Черная невеста

А потом рыбка покрупнее и вправду появилась.

К тому моменту Флоренс успела заново увлечься книгой и почувствовать, что еще немного – и ее хватит солнечный удар, никакие шляпки и зонтики не спасут. Дженни болтала – и как у нее язык не отсох? Но вдруг болтовня прекратилась, как птичий щебет, Флоренс даже не сразу поняла, что случилось.

Леди Кессиди встала, чтобы поздороваться с кем-то, как она вставала уже с десяток раз, и пригласить знакомых присоединиться к ним. В этот раз они и правда присоединились: двое джентльменов, один какой-то невнятный и серый, с по-мальчишески угловатой фигурой, а второй…

Флоренс всегда считала, что кузен Бенджи невероятно красив. В детстве он казался ей сказочным принцем, а потом, когда они оба подросли, Флоренс не раз заявляла кузену, что будет очень-очень завидовать его невесте, ведь ей достанется самый добрый, самый умный, самый прекрасный мужчина на свете. Бенджамин, конечно, смущался и отшучивался, мол, сестрице просто не с чем сравнить, но Флоренс своих слов назад не забирала. Он был лучшим, что ждало ее в доме Силберов, и она пыталась сказать это так, как могла.

Тем более Бенджамин действительно был красив. И судя по тому количеству писем, записок и иногда даже цветов, которые он получал накануне и после праздников, не одна Флоренс так считала. Правда, ее чувства всегда оставались исключительно сестринскими.

Сейчас же перед ней появился некто, способный свергнуть кузена Бенджи с пьедестала. Флоренс даже представила, как скажет ему об этом вечером и как Бенджамин усмехнется: я же говорил тебе, сестренка, что ты просто слишком редко выходила из дома и слишком мало людей встречалось на твоем пути. Все больше монахини, сироты, да еще лысоватый учитель танцев в вашем пансионе. Откуда тебе знать, кто в Логрессе считается первым красавцем?

– Ох, лорд Дуглас. – Сладость в голосе леди Кессиди сделала бы из чая сироп. – Так приятно встретить вас…

Он наклонился к ее руке и пробормотал какую-то любезность, от которой леди Кессиди заулыбалась и даже зарумянилась. Можно было бы подумать, что она тоже очарована, если бы глаза ее не оставались холодны и спокойны, как глубокие омуты. Она посмотрела на Дженни – та делала вид, что созерцание своих бровей в карманном зеркальце куда интереснее появления какого-то там лорда, пусть даже красивого, как античный бог на полотнах мастера. Флоренс же исподтишка поглядывала в его сторону – на вьющиеся медовые кудри до плеч, на прекрасно сидящий костюм из светлого сукна, на то, как лорд Дуглас двигался – с грацией танцора, совершенно довольный собой.

Кузен Бенджи был прав: Флоренс за недолгую жизнь видела слишком мало людей, еще меньше мужчин и совсем мало мужчин того возраста, в котором влюбляются, плетут любовные интриги, флиртуют и приглашают девиц на танец. Так что, когда леди Кессиди представила ее, она растерялась, встала, как ей показалось, слишком неуклюже, а потом не знала, куда деть руки.

– А это моя племянница, Флоренс Голдфинч, – проворковала леди Кессиди, пока два лорда – на второго можно было смотреть, не боясь ослепнуть от сияния красоты, – разглядывали Флоренс с любезными улыбками. – Три месяца как приехала из пансиона.

– Очень приятно, – сказали лорды в один голос.

Флоренс мысленно поблагодарила леди Кессиди за то, что та обошлась без подробностей. Щеки горели, на книге было уже не сосредоточиться.

Матильда бросала теперь другие взгляды. «Ага, – читала Флоренс в глазах кузины. – Ты такая же, как моя сестрица и ее тупоголовые подружки. Только и разговоров, что о помолвках и приемах и о том, кто кому сколько раз улыбнулся и кто с кем танцевал».

Нет, Матильда никогда не говорила о сестре плохо, просто иногда ворчала на ту за семейными ужинами, повторяя слова отца. Но Флоренс вдруг стало стыдно и за свое смущение, и за вспыхнувшие щеки, и за то, что кровь гулко била в висках, а губы пересохли. Матильда, похоже, знала, что все это значит, и злое торжество в ее взгляде ранило в самое сердце.

Так что Флоренс уткнулась в книгу, пытаясь больше не обращать внимания на разговоры вокруг. Они были ни о чем: о погоде, о людях, которых Флоренс не знала, о приемах, спектаклях и балах, на которых она не была. О лошадях, охоте и танцах. В общем, обо всем, о чем Флоренс имела понятия меньше, чем о трущобах, в которых, по словам Бенджамина, жила мисс Лилиан.

Шляпка чуть съехала, длинные пряди, забранные под нее, чтобы было не так жарко, выбились, но Флоренс не могла найти в себе силы поправить прическу. Ей казалось, что все на нее смотрят, что лучше не шевелиться, даже когда рядом, над корзинкой с ломтиками хлеба и вареньем в вазочке, снова начали виться осы. И тогда ощущение жгучего, тяжелого взгляда исчезнет.

Стоило отдать Эдварду должное: он нашел, как устроить их почти секретную встречу, не делая из нее секрета. Яблоневая роща в глубине парка прятала крошечную кофейню, хозяева которой арендовали здание старой водонапорной башни. Здесь было дороговато, зато на втором этаже, куда вела кованая винтовая лестница, располагался закрытый кабинет для гостей, которым необходимо уединение.

Видимо, не у одного Эдварда была потребность в тайных свиданиях.

И что бы там ни подумал вежливый лакей, встретивший их у порога, он не сказал ни слова – только проводил леди и двух джентльменов наверх и пообещал принести им лимонад и закуски. И чашку горячего шоколада с перцем для отчаянной сеньоры, которой будто бы мало жары вокруг!

Кованая лестница погромыхала под ногами и затихла. Узкие окна, похожие на бойницы в крепостной стене, снаружи затянул девичий виноград. Было все еще жарко, но не так, как под палящим солнцем, словно здесь, на втором этаже башни, гулял прохладный ветерок. Пахло каменной крошкой, гиацинтами, букет которых стоял в вазе на столе, и речной свежестью.

Эдвард подвинул стул для сеньоры, и та степенно села, поставив сложенный зонт рядом.

– Что скажете, Глория? – спросил Эдвард. – Здесь работал заклинатель или артефактор?

Это было похоже на вызов.

Глория на минуту замерла. Ее взгляд скользнул по стенам из красного кирпича, по деревянным балкам на высоком потолке, по гобеленам и мебели, словно сеньора что-то искала. Ее светло-серые глаза на миг обрели почти металлический блеск, зрачки сузились, а на лице вдруг проступила гротескная маска безразличия. Тоже на миг, но Ронан успел понять все, что должен был понять.

– Артефактор, несомненно. – Сеньора Глория повернулась к Эдварду; ничего странного в ее лице уже не было. Разве что смуглая кожа слегка побледнела. – Я не вижу ни печатей на стенах, ни узоров плетения. Хозяин этого места отдал немало за некий хитрый механизм, который прячется где-то… – Глория снова сощурилась. – Думаю, где-то внутри балок или в одной из стен. Ну что, господин Черный ловец? – Теперь Глория смотрела прямо на Ронана, чуть насмешливо и ни капли не испуганно. – Кто перед вами? Ассистентка придворного врача или картахенская ведьма?

– Дочь алхимика, – ответил Ронан спокойно, хотя кто-то более склонный к соблюдению формальностей уже надевал бы на тонкие запястья сеньоры дель Розель Петлю Гилберта – заклятие, запрещающее творить магию, один из инструментов ловцов. – И пожалуй, все-таки ведьма. Умная ведьма, которая не высовывается.

Она не кивнула, лишь прикрыла на миг свои невероятные глаза. Ртуть блеснула сквозь густые, по-картахенски черные ресницы. Глория соглашалась с тем, что он сказал: она действительно ведьма, и она умная ведьма, которая умеет сидеть тихо, как мышь под метлой – прямо под носом у кота. Точнее, у ловца. Так тихо, что ни у Ронана, ни у кого-либо другого не было ни единого повода получше присмотреться к Глории или задать ей несколько неудобных вопросов.

Сидела бы себе и сидела, так нет же. Значит, случилось то, что заставило ее выйти на свет, – опираясь на руку Эдварда, который, и Ронан это хорошо знал, не стал бы помогать чужачке, будь она опасна для Альберта, королевы или Логресса вообще.

– Так зачем госпожа ведьма решила явить себя перед таким, как я? – спросил Ронан прямо. И посмотрел не на Глорию – на Эдварда Милле, притихшего и довольного, как сытый кот.

Глория печально усмехнулась и пожала плечами.

– Я все расскажу. Но после того, как получу свою чашку шоколада, господин ловец. Мне, поверьте, нелегко далось это решение!

Горячий шоколад и правда был горяч, но у сеньоры Глории ни капельки пота на лбу не выступило. Она сделала несколько глотков из крошечной чашечки и поставила ее на блюдце, расписанное незабудками и золотыми листиками.

– Пожалуй, вам стоит начать этот рассказ, Эдвард, – сказала она мягко. – Или я начну со своей стороны?

Эдвард нахмурил брови и фыркнул. Он сидел, откинувшись на спинку стула, очень вольготно и совсем не так, как принято сидеть в присутствии дамы. Но рядом, конечно, не было тех, кто сделал бы ему замечание.

– Принцесса готовится стать матерью, – сообщил он холодно.

Ронан не смог сдержать радостного изумления.

– Я подозревал, но…

– Готовится стать не в том смысле, что они… уже, – поправил Эдвард сам себя. – Это деликатная история, Ронан, но слухи, которые приходилось давить, как жаб, до того как они выпрыгнут за пределы дворцовых кулуаров, правдивы. У принца-регента и его жены очень долго не получалось зачать.

– У иных пар уходит несколько лет. – Ронан задумчиво посмотрел на хрустальный графин, в котором плавали лед и кусочки лимонов.

Графин этот очень хотелось приложить ко лбу запотевшим боком.

– У иных пар нет в распоряжении всех достижений науки, которые существуют в этой стране в данный момент. – Эдвард покачал головой. – А Элизабета очень хочет ребенка. В этом, понимаешь ли, ее долг.

Он помрачнел. Это выглядело так, словно на солнце вдруг набежала небольшая, но плотная тучка и весь мир стал приглушенно-серым. Эдварду, привыкшему все тяготы судьбы воспринимать с легкой улыбкой на губах, что-то не нравилось – и это было странно.

– Ее Высочество страстно хочет стать матерью, и я понимаю ее как женщина, – осторожно продолжила Глория. – Если она окажется вдруг бесплодна, хотя ни у одного из врачей нет причин подозревать это, принц-регент имеет полное право расторгнуть брак. А Лиззи привязалась к нему совершенно искренне. – Сеньора помешала шоколад в чашке крошечной серебряной ложечкой. – Да и возвращение будет для нее почти позором. Так что да, принцесса Элизабета готова на все, чтобы зачать дитя от своего мужа.

– И тут на сцене появляется сеньора дель Розель, – подхватил Эдвард с недоброй усмешкой. – Ассистентка королевского врача, дочь алхимика и картахенской ведьмы.

– Хитанос.

Эдвард посмотрел на нее с неподдельным изумлением, а Глория опустила взгляд, как девушка, воспитанная в строгости и потому ко лжи неспособная, но вдруг обвиненная в мелочном вранье.

– Моя бабка была из хитанос, – сказала она негромко. – Мой дед, картахенский идальго, взял ее в жены, несмотря на протесты родни, а потом ему пожаловали титул. За особые заслуги перед королем Филиппом и королевой Изабеллой, так что бабке Люците состряпали легенду о происхождении, и матушка моя родилась уже полноправной аристократкой. Чистокровной, что твоя любимая охотничья сука. – Глория усмехнулась. – Но, как видите, кровь осталась горячей, так что моя матушка сбежала в Богемию за возлюбленным, бродячим алхимиком, которого чуть не сожгли за шарлатанство. А там родились я и мои братья.

– И дар у вас от матери, – понял Ронан. – Потому что ваш отец был всего лишь алхимиком – артефактором, а не заклинателем – и где-то просчитался, за что едва не поплатился жизнью. А она его спасла.

– Конечно. – Она тонко улыбнулась. – Поскреби картахенскую дворянку – найдешь хитанос. А хитанос все ведьмы. Потому их не любят и гонят прочь. Только вот я, господин Черный ловец, в силах договориться с нашей богиней, Бледной Донной, чтобы ваша принцесса наконец родила вашему регенту наследника.

– Это звучит как сделка.

Ронан почувствовал себя так, словно ему впервые в жизни предложили взятку. Черным ловцам взяток обычно не предлагали: за такое можно было и на костре сгореть. И не будь рядом Эдварда – человека, который всю жизнь положил на процветание Логресса, и лучшего друга, в чести которого Ронан никогда не осмелился бы сомневаться, – Глория дель Розель вышла бы из старой водонапорной башни с Холодной Цепью на запястьях и отправилась бы прямиком в подвалы Нортгейтской тюрьмы, самой страшной в Логрессе. В ее стенах держали тех, кто нанес стране или любому из ее жителей вред, использовав алхимию, заклятия или иное колдовство, в том числе призвав в мир созданий из других Пространств. Такое тоже было, правда, очень давно, и Ронан, читавший архивы, не хотел бы однажды столкнуться с Призывающим.

– Это сделка, – прямо подтвердил Эдвард. – Потому что, если принцесса не родит, уже не важно, мальчика или девочку, боюсь, у нас случится дипломатический скандал.

Ронан поджал губы и посмотрел на этих двоих уже иначе.

– Тогда какого демона мы обсуждаем столь важный вопрос не в твоем кабинете, а в проклятой кофейне со снующими туда-сюда официантами?

Эдвард и сеньора дель Розель переглянулись, словно спрашивали друг друга, как в начале беседы, кто из них скажет правду.

– В моем кабинете, – осторожно сказал Эдвард, – завелись уши. И пока их не вычислили, мне проще попросить сеньору дель Розель прогуляться с нами, держа в кармашке одну маленькую безделушку.

Глория протянула ладонь, на которой лежало нечто, похожее на компас или часы. За толстым прозрачным стеклышком двигались шестеренки, блестели грани кристаллов, изредка что-то помигивало, вспыхивали искры.

– Подарок отца, – пояснила Глория. – Нас не слышно, пока движется стрелка, пока не кончился завод. Без этой безделушки, мистер Милле, я бы не продержалась при дворе так долго, – добавила она и усмехнулась Эдварду.

– А с ней, сеньора, я имею полное право арестовать вас, – строго сказал Ронан.

– Не имеете, господин ловец. – Глория повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. Ртуть в ее радужках переливалась, как настоящая. – Использование волшебных вещиц, пока оно не приносит вреда чьей-то жизни, не ваша юрисдикция. Поверьте, прежде чем ехать в Логресс, я прочитала обо всем, с чем могу столкнуться. Я знаю, кто вы, Ронан Макаллан. И я готова работать с вами, потому что вы теперь знаете, кто я.

Глава 4

После того пикника все вокруг стало меняться так стремительно, что Флоренс чувствовала себя не на своем месте. Спокойное, почти ленивое течение ее жизни, загнанное в берега из условностей, обязанностей и запретов, превратилось в звонкий ручей, словно кто-то взорвал плотину. Флоренс несло вперед, как случайно подхваченную потоком веточку, швыряло из стороны в сторону, от берега к берегу, ударяло о каменные пороги, но смеяться от этого хотелось больше, чем плакать.

После того пикника были еще: и пикники, и чаепития, на которых Флоренс сидела рядом с кузинами и по большей части молчала, не зная, о чем говорить с блестящими дамами и молодыми джентльменами, которых леди Кессиди приглашала в дом. И которые, к счастью или к сожалению, замечали Флоренс куда реже, чем Дженни.

Были званые вечера и обеды не дома. Там соседом Флоренс оказывался в лучшем случае какой-нибудь застенчивый, как она сама, юноша, от смущения роняющий приборы. В худшем – господин возраста лорда Силбера, и тогда приборы роняла сама Флоренс. От страха.

Лорд Дуглас мелькал время от времени и держался поближе к Дженни: даже от наивной Флоренс не укрылось то, что эти двое играли в какую-то игру. В игру, правилами которой запрещено показывать, что вы следите друг за другом, как кошки за голубями.

В театре, куда леди Кессиди как-то вывела их всех – троих девиц и Бенджамина, – бинокль Дженни то и дело поворачивался совсем не в сторону сцены. На прогулках Дженни то казалась слишком беспечной, нарочито восторженной, то вдруг становилась натянутой, как струна арфы, и нервно озиралась или без объяснений решала свернуть на ближайшую тропинку в парке.

Однажды поздним вечером Флоренс, засидевшаяся за книгой, решила спуститься в столовую, чтобы налить себе свежей воды. Дом дяди находился далеко от набережных, но день выдался душным, а к вечеру в сад проникли желтоватые, неприятные щупальца тумана. Флоренс чудился в воздухе запах чего-то прогорклого, тухлой рыбы, гниющих топей, и вода в графине, простоявшая весь день, вдруг тоже начала отдавать болотом.

Звать служанку не хотелось, и Флоренс, набросив домашний халат, выскользнула из комнаты. Дом дремал или делал вид, что погружается в дрему. Леди Кессиди сидела у себя в спальне, обмазав лицо густым слоем очередного чудодейственного крема. Матильда давно ушла спать: она педантично следовала собственному расписанию и очень дулась, если из-за капризов матери или сестры приходилось возвращаться домой позже обычного. Дядюшка если и вернулся, то сидел в кабинете, а может, тоже пошел спать, ну а кузен Бенджи где-то кутил. Он сам это сказал, пообещав вернуться до рассвета и в этот раз не пользоваться окном рядом со спальней Флоренс, – в прошлый раз он разбудил ее, и она чуть не подумала, что в дом лезут грабители.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.