Антиада

– Нашу.

– Не понял?

– Нашу гостиную. Артур, ты так удобно забываешь, что это и мой дом тоже.

– Вот и напомни себе об этом. Звони дизайнеру. Милана, я очень хочу уюта. Прости меня, – и снова его лицо обрело то самое выражение, которое так её притянуло к нему.

– Хорошо, – она смотрела на него с остывшим желанием продолжить скандал.

Глава 24

С раннего утра телефонные звонки вырывали её из сна, наступавшего обычно к рассвету. Полностью пробудившееся сознание обозначилось физическим дискомфортом в теле. Но-шпа перестала справляться с болью. Недомогание напрочь лишилось терпения и отвлекало от работы на протяжение всей недели. Глянув на экран смартфона, Ада помедлила отвечать. Нетерпеливая заказчица была хуже желудочных спазмов.

– Ада, ускорьтесь с выполнением проекта. У меня реально сроки поджимают, – Милана была верна привычке не здороваться с теми, кто стоял ниже по рангу и социальному уровню.

– Мне остался день, и проект будет готов.

– Не подводите меня. Иначе будет урезана оплата.

Не прощаясь, заказчица отключилась. Ничего не оставалось, как вставать с постели и надев казавшееся нелепым из-за обилия кружев платье, обеспечивающее вдохновение, поставить точку в заказе. Желудок снова напомнил о себе. Не голодом. Не урчанием. А дикой болью. Самочувствие не представлялось архиважным аспектом в иерархии ценностей Ады. Интуитивно она понимала, что с ней происходит что-то ненормальное, но что именно, выяснять не хватало времени. Кипяченая вода вместо завтрака и громкая музыка показались достаточными условиями для работы. Четырех часов хватило, чтобы отправить адвокатессе то, без чего она вполне могла обойтись и самостоятельно украсить гостиную.

Резкая боль выдирала загнанную в дальний угол заботу о здоровье. Поддавшись здравому смыслу, Ада оделась и вышла из студии, чтобы наконец-то поесть в том самом кафе, где ей досаждал вниманием обаятельный бармен. Дневной свет показался очень ярким. Ноги стали ватными. И неожиданно захотелось спать, причем очень сильно.

Откуда-то далеко до Ады долетал крик женщины, требовавшей вызвать скорую и просившую её не закрывать глаза.

Глава 25

Тишина в сфере отчуждения погружала в состояние прострации. Время замирало. Ему нравилось воспринимать покой каждой клеткой тела. Но также он ощущал обманчивость испытываемого состояния, ведь в любой момент его могли отозвать из сферы. С его погруженной внештатные ситуации практически не возникали. И он не верил во временное равновесие: жизнь человека представляет собой нервную кардиограмму событий.

Характерные сигналы подтвердили его предчувствие и он, не тратя времени, вышел из крошечной комнатки. В коридоре его уже ожидали.

– Погруженной 1397 присвоен код 27.0.2., – сообщил коллега.

– По программе она не должна сейчас умереть, – сказанное звучало для него самого попыткой самоуспокоения.

– Ошибка анестезиолога, – коллега продолжал оставаться хладнокровным.

– Выживет? Что на датчиках показано? – волнение Смотрителя росло.

– Только код и режим ожидания.

– Это что издевательство? – он уже едва не кричал, обижаясь на коллегу из-за его режущего безразличия к человеку, хотя сам он многократно уличался в неприязненном отношении к людям. Он ошибался. И сейчас в полной мере осознал, что не может быть равнодушным к человеческим страданиям.

– Все зависит от автономной регуляции программы, – тон голоса коллеги смягчился.

– То есть с земли…

– Ты и сам это знаешь. Мы регулируем здесь то за, что мы ответственны, а они самостоятельно вносят коррективы.

Смотрители застыли друг напротив друга в тактичном молчании. Жизнь погруженной зависела от внутренних резервов её земного тела.

Глава 26

Попытка открыть глаза не удалась. Не получилось пошевелить руками и ногами. Она чувствовала себя крошечной, словно находившейся внутри огромного тела, своего собственного, где-то в области шеи. Страх быстро исчез. Вокруг было светло, хотя глаза она так и не открыла. Возникло ощущение в отношении тела: «это не я». Значит, переживать не следовало. Она была. Но другая. Без тела. Без этого тела, которое ей было знакомо. Она, находившаяся внутри, собралась унестись прочь. Куда именно, Ада не знала. Маршрут как будто был прописан на каком-то глубоком уровне, не доступном ранее. Мысль о смерти не возникла. Это была смерть, но не в том смысле, в каком её воспринимают люди.

– Ада, Ада, – голос врача пробивался в пространство, наполненное светом, – ты меня слышишь?

После его слов она ощутила нехватку воздуха. Стало страшно. Она слышала, но не могла об этом дать знать.

– Она просто не хочет отпускать от себя врача, – пошутил женский голос.

Ада попыталась пошевелить рукой и ей это удалось. Врач принялся проводить реанимационные мероприятия. Ему хватило меньше минуты, чтобы пациентка начала дышать самостоятельно.

Все закончилось. Она снова чувствовала себя в большом теле и была им. Она жива. Но почему-то радости от этой мысли не возникало.

Глава 27

Волнения перестали его донимать. Могло показаться, что они уже несущественны. Но нет. Он знал, что они играют значимую роль. И именно для него. Точнее они знаменовали собой перемены, произошедшие с ним. Искренняя тревога за человека давно не терзала его разум. Пренебрежительное отношение к людям мешало безмятежному пребыванию на территории уровня, расположенного под отведенным для высших чинов. Ему приходилось стесняться собственной гордыни. Люди. Чем они были так занятны, он не понимал. Пока ему не доверили её. Обладательница парадоксальной сдержанности заставила его сомневаться. Возможно, люди и не были сплошь простыми существами, которым достаточно временных материальных благ земного мира для ощущения себя самих счастливыми и нужными.

Его погруженная не имела ничего кроме таланта. И она держалась за него, как за ориентир по жизни. Она шла, не зная пути. Не боялась. Не жаловалась. Да, собственно и некому было стенать на тяжелую судьбу. Та действительно было непростой.

Ему нравилось наблюдать за ней. Точнее за её земным образом. Чрезмерно худая с вьющимися рыжими волосами, она часами рисовала силуэты, придавая им характеры и наделяя их движениями. Она писала целые истории. Но чтобы их прочесть другим людям требовалось особое видение жизни.

А сейчас она лежала под капельницами. Опасность отступила, и она продолжит свое земное существование. Вместе с ней он продолжит вникать в суть того, что значит быть человеком.

Глава 28

Пожилой врач спокойно вводил в курс дела пациентку, самочувствие которой позволяло вести с ней беседу. На все ещё бледном лице молодой женщины не проскакивало даже секундного испуга.

– К сожалению, вы тяжело перенесли наркоз. Клиническая смерть не была зафиксирована, но ваше состояние было достаточно близким к таковой. По поводу язвы желудка вам следует относиться к себе с большим вниманием. Не думаю, что вы допустите подобное.

– Спасибо, доктор, что спасли, – казалось, что Ада пропустила мимо ушей информацию о сближении со смертью на операционном столе.

– О, моя милая, вы не были на краю смерти, но да, состояние вашего здоровья на момент поступления в больницу оставляло желать лучшего. Что ж, прошу придерживаться моих рекомендаций, вам их дадут при выписке.

– Уверенна, что многим вам обязана.

– Мой долг спасать вас, не желающих правильно питаться, – изрядно утомленный возрастом человек засмеялся, силясь придать бодрости духа пациентке, и покинул палату.

Вспоминая испытанное во время выхода из наркоза, Ада задумалась над ощущением себя, но вне тела. Она не задумывалась о жизни после смерти, полагая, что все это попытки служителей религиозных организаций успокоить людей и избежать всеобщей паники от осознания конца земного пребывания, как финальной точки в самовосприятии. Она имела доказательство, что после отделения от тела сознание не перестает быть собой. А может это и есть душа? Значит, восприятие себя самого в любом состоянии и есть ощущением души? А если, есть душа, следовательно, смерть не означает конца жизни. Аде стало не по себе от этих размышлений. Но забыть об испытанном, означало пренебречь удивительным шансом воспринять жизнь, глубже дозволенного. Возможно, то, с чем она столкнулась поможет ей жить спокойно и не утрачивая надежды. Но верить в то, что она пережила, как в истинное указание на продолжение жизни вне тела, было бы ошибочно, так как такое ощущение мог спровоцировать какой-нибудь препарат или, в конце концов, нехватка воздуха. От этого довода логики стало грустно. Она пожалела, что решилась дать волю рациональному мышлению. Верить в существование души куда приятнее, чем двигаться навстречу неизбежности, подозревая, что в конце просто погаснет свет.

Глава 29

Страх цеплялся за неё так, словно сам чего-то опасался. Годами она старалась от него отделаться. Ничего не помогало. С шестнадцати лет она познакомилась со всеми психотерапевтами города. Ночами занимала линию «Телефона доверия», посвящая безликих незнакомцев в свои самые жуткие тайны и страхи. Больше всего ей хотелось жить, как все её сверстницы, но она так не умела. Сперва успокоительное заглушало тревогу, затем потребовалось кое-что посерьезнее, чтобы глушить иррациональный бред, сковывающий тело.

Попав в плен наркотической зависимости, она расписалась в собственной неполноценности. Разрушила семью. Дом превратился в маленькое медицинское заведение, где лишенных связи с реальностью держат под контролем. И это не заканчивалось уже долгие четырнадцать лет. Смысл жизни уверенно смывался в водосточные трубы. Диагноз очередного специалиста по человеческим душам звучал ожидаемо. Она не была с ним согласна, но кто бы послушал человека, получившего клеймо, издавна звучавшее приговором – шизофрения?

Агата так и не смогла убедить близких и врачей, что не видит галлюцинаций. Мнительность, развивавшаяся с раннего детства, дала основание психотерапевтам заподозрить у неё бредовое состояние.

Теперь страх чередовался с отчаянием. Она угодила в сети, из которых никогда бы не смогла выбраться. Да и смысла выбираться не имелось. Ей неимоверно повезло с мамой, отчаянно боровшейся с миром за своего ребенка. Но вместо благодарности проблемная дочь учиняла истерики. Это не были капризы. Она действительно была больна. Но только не шизофренией. Только не этим позорным расстройством.

Глава 30

Датчики выдавали код, который не указывался в основной инструкции. Потребность обратиться к руководству ничуть не смутила. Раньше бы он задумался над последствиями для своей репутации. Опасение за погруженную оказалось сильнее. Убедившись, что код не изменился и что это не был временный сбой системы, он направился в корпус, где размещались несколько ответственных лиц за программное регулирование.

Просторное помещение не загромождалось лишними предметами. Только три стола с комфортными креслами, расставленными по вершинам равностороннего треугольника. Зал был залит светом. Отсюда не хотелось уходить.

– Вы пожаловали сюда по убедительной причине? – прогремел голос главного лица.

– Да, – Смотритель был краток.

– Назовите её.

– У погруженной, закрепленной за мной, код 25.12.4

– Такой код не должен был появиться на мониторе погруженной. Что произошло?

– Она была на грани клинической смерти. Что значит этот код?

– К сожалению, эта ситуация серьезная, – к разговору присоединился заместитель главного лица.

– Что это значит? – внутренне Смотритель был готов к тому, что ситуация вышла из-под контроля и проблема не самоустранится.

– Это означает пробоину в программе погружения, по сути мир, в котором пребывает погруженная для неё лично лишен целостности, и она ощущает больше, чем позволено. Следовательно, она может найти убедительный аргумент, что земная жизнь не единственная форма существования.

– Последствия?

– Смотритель, они могут быть самыми непредсказуемыми. Но разве вы не заметили, что в земном мире нарушен баланс? Постепенно все приближается к тотальной разбалансировке.

– Мы не можем устранить причины?

– Как? – второй заместитель выглядел спокойно, будто бы сложившаяся ситуация была штатной.

– Это же программа! – Смотрителю хотелось повысить голос, придавая нужный уровень эмоциональности своим словам.

– Программа с обоюдной регуляцией. Погруженные нарушают баланс по нарастающей.

– Атеизмом? Войнами?

– Они вмешиваются во все сферы жизни. Игнорируя этичность. Погруженные стали жестокими. Аморальными. Они затеяли «святые игры».

– Все понятно, кроме последнего определения, – Смотритель жадно хватался за возможность пообщаться, как можно дольше с посвященными.

– «Святые игры» с душами. Погруженные научились вмешиваться в процесс регуляции жизни. Не только от нас зависит ввод в состояние погружения душ. Мы вынуждены вводить и, нарушая программные установки, выводить из погружения души. Идет разбалансировка. И как это ни парадоксально: мы не имеем права на тотальное вмешательство. И погруженные не в силах кардинально влиять на неё. Запущена гиперпрограмма. Ответственных за неё среди них и среди нас нет, – главное лицо не стало скрывать от Смотрителя, являвшегося рядовым служащим, истинное положение дел.

– Они так ведут себя, потому что не верят в жизнь до рождения и возвращение к ней после смерти, – ему хотелось заступиться за погруженных, среди которых находилась его подопечная.

– Они не смогли найти доказательств.

Глава 31

После пребывания в больнице окружающий мир за её станами приобретает новые очертания. Подумав о линиях и образах, ей захотелось как можно быстрее добраться до своей уютной студии и погрузиться в работу. Мечта организовать выставку собственных картин не покидала головы. В какой-то мере это было смешно и наивно руководствоваться мечтами. Подобное занятие позволительно детям. С годами человеку что-то необъяснимое запрещает тратить время на то, чему нет места в повседневности. Она не сумела изменить мечте, придававшей силы в самые отчаянные минуты жизни. И после короткого сближения со смертью мечта не утратила значимости. Напротив, она стала важным элементом жизни. Тем, что позволит человеку пускай аккуратными мазками, но нарисовать свой след в бесконечной череде жизней.

Ада вызвала такси. Ожидание машины разрешило наглотаться свежего почти зимнего воздуха. Если бы можно было питаться воздухом и светом, она бы не оказалась на операционном столе.

Подъехавшее такси заставило устроиться внутри салона, пропахшего дешевым освежителем воздуха. Назвав адрес, Ада прикрыла глаза и принялась вспоминать фрагменты испытанного соприкосновения с миром, в который мало кто продолжал верить.

Глава 32

Изо дня в день в темноту бара погружались незнакомцы. Их лица не застревали в его памяти. Они сменяли друг друга, будто подчиняясь незаявленным правилам хаотичного движения людей в пространстве. Прошла пара недель, а она так и не появилась. Рыжеволосая девушка без имени. И только переполнявшая её грусть осталась за тем столиком, где она сидела. По непонятной причине ему стало её не хватать. Заподозрить себя во влюбленности Тимофей не смел. И не хотел. Не в его возрасте было влюбляться и обманываться иллюзиями. Анализировать чувство, пробившееся в его сердце, не имелось решимости. И это он, чуть меньше десяти лет назад отправлявшийся спасть людей из-под завалов и не пугавшийся огненной стены, начал тушеваться. Он просто устал. Любовь точно бы не разгрузила его душу от испытанных ощущений. Она ещё сильнее усложнила бы общее непонимание смысла жизни.

– Слышь, налей мне чего-нибудь, – прохрипел басом плотного телосложения коренастый мужик. Его сморщенный лоб и поджатые губы указывали на ту же апатию от существования, которую испытывал и бармен.

– Держи, друг, – Тимофей подтолкнул к одинокому человеку стакан с недорогим виски.

Получив в знак благодарности кивок головы, бармен убрал в кассу протянутые банкноты. Выпитый одним махом виски не разгладил лоб мужика. Но губы перестали быть сжатыми тонкой линией. Подобревший он побрел вглубь зала, пытаясь найти на вечер ту, что также разочаровалась в жизни и самой себе. Настолько, что риск провести время с незнакомцем растворялся в ощущении тоски.

Доходить до такого уровня отчаяния Тимофею не хотелось. Не пожелал бы он увидеть и рыжеволосую девушку на месте того, кто выходит в двери бара под руку с кем-то таким же одиноким и разуверившимся в будущем.

Глава 33

Почти родные стены произвели умиротворяющее воздействие. И пускай это был не дом в классическом понимании этого слова, но здесь она нашла пристанище. За несколько месяцев студия стала единственным кусочком огромного мира, где можно было укрыться от невзгод и уединиться. От всех. Впрочем, никто и не пытался нарушить её одиночество. Для художника быть позабытым не самое худшее. Гораздо хуже никогда не заявить о своем таланте.

Ада опасливо посмотрела на пустой холст, на котором отсутствовали штрихи идеи. До приступа, загнавшего её на операционный стол, вдохновение валялось в обмороке от истощения. Она боялась, что после больницы оно тем более откажется подавать признаки жизни. Но нет. При виде белого холста перед глазами заиграли силуэты. Те самые, которые следовало припечатать кистью к бумаге.

По студии пронесся первый аккорд любимой музыкальной композиции, под которую Аде хотелось творить. И он показался не таким уж приятным. Поразившись неожиданному ощущению, она решила прослушать свою скромную коллекцию саундтреков, силясь определить, какой из них вызовет отклик. Её вкус разительно поменялся. Нью-эйдж, ранее вызывавший желание заткнуть уши, произвел приятное впечатление. Углубляться в поиски причин, побудивших сменить музыкальные предпочтения, не возникало желания. Ада торопилась приступить к занятию более важному.

На холсте уверенно появлялись аккуратные линии, превращавшиеся в силуэты, спрятанные в туманной дымке. Техника исполнения рисунка подверглась коррекции. Хуже не стала. Но теперь предыдущие картины из коллекции смотрелись обособленными. И уступали новой.

Усевшись на полу, она закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки и определить дальнейший ход своих действий. Ада внимательно посмотрела на две картины, стоявшие рядом друг с другом. Определенно та, которую она написала последней, была лучше. Это означало, что создание коллекции придется начинать сначала. Впереди её ждали несколько месяцев упорного труда. Либо же она могла сделать ставку на те картины, что имелись, и проиграть. На фоне последней они смотрелись как жалкая подделка.

«Да, что со мной творится?»: Ада закричала в тишину. Ей так хотелось получить ответ. От кого-то, пускай даже невидимого.

Глава 34

На мониторе появлялись коды, объединенные общей тезой – тревога. Состояние погруженной не было опасным для её земного тела. Был затронут более глубокий уровень. И никто не решался прогнозировать исход ситуации.

Смотритель скрупулезно фиксировал в блокноте ежедневные показания с мониторов. Значение ни одного кода он не понимал. Неясным становилось его дальнейшее участие в данном проекте. Погруженная должна была продолжать свой путь на земле. Следовательно, и он должен был находиться рядом. Но что делать с происходившим сбоем в персональной программе, не имел представления. Впрочем, и ответственные за программу персоны также пребывали в неведении. Он не верил им. На протяжении стольких веков им приходилось решать многочисленные задачи и вероятность того, что среди них могла иметься аналогичная, была велика. Они не хотели облегчать ему задачу. В принципе таковое право у них имелось. Ему же следовало успокоиться и просто наблюдать. Так будто ничего не происходит. Погруженная действует. Он фиксирует.

Но отчего-то на душе становилось муторно. Самому себе он казался беспомощным и бесполезным.

Часть 2

Глава 1

Зимние месяцы пролетели заметно, но быстро. Как снежинки. Их хватило на создание коллекции картин. «Силуэты в тумане» внесли в каталог работ, представленных в главной галерее города. Создательница картин, вызвавших шумиху, спокойно восприняла массированный штурм журналистами и приверженцами бомонда, желающими завести модное знакомство. С таким же безразличием она реагировала на собственные фотографии в ряде журналов. Статьи, в центре которых она фигурировала, Ада постаралась прочесть мельком, чтобы не расстроиться критикой, тем более перед поездкой в Лондон, куда её с картинами пригласил владелец Арт-холла. Предстоящее событие обдавало дрожью тело. Она мечтала о славе, но не задумывалась о таком аспекте как пристальное внимание непосредственно к ней лично. Считавшая саму себя обычной и может даже невзрачной, Ада посмотрела на себя глазами ценителей искусства. И вспомнила слова матери, настойчиво убеждавшей её в наличии красоты. Ей бы не помешала поддержка близких, но опасаясь снова ворваться в гущу конфликта, обосновавшегося в квартире семейства, решила не спешить с визитом. Тем более перед поездкой в Англию.

Глава 2

Жизнь обладает уникальным качеством резко меняться. Люди вторят ей. Некоторые опережают и кажутся самоуверенными, другие запаздывают, оказываясь теми, кто упустил шанс, а третьим удается следовать в заданном темпе и попадать в струю. Художница, доверенная попечительству случая, не торопилась забежать вперед и не топталась на месте. Она просто делала нужные шаги.

Заходить в комнату погруженной не возникало потребности. Датчики указывали на допустимые значения нормы. Сбой в программе ликвидировался сам собой.

Вот только он помнил два месяца страданий его подопечной. Истерики чередовались с многочасовым созданием картин. От утомления она частенько засыпала на полу. Разве что исправно пила куриный бульон и заказывала доставку здоровой пищи.

Десять картин с силуэтами оборвали мучения художницы. Она затихла. Перестала прислушиваться к своим ощущениям. И наконец-то вышла на улицу.

Ему также следовало передохнуть. Она была не первой погруженной, и он уже устал от созерцания человеческой жизни. Он научился сочувствию. Это было его заданием. Испытанием. И, кажется, что он его выдержал. Но вот окончания работы не предвиделось, пока погруженная оставалась в земном мире. Если бы он не запоминал тщательно земные маршруты погруженных, может быть, не тяготился грузом впечатлений. Наблюдение за ними превращало его из статиста в страждущего. И он хотел поставить точку. Страдания бывают чрезмерными. Возможно, оправданными и даже нужными, но они высасывают столько энергии, что кажется вместо жизни образуется пустота. Такая зияющая громадина черного цвета, куда скатываются мечты и желания. И он уверенно катился в пропасть, залитую черным цветом, не находя причины для такого состояния.

В отличие от него, она сумела заглянуть в пустоту и устоять на ногах. И все для того, чтобы увидеть свет и совладать с новым открытием.

Глава 3

Тягучие дни, сдобренные прохладой, мешали работать. Ежедневно возвращаясь домой, она все сильнее испытывала непреодолимое желание сесть в машину и умчаться подальше. И он читал это в её глазах, получая дополнительное основание для изощренного скандала. У него отменно получалось выводить её из себя, даже не повышая голос. С ним она утрачивала адвокатскую сноровку и превращалась в типичную истеричку, какими она видела своих клиенток.

– Не спешишь домой. Сегодня задержалась на пятнадцать минут, – с этими словами Артур принялся медленно расстегивать часы, нарочно задерживая взгляд на циферблате.

– Ты, в самом деле, засекаешь время или просто с потолка берешь значения? – она попыталась придать небрежности своему голосу.

– Что ты, дорогая, я весьма пунктуален и не могу позволить себе упасть в грязь лицом, – он не попался на уловку.

– А я типа в грязи каждый день валяюсь, – не вспылить она уже не могла.

– Тебе виднее, в каком ты находишься состоянии.

– Ты на что намекаешь? – нервная дрожь била Милану.

– Не подумай, что я пытаюсь вернуть тебя к твоему прошлому, – после того, как Артур узнал о наркотической зависимости избранницы, не упускал возможность напомнить ей о позоре.

– Ты что прикидываешься или реально такой моральный урод?

– Поаккуратнее со словами. Помни, ты теперь мне законная жена.

– И к чему ты это ведешь?

– Если тебя заподозрят в употреблении, что ты там предпочитаешь, мне придется взять тебя под опеку, как недееспособную.

– Наркоманы не психически больные, и меня ни в чем не заподозрят, – голос Миланы звенел между стенами дома. Она с ужасом осознавала, какую ошибку совершила, выполнив отцовское требование.