Магазин шаговой недоступности

По сравнению с этим местом квартал Чхонпхадон очень густонаселен: старые невысокие дома там буквально жмутся к студенческим хостелам с пансионом. Современная экодеревня в Ичхондоне, где жила семья дочери, и простенький малоэтажный дом госпожи Ём в Чхонпхадоне различались как небо и земля, хоть и находились не так далеко друг от друга: в Ёнсане, который вслед за Каннамом вошел в тройку самых дорогих районов Сеула.

Дочь с зятем уклончиво говорили, что их квартира принадлежит банку, но к моменту, когда Чунхи пойдет в среднюю школу[9], они планируют приобрести что-то в Каннаме. Госпожа Ём часто задавалась вопросом, кто именно из супругов увлекся такими амбициозными и агрессивными инвестициями, настолько чуждыми ее устарелым представлениям об экономике. И в конце концов пришла к выводу, что это их общий интерес. Все-таки после свадьбы дочь сильно изменилась, и зять стал настоящим главой семьи. К счастью, в отличие от непутевого сына, в доме дочери было все хорошо – за нее госпожа Ём могла особенно не волноваться. Хотя и чувствовала нутром, что после переезда в Каннам они отдалятся еще больше, не только физически.

Решение отпраздновать день рождения матери и свекрови в таком дорогом ресторане не столько ее тронуло, сколько поставило в неловкое положение. Раньше они всегда отмечали этот праздник в закусочной, где подавали свиные ребрышки и которая располагалась в окрестностях женского университета. Теперь, сидя в дорогом ресторане, госпожа Ём чувствовала себя неудобно. Подняв взгляд на внучку, она радостно улыбнулась, хотя Чунхи сидела, уткнувшись в YouTube, и не обращала на бабушку никакого внимания. Зять с дочерью обсуждали фьючерсы и инвестиции. Из их разговора госпожа Ём не поняла ни слова и потому мечтала лишь о том, чтобы скорее принесли еду. Она решила, что раз сегодня ее день рождения, то нужно просто радоваться.

Наконец блюда появились на столе. Все снова занялись кто чем: зять жарил мясо, дочь кормила внучку, а госпожа Ём ела кусочки, которые зять подкладывал ей на тарелку. Вдруг дочь взяла бокал пива и произнесла так, будто давно готовилась:

– Мама, мы решили отдать Чунхи на тхэквондо.

– Девочку – на тхэквондо?..

– Мам, а при чем тут это? Что мешает ей заниматься? Недавно Чунхи пришла домой и сказала, что ее задирал мальчик. Она сама захотела научиться давать таким хулиганам отпор.

Дочь права. Госпожа Ём расстроилась: похоже, она мыслит слишком старомодно. Зять решил не вмешиваться, а пока госпожа Ём размышляла, дочь уже опустошила бокал. Госпожа Ём перевела взгляд на внучку и улыбнулась:

– Чунхи, ты хочешь заниматься тхэквондо?

– Да, – ответила девочка, не отрывая взгляда от экрана телефона.

– Мам, говорят, в твоем районе есть очень хорошая школа. Тренера все хвалят. Он молодой, в резерве национальной сборной. И мыслит правильно… Он очень известен в нашем местном клубе мам.

– Клубе мам?

– «Сообщество матерей восточного Ичхондона». В интернете.

– А тренер точно в своем уме? Вместо того чтобы открыть школы в вашем богатом районе, он ютится в переулках Чхонпхадона.

– Он собирался. Просто тут очень дорогая аренда. А нам некогда ждать, так что отдадим туда, к тебе. Нам понадобится твоя помощь.

Внезапно мягкая говядина из модного ресторана в экодеревне Ичхондона перестала жеваться. Конечно, госпожа Ём всегда была рада провести время с Чунхи, но ей бы хотелось самой выбирать когда.

На два часа между занятиями тхэквондо и уроками скрипки дочь хотела поручить Чунхи бабушке. А чтобы внучка не перепутала автобус, госпожа Ём должна была водить ее на музыку сама. Для обычной бабушки на пенсии это не составило бы большого труда, но госпожа Ём вовсе не обычная бабушка. Она занималась магазином, ходила на церковные службы и учила английский, чтобы замедлить деменцию. А теперь получается, что ей придется отодвинуть свои дела на задний план, если они совпадут с планами дочери и зятя.

Однако госпоже Ём ничего не оставалось, кроме как согласиться. О вознаграждении она не спрашивала: знала, что дети уже подумали об этом.

По пути домой в автобусе она вспомнила всех сотрудников своего магазина. Они стали ей ближе, чем семья – непутевый сын и зазнавшаяся дочь. Если бы та услышала мысли матери, обязательно сказала бы, что в бизнесе нельзя слишком сближаться с работниками. На самом же деле ничего плохого в этом не было. Они ничего у нее не просили, а она не нагружала их лишней работой. Госпожа Ём успокоила себя мыслью о том, что хотя бы на сотрудников магазина она еще могла положиться.

В первой половине дня магазином занималась госпожа О, с которой они дружили уже двадцать лет и ходили в одну церковь. Она, словно старшая сестра, делила с госпожой Ём все горести и радости.

Днем работала Сихён. К ней хозяйка относилась как к дочери или племяннице, о которой хочется заботиться. За исключением пары ошибок в чеках, за целый год к ней не было никаких претензий, а ведь даже год работы в круглосуточном магазине, где всегда большая текучка кадров, – это уже немало.

Но самым верным сотрудником госпожи Ём стал Сонпхиль, заступавший на смену по вечерам. Он попросился в магазин два года назад, сразу после открытия. Сонпхиль жил неподалеку, в полуподвальном помещении. Растил двоих детей и часто заглядывал в магазин за сигаретами. Когда госпожа Ём повесила объявление о поиске сотрудника на ночную смену, Сонпхиль сразу же поинтересовался, подходит ли он на эту должность. По его словам, с предыдущего места его уволили, а новое он никак не мог найти, поэтому перебивался ночными подработками, чтобы хоть как-то хватало на жизнь. Понимая, какая ответственность лежит на главе семьи, госпожа Ём добавила к его почасовой оплате еще пятьсот вон. А когда новое правительство резко повысило минимальную почасовую оплату труда, он стал получать больше двух миллионов вон в месяц. В конце концов, Сонпхиль работал в самые тяжелые, ночные смены, которые нарушают все жизненные ритмы.

Однако что в ее понимании значило «ближе, чем семья»? Как начальница, она хотела, чтобы они работали в магазине и дальше. И все-таки, если бы Сонпхилю, который хотел бы снова найти постоянную работу в компании, и Сихён, мечтавшей о государственной службе, подвернулся шанс, она бы со спокойной душой их отпустила. Иногда госпожа Ём даже находила для Сихён разные вакансии. Но девушке не удавалось продержаться и дня: она снова возвращалась в магазин и говорила, что, похоже, ее время еще не пришло.

По выходным в магазине подрабатывали студентки из университета по соседству. А бывало, выйти на смену было совсем некому, и тогда помогала молодежь из церкви. Когда появлялся человек, готовый задержаться на пару дней, у госпожи Ём становилось меньше забот и она могла на время отвлечься от главной проблемы малого бизнеса – поиска сотрудников. С удивлением она замечала, что и ставшие родными сотрудники, и студенты, которые приходили на время, чувствовали, как ответственно она относится к делу, и оберегали магазин.

Все бы хорошо, вот только торговля шла с трудом. Себя госпожа Ём прокормила бы и благодаря учительской пенсии, однако после смерти мужа по совету младшего брата, который управлял тремя круглосуточными магазинами, решила открыть такой же. Тут кстати пришлось наследство, полученное от супруга. Брат твердил, что нужно постоянно расширяться и стремиться к процветанию, но госпоже Ём хватало и одной лавки. На жизнь ей было достаточно пенсии, а магазин скорее помогал сотрудникам оставаться на плаву. Поначалу она не понимала, что круглосуточный нужен не столько ей, сколько тем, кто в нем работает: без него госпожа О и Сонпхиль не имели бы средств к существованию, а Сихён не могла бы оплачивать учебу. И только осознав это, госпожа Ём взялась за магазин всерьез.

Поначалу дела шли неплохо, но через полгода в окрестностях открылись еще два круглосуточных сетевых магазина. Они начали конкурировать между собой: пытаясь обогнать друг друга, устраивали сумасшедшие акции – вот тогда в спокойном магазине госпожи Ём продажи упали.

У нее и в мыслях не было заработать на круглосуточном миллионы, беспокоило лишь, что если магазин разорится, то сотрудники останутся ни с чем. А долго ли их маленькое предприятие продержится в условиях такой конкуренции, она не знала.

* * *

На следующий день госпожа Ём пришла ко времени, когда магазин выбрасывал просроченную еду, и увидела, как бездомный убирает веранду. На улице было уже довольно прохладно. Он наклонялся, подбирал окурки, бумажные стаканчики, пивные банки. Больше всего ее удивило, как тщательно и вдумчиво он сортировал мусор.

В какой-то момент вышла Сихён, держа в руках обед, поставила его на стол и подала знак бездомному. Увидев девушку, он поклонился, Сихён поклонилась в ответ, на что тот снова повторил свое приветствие. Только после этого мужчина повернулся и заметил госпожу Ём.

– Ой, здравствуйте, – поздоровалась с ней Сихён.

– Отнесла ему ланч-бокс?

– Да, он еще и с уборкой помог. Очень вовремя, – улыбнулась Сихён и зашла в магазин.

Взгляд госпожи Ём вновь упал на бездомного. Кивнув ей, он открыл коробку с едой. Она молча села напротив. По-видимому, Сихён разогрела «Сытный обед» в микроволновке: от него исходил пар. В присутствии госпожи Ём мужчина немного опешил. Только когда она жестом пригласила его приступить к еде, он взял в руки палочки и достал из кармана куртки наполовину пустую зеленую бутылку с сочжу.

Открыв крышку, мужчина вылил напиток в бумажный стаканчик. Госпожа Ём не возражала и просто наблюдала за тем, как он ест. Вскоре он перестал обращать на нее внимание и сосредоточился на еде.

Когда гость почти закончил, госпожа Ём сходила в магазин за двумя банками теплого кофе. Затем снова села напротив и протянула одну ему. Мужчина с благодарностью принял ее и тут же опустошил, будто там была вода. Госпожа Ём тоже выпила.

Казалось, вся осенняя унылость растворилась в теплых каплях напитка. Летом многие жалуются, что посетители пьют пиво, курят, шумят и оставляют после себя горы мусора, и все же уличные столы служили укромным уголком, где жители района могли расслабиться. Поэтому госпожа Ём не избавлялась от них, несмотря на жалобы посетителей и сотрудников.

– П-похолодало…

Внезапно услышав голос мужчины, госпожа Ём удивилась, будто перед ней был призрак. Пока мужчина ел, он не проронил ни слова, поэтому она подумала, что он не настроен разговаривать, и отказалась даже от идеи узнать его имя. Но теперь ее интерес снова проснулся.

– Да, правда… Вы так и останетесь на вокзале?

– Из-за п-погоды придется…

«Интересно…» – Она вдруг заметила, что он будто стал меньше заикаться, да и голос больше не напоминал рев медведя. Может, приходя к ним поесть, он стал понемногу привыкать к обществу? И раз уж так вышло, госпожа Ём решила попробовать узнать у него все, что ее волновало:

– Вы едите только раз в день? В нашем магазине?

– Хожу в церковь о-обедать, но мне не нравится, когда там заставляют петь.

– Ясно. А где ваш дом? Вы не думали вернуться?

– Н-не знаю…

– А как вас зовут?

– Не знаю.

– Не знаете своего имени? А возраст? Чем раньше занимались?

– Н-ничего не знаю.

– Ох.

Спросить-то она спросила, только какой толк? Даже мудрая и чуткая госпожа Ём не могла понять, правду он говорит или притворяется. Однако решила не сдаваться. Все же ей надо к нему как-то обращаться.

– И как тогда мне вас называть?

Вместо ответа он глянул в сторону вокзала. Может, захотел скрыться? В единственном знакомом месте, где ему комфортно. Но затем он повернул голову и посмотрел прямо на госпожу Ём.

– Ток-ко.

– Токко?

– Токко… Все т-так меня зовут.

– Это имя или фамилия?

– Просто Токко.

– Понятно, – вздохнув, кивнула госпожа Ём. – Токко, не забывайте приходить к нам каждый день. Позавчера вы припозднились, мы переживали.

– Н-не надо п-переживать.

– Если человек всегда приходит в одно и то же время и однажды задерживается, как тут можно не беспокоиться? Так что не опаздывайте. Приходите поесть, и можете, как сегодня, в виде небольшой разминки прибрать перед входом.

– Если потеряете к-кошелек, говорите.

– Ладно.

– Я снова его найду и верну вам. Б-больше мне отплатить нечем.

– Я правильно вас понимаю? Вы хотите, чтобы я снова потеряла кошелек?

– Н-нет, терять не надо. Я, это, имею в виду, н-нужна будет помощь – говорите.

Госпожа Ём испытывала смешанные чувства: одновременно восхищение и отчаяние. Она не настолько нуждалась в помощи. Или, может, ее магазин даже бездомному кажется жалким?

Глядя ему в глаза, она решила закончить этот разговор:

– Токко, помогите сначала себе!

Мужчина смиренно склонил голову. Он казался обескураженным.

– Я кормлю вас и хочу как-то помочь, но не могу позволить, чтобы вы здесь выпивали. «Сытный обед» – еда и идет вам на пользу, а алкоголь – яд.

– О-одна бутылка – это же ни о чем.

– Какая разница? Я человек с принципами. Эти столы – моя собственность, и я не позволю распивать здесь спиртные напитки.

Токко стало неловко. Он перевел взгляд на бутылку сочжу и аккуратно взял ее в руки. Госпожа Ём испугалась, не взбредет ли ему в голову ударить ее, но он всего лишь положил ее на упаковку из-под ланч-бокса и направился к контейнерам для раздельного сбора мусора. Госпожа Ём вздохнула с облегчением. Вернувшись, мужчина вытащил из куртки отвратительную измятую салфетку, вытер столик и кивнул хозяйке на прощание. Госпожа Ём проводила его глазами.

«Токко. Кажется, это означает «одинокий»? «Сирота»? Даже его имя звучит печально».

Глядя на его понурый удаляющийся силуэт, она решила какое-то время не думать о нем.

* * *

– Извините, но мне придется срочно уволиться, – сообщил ей Сонпхиль, едва придя в магазин и застав их за разговором с Сихён.

Госпожа Ём сильно растерялась, услышав его слова. Сонпхиль провел рукой по редеющим волосам и сказал, что через знакомого устроился водителем к владельцу небольшого бизнеса. Грустным, но дружелюбным взглядом он просил ее понимания, так как на новую работу ему нужно было выходить через три дня.

Найти сотрудника на ночные смены труднее всего. Последние полтора года с этой работой успешно справлялся Сонпхиль, и она могла не беспокоиться, только вот теперь… ей придется подбирать замену. И даже если удастся кого-то подыскать, вряд ли этот человек задержится надолго, так что временами в ночные смены ей придется выходить самой. От одной мысли об этом у нее разболелась голова.

Однако госпожа Ём вспомнила, что собиралась поддержать сотрудника, если он найдет другое место. Она поблагодарила Сонпхиля за хорошую работу и пообещала премию. Тот с благодарностью дал слово усердно трудиться оставшиеся три дня.

– Вы лучший начальник, – сказала Сихён, когда Сонпхиль ушел в кладовку, чтобы надеть рабочую жилетку.

– Сихён, и ты сдавай свой экзамен скорее. Костюм на работу я тебе куплю.

– Правда? И дорогой купите?

– Новичкам в шибко дорогих вещах ходить не положено. Куплю что-нибудь неброское. Так что учись.

– Хорошо.

– Но сначала мне нужно найти кого-то на замену Сонпхилю. Поспрашивай среди своих друзей. А я в молодежном собрании церкви узнаю.

– А бонус за это полагается?

– Конечно. А если не найдешь, то сама выйдешь.

– Не хочу.

– Если за три дня никого не найдем, то либо тебе, либо мне придется. Госпожа О не сможет из-за сына, так что никого не остается, кроме нас. Да и как думаешь, сможет пожилая женщина ночью охранять магазин и выставлять товары на полки?

Услышав объяснения хозяйки, Сихён закатила глаза и ответила:

– Спрошу, у меня друзей много.

– Только скажи, что у тебя отличная начальница.

– Обязательно.

* * *

Госпожа Ём тоскливо взглянула на горы коробок с товарами. И зачем она столько заказала, когда торговля идет плохо? Внутренне коря себя за это, женщина взялась их передвигать. Доставщик выгружал коробки у входной двери, а дальше на склад их переносили сотрудники магазина. Однако, взяв несколько коробок, она почувствовала, как ноги задрожали. Доставщик тем временем вынес последние несколько штук и удалился, а госпожа Ём, тяжело вздыхая, так и смотрела ему вслед.

Уже неделя прошла после того, как уволился Сонпхиль, но найти сотрудника на ночную смену до сих пор не получилось. На первое время добровольцем вызвался молодой человек из церкви, который через несколько месяцев собирался уйти в армию. Только уже через пару дней он ретировался под предлогом, что родители против таких подработок. Госпожа Ём подумала, что в армии ему придется нелегко, однако больше ее волновала судьба магазина в ночное время.

Следующие три ночные смены ей пришлось выходить самой: в последний момент оказалось, что у Сихён рано утром лекции на станции «Норянчжин»[10]. Вот хитрюга! Хотелось бы проверить, так ли старательно Сихён учится. Ведь госпожа Ём – учитель и с закрытыми глазами могла бы ответить на все вопросы по истории из ее теста, а заодно помочь разобраться в теме. Но Сихён упорно отказывалась, объясняя, что ей хотелось бы воспринимать госпожу Ём исключительно как начальницу. Видимо, из-за подработки в магазине у Сихён совсем не остается времени на учебу.

Снова госпожа Ём напрасно побеспокоилась о других. Днем позвонила сыну и только разозлилась на него. Неудачник! С одной стороны, он безработный. С другой, заявляет, что такому высококвалицированному специалисту, как он, не подобает работать продавцом по ночам. Более того, говорит ей, что нечего жаловаться, раз она сама не захотела продать магазин. И в завершение предлагает ей утром оформить сделку, вложиться в его новое предприятие и жить спокойно. Сын не то что не протянул руку помощи, а скорее дал пощечину. Госпожа Ём бросила трубку со словами, что от магазина он даже жвачки не получит. Затем выпила пива, легла спать и проснулась от звука будильника: пора сменять Сихён. Из-за непутевого сына она стала чаще пить. Подобает ли это верующему человеку? Почему Бог посылает ей такие испытания с сыном и склоняет к алкоголю? Никому не ведомо.

Когда она перенесла все коробки на склад и закончила проверять их, перевалило за полночь. Пора было выставлять товар на полки. Словно белка, собирающая желуди, она носилась между складом, полками и входом еще три часа. Закончила к четырем часам утра. Опершись на прилавок, госпожа Ём сильно зажмурила глаза и зевнула. Может, и хорошо, что посетители в это время еще не приходят. Или все же дурной знак? Ведь отсутствие клиентов никак не сулит магазину успеха.

Внезапно зазвенел колокольчик на входе и, перекрикивая друг друга, в магазин ввалилась компания подвыпившей молодежи. На вид им было чуть за двадцать. Пара девушек с крашеными в желтый и фиолетовый волосами постоянно ругалась и шумела, а двое молодых людей открыто заигрывали с ними. На студенток университета Сунмён они не очень походили – скорее всего, приехали из бара у станции «Намён».

– Вот черт, тут нет мороженого в форме рыбок.

– «Саманко»? Есть, ты чего? Со сладким рисом.

– Фу, не люблю я этот липкий рис. Вообще не мое.

– Ну и дура. Ищи тогда другое. А я буду мороженое с бобами[11].

– Ты знаешь, что означает «Саманко»? Дешево и много.

– Ты что, все еще его ищешь? А моего тут нет. Черт, так его хотелось.

Смешанная с руганью болтовня молодых людей испортила настроение госпоже Ём.

«Нужно сдерживаться. Что их, пьяных, поучать? Все равно без толку».

– О! Смотри, «Пабамба», бери его!

– Ты совсем, что ли? Это с каштаном, а не с бобами!

– Хочешь с бобами – возьми обычное патпинсу[12]. Вот тут есть!

– Холодрыга, кто этот лед ест в такую погоду? Тупица!

– Так, давай уже помолчи! Ну-ка иди сюда…

– Так, товарищи студенты! – громко сказала госпожа Ём, не в силах больше терпеть. – Здесь у нас не ругаются, покупайте скорее и идите домой.

Госпожа Ём не выносила брань подростков. Пусть даже они не ее ученики, да и на благополучную молодежь не очень походили.

В итоге компания выпившей шпаны с недовольными лицами приближалась к ней. Госпожа Ём занервничала.

Девушка с желтыми волосами плюнула на пол и крикнула:

– Эй, бабуля, у тебя что, лишние жизни образовались?

– Наглеть начали вы. На камерах все есть, – стараясь сохранить самообладание, предупредила госпожа Ём.

В этот момент девушка с фиолетовыми волосами бросила на кассу мороженое.

– Рассчитывай нас. А то в глаз получишь!

Девушки усмехнулись и пригрозили кулаком госпоже Ём, а молодые люди за их спинами дурачились. Но она не собиралась отступать.

– Я вам не продам. Уходите. Иначе вызову полицию.

В этот момент желтоволосая взяла упаковку мороженого и стукнула им по голове госпожи Ём. Глаза женщины округлились. Она стояла в смятении, не зная, что делать.

– Что ты там сказала, бабуля? Товарищи студенты? Какие мы тебе студенты? Для стариков с маразмом мы все студенты. А я вот не учусь. Меня исключили за то, что я врезала такой же училке, как ты.

Когда желтоволосая вновь собиралась ударить ее печеньем, госпожа Ём успела как можно крепче схватить ее за запястье.

– Ты нарываешься!

Выкрикивая ругательства, девушка пыталась освободиться, но безуспешно. Только когда госпожа Ём отпустила ее руку, девушка отскочила в сторону. В этом момент на помощь ей пришла подруга с фиолетовыми волосами. Она вцепилась в плечи госпожи Ём, старушка же инстинктивно схватила соперницу за волосы и прижала к кассе, где лежало их мороженое.

– А то в глаз получу? Теперь так разговаривают со взрослыми?

Госпожа Ём оттаскала девушку за волосы и отпустила, и та, накричавшись, закашлялась. Лица молодых людей помрачнели. Госпожа Ём схватила трубку стацинарного телефона и положила на стол: так звонок сам переведется на ближайший полицейский участок.

– Смотрите, бабуле жить надоело!

Внезапно один из парней налетел на нее, чуть не сломав кассу. Видя, что хозяйка испугалась и попятилась, нападавший усмехнулся и положил трубку на место.

– Думаешь, мы не подрабатывали в ночные смены в магазине и ничего не знаем? Полицию решила вызвать?

Она совершила ошибку. Нужно было нажать на экстренную кнопку на терминале оплаты, а не браться за телефон. Парень вновь усмехнулся и позвал товарищей:

– Эй, давайте! Разберитесь с камерой! И деньги не забудьте!

По телу госпожи Ём пробежала дрожь, она не могла пошевелиться. Молодые люди с остервенением орали, а девушки подбежали к кассе. Руки госпожи Ём затряслись от ужаса. В этот момент колокольчик на входе оповестил о новом посетителе.

– Эй, ублюдки! – словно гром, прозвучал чей-то голос.

Взгляд подростков тут же устремился к двери. Подняв голову, госпожа Ём увидела, что там стоит Токко. Точно он!

– С-со взрослыми так себя вести! – прокричал он.

Теперь Токко больше не напоминал больного, бормочущего себе под нос бездомного медведя. Госпожа Ём восхищенно наблюдала за своим спасителем. Но хулиганскую шайку он напугал не сильно.

– А это что за отброс? И пахнет так же.

– Пошел ты! Бездомный, что ли? Вали отсюда.

Двое парней одновременно бросились на Токко. А тот старался уклоняться от их атак, стоя в дверях. Поскольку бездомный только защищался, нападавшие стали бить его еще яростнее. Токко сел на корточки, напряг все тело и замер.

Драку прервал приближающийся звук сирены. Первыми услышали его девушки. Молодые люди в растерянности хотели бежать, но Токко, словно стена, встал перед ними, преграждая путь к отступлению.

– Подвинься! Подвинься, сукин сын!

Завидев двух полицейских, подростки перестали кричать, и сердцебиение госпожи Ём наконец успокоилось. Токко медленно поднялся, освобождая путь полицейским, и только тогда она заметила, какая у него широкая и крепкая спина. На мгновение он повернулся и хмуро улыбнулся хозяйке магазина. Госпожа Ём впервые видела его улыбку. Казалось, он совсем не замечал, что его лицо залито кровью.

* * *

Когда полиция позвонила одному из родителей хулиганов, явился мужчина средних лет. Завидев опухшее, разбитое лицо Токко, он предложил бездомному денег. Но, к его удивлению, тот выдвинул другое требование. Он подошел к нападавшим, которые уже начинали трезветь, и приказал поднять руки. Те поначалу колебались, пока отец не пригрозил им, после чего послушно подняли руки, прямо как ученики младших классов[13].

Рано утром госпожа Ём и Токко вышли из полицейского участка и направились в сторону рынка Намдэмун. Пройдя мимо торговцев, готовящихся к открытию, они завернули в переулок, в котором было небольшое кафе. В нем подавали суп от похмелья[14]. С пластырем на лице Токко смело поднес ко рту ложку супа с говяжьей кровью, а госпожа Ём с расстроенным видом смотрела на приборы.

– Такая молодежь сейчас пошла жестокая… Когда они такими стали?

– С-с двумя я могу справиться. Я же говорил, – сказал Токко, пальцем указав на пластырь, будто это была его медаль.