Заблудшая душа

– Нет, – проронила я.

Я догнала его, но не могла ухватиться и остановить. Мы стояли на дороге. Мгновение. Скрежет тормозов, свет фар. Страх, пробирающий до костей. Удар.

– Саша! – душераздирающий женский вопль заполнил всё вокруг. – Сынок…

Темнота.

Я открыла глаза. Мы снова были в такси. По моим щекам бежали слёзы, капая на топ. Это было его воспоминание. То, что он сейчас прокручивал в голове.

– Ты даже не успел понять, – прошептала я.

Водитель посмотрел на меня в зеркало. Он хотел что-то сказать, но я отвернулась к окну, давая понять, что не намерена ничего обсуждать. Вскоре мы добрались до места нашей первой встречи. От площадки пошли пешком, Сашка шёл впереди и махал мне рукой, приглашая следовать за ним. Мы проходили по узкой дорожке, окруженной деревьями, и пение птиц наполняло бы воздух радостью, не будь история моего спутника столь печальной. Я следовала за ним, чувствуя себя как в страшной сказке. Мы подошли к многоквартирному дому. Саша резко остановился, указывая пальчиком в сторону лавочки, на которой сидела женщина. Он не решался подойти ближе, но и отвернуться не мог. Я пошла дальше.

У подъезда сидела девушка лет 25. Но почти чёрные круги под глазами и опухшие веки делали её старше. Совершенно потерявшийся человек, который не видит ориентир в этом мире. Каждый раз, когда с площадки доносился детский голос, звавший маму, она тут же поворачивалась, готовая сорваться с места. Но после наступало осознание, что сын больше не позовёт её, и тогда она погружалась во тьму всё глубже.

Непреодолимая сила тянула меня к женщине. Боль, которую она причиняла себе и своему ребёнку, обретала всё большее значение для меня. Я ощущала её. Вместе с её душой кричала и моя. Не знаю зачем, но ноги сами понесли меня к ней.

– Я видела вашу трагедию, – начала я диалог, чем удивила саму себя. – Моя бабушка говорила, что «там» не испытывают эмоции так ярко. И единственное, что причиняет боль – это страдания родных. Не истязайте себя, вы не могли ничего изменить.

По щекам матери потекли солёные ручейки, которые она сразу же смахнула.

– Это нелегко – отпускать, – проговорила она, глотая слезы.

– Извините, – я села рядом. – Можно вашу руку?

Женщина безразлично протянула ладонь. Я зажала ее между своих. Сделала вдох и спокойный выдох. В мои ладони, словно вонзились льдины, но я терпела. Боль черным туманом поднималась по рукам к плечам, а затем перетекала в грудь, заполняя каждый свободный уголок. Когда руки Сашиной мамы стали теплеть, я убрала свои. Открыв глаза с очередным вдохом, я увидела, как маленький мальчик прильнул к материнскому плечу. Женщина, не зная, положила свою руку туда, где он касался её головой.

– Как-то спокойней стало, – проговорила она. – Как вы это сделали?

– Просто поддержала вас. – говорить было тяжело. – Извините, еще раз.

– Спасибо, – женщина слегка улыбнулась.

Сашка с благодарностью улыбнулся, глядя мне в глаза. От этого мне стало еще тяжелее. Я скорее пошла в ту сторону, откуда мы пришли. Грудь сдавливало, нечем было дышать. Когда я дошла до точки, откуда женщина бы меня не увидела, шаг превратился в бег. Я бежала в никуда. Недалеко от стадиона были какие-то старые склады. Ноги понесли меня между полуразвалившихся зданий. Сил уже не было, и я рухнула на колени, сбивая их в кровь о щебень. Всё мое тело трясло. Рёбра болели. Казалось, что внутри этой костяной клетки было слишком много боли, которая давила теперь изнутри. Я заплакала так, как не плакала никогда. От всхлипов невозможно было сделать вдох. Меня душили собственные слёзы. Ногти впивались в землю, сгребая мелкие камни и песок. В какой-то момент мне показалось, что я чувствовала, как темные ручейки боли уходили через мои пальцы в землю. Когда я смогла хоть немного успокоиться, на город опускались сумерки. А я продолжала сидеть на коленях среди заброшенных ангаров, склонившись к земле. Я чувствовала присутствие Саши. Он стоял за моей спиной, но не решался побеспокоить.

– Мне жаль, что ты это видел, – осипшим голос произнесла я.

– Я испугался. Ты так кричала…

– Прости.

Удивительно, что никто не пришел на мои вопли. Хотя кому это надо? Саша сел рядом, и я заметила на земле следы от моих пальцев. Борозды сантиметра по 2 в глубину вырыты в засохшей твердой земле. Я посмотрела на свои руки: переломанные ногти, несколько пальцев стерты в кровь. Сразу сжала кулаки и спрятала их от маленького приведения.

– Я видел.

Зазвонил телефон, это был Тим. Он волновался, почему я так долго. Пришлось соврать, что встретила одногруппницу, и скоро приду.

– Нам пора возвращаться, – сообщила я мальчику и вызвала такси.

Оставалось только осмелиться выйти в таком виде к людям. Расцарапанные колени, сбитые руки, а на лице следы от кровавых пальцев, которыми я вытирала слёзы. Я отряхнула платье от пыли. Сняла резинку с волос, они легли на плечи и закрыли лицо. Машина подъехала к ближайшему магазину, куда я её и вызвала. Быстрым шагом, не поднимая головы, я преодолела путь до транспорта. Села за водителем, и максимально отвернулась в окно, чтобы моего лица не было видно даже в зеркало. Мы поехали. Когда мы добрались до дома, было уже темно. Я молилась, чтобы в подъезде никого не было, а Тим сидел у себя в комнате. Первая просьба была услышана. Соседи меня не увидели. Чего нельзя сказать о брате. Мы столкнулись в коридоре, как только я открыла дверь.

– Твою мать… – Тим еле сдерживался, чтобы не ругаться. – Что с тобой?!

– Всё нормально.

– Нормально?! Тебя, как будто по дороге волокли! Это кровь? – он схватил меня за плечи. – Кто?

– Меня не трогали, – я говорила максимально спокойно.

– Кира, или ты рассказываешь, или я узнаю сам.

Я отрицательно покачала головой, не зная, что сказать.

– Твари! – Тим ударил кулаком в стену.

– Меня никто не трогал. Я сама.

– Ты обдолбанная?! – терпение брата лопнуло.

– Хватит орать на меня!

Брат не ожидал такого ответа и опешил.

– Я схожу в душ, а потом мы поговорим, – спокойно продолжила я, обходя его.

Когда я осталась одна, по-настоящему одна, мне стало легче. Горячая вода смывала остатки душевной боли. Но причиняла физическую. Пальцы сильно щипало. Я старалась аккуратно вымыть всю грязь из запекшихся ран. Я простояла под водой еще около получаса, старалась подобрать нужные слова для объяснений. Затем одевшись в чистую домашнюю одежду, вышла на кухню.

– Я вижу мёртвых, – чётко проговорила я.

– Как это связано с тем, что ты пришла перебитая? – парадируя меня, спросил брат. – Стоп. Что?

Мы сели на диван, и я подробно рассказала всё, что было со вчерашнего вечера. Тим слушал и не перебивал. И даже когда я закончила, молчал ещё некоторое время.

– Не могу в это поверить. Не укладывается… – нарушил он тишину.

– Я не вру.

– Не рассказывай никому, тебя сожгут.

– Шутишь? Значит, приходишь в себя, – улыбнулась я.

– Честно, я тебе не верю.

– Твоё право.

Тим взял меня за руки, осматривая пальцы, а потом, молча, притянул меня к себе и крепко обнял.

– Малая, я всегда знал, что ты неадекватная, но пальцы себе стереть – это даже для тебя слишком.

Брат резко отстранился и огляделся по сторонам.

– Допустим ты реально медиум. А мальчик тут? – спросил Тим.

Я показала в сторону холодильника, на котором зашевелился один из магнитов.

– Оху… – он осекся. – Офигеть! Кира, ты видишь?

– Я вижу, как он смеется над тобой.

– Почему он так умеет? В каждом доме бы что-то шевелилось.

– Я думаю, что рядом со мной они сильнее, поэтому могут взаимодействовать с нашим миром. Потому что изначально, он даже не пытался трогать.

– Можно я тебя проверю?

Я кивнула.

– Отвернись, пусть он передвинет магнит, и скажет тебе какой, а ты скажешь мне.

Послушно отвернувшись, я закрыла глаза, для надёжности.

– Апельсинка, – сказал малыш.

– Апельсин?

– Да! – истерически завопил Тим. – Давай ещё.

– Самолет, – повторила я за Сашей.

– Кира, ты чудо или ЧУДОвище. В любом случае не рассказывай никому.

– И не планировала.

Глава 5

Маленький призрак уже больше недели жил в моей комнате. И это время стало одним из самых позитивных за последний год. Так легко я себя чувствовала только с Алиной – моей лучшей подругой. Отношения с которой оборвались после окончания школы.

Я старалась не взаимодействовать с Сашкой, пока Тим был дома. Он каждый раз напрягался, если я пристально смотрела куда-то в пустое (для него) место. Повезло, что братец часто отсутствовал дома: работа, тренировки, Ника. И тогда мы с мальчишкой могли спокойно болтать и учить друг друга по-новому смотреть на этот мир. Или на несколько миров. Однако для меня эта граница к потустороннему стиралась всё больше. Пока Саша был со мной, его связь с физическим миром становилась сильнее, и он мог взаимодействовать с предметами увереннее. Я почти перестала ощущать разницу между живыми и мальчиком-приведением. Без него мне уже становилось одиноко. Осознание этого пришло, когда Саша в очередной раз ушёл вечером.

Почти каждый вечер малыш навещал свою семью. По возвращению он рассказывал, что мама перестала плакать каждую минуту, а папа нежно обнимает её, когда она сидит на кровати и читает книги. Мальчик и сам теперь мог обнять их, не испытывая раздирающей боли в груди.

– Смотри, это ты, – Саша показывал на рисунок, который только что нарисовал. – А это я.

На столе лежал лист, вырванный из моего альбома. Белую бумагу украшал яркий детский рисунок. Фигурки с кривыми контурами и неравномерным закрашиванием, которое постоянно выходило за границы. Но рисунок был совершенен. Потому что был создан с большим старанием и любовью. Фигура-девочка, это было понятно по треугольному платью, была побольше. А рядом был нарисован мальчик в квадратных шортах. Снизу у этих человечков торчали палочки – ноги. А полочки, которые обозначали руки, касались друг друга. На лице девочки Саша изобразил большие ярко-синие глаза, а на втором человечке – коричневые. Малыш даже прорисовал мои длинные волосы чёрным карандашом. Вот только выглядело это, как в фильме ужасов – множество чёрных полос шло от головы до середины треугольного платья. Но я обратила внимание на другое. Вокруг «меня» Саша обвёл несколько раз жёлтым цветом.

– Ты меня так и видишь? С жёлтым светом вокруг?

– Нет. С белым. Но твой белый карандаш тут не рисует.

Юный художник нахмурил брови и демонстративно провел по бумаге карандашом. Дурачок. Стало забавно от его стараний заставить рисовать белый стержень по белой бумаге. Я решила объяснить, для чего используется белый карандаш. Саша внимательно слушал, что меня вдохновляло ещё больше. Не так уж я никчёмна, если могу поделиться чем-то, что для других неизвестно. Даже если этот слушатель пятилетний ребёнок.

– А у тебя есть чёрная бумага?

– У меня даже есть рисунки на чёрных листах.

Я достала из-под кровати папку, в которой хранила рисунки. Пока я искала тот самый, созданный белым карандашом, Сашка передвигал листы, которые я перекладывала на кровать.

– Они все такие красивые. Этот особенно.

Мальчик показывал на тот, который я не любила больше всего. Я даже хотела выкинуть его, но не смогла. Это был автопортрет. Ещё в школьные годы, начитавшись биографий художников, я решилась на создание такой работы. Но это, всё равно что беспрерывно пялиться в зеркало – видишь всё больше своих недостатков. К моменту, когда портрет был написан, я уже ненавидела свои глаза с чёрными ресницами, которые похожи на длинные лапки сороконожки; губы, выделяющиеся своим ярким цветом на фоне бледной кожи; лицо не выражало никакой мягкости и дружелюбия из-за сжатой челюсти. Если бы картина могла издавать звуки, уверена, что был бы слышен скрежет зубов. Но больше всего я возненавидела то, что отражалось во взгляде. Безумство. Словно эта девушка с листа сейчас испепелит всё вокруг. Я не такая. Автопортрет не удался. И сейчас выбор Саши меня разозлил.

– Не надо врать.

– Ты красивая. А ещё ты тут сильная такая.

Продолжать этот разговор не хотелось, и я вернулась к поискам необычного для ребёнка рисунка. Почти в самом конце стопки был найден заветный чёрный лист. Сашка ещё минут 20 рассматривал его.

– Как настоящая лошадка.

Белые линии создавали лишь световой рисунок. Такой, как если бы солнечные лучи блестели на теле вороного коня. При помощи одного инструмента передавался весь объём. Даже мне хотелось прикоснуться к гриве. Провести рукой по рельефной морде.

– Вот бы мне так рисовать.

– У тебя тоже хорошо получается. Ты подаришь мне свой рисунок?

Мальчишка тут же подвинул листик в мою сторону. Нашу беседу прервал шорох ключа в замке входной двери. Я приложила указательный палец к губам, обозначая, что пора заканчивать разговоры. Губы приведения растянулись в улыбке, и он наиграно прикрыл их ладошками. Тим с кем-то разговаривал, закрывая дверь. Я сначала подумала, что он пришёл с мисс «Я прекрасна», но на его реплики никто не отвечал. Прислушавшись, я сразу же догадалась, что разговор был с мамой. Потому что так кратко отвечать он мог только ей.

– Да. Я понял…

Мама, вероятно, продолжала что-то утверждать, хотя с ней никто и не спорил.

– Хорошо.

Снова пятиминутное молчание брата.

– Я присматриваю и за ней.

Моя любимая часть, когда мама напоминает Тиму, что он навеки моя нянька. Самое раздражающее, что он действительно пытается за мной «присматривать». А мне давно уже не 10 лет.

Наслушавшись наставлений родительницы, брат постучал в мою дверь. Взъерошенная голова заглянула сквозь приоткрытую дверь.

– Собирайся. Завтра поедем к морюшку.

Я судорожно замотала головой. Но Тим в ответ молча кивал «да».

– Зачем?!

– У нас там родители живут. Ты забыла?

– Может ты сам их навестишь? Может даже с Никой? Они так её любят, – я растянула неискреннюю улыбку.

– Кира. Мы едем вместе с тобой. Иначе я окажусь крайним.

– Ну да, а такие хорошие сыновья, просто не могут сделать что-то не так, – пробурчала я себе под нос.

– Я слышу.

Тим показал в сторону шкафа и закрыл дверь. Ну почему? Почему я до сих пор должна подчиняться им? Почему взрослый парень никак не может отказать маме? Почему они думают, что я должна делать только так, как они решили?

– А может у меня планы?!

Сашка вопросительно смотрел на меня.

– Извини, мысли в слух.

Я не спешила собираться. Положить в рюкзак несколько трусов, платье и джинсы с топом можно было и утром. Вообще не хотелось ничего делать. Ещё и Саша оставил меня одну. И настроение испортилось окончательно. В попытках отвлечься я начала убираться в комнате, складывать рисунки обратно под кровать, потом залипла в телефон.

Приближалась полночь, а мой друг так и не возвращался. В попытках предположить, что могло случиться с призраком я не заметила, как уснула.

Когда прозвенел будильник, я сразу же обвела комнату взглядом – мальчишки не было. Пока я складывала свой небольшой багаж и планшет, он не появился. И когда завтракала, его тоже не было. Пора было выезжать, а Саша так и не пришёл. Думаю, приведения способны найти своего «проводника» где угодно. А если нет? Тим поторапливал меня и ворчал что-то про то, что собираться надо было заранее.

Мы выехали в сторону деревушки, где проходило моё детство. Сейчас там «элитный поселок». Ветхие домишки уступили место новым коттеджам. Извилистые тропки, которые жители протоптали сами, теперь засеяны газонной травой, а рядом ровные тротуары. Но в моих воспоминаниях навсегда останется «бабулина деревня», в которой местные жители, радушно встречали гостей и делились своими историями. То место, где царила умиротворенная атмосфера, наполненная запахом морской воды и шумом волн. Мы с братом приезжали туда каждое лето. Это было прекрасное время, когда бабушка Агата готовила нам свою вкуснейшую шарлотку из домашних яблок. Когда мы бегали по берегу, а волны лизали нам пятки. А по вечерам в воздух поднимались сотни светлячков, мерцая своими пузиками.

– Всё. Приехали, – вздохнул Тим.

Не прошло и десяти минут пути, как мы встали в пробку.

– Ну и стоило так спешить?

– Если бы мы выехали сразу, как проснулись, то проскочили бы.

– Как прошёл день рождения Ники? Подарок понравился? – переводила я тему.

– Наверно. Она уже записалась на завтра к фотографу, поэтому с нами не смогла поехать.

– Не за что, – намекнула я на благодарность.

– Спа-си-бо. Держи, фотки можешь полистать с вечеринки, – брат протянул мне разблокированный телефон.

На экране была красивая девушка в коротком белом платье с глубоким декольте. Даже я невольно засмотрелась на её фигуру. На следующем кадре, кто-то «поймал», как Тим нежно обнимает Нику, словно она хрупкий цветок. На заднем плане танцпол и вспышки света, но эта парочка была словно не там. Ни капли пошлости. Он трепетно держал её за тонкую талию, а она касалась пальцами его щеки. На секунду меня кольнуло завистью. Я пролистала еще около десяти фотографий, на которых было веселье, любовь, счастье. Но эту тусовку прервало фото, которое было совершенно другим. Ника стояла обнаженная перед зеркалом. Рама зеркала снизу проходила чётко по границе, когда можно было понять, что девушка без трусиков, но рассмотреть тайные места не получится. Русые локоны волнами легли на грудь, едва прикрывая соски.

– Ой..

Я листнула фото назад, возвращаясь к вечеринке. Мне стало неловко за то, что я увидела.

– Забыл… – Тим тоже смутился. – Зря не пошла со мной, повеселилась бы с нами.

– Однажды сходила.

– Да перестань ты. Ничего страшного не случилось. Ну чуть-чуть напилась.

Я предпочла промолчать, чтобы не развивать этот разговор. Мы наконец-то выехали из города. Машина набирала большую скорость. Мелькали отбойники и фонари, установленные вдоль дороги. Через час вид изменился. Вместо прямой дороги началась извилистая, столбы сменились лесом. Тим сбросил скорость, зная эту дорогу наизусть. Он понимал, что повороты, следующие один за другим, опасны для лихачей.

В салоне громко играла музыка, мы подпевали и танцевали. Брат пытался парадировать женский голос, но после того, как я расхохоталась, отдал эту песню мне. Беда в том, что мой вокал далёк от хорошего, и даже визг брата звучал лучше. От этого стало ещё смешнее.

После очередного поворота перед нами развернулась адская картина, от которой сжались все органы. Наш смех стих, словно по щелчку пальцев. Две разбитые машины выглядели как искаженные металлические банки. Музыкальный трек закончился и в тишине, пока не начался другой, даже сквозь закрытые окна проникали скрип стальных конструкций и жуткие человеческие крики. Хотелось зажать уши и забыть навсегда этот звук. Под пеленой дыма виднелись спасатели, которые пытались вытащить пострадавших из искореженных машин.

– Не смотри, – голос брата выдернул меня из этого кошмара.

– Они так кричат…

Заиграла музыка. Рука сразу дернулась к магнитоле и выключила её.

– Не правильно как-то, – объяснила я свои действия.

– Хочешь слушать их? – Тим смотрел на дорогу и вёл машину, словно ничего не происходит. – Кира, мы не поможем. Там спасатели, медики…

В этот момент мы проезжали максимально близко к машинам, точнее к тому, что от них осталось.

– В этой тайоте в них больше не нуждаются, – по моим щекам потекли слёзы.

Молодая пара стояла возле красного автомобиля, который сложился гармошкой. Из далека можно было подумать, что это просто люди. Девушка с распущенными каштановыми волосами, а рядом с ней парень в кепке, которая скрывала его лицо. Обычные влюблённые, но они выделялись в этом хаосе и шуме. Они никуда больше не спешили. Он обнимал её за талию. Они, молча, смотрели на свои тела, зажатые железом. А через несколько секунд развернулись и, не отпуская рук друг друга, пошли вдоль дороги в ту сторону, куда ехали мы. Наша машина обгоняла их, я выглянула в окно.

– Тим, почему они улыбаются? – сквозь всхлипы спросила я.

– Кто?

– Они! – у меня начиналась истерика. – Парень и девушка, которых мы обогнали, спокойно идут и улыбаются, будто гуляют по парку.

– Кир, я никого не видел. Но если это и так, то наверно им неплохо? Прекрати, пожалуйста.

Мы продолжали движение. Брат не пытался перевести тему, начать шутить, как отвлекал меня всегда. Казалось, что и его затянуло этой черной воронкой. Я чувствовала пустоту внутри себя, страх и бессилие перед этим несчастьем. Разбитые машины, переломанные тела, уходящие души – всё это меня натолкнуло на мысли, как легко можно потерять всё. Буквально в одну секунду. Сердце забилось сильнее, а дыхание начало сбиваться. Казалось, что моё горло передавлено, и я не могу сделать полный вдох. Хотелось бежать, куда глаза глядят. Всё закружилось. Дрожащими руками я пыталась открыть окно, несмотря на то что в машине работал кондиционер. Мне срочно нужен был воздух.

– Эй, ты чего? – как-то отдалённо послышался голос брата.

Я посмотрела на него не в силах что-либо сказать. Тим свернул на обочину и затормозил, поднимая дорожную пыль в воздух.

– Малая… – он провёл по моей щеке. – Посмотри на меня.

Я не могла сконцентрироваться, по всему телу пошла дрожь. Брат вышел из машины, от чего паника начала нарастать еще больше. Он меня оставил. Оставил одну. Через несколько секунд, которые ему потребовались, чтобы обойти машину, он открыл пассажирскую дверь и наклонился ко мне.

– Смотри на меня! – наши взгляды встретились не сразу. – Чшш… дыши со мной. Дыши, как я.

Тим взял мою руку и положил себе в область солнечного сплетения. Я чувствовала, как он делает медленный глубокий вдох, а затем спокойный выдох. У меня не получалось делать так же. Внутри всё сжалось в один ком, не давая воздуху наполнить лёгкие. Через несколько попыток, моё дыхание стало восстанавливаться. Тело стало расслабляться.

– Умница. Теперь сама. Сделай 20 вдохов. Считай, – спокойно, но твёрдо сказала Тим.

Он отпустил мою руку и, оставив дверь открытой, снова обошел машину, чтобы сесть на водительское место.

– Держи, – брат протянул мне бутылку с водой.

– Спасибо. Извини, я не хотела тебя пугать, – я начала быстро тараторить. – Я не знаю, что…

– Замолчи. Не истери. И пей, – словно объясняя ребёнку элементарные вещи, четко говорил Тим.

Мы постояли еще минут пятнадцать, я слушала рассказ брата про то, как на последней детской тренировке ему прилетел мяч в нос. Состояние нормализовалось, будто ничего и не было. Я старалась не думать про это, чтобы снова не запустить приступ. Когда Тим убедился, что со мной всё в порядке, мы поехали дальше. Чтобы контролировать свои мысли, я начала считать дорожные знаки.

Когда я дошла до 1032 знака, на горизонте появилась темно-синяя полоса воды – ехать оставалась совсем немного. Я позвонила маме, чтобы узнать дома она, или её нужно подобрать в центре. Раньше там был единственный на всю деревушку сельский магазин, а теперь расположились рестораны, кафе, торгово-развлекательный комплекс. Мама сказала, что ждет нас дома.

По пути мы купили торт и хлеб, второе не по нашей инициативе, но мамино поручение надо было выполнить. Когда мы свернули на родную улочку, я увидела вдали крышу родительского дома. Три минуты по гравийке и мы на месте. Среди живописной природы, возвышался двухэтажный белый дом с большими панорамными окнами. От калитки до крыльца вела каменная дорожка, вдоль которой росли кусты туи. Не успел Тим заглушить двигатель, как мама уже вышла на улицу. Я захлопнула дверь машины и пошла на встречу к ней. Сознание сразу пришло в режим защиты.

– Как я рада видеть вас! – она сжала меня в объятиях.

«Какая любовь… Надолго ли хватит этого запаса чувств?», – подумала я, обнимая маму в ответ.

Не то чтобы я была обделена материнской любовью, но нам намного проще принимать друг друга на расстояние. В отличие от маминого любимчика Тими, я всегда становилась для нее разочарованием. За что часто выслушивала как надо поступать, как не надо, а еще то, что я вечный источник сложностей. Со временем я научилась решать свои проблемы сама, только бы не слушать лекций, которые всегда заканчивались словами: «Я желаю тебе только лучшего, солнышко!».

– Тебя не узнать. Красиво получилось, – сделала я комплимент маме.

Она сделала себе новую стрижку – вместо темного каре, теперь была пикси цвета дыма.

– Правда, супер, ма, – Тим чмокнул её в щеку.

Мама подправила свою прическу, и довольная повела нас в дом. Внутри, как всегда, была атмосфера уюта и комфорта. На пыль тут не было и намёка. Мы вошли в просторную гостиную с высокими потолками, в которой наши пути разошлись: брат пошел в ванную, а мама на кухню заваривать чай, я поднялась на второй этаж. Там было три комнаты, оформленные с маминым вкусом. Одна из них моя, туда я и пошла, чтобы оставить рюкзак с вещами.