Чужой

– Ладно, – с самодовольным видом вершителя судеб махнул рукой Синий. – Оставь мне свой номер телефона!

– Я бы с радостью, но у меня его нет, – признался Эмигрант.

– Как это нет?! Ты что? Ты сюда интегрироваться приехал или зачем? Без телефона нет общения, а без общения нет интеграции! – набросился на него с упреками Синий и, гневно фыркнув, протянул свою визитку: – Вот, это – номер моего телефона! Позвони мне сам через день или два! Но с мобильником не тяни, покупай скорей и подключайся к телефонной линии! Иначе как ты будешь искать работу? Все работодатели просят оставить им контактный телефон, поэтому он у тебя обязательно должен быть!

Глава 4.

На следующий день Эмигрант купил телефонную карту с самым дешевым тарифом, вставил её в мобильный телефон и позвонил Синему. Тот продиктовал ему номер своего двоюродного брата, и через пару часов Чужой встретился с работодателем в небольшой рабочей кафешке. Начальник ремонтной бригады был одет во всё ослепительно белое: рубашку, брюки, носки, сандалии. Даже мобильный телефон у него был белым. Ослепительно Белый поставил перед Эмигрантом бутылку пива, которую тут же оплатил, сказав:

– Угощайся!

Чужой решил, что для начала ему следует представиться и начал было:

– Знаете, я…

Но Ослепительно Белый оборвал его на полуслове:

– Ремонт делать умеешь: белить, красить, класть плитку?

– Белить и красить умею, а плитку класть ещё не доводилось, – честно признался Эмигрант.

Всё, что он сказал, было истинной правдой, так как ремонт в своей квартире и в загородном доме он всегда делал сам.

– Ясно. Да там дело-то плёвое, ничего сложного! Мои ребята тебе всё покажут и, если надо, научат! – заверил Ослепительно Белый и пояснил Эмигранту, куда ему нужно подъехать завтра ровно в восемь часов утра.

Чужой очень волновался: сумеет ли он справиться с этой, казалось бы, знакомой ему работой, в Европе? Возможно, здесь используют другие материалы и предъявляют к рабочим по ремонту помещений другие требования? За всю ночь он не сомкнул глаз, а наутро предстал перед Ослепительно Белым и его бригадой, состоящей всего-навсего из двух здоровяков с большими круглыми животами и тройными подбородками. У высокого было прозвище Ведро, а у низкорослого – Валик. Оба были коренными европейцами и говорили без акцента, много улыбались, шутили и смеялись, поглаживая свои массивные округлые животы. Помещение, которое предстояло отремонтировать, ранее принадлежало какой-то организации. Оно состояло из длинного коридора, туалета и пяти комнат. Ослепительно Белый проинструктировал своих рабочих насчет ремонта и, сославшись на занятость, ушел, после чего Ведро с Валиком ввели в курс дела Чужого.

Он с энтузиазмом принялся за работу и за день сделал столько, что сам этому удивился. В отличие от него, толстопузые Ведро с Валиком то и дело отходили покурить, позвонить маме, тёще, супруге и десятку других родственников и знакомых, да еще время от времени отлучались в ближайшую кафешку, чтобы смочить там горло и перекусить. По сути, они лишь контролировали работу Эмигранта и поставляли ему штукатурные и малярные материалы, а тот трудился в поте лица своего за троих. Благодаря своему ничегонеделанию, Ведро и Валик пребывали в отличном настроении. Они угощали Чужого бутербродами и подбадривали: "Молодец! Так держать! Все делаешь, как надо. Только с покраской этой стены поднажми, чтобы закончить уже сегодня! Завтра возьмемся за соседнюю комнату – таков приказ шефа!" За две недели непрерывного многочасового труда Эмигрант так вымотался и устал, что по окончании ремонтных работ отсыпался целые сутки, а потом пришел за расчетом в то самое, отремонтированное им помещение. Ослепительно Белый походил туда-сюда, покрутил головой вверх-вниз и по сторонам, постучал по плитке, провел рукой по окрашенной поверхности, удовлетворенно промычал себе что-то под нос, кивнул головой, затем позвал своих рабочих в коридор, а Чужого попросил остаться в самой дальней комнате. Некоторое время из коридора до Эмигранта доносились звуки благодушной беседы и хлопков по плечам. Наконец, дверь открылась, и в комнату вошли улыбающиеся Ведро с Валиком.

– Вот и настал долгожданный момент расплаты! – весело объявил Ведро, открыл кошелек и протянул Чужому две купюры среднего достоинства.

Эмигрант успел заметить, что таковых в кошельке у напарника было с десяток, не меньше. Чужой открыл было рот, чтобы уточнить: "И это всё?! ", но сдержался и промолчал, понимая, что подобный вопрос неуместен.

Сумма, которой удостоился Эмигрант, покрывала всего лишь стоимость двухнедельного проживания в пансионе, без учета еды и других расходов. Лицо обманутого окрасилось гримасой разочарования. Ведро заметил это и принялся успокаивать:

– Конечно, это немного. А ты как хотел? Строителем много не заработаешь. Для нас с Валиком это не работа, а так, подработка. Я работаю таксистом, а он торгует в газетном киоске. Мы в этой ремонтной бригаде только потому, что заказы на ремонт бывают нечасто. Здесь же Запад, дикий капитализм, бешеная конкуренция, поэтому за клиентами везде – длинные очереди! Заказчики диктуют нам цены, а не мы им. В общем, все не могут хорошо зарабатывать, хотя это было бы справедливо.

– Ясно, – ответил Чужой, в душе осуждая бездельников, прикарманивших причитающиеся ему за работу деньги.

– Слушай, – вдруг оживился Валик, – а хочешь у моей тетки в ресторане поработать посудомойщиком? Я вижу, ты – трудяга, каких поискать! В посудомойках женщины подолгу не задерживаются, там требуется мужская сила и выносливость. Хочешь, я тебя туда пристрою? Ты здесь на легальном положении? Документы в порядке?

Эмигрант кивнул головой.

– Отлично! Тогда, считай, работа у тебя в кармане! – пообещал Валик, и своё слово сдержал.

Глава 5.

Неделю спустя Эмигрант приступил к новой трудовой деятельности. То, что она не из легких, стало понятно сразу. Ресторан был большим и занимал два этажа в красивом старинном особняке. Просторные залы, предназначенные для посетителей, были полностью заставлены столиками, и поток грязной посуды, особенно в обеденное время, казался нескончаемым. Эмигрант двигался так быстро, как только мог, едва успевая счищать с тарелок остатки еды в мусорный бак и загружать посуду в моющие машины. В считанные минуты официанты устанавливали высокие башни из грязной посуды, и Чужому, едва выпрямившему спину, вновь приходилось сгибаться и с молниеносной скоростью очищать тарелки от остатков еды. Однако самая трудоёмкая работа ждала его в послеобеденное время, когда повара складывали в мойку большие сковороды и кастрюли с пригоревшей ко дну пищей и толстым слоем жира. Ворочать огромные посудины в раковине было сложно, и на мытье уходило много времени.

– Какая неповоротливая у нас посудомойка! – насмехались над Эмигрантом повара.

От них не отставали официанты. Стоило посудомойщику достать из моечной машины чистую посуду с небольшой задержкой, как ониобрушивались на него потоком грязной ругани. В разговорах между собой работники кухни постоянно матерились. Это резало слух Эмигранту, но отвечать тем же самым ему воспитание не позволяло. Он старался не обращать внимания на грубость персонала и размышлял о своём. Всё чаще Эмигранту вспоминалось что-либо, связанное с Родиной: светлое, душевное, ностальгическое. Впрочем, подолгу предаваться этим размышлением он не мог: обстановка не располагала. Чужой вынужден был оборачиваться на крики поваров, официантов и выслушивать гневные замечания директора ресторана – немолодой женщины по прозвищу Швабра.

Так окрестили свою начальницу ресторанные работники, и, надо сказать, это прозвище очень ей подходило. Швабра была высокой и костлявой. Свою худощавую фигуру она обтягивала длинными вечерними платьями, а волосы покрывала таким толстым слоем лака, что они лежали на плечах, будто приклеенные, с торчащими вверх завитками. В часы обслуживания Швабра крутилась по залу, услужливо лебезя перед посетителями, а своими подчиненными вечно была недовольна. Впрочем, этим она не отличалась от директоров других ресторанов. Платила Швабра своим работникам очень мало, к тому же большинство из них не были оформлены официально. В случае прихода инспектора директор уверяла, что эти люди проходят испытательный срок, и что она еще не решила: оставить их у себя или нет. Швабра платила Чужому втрое меньше, чем любому официально оформленному посудомойщику, но поскольку другого варианта работы не намечалось, он продолжал трудиться в ресторане с раннего утра до глубокой ночи, с одним выходным днем в неделю.

– Кстати, не забывай, что мы кормим тебя здесь бесплатно! – не упускала возможности ввернуть Швабра.

Действительно, это было так, но после двух месяцев постоянной работы в согнутом положении Эмигранта начали беспокоить боли в желудке, появилась тошнота и отрыжка. По этой причине он принимал пищу всего один раз в сутки и не в ресторане, а перед сном, в комнате пансиона.

Работал Эмигрант от зари до зари, поэтому завести друзей ему было попросту некогда, а соседи по пансиону таковыми вряд ли могли бы стать. Одни были слишком угрюмы, резки и до неприличия грубы. Другие пребывали в полусонном состоянии то ли от усталости и хронического недосыпания, то ли под воздействием наркотиков. Третьи прослыли назойливыми прилипалами, так как постоянно клянчили у всех денег, после чего от них сильно разило алкоголем, и взятое взаймы эти люди отдавать не спешили. Работники пансиона тоже не походили на типичных любезных и улыбчивых европейцев. Уборщицы в этом заведении менялись каждые три месяца. Это были нахальные и разнузданные местные девицы. Они грохотали своими ведрами и швабрами так, что всё вокруг звенело и дрожало. Когда уборщица мыла лестницу, а кто-то пытался в это время пройти мимо, она тут же набрасывалась на постояльца с руганью:

– Стой, паршивец! Вон, вижу, уже натопать успел! Ах, ты, мерзавец! Вали давай отсюда и не пачкай мне полы, паразит!

Туалеты в холле пансиона, похоже, вообще никогда не мылись, в то время как расположенные на этажах уборщица протирала максимум раз в неделю. Стойку администратора, возле которой он встречал постояльцев, покрывал толстый слой пыли, а предназначенная для общего пользования мебель была перепачкана в чем-то липком и вонючем. Впрочем, низкая производительность труда уборщиц объяснялась их повышенной занятостью в другой сфере. Застать за делом поломойку было сложно, однако, из-за двери подсобного помещения то и дело доносились протяжные стоны. Периодически оттуда выходил администратор, отхлебывал из бутылки пива или минералки, снова исчезал за дверью подсобки, и стоны продолжались. Несколько месяцев спустя администратору любовные отношения приедались, он увольнял уборщицу, и та же история повторялась со следующей работницей. Одна из них, узнав о своём увольнении, громко кричала что-то там про бессовестного начальника и свою внезапную беременность, после чего эта новость стала предметом обсуждения среди постояльцев пансиона.

– Если это так, и она действительно забеременела, то мне искренне жаль эту женщину! – высказался в её защиту Чужой.

– Жалко, так женись на ней и содержи её отпрыска, вместе со всеми остальными, которых притащит тебе в подоле эта шалава! – с ухмылкой заметил сосед из номера справа.

Глава 6.

Как-то раз во время мытья посуды, от одного из поваров Эмигрант услышал, что тот снимает комнату в трехкомнатной квартире. После работы Чужой поинтересовался у него, во сколько обходится такой вариант жилья.

– Гораздо дешевле, чем проживание в отеле, пансионе или в отдельной квартире. Ты что не знал? – удивился тот.

Эмигрант действительно этого не знал. В его представлении жители Европы не могли ютиться в каких-то коммуналках. Однако эта информация оказалась полезной. Получаемых в качестве зарплаты денег Чужому катастрофически не хватало. Ему приходилось пользоваться накопленным ранее – привезенным с Родины запасом. Этого денежного ресурса становилось все меньше и меньше, поэтому более дешевое жилье помогло бы решить проблему.

Не откладывая в долгий ящик, Чужой засел за чтение объявлений в местной газете и вскоре нашел подходящее для себя жилье. Он с большим удовольствием переехал туда из грязного пансиона со странными постояльцами. Проживание там вызывало у Эмигранта неприятное ощущение: прозябания в убогой трущобе. Как же он был рад навсегда с ней распрощаться! Новым местом жительства у Чужого стала кирпичная пятиэтажка в благоустроенном городском районе, а соседями в трехкомнатной квартире – студенты местного университета. Один – высокий, худой, сутулый парень в очках, с виду напоминающий хакера. Он подолгу не выходил из комнаты, занимаясь чем-то на компьютерах, которых у него было аж четыре штуки. Позже выяснилось, что этот парень учится на программиста. Другой студент, тоже технарь, постоянно водил к себе девушек. Редкую ночь из-за двери его комнаты не доносились звуки нежного женского голоса и ритмично качающегося матраса. Хозяйка этой квартиры, женщина сорока с небольшим лет, проживала на другом конце столицы. Наведывалась она в сдаваемое жильё раз в месяц, чтобы проследить за порядком и взять с жильцов арендную плату. Перед тем, как пустить туда Эмигранта, она заглянула в его паспорт и недовольно хмыкнула:

– Турист что ли? У тебя визы осталось на шесть с половиной месяцев. Учти это и не забудь её продлить! Я у себя нелегалов держать не собираюсь! Надеюсь, ты меня понял?

Эмигрант кивнул ей в ответ, после чего получил ключи от своей комнаты.

Познакомившись с новым соседом, студенты хитро переглянулись, и один из них нахально заявил:

– Слушай, новенький, на этой неделе твоя очередь – мыть общую территорию! Если ты этого не сделаешь, мы пожалуемся хозяйке квартиры, так что…

– Хорошо, я вымою! – покорно ответил Чужой.

С того дня всю уборку студенты переложили на его плечи. Они считали, что имеют на это право, а Эмигрант отстаивать свои права не решился. Несмотря на сильную усталость после рабочих смен в ресторане, он безропотно и регулярно мыл прихожую, кухню, ванную и туалет, чтобы не злить студентов и хозяйку квартиры. Чужой боялся потерять возможность проживания в нормальных условиях. Эта квартира была тем вариантом жилья, к которому он привык и в котором проживал весь предыдущий отрезок своей жизни, с той разницей, что на Родине квартира принадлежала ему целиком, а здесь он располагал только одной комнатой. Тем не менее, Эмигрант искренне радовался небольшой, комфортной, уютной комнатке и с содроганием вспоминал убогий темный закуток без окон в пансионе на рабочей окраине.

Кроме уборки, других претензий студенты Эмигранту не предъявляли и в пределах квартиры общались с ним на равных. Однако, встретив Чужого на улице, парни опускали голову вниз и делали вид, что его не замечают, к тому же, пройдя мимо, никогда не отвечали на его приветствия. Эмигранта это очень обижало. Он ощущал себя изгоем, будто чумным или прокаженным, но усилием воли пытался отнести такие моменты к разряду мелких неприятностей и ничего не значащих пустяков. Однажды, когда Чужой готовил себе на кухне кофе, туда зашел студент-программист. На нём были наушники, а из кармана трико торчал мобильный телефон. Студент поставил на плиту сковороду, разбил в неё пару яиц и стал ждать, пока они поджарятся.

– Привет! – сказал он Чужому, и, чтобы избежать неудобного молчания, поинтересовался: – Тебе музыка нравится?

– Да, конечно, – ответил тот. – Кому она не нравится?!

– Ты прав, – согласился компьютерщик. – Я вот последнее время слушаю классику. Она, как известно, родная мать рока и попсы. В общем, интересуюсь истоками современной музыки, и многое из того, что слушаю, мне нравится. Хочешь, я тебе на мобильник что-нибудь скину?

– Не откажусь, – ответил Чужой и протянул студенту свой телефон.

На следующий день программист вернул ему мобильный с записанной на нем музыкой и подарил свои запасные наушники. Всю неделю Чужой наслаждался звуками итальянской оперы, произведениями известных классических композиторов, а еще мюзиклами, из которых больше всего ему запал в душу "Нотр Дам де Пари". Особенно Эмигранту понравилась песня под названием "Бал шутов":

Хор:

Ты – шут, я – шут, все тут пляшут!

Ты – шут, я – шут, все тут пляшут!

Гренгуар:

Прошу, мадам, месье, сюда, на бал шутов,

Где славно шутят все, а я всегда готов!

Хор:

Ты – шут, я – шут, все тут пляшут!

Ты – шут, я – шут, все тут пляшут!

Гренгуар:

Сегодня бал шутов, всеобщий пир горой,

Я только президент, а нужен нам король.

И будет королём назначен в тот же миг,

Кто скорчит рожу нам гнуснее всех других!

Хор:

Ты – шут, я – шут, все тут пляшут!

Кто скорчит рожу нам гнуснее всех других,

Тот наш король!

Ты – шут, я – шут

Ты – шут, я – шут, все тут пляшут!

Мы – я, он, ты – все тут шуты!

Кто – шут, все тут! Кто – шут, все тут!

Чужой слушал и слушал эту песню, чувствуя себя тем самым шутом, добровольно ставшим на этот путь. Он старался не придавать значения всему тому, что происходило с ним в эмиграции: слушать оскорбления и терпеть пренебрежительное отношение окружающих, заниматься тяжелым неквалифицированным трудом, следовать жесточайшей экономии и постоянно во всем себя ограничивать. Чтобы не впасть в депрессию, Эмигрант внушал себе, что всё это ненадолго, что скоро его жизнь наладится и станет такой же, как у коренных европейцев. Пока же оставалось относиться к своим жизненным реалиям, как к театру и чему-то временному, несущественному. Чужой и вправду чувствовал себя шутом, изображающим другого человека, в совершенно иной, чуждой ему действительности.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.