bannerbanner
Звезда заводской многотиражки – 4
Звезда заводской многотиражки – 4

Полная версия

Звезда заводской многотиражки – 4

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5

Саша Фишер

Звезда заводской многотиражки – 4

Глава первая. Почему я должен тебе верить?

Прохор слушал, не перебивая.

Я в общих чертах обрисовал ему ситуацию, без далеко идущих выводов.

Мол, вот, мужик, смотри, какая ситуевина. Может быть, твой товарищ и союзник не вполне товарищ, а вовсе даже из Тамбова приехал…

Замолчал. Посмотрел на перекошенное лицо Прохора.

Из-да кровоподтека, разбитых губ и опухшего глаза было непонятно, как он отреагировал.

Молчание затягивалось. Он вообще понимает, о чем я говорю?

Прохор разлепил губы и осторожно откашлялся.

– Почему я должен тебе верить? – хрипло спросил он.

– А вы и не должны, – я пожал плечами. – Я посчитал нужным поставить вас в известность обо всем этом, а вы можете поступать, как вам заблагорассудится.

Что еще я мог сказать? Что я прибыл из будущего? И что там его важной персоны нет, зато имеется Игорь Мельников, владелец заводов, газет, пароходов, злой и тяжело вооруженный? И что завод, с которым они тут два месяца возятся, налаживая экспортное или военное производство, лежит в руинах, потому что Игорь через десять лет все прое… Примет несколько неверных решений, и вся эта пока еще успешная махина станет бесполезным бетонным хламом с выбитыми стеклами?

Я сказал.

Он услышал.

Или нет.

Я поднялся и повернулся к двери. Лекарство в стеклянной бутыли на стойке капельницы скоро закончится, и в палату прибежит заботливая медсестра. Будет лучше, если она меня здесь не застанет.

Прохор поднял руку от кровати и ухватил меня за рукав.

– Подожди, – прохрипел он. – Как дела у твоего отца?


Район Старого Базара в Новокиневске примечателен тем, что там сохранилась довольно большая часть по-настоящему старого города. Здания дореволюционной постройки, торговые ряды, особнячки, пассажи, магазинчки, кирпичная крохотная аптека с замысловатым фасадом… Впрочем, этот фасад только после двухтысячных вернут к первоначальному виду. Здесь в Союзе его безжалостно замазали толстым слоем штукатурки и покрасили в довольно дурацкий желтый. Да и в целом сейчас район был так себе – сплошной частный сектор или деревянные бараки, снег, почерневший от сажи из печных труб и не очень организованные торговые ряды. Здоровенный крытый рынок в этом месте еще не поставили, так что торговцы ютились отчасти на лотках, отчасти на всем, что попадалось под руку – на ящиках, коробках, табуретках и просто на разложенных прямо на снегу тряпках. Я шмыгнул в «предбанник» магазина «Молоко», но внутрь заходить не стал. Мне нужно было дождаться Дашу, которая по моим расчетам уже скоро должна подъехать. Снова совершать ошибку и ждать встречи на улице я не стал. Отложу эту романтику на весну. А пока можно и спрятаться в теплое место.

Я заглянул сквозь стекло внутрь магазина. Нелдинная очередь с бидонами и стеклянными банками в авоськах. И две продавщицы. Одна за прилавком с разливными молочными продуктами – сегодня это были сметана и молоко. Вторая отпускает молоко и кефир в бутылках и пакетах. И если вдруг тебе нужно налить сметаны в банку и взять поллитровую бутылку снежка, то стоять придется в разные очереди. Сначала к крепкой и невысокой дамочке, похожей на вышибалу ночного клуба, чтобы она зачерпнула сметаны из фляги здоровенной поварешкой, а потом ко второй, бледной и изящной, с капризным лицом изнеженной принцессы.

«Хорошо, что есть очередь, – подумал я. – Если бы никого не было, то продавщицам наверняка захотелось выставить меня наружу из узкого пространства между дверями». А так – они заняты, и смотреть на меня им некогда.

Я отвернулся и принялся высматривать на улице вишневое дашино пальто. Чтобы договориться об этой встрече, пришлось сегодня целый спектакль разыгрывать со сменой голоса и выдумыванием достойного повода, почему наш новый главный редактор должен позвать Дашу к телефону. Он мне прямо-таки форменный допрос устроил, чуть ли не паспортные данные затребовал…

Заметил я ее не сразу. Потому что шла она не по прямой с остановки, а отвлеклась на содержимое некоторых прилавков. Я выскочил из магазина и подошел к ней в тот момент, когда она задумчиво щупала ношенные финские зимние сапожки странного желто-коричневого цвета с меховой опушкой.

– Привет! – сказал я, вынырнув у нее из-за плеча. – Ну что, ты уже готова идти, или хочешь сначала примерить?

– О, а я думала, что ты еще не пришел! – она с видимым облегчением и к явному неудовольствию закутанной по самые глаза серым мохнатым платком торгвки вернула странную обувь на ящик из тонких дощечек. Наверное, как раз в таком должен был прибыть в СССР Чебурашка. – Ну что, идем?

До дома гадалки идти было еще квартала три. А здесь на базаре мы договорились встретиться, потому что так было проще. От остановки ближе, и магазинов, куда в случае чего можно от холода спрятаться, много.

По моим прикидкам, проживала эта гадалка в двухэтажном бревенчатом бараке, через дорогу от церкви. Единственной действующей на весь Новокиневск во времена СССР. В остальных, которые я помнил из своего времени, сейчас были совсем другие учреждения. Это потом, уже после распада Союза, когда отношение к религии поменяется, склады, планетарий, тренировочный центр аквалангистов и все такое прочее из бывших церквей выгонят и вернут их первоначальным владельцам.

Как этот собор умудрился остаться церковью, понятия не имею.


– Как сегодня рабочий день прошел? – спросил я.

– Кошмар! – Даша фыркнула. – Просто ужасно. ЭсЭс прицепил на стену график, по которому мы будем дежурить. По неделе. Обязанности дежурного – отвечать на телефонные звонки и записывать их в специальный журнал, записывать в тетрадке, кто когда в туалет сходил и следить за порядком. Если что-то не сделает, то получает банан в график пригодности. Ваня, ну это же невозможно… Мы так не выживем!

– И кто первый дежурный? – хмыкнул я. Да уж, я наблюдал пару раз попытки призвать к порядку редакцию газеты. Держатся подобные ноу-хау редко больше месяца, а потом либо сотрудники разбегаются, либо редактор махает рукой и закрывает глаза на некоторую безалаберность журналистов, либо редактор заканчивается, и ему на смену приходит другой. Более толерантный к людям творческих профессий.

– Эдик, – Даша усмехнулась. – С понедельника.

– Он постригся, кстати? – спросил я.

– Что ты! Он же со своими волосами носится, как с писаной торбой! – Даша сначала засмеялась, потом лицо ее погрустнело. – ЭсЭс сегодня по этому поводу сделал ему внушение… Ой, Вань, это правда ужас! Он заставил его выйти в центр и стоять там час. Сначала Эдик спорил, говорил про свои права и грозил жалобой в профком. Но ЭсЭс его занудил. Эдик ему про права и свободы, а тот про достойный внешний вид, и что пресса – это лицо нашего завода. А достойное лицо ну никак не может быть лахудрой, страдать западопоклонничеством и быть неопрятным.

Даша остановилась и посмотрела на меня.

– Я правда не представляю, как мы теперь будем… – глаза ее стали грустными. – Как же хорошо было нам с Антониной…

– Что имеем – не храним, потерявши, плачем, – глубокомысленно изрек я.

– Может нам правда в профком жалобу подать? – сказала она.

Я представил, как сижу перед столом нашего председателя и в красках описываю ему, как новый редактор призывает нас к порядку. Как жалуюсь, что он, такой сякой, имеет наглость требовать от нас, чтобы мы прилично одевались, соблюдали порядок и график и полностью соответствовали своей должностной инструкции. И как нам это все не нравится, потому что мы, де, привыкли к свободе. Ну да. Прямо сплю и вижу, как обрету в нашем квелом баклажане союзника и соратника. И как он явится в редакцию, чтобы сделать внушение ЭсЭсу.

Я усмехнулся и озвучил Даше свои мысли.

– Да уж… – она вздохнула. – И что теперь? Ничего не делать и терпеть весь этот ужас? Джинсы не носить, слишком ярко не краситься, в столовую ходить строем и с речевками, как в пионерлагере?

Честно говория, всерьез я пока не думал над тем, что можно сделать. Я вообще сегодня на работу не пошел, и уважительная причина этого покоилась во внутреннем кармане. За донорство, кроме бесплатной еды и кое-каких денег, полагалось два отгула. На восстановление баланса жидкостей, по всей видимости. Причем по правилам взять я их мог в любое время, когда захочу. Подряд или вразброс. Удобно, что ж…

– Надо узнать, из-за чего его уволили, – задумчиво проговорил я. – Может тогда получится нащупать его слабое место…

– А до этого что делать? – хмыкнула Даша. – Выполнять то, что он говорит?

– Ну, мы же взрослые люди, – усмехнулся я. – Не развалимся, походим строем какое-то время… Кстати, мы пришли, кажется.

Я сверил адрес на бумажке с табличкой на бараке из толстых потемневших бревен. Да, это было то самое место. Дощатый забор, проржавевшая табличка «Осторожно, злая собака!», приоткрытая калитка. В глубине двора – уличный сортир. Рядом с домом – колонка. Ни воды, ни канализации. И с годами в этом районе ничего не изменится. Разве что церковь обзаведется парой новых «маковок» и починит забор. А вместо покосившейся деревянной сарайки с безликой вывеской «МАГАЗИН» появится современный павильон с ритуальными услугами по сходной цене.

Никакой собаки во дворе не оказалось. О ее существовании когда-то напоминала только внушительных размеров будка с обрывком цепи, которую облюбовала стая шумных воробьев.

Мы поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, к четвертой квартире. Забавно, конечно. Магические услуги – прямо напротив церкви. Прямо-таки весь спектр метафизических услуг в одном флаконе. Пришел к ворожее, нагрешил, воспользовавшись ее еретическими услугами, зашел в церковь, помолился.

Никакого звонка на двери не было, так что пришлось стучать.

Дверь открылась почти сразу. На пороге стояла невысокая полноватая женщина с длинными черными волосами. Настолько невысокая, что сначала мне показалось, что дверь нам открыл ребенок. Глаза ее были густо подведены черным карандашом, одета она была в длинное черное платье. На шее – ворох разнообразных бус, подвесок и цепочек.

– Добрый вечер, – я вежливо кивнул. – Меня зовут Иван, мы с вами созванивались, помните? Вы сказали, что мы можем подойти сегодня, если хотим получить консультацию… Дарья Ивановна мне дала ваш телефон.

Гадалка молча изучала немигающим суровым взглядом сначала меня, потом Дашу. Спустя минуту сверления глазами, она отступила в темный коридор, пропуская нас в жарко натопленную квартиру.

Гадальный салон… внушал. Стены занавешены волнами дешевой подкладочной ткани, стол гадалки для посетителей стоял прямо в коридоре. Сразу за ним – еще одно полотнище ткани, видимо, отделяющее жилое пространство от рабочего.


Гадалка усадила Дашу на стул напротив стола, и сама тоже заняла свое рабочее место. А для меня никаких мест для сидения не предполагалось, так что я остался стоять и разглядывать внутреннее убранство «салона», собранное из подручных средств.

Любого пожарного инспектора при виде такого помещения, стопудово хватил бы удар. Море синтетических тряпок на всех стенах, пышущая жаром печь и свечи. Множество тонких восковых церковных свечек, расставленных на тарелки в самых неожиданных местах. Трепещущее пламя играло бликами на свисающих с потолка хрустальных подвесках, которые когда-то явно были частью люстры. Оленьи рога с навязанными на них атласными ленточками. Сплетенные из швейных ниток мандалы.

– Вообще-то я ни во что такое не верю, – чуть жеманясь, будто бы оправдывалась Даша. – Но, знаете, в детстве со мной произошло…

– Помолчите, пожалуйста, – раздраженно бросила гадалка и сжала Дашины ладони в своих маленьких пухлых ручках. Закрыла глаза и подняла лицо к потолку.

Сколько ей лет, интересно? Тридцать? Сорок?

Морщин нет, кожа гладкая, почти детская. Национальность… Сложно сказать, что-то восточное в ней явно было, но вот черные волосы точно крашеные. Скорее косит под цыганку, чем является таковой.

– Ты в большой опасности, милая моя, – сказала гадалка и открыла глаза. Отпустила дашины руки и потянулась к потрепанной колоде черных карт. Редкая расцветка, я такие видел пару раз, но много позже. Здесь в Союзе особенного разнообразия не было. В основном карты были двух разновидностей, и обе они на белом фоне. А эта – черная. Стильно, да. Может статься, что вся идея гадального салона родилась у этой дамочки в тот момент, когда она заполучила себя такую редкость.

– В опасности? – спросила Даша и обернулась на меня. Взгляд слегка испуганный.

– Деньги принесла? – вдруг резко спросила гадалка.

– Да, конечно, – торопливо ответила Даша и полезла в сумочку.

– На тумбочку положи! – скомандовала гадалка и принялась неспешно тасовать колоду. – Я твой грех на себя брать не собираюсь, так что расплачиваться за него будешь сама.

– Какой еще грех? – нахмурилась Даша.

– Я кого попало не принимаю, – сказала гадалка, проигнорировав вопрос, потом мотнула головой в мою сторону. – И когда этот мне позвонил, поняла, что дела у тебя плохи.

Пухлая рука вытянула из колоды несколько карт и разбросала их по ткани, накрывающей стол. Что за карты мне было не видно. Довольно далеко стоял, света от свечей было не то, чтобы много, и на черном поле было не разобрать.

– Да короля у тебя – черный и белый, – начала плести словесные кружева гадалка. Я попытался было, вникнуть в то, что она говорит, но довольно быстро запутался и все эти «червовые интересы», «бубновые зазнобы» и «долгие дороги в казенный дом» слились для меня в один сплошной белый шум. Однако, судя по выражению лица Даши, говорила гадалка что-то очень близкое к правде.

Потом гадалка карты собрала и отложила в сторону. И принялась вдумчиво разглядывать Дашину ладонь.

А я топтался на месте, скучал и потел. Было жутко жарко и душно, почти как в бане. А раздеться гадалка нам не предложила. Да еще и стоять мне приходилось рядом с печкой. Да уж, клиентоориентированный сервис, ничего не скажешь.

– Ваня! – довольно громко окликнула меня Даша. Ну да, понятно, я вообще отвлекся от разговора, перестал следить за тем, что происходит, и не обратил внимание, что ко мне обращаются.

– Иван, нам нужно остаться наедине, – сказала Даша. – Выйди, пожалуйста на площадку.

– Конечно, – сговорчиво согласился я, а сам практически возликовал. Потому что еще пять минут в этом «салоне магии», и мое пальто можно будет выжимать.

Я вышел на лестничную клетку с деревянными перилами и прикрыл за собой дверь.

Квартир на весь этот дом было четыре. Две с одного входа, и две с другого.

Дверь квартиры на нижнем этаже скрипнула практически сразу, как я вышел на лестницу. Потом раздались шаги, и на лестнице показался тощий всклокоченный дед в трениках и тельняшке. Осмотрел меня подозрительным взглядом.

– Ходят и ходят, – сварливо пробурчал он. – Шарлатанка она, ясно тебе? Что, пообещала всю правду сказать, да? А ты еще и веришь, поди?

Я дипломатично промолчал. Вот еще, объясняться и оправдываться хрен знает перед кем.

– Ты же советский человек, на что тебе это гадание сдалось? – распалился дед и погрозил мне узловатым указательным пальцем. – Написать надо уже давно куда следует, да недосуг все.

На улицу идти не хотелось. Фиг знает, сколько времени продлится загадочная беседа тет-а-тет, не мерзнуть же из-за какого-то деда.

– Вы не волнуйтесь, гражданин, нам уже написали, – сказал я с самым серьезным лицом. – А ваша фамилия, кстати, как?

Вообще был риск, что на такой заход дед еще больше раздухарится и примется выкладывать мне секретные сведения про эту гадалку, про ее клиентов и про всех соседей в километровом радиусе. Но раз салон при таком соседе до сих пор работал, значит жалобы склочный старикан почему-то не пишет. Видимо, синие корявые узоры на руках мешают ему добровольно с органами сотрудничать…

Вывод оказался верным. Сосед спешно ретировался, в его двери дважды щелкнул замок. А я остался куковать на площадке в гордом одиночестве.

Ждать пришлось долго, около часа. Я даже присел на лестницу, потому что стоять мне надоело.

Потом дверь открылась. Я встал и встретился взглядом с испуганными глазами Даши. Она была здорово бледной, руки ее дрожали.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил я.

Даша прикусила губу.

Глава вторая. Про уродов и людей.

Этажом ниже раздался подозрительный скрип. Явно вредный дед подслушивал за дверью.

– Подожди, не говори, – прошептал я Даше, взял ее за руку и повел вниз по лестнице. Здорово стертые ступени. Сколько лет этому дому, интересно?

Мы вышли на улицу и прошли мимо распахнутых церковных ворот. Кучковавшиеся у церковной ограды согбенные старушки проводили нас недружелюбными взглядами. Кажется, в этих местах тоже ничего не меняется. Несгибаемые они все-таки. Уж на что советская власть постаралась изжить «опиум для народа», все равно ничего не получилось.

Даша шла молча, как деревянная кукла.

– Да что такого тебе наговорила эта гадалка? – спросил я, когда мы скрылись из виду стоящих на паперти.

– Она сказала, что я беременна, – помертвевшим голосом проговорила Даша.

– А она кто, врач? – иронично усмехнулся я. – Или, может быть, она у тебя анализы брала?

– Мне кажется… она права… – с трудом выговаривая каждое слово сказала Даша и остановилась у очередного дощатого безликого забора. В щель под ним тотчас просунулась рыжая собачья морда и принялась нас облаивать.

– Она сказала, что не знает, кто отец, но что этот ребенок меня убьет, – продолжила девушка. На меня она не смотрела. Вообще-то я был осторожен, конечно. Но такое дело… Нам всего-то чуть за двадцать, в этом возрасте совсем другая требуется осторожность, не такая как в сорок. Юные и борзые сперматозоиды рвутся в бой так, что кажется способны сокрушать даже стенки презервативов… Кроме того, я у Даши был не единственный любовник, что уж. Это я тоже понимал.

Хотя…

Какого черта?

Она решила, что беременна, после визита к… подождите-подождите… ГАДАЛКЕ?

– Даша, ты умная образованная девушка, – сказал я. – К гадалкам не ходят диагностировать беременность!

– Про остальное-то она правду сказала! – воскликнула она. – Как будто все про меня знает, хотя я ее впервые в жизни вижу!

– Милая, хорошие гадалки умеют так плести словеса, что ты чему угодно поверишь, – я взял ее за плечи и заглянул ей в лицо. В глазах ее стояли слезы. – Это когнитивное искажение такое, понимаешь? Она говорит всякие общие слова, а ты спокойно подставляешь в своей голове всякие конкретные факты. И тебе кажется…

Черт, вот что я плету, а? Девушка сказала мне, что беременна, а я тут умничаю.

– Милая, если у тебя есть причины думать, что это правда, давай сначала в точности убедимся, хорошо? – сказал я. – Ну, там, тест в аптеке купим или что там еще?

– Тест? – Даша недоуменно нахмурилась. – Какой еще тест?

Тьфу ты, зараза! Действительно, какой, нафиг, тест? Мы же не в двадцать первом веке, когда такие штуки вместе с презервативами на кассах любого уважающего себя супермаркета продаются. А здесь… А что, кстати, вообще в таких ситуациях здесь делают?

– Слушай, я же парень, – я растерянно развел руками. – Но как-то же ты можешь убедиться точно, что беременна? Анализы сдать, к врачу записаться…

– В женскую консультацию… – тихо сказала она. – Но мне туда нельзя сейчас, наша участковая-гинеколог – лучшая подруга моей мамы, она ей сразу же все расскажет.

«Врачебная тайна встала и вышла из класса…» – подумал я. Ну да, времена меняются, проблемы остаются.

– А за деньги? – спросил я. Деньги у меня еще остались с щедрого гонорара за статью в «Здоровье».

– Это надо еще знать, к кому обратиться… – еще тише сказала Даша.

– Так, давай без драм, ладно? – я обнял Дашу и прижал к себе. – Я завтра встречаюсь с одним хорошим приятелем, он врач. Пошушукаюсь с ним по этому поводу, может поможет чем.

– А потом? – спросила Даша, не глядя на меня.

– А потом будет потом, – жизнерадостно ответил я. – Пока что тебе только гадалка наговорила всякого, а ты сразу скуксилась. Хочешь, в кафе зайдем? Кофе попьем, пончиков каких-нибудь купим?

Я крепко держал девушку за плечи и смотрел ей в лицо. В уголке ее глаза, несмотря на толстый слой тонального крема, виднелся стекающий вниз синяк. И на скуле тоже имелась тень… Добланый Игорь! Не понимаю и никогда не пойму, как можно ударить девушку. Сволочь, подонок…

И еще это теперь…

А если она правда беременна, то что? Как мне полагается поступить? Упасть на одно колено и предложить ей руку и сердце? Чтобы жили мы долго и счастливо в моей коммунальной квартире? Не случилось у меня детей в прошлой жизни, как-то не испытывал я ничего похожего на отцовский инстинкт. А сейчас?

Я прислушался к внутреннему голосу, но он, как назло, молал. Даже ехидных комментариев не отпускал. Решай, мол, сам, не маленький.

– Даша, хватит кукситься, – сказал я и осторожно вытер с ее глаз слезы. – Пойдем в кафешку на Старом Базаре, я видел там какую-то стекляшку. А думать будем, когда ты будешь точно уверена.


Даша уснула. Я тихонько переложил ее голову со своего плеча на подушку и выскользнул из-под одеяла. Прошелся по комнате, подошел к окну. Да уж, по-дурацки как-то получилось с этой гадалкой. Казалось, что будет весело, этакий аттракцион «магия в СССР». А тут, на тебе.

Технически, она все еще была невестой Игоря, конечно. Но в этом направлении я даже не думал, если честно. Ну не могу же я всерьез считать, что Игорь – это отличная идея для нее устроить свою судьбу?

А вот дла Ивана… Для меня она была бы вполне подходящей партией. Мы оба журналисты, с ней легко общаться, она отличная любовница. А ребенок… А что, ребенок? Другие справляются, и мы справимся. Не маленькие, правда что. Плюс всякие там ясли, садики, молочные кухни, что там еще… Я всегда считал, что материнство в СССР довольно активно поощрялось, чтобы женская карьера не страдала. А потом, чем черт не шутит, можно будет затеять семейный бизнес и открыть вместе с ней газету. Журналистка она и правда неплохая. Да и товарищ хороший…

Я смотрел на снег за окном и глупо улыбался. Ребенок. Неужели у меня и правда может быть ребенок?


Вставать к восьми утра и слушать селекторное совещание мне больше было не нужно. По новым правилам ЭсЭса эта обязанность возлагалась на дежурного по редакции. А пока он слушал совещания сам. До следующей недели, когда за дело примется Эдик. Так что проснулся я значительно раньше будильника, сварил кофе в турке, пожарил яичницу, намазал несколько кусков батона сливочным маслом. И только потом разбудил безмятежно спавшую все еще Дашу.

Мы пришли на работу вместе, не утруждая себя никакой конспирацией, вроде: «Давай сначала я через проходную пройду, а ты за углом подождешь». Сочтет факт нашего одновременного появления кто-то поводом для сплетен – да и пожалуйста.

Я заглянул в наш почтовый ящик, достал из него пачку писем. Пролистал. Из семнадцати три мужских, остальные женские. Нормально работает рубрика, даже лучше, чем я ожидал. Пишут, советуют, делятся жизненными историями…

– Это… что? – спросил ЭсЭс, когда я положил письма себе на стол.

– Письма в редакцию, Сергей Семенович, – ответил я. – Я веду рубрику…

– Ах да, я видел, – он пожевал губами и скривился. – Это безобразие, конечно же, нужно прекратить.

– Что значит, прекратить? – сказал я спокойно. – На заседании парткома постановили, что это нужная и важная рубрика. Вы что-то имеете, против решений партии, Сергей Семенович?

Он уперся в меня своим змеиным взглядом. Казалось, что сейчас между его тонких бесцветных губ скользнет раздвоенный язык. Рептилоид, мать его. Но взгляд его я выдержал. Я уже защитил один раз право рубрики о личной жизни на существование и готов был повторить это еще раз.

– А не слишком ли вы молоды, юноша, чтобы возражать своему главному редактору? – сказал он.

– Я совершеннолетний, и у меня есть диплом журналиста, – сказал я. – Так что да, я имею полное право возражать. И высказывать свое мнение, когда оно у меня есть.

«Ну давай поиграем в гляделки, тупой солдафон», – подумал я.

ЭсЭс смотрел на меня. А я не отводил взгляд. Некоторое усилие требовалось, чтобы не начать ехидно улыбаться. Не знаю, за что его поперли из прошлой газеты, но узнаю. И приложу все усилия, чтобы и из этой поперли тоже. Правда, с председателями парктома и профкома у меня отношения не очень чтобы сложились, но ради такого дела я постараюсь снова их наладить.

Наше перетягивание взгляда прервал запыхавшийся Эдик. Он вломился в редакцию и немедленно посмотрел на часы.

– Вы опоздали, Эдуард! – ЭсЭс спешно переключил внимание с меня на другую жертву.

Выглядел Эдик непривычно. Он постригся! Вместо привычной не очень опрятной гривы на его голове красовалась ультракороткая стрижка вроде полубокса. Понятно, почему он не спешил снимать шапку. Ну и одежда, да… Серый костюм, белая рубашка и галстук-селедка. Натурально, совсем другой человек. С очень несчастными выражением лица.

На страницу:
1 из 5