавра и перешла в магистратуру, меня пригласили работать в моей alma mater. Я преподавала уже второй год, что в моем возрасте было крайней редкостью.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что не знала, хочу ли пробовать. Но когда решение действительно способно изменить судьбу, самым страшным казалось упустить свой шанс. Не заметить его. Не попробовать, испугаться риска. А к тому, что действительно находит отражение в душе, так относится казалось преступлением. Я ничего не теряла, согласившись. Разве что у меня стало критически мало времени. Половина моего бодрствования была занята или преподаванием, или подготовкой к занятиям, а после я вновь занимала место с другой стороны преподавательского стола, слушая более опытных профессионалов.

Противная пульсация стала менее интенсивной, и я открыла глаза.

– Надо же, обычно нужно больше времени, – пробормотала я, взяв со столика телефон.

В следующий миг я расширенными глазами смотрела на часы, понимая, что до начала пары осталось всего пятнадцать минут. Изо рта вырвалось несколько слов, за которые я бы точно получила укоризненный взгляд мамы-учительницы русского языка и литературы. Быстро схватив рюкзак, я на ходу щелкала в приложении вызова такси.

– Прекрасно, в первый же день, – бормотала я. – Значит, и год пройдет через пень-колоду. Да ищи ты уже быстрее!

Захлопнув дверь, бросилась по ступенькам вниз, радуясь, что такси оказалось буквально в соседнем дворе. Ныряя в бело-желтую машину, я не глядя поздоровалась с водителем, и принялась копаться в рюкзаке. Зеркальце показало именно то, что я ожидала: из-за короткого волосы пришли в беспорядок. Я наскоро пригладила пряди расческой, и уставилась на выстроенный маршрут. Шесть минут до точки Б – могу и успеть, хотя это удивительно – расстояние было неблизким.

Корпус моего любимого факультета раскинулся недалеко от набережной Волги. Светлое здание с высокой центральной частью и симметричными “рукавами” было выполнено в форме буквы Г. Мне всегда казалось, что оно как будто обнимает квартал, в котором стоит уже более семидесяти лет.

Скомканно попрощавшись с водителем, едва мы добрались до парковки, я стрелой взлетела по ступеням. Мимо то и дело мелькали лица знакомых и студентов, у которых я успела принять экзамены. В остальное время года университет куда менее многолюден, но вот начало сентября стабильно остается самым шумным периодом. Позже кто-то начнет прогуливать, кого-то отчислят, кого-то отчислят за прогулы, да мало ли причин, чтобы не оказаться на лекции? Я прихватила ключ от аудитории на посту охраны, оставив вместо подписи закорючку, и попыталась выбраться сквозь плотную толпу.

Для всех студентов, кроме первого курса, первое сентября уже было учебным днем. Расписание вывешивали и на сайте вуза, и по-старинке, под стеклом на доске в холле главного корпуса. Стайки взволнованных вчерашних абитуриентов бросались туда, с жадностью рассматривая каждую строку. Их оживленная болтовня и душевный подъем бросались в глаза, контрастируя с остальными студентами, и любому мало-мальски наблюдательному человеку хватило бы нескольких секунд, чтобы определить кто есть кто.

Я поднялась на второй этаж, стараясь принять максимально профессиональный и спокойный вид. Встреченные коллеги как один щеголяли затаившейся в глазах грустью по прошедшему отпуску. Дверь на кафедру распахнулась, явив Андрея Филипповича собственной полной персоной.

– А, Амалия! Доброго дня. Я как раз вас искал! – воодушевленно проговорил он.

– Здравствуйте. Что-то случилось?

Наставник запыхтел, отчего его усы смешно встопорщились. Это было явным симптомом того, что он собирается говорить о чем-то не слишком приятном.

– Я знаю, что вы ответственный человек. Но понимаете, время идет. Конкурс завершается в этом семестре, и к этому моменту вы должны успеть все трижды проверить… Мы договаривались посмотреть план и черновые варианты проекта уже в августе, но в итоге отложили.

Неловкость и стыд за сорванные планы затопили меня с головой.

– Конечно, Андрей Филиппович, я понимаю, почему вы переживаете. Но уверяю, что все пройдет хорошо, я подготовлю все в ближайшие дни.

Мужчина просиял, и по-отечески похлопал меня по предплечью.

– Не сомневаюсь, Амалия. Буду ждать от вас новостей по этому поводу. Хорошего дня.

– Взаимно! И с началом нового учебного года вас.

Получив от меня подтверждающий кивок, он развалистой походочкой направился к своему личному кабинету. За время нашей короткой беседы в коридорах стало куда тише, и я чертыхнулась про себя: значит, вот-вот задребежит противный звонок, сигнализируя о начале пары. Плюнув на то, как буду выглядеть, рванула вверх по лестнице – меня и будущих подопечных разделяли два этажа. Перед дверью скопилось порядка пяти десятков человек из трех групп. Позвякивая ключами посильнее, я заполучила в толпе проход, и, наконец, распахнула замок.

Студентам этого потока повезло, нам достался настоящий лекционный амфитеатр. Понемногу поток становился гуще, средние ряды мест уже были заполнены, наводняя пространство гулом негромких приветствий и вопросов. Второкурсники – хоть между нами было всего-то пять лет разницы –в большинстве своем казались мне сущими детьми, которым учеба нужна не слишком сильно. Многие из них оказались здесь, чтобы получить отсрочку, другие – по выбору своих родителей, третьи сделали выбор случайно. Свою миссию я видела не в том, чтобы топить лентяев на экзаменах, и не читать скучные лекции в воздух. Я надеялась своими словами найти или пробудить тех, четвертых в списке, кто искал знаний, кому откликалась профессия.

У меня была подготовлена длинная цветистая речь, которой я открывала курс. Уже дважды она прошла идеально, и мне казалось, что нет ни единой причины для срыва. Я была уверена, что все пройдет идеально.

Пока мой взгляд не встретился с ошарашенными голубыми глазами Ника, который сидел в первом ряду.

Глава 6

– Добро пожаловать на курс “Композиция в дизайне среды”, – удалось выдавить пересохшими губами. – Меня зовут Амалия Алексеевна Романовская, я буду вести у вас лекции. На зимней сессии мы встретимся на защите проекта и на экзамене.

Студенты тихо переговаривались, раскрывая свои тетради и щелкая ручками. Пытаясь вернуть хоть каплю контроля над зашедшимся пульсом, я развернулась к огромной доске, аккуратно выведя мелом свое имя. Не помогло. Добавила строки “лекции”, “проект”, “экзамен”. Подчеркнула. Медленно отряхнула пальцы от белых крошек.

“Ну что ты устроила, подумаешь. Всего-то поцеловались. Ничего такого”, – уговаривала я себя. Повернувшись к замершей аудитории, я поняла, что моя прекрасная речь исчезла где-то в глубинах памяти, и я не могу вспомнить ничего дальше первых слов. Борясь с подкатывающим к горлу ужасом, я раскрыла план занятия, перекладывая страницы на столе. “Он мой студент, боже, мне конец”, – засветилось в голове. Мне хотелось встряхнуться, чтобы лишние мысли свалились с насиженных мест, и подольше не давали о себе знать.

– Итак, полный курс идет в течение двух семестров. Первая часть призвана подготовить вас к более сложным техникам и расчетам, поэтому призываю вас быть внимательными. Кроме того, без хорошего понимания этого материала, вы можете встретить затруднения и на более старших курсах.

Мои деревянные слова встретила череда унылых вздохов, что меня нисколько не удивило. “Давай, дальше будет легче”, – понукала я себя.

– Для студентов, кто продемонстрирует наилучшие успехи в течение семестра, есть возможность получить экзамен “автоматом”. Так что старайтесь, и снимите с себя часть сессионного стресса. Условия для получения такого подарочка очень просты: помимо хорошей посещаемости, вы должны будете успешно сдать все промежуточные контроли, и, конечно, защитить свою курсовую работу как минимум на оценку “хорошо”.

Среди рядов послышались уже более радостные возгласы, что, опять же, не было откровением. Плох тот студент, который не попытается получить “автомат”. Сама эта возможность повышает интерес к учебе. Вот такой забавный парадокс: ради будущей халявы человек готов неслабо потрудиться в течение четырех месяцев.

Усилием воли я старалась держать взгляд где-то в центре рядов. Знакомая тема, вводная, без обилия сложных терминов. Изредка сверяясь со своими распечатками, где яркими точками разделялись ключевые тезисы, я продолжала свой рассказ. Чем больше я погружалась в любимую материю, тем легче мне становилось двигаться дальше.

Дребезжащий звук разнесся из-за двери, ворвавшись в середину фразы. Я замерла, глядя на студентов, которые сидели едва не открыв рты. В груди шевельнулось что-то похожее на гордость: несмотря на внутренний раздрай, получилось что-то затронуть в них, пробудить интерес.

– Что ж, время нашей лекции подошло к концу, – я развела руки, отражая, как сама опечалена этим фактом. – Увидимся на следующей неделе. И передайте отсутствующим, что посещаемость я начну проверять. До свидания.

Нарастающей волной поднялся шум, пока молодые люди собирали свои учебные принадлежности. Мои пальцы слегка дрожал, но я удерживала на лице вежливую улыбку, отвечая на прощание проходивших мимо, и упаковывала собственные заметки в рюкзак. Схватив ключи, я держала их наготове, мигрируя в сторону двери. Дождавшись, пока последний из студентов покинул аудиторию, я выскользнула, запирая замок, и быстрым шагом рванула вниз.

– Лия? – вопрос догнал мою спину на лестничном пролете, точно метко пущенная стрела.

Я обернулась, зная, кого увижу. Ник в джинсах и зеленом поло выглядел обычным парнем, ни грамма налета усталой зажиточности. Он спустился ниже по ступенькам, но я сделала шаг назад, и он остановился.

– Вот это встреча, правда? – в улыбке виделась легкая нервозность.

Я медленно покачала головой, чувствуя, как глупое сердце разгоняется от воспоминаний о нашей единственной встрече.

– Амалия Алексеевна, – негромко подчеркнула я. – Не стоит забывать о субординации.

Ник недовольно блеснул глазами, нахмурившись.

– Я понимаю, что ситуация неоднозначная, но… Разве что-то изменилось с утра?

Каменная маска прилипла к лицу, и это было единственным, что меня сейчас радовало.

– Сущая мелочь. Я узнала, что ты один из моих студентов. А значит стоит забыть о том недоразумении. И тебя я прошу сделать то же самое.

Ник сделал еще шаг ко мне. Он выглядел растерянным.

– Это всего лишь условность. Ты и я – мы не изменились за несколько часов, что прошли от утренней переписки. Почему ты так поступаешь со мной?

– Это не условность, а реальность. о которой я узнала с опозданием, – тихо ответила я. – Будет лучше просто оставить это в прошлом. Пожалуйста.

Приближающиеся шаги тех, кто спускал с верхних этажей, вот-вот должны были прервать наш диалог. Ник вытянул шею, выглядывая, и перевел взгляд на меня, словно перед ним стоял непростой выбор.

– Нам нужно поговорить. В спокойной обстановке. Пожалуйста.

“Это ни к чему хорошему не приведет”, – подумалось мне. Но я не знала, есть ли здесь правильный вариант, и как вообще взять всю эту ситуацию под контроль. Но продолжать стоять здесь друг напротив друга – так себе альтернатива.

– Хорошо. Я напишу.

Я развернулась, фактически сбегая. Весь остаток дня прошел непримечательно – и для других групп вспомнить вдохновляющую речь мне худо-бедно удалось. После четвертой пары я ощущала себя выжатым лимоном, успев за летний отдых отвыкнуть от такого количества людей вокруг и непрекращающегося общения с ними.

“Но не сегодня”, – трусливая мысль мелькнула где-то на задворках сознания, пока я брела по улицам. Растерянность не покидала меня – я впервые оказалась в подобном положении. Мои, мягко говоря, немногочисленные романы всегда были, что называется, уместны: первая робкая любовь к однокласснику, с которым мы даже не успели поцеловаться в щечку, а затем на первом курсе случился Саша, с которым я встречалась без малого четыре года.

Он был по-настоящему красив: высокий, почти два метра ростом, баскетболист, с кудрявыми черными волосами и прозрачно-зелеными глазами. Мы познакомились на студенческой вечеринке, Саша был студентом архитектурного. Кажется, мне завидовали все девчонки, до того красиво и трепетно он ухаживал. Я думала, у нас впереди целая жизнь, что мне повезло найти идеальную пару. Вот только все сложилось иначе, и мне немалых сил стоило прийти в себя.

И вот теперь – Ник. Едва вспыхнувший огонек надежды получил целое ведро воды. Я не знаю, чем прогневила вселенную, но похоже, это был неслабый проступок.

Глава 7

Суббота началась с того, что моя любимая единственная драгоценная – цитируя ее – старшая сестра вломилась в мою квартиру в семь утра. Подняв маску для сна на лоб, я в полуживом состоянии добралась до двери.

– Белла, за что? – простонала я.

Она примирительно протянула мне большой картонный стакан кофе.

– Твой любимый, латте с карамельным сиропом.

– Не подлизывайся, – буркнула я. – Даже любимый кофе не служит извинением за недосып в свободную субботу. Это преступление против человечества.

– Просыпайся, соня, всю жизнь проспишь! – не согласилась она, гремя посудой на моей кухне. – А если мы не приедем к обеду, то матушка обидится еще и на нас.

– Обед, если ты забыла, это около двенадцати часов. А сейчас семь, повторяю, семь!

Белла высунулась из кухни со сковородкой наперевес.

– Ну надо же успеть тебя покормить, одеть, отвезти…

– Мне не пять лет, чтобы ты так носилась, – разозлилась я окончательно. – Мне не нравится, что ты подчиняешь мою жизнь своему расписанию.

Судя по спокойному мурчанию из-за стены, мой последний выпад никто не услышал. “Ну вот как на нее злиться”, – обреченно вздохнула я, чувствуя, как огонь злости притушился, словно кто-то перекрыл подачу топлива. Аппетитный аромат свежей выпечки достиг меня, окончательно примиряя с очередным пришествием Беллы.

– Ты с чем будешь блинчики? – крикнула она.

– Выбери на свой вкус, – ответила я, шаркая в ванную.

Изрядно взбодришись после умывания, я поправила сбившуюся пижаму, и вернулась на кухню. Сестрица крутилась там юлой, облаченная в передник. “Не знала, что у меня есть такой”, – с сомнением подумала я. Белла ловко переворачивала золотистые кружки на двух сковородках поочередно, укладывая готовые в стопку на широкое плоское блюдо.

– Горшочек, не вари, – ужаснулась я. – Если мы все это съедим, то сегодня отсюда никуда не выйдем.

– Брось, позавтракаем, а остальные быстренько нафаршируем, и в холодильник, – пожала она плечами. – Ты можешь сердиться, но ты в последнее время очень похудела. И судя по тому, что я знаю о тебе, ты физически забываешь себе готовить. А оставить труд своей старшей сестры тебе не позволит совесть, так что на пару дней я буду спокойна.

Я с кислой миной уселась за стол, зная, что она права.

Через три часа, когда мы успели поболтать ни о чем, позавтракать, сделать несколько начинок для блинов, раскритиковать гардероб друг друга, Белла доверила мне заказать такси. Наш родной дом притулился в центральном районе города, а обе наши личные квартиры – на другом берегу реки Самары. Общественный транспорт ходил достаточно часто, но также часто бывал переполнен: из-за строительства новых жилищных комплексов поток людей вырос кратно, и сеть попросту не успела под него подстроиться.

Такси мчало нас, позволяя полюбоваться городом, залитым яркими желтоватыми лучами. Отраженные от воды, покрытой легкой рябью, они наполняли сентябрьский воздух дополнительным теплом. Я приоткрыла окно, но едва нагнетаемый встречным движением ветерок не приносил никакого облегчения.

Машина остановилась с торца от знакомого дома, где прошло все наше детство. Белла на миг задумалась, и потянула меня в пекарню.

– С пустыми руками нехорошо, не подумали, – бросила она.

“Иначе не миновать нам осуждения мамы”, – добавила я про себя, согласно кивая. Выбрав набор эклеров и горячо любимые булочки с изюмом для отца, мы вышли наружу. Девятиэтажка уже успела немного потерять лоск новизны, которую мы застали. Особенно это бросалось в глаза на контрасте с подступившими к ней совсем близко двумя новостройками и цветастой детской площадкой.

– Да, вот такую бы нам в детстве, – точно прочитала мои мысли сестра. – Смотри, там целый корабль, подвесные лестницы, канаты, турники, горки – чего душа пожелает.

– Зато тот одинокий неказистый турник был наш, – вздохнула я. – Он превращался и в ворота, и в сетку, и в гору – стоило лишь дать волю фантазии.

– Если ты забыла, он чаще всего был инструментом для выбивания ковров, – рассмеялась она. – С которого нас нещадно гоняли соседки.

– Не без этого, – согласилась я. – Я к тому, что эта площадка красива, осознаю. Но ни для меня, ни для тебя, в ней нет ценности. У нас нет с ней эмоциональной связи, и поэтому она заранее проиграет тому дурацкому куску кривовато сваренного металла.

– Это же работает с людьми, – добавила Белла, посерьезнев. – Красивая обложка – это лишь малая часть, на самом деле ничтожно малая, когда речь идет о настоящих отношениях. Кому как не мне это знать.

Она замолчала, гипнотизируя крашенные детали взглядом. Казалось, будь в ее руках что-то тяжелое, и она бы разнесла все здесь в мелкие кусочки, яростно крича. Стена между нами в этот момент стала почти вещественной, и это неожиданно глубоко ранило меня. Мы могли проводить вместе много времени, ходить друг к другу домой, но узы сестринства, настоящего, сакрального доверия, были разрушены давным давно. Открыть друг другу душу и говорить обо всем, что болит и ранит, мы не могли.

Я прикоснулась к ладони Беллы, и она вздрогнула, точно приходя в себя. На прекрасном лице, которое мечтали заполучить себе все бренды косметики, возникла вежливая улыбка. Пальцы сжали в ответ, и не размыкая рук, мы пошли к подъезду.

Квартира родителей, классическая трешка пост-советской планировки, с крошечной кухней и почти одинаковыми комнатами, располагалась на втором этаже. Заливистая трель звонка раскатилась после легкого нажатия кнопки и никак не хотела затихать. Легкие шаги быстро приблизились, распахивая дверь настежь. Мама, облаченная в легкое летнее платье, не успела разменять и пятидесяти, и выглядела куда моложе, сохранив тонкую фигуру и копну волос, которую никак не брала седина.

– Девочки мои! – мать приложила к уголкам глаз платочек. – Ну наконец-то! Входите, входите скорее!

Я шагнула вперед, невольно ловя себя на мысли о том, как похожа закрывающаяся дверь на ловушку.

– Ой, что это вы купили, дорогие? – успела разглядеть мама. – Не стоило, что же вы тратитесь.

Было видно, что она очень довольна этим фактом, как свидетельством своего правильно выстроенного воспитания. Мы с Беллой переглянулись, и промолчали, пока она суетливо уносила сладости на кухню, предлагала нам тапочки и проверяла, хорошо ли лежат ее волосы.

– Алексей, дочери пришли! – с холодцой в голосе позвала она. – Проходите на кухню, дорогие, как раз обед подоспел. Только не забудьте помыть руки.

– Перед едой мойте руки, перед и зад, помним, мам, – закатила глаза сестра.

Мама нахмурилась, мгновенно превращаясь из родившей нас женщины в педагога русского языка и литературы, Эллу Вениаминовну Романовскую, в девичестве носившую фамилию Белль.

– Белла, что за недостойные просторечия. Тебе давно пора вычеркнуть подобные шуточки из своего лексикона! Разве ты не представляешь, как сильно речь влияет на восприятие твоего образа и тебя как личности? С таким отношением ты легко можешь лишиться выгодного контракта! – строго проговорила она. – Бери пример с Лиечки, у нее никогда не услышишь подобных грубостей.

Мне немедленно захотелось вычудить что-то неприятное и некультурное, например, шумно высморкаться в белую накрахмаленную скатерть.

– Значит, перед и зад можно не мыть, мам? – невинным тоном уточнила я, ретируясь в ванную.

Белла намыливала руки, беспрестанно хихикая, и тайком показала мне большой палец. Мама, застывшая от подобного демарша, обиженно поджала губы. К моему счастью, из комнаты появился отец, и она переключилась на больший конфликт.

– Алексей, – отрывисто произнесла она. – Вы почтили нас своим присутствием. Какая радость. Надеюсь, наш обед не помешает вашим планам.

– Не извольте сомневаться, сударыня. Взрослый мужчина вполне в состоянии сам определять, как ему распоряжаться своим временем.

От отца мы унаследовали рост выше среднего, а старшей достался и его оттенок глаз, мои были куда светлее. Его военная выправка бросалась в глаза даже в обычной домашней рубашке и джинсах. Последние несколько лет стали для него тяжелыми и болезненными, и он принял решение попрощаться с любимой профессией, осев дома. До того как сердце стало шалить, он служил в гражданской авиации.