Золотой бычок

Александр Лышков

Золотой бычок

Солнце клонилось к закату. Рабочий день заканчивался, и хотелось скорее завершить рутинный процесс, который сегодня был как-то уж особенно утомителен. Да и предыдущие дни тоже выдались на редкость тягучими и какими-то бестолковыми. Жаль, что не пятница, подумал Макс, взглянув на календарь. Ну ладно, ещё денёк этой тягомотины, а там – выходные.

Заявки, поступившие накануне, были все как на подбор пресными, без изюминки, и справиться с ними мог даже стажёр. Но их было много просто до неприличия, и все они требовали усилий пусть даже и незначительных, а потому работа текла вяло и монотонно. К тому же из головы никак не шло это письмо, которое, казалось бы, не имело прямого отношения к делу, но своим тоном, нарушающим рамки бюрократического приличия, на какое-то время вывело Макса из равновесия. Прочитав его при получении, он невольно оглянулся на соседей – уж не розыгрыш ли? Случалось, что какой-нибудь шутник грешил этим, пытаясь скрасить будничную обстановку. Но нет, ничего подозрительного – все уткнулись в мониторы и увлечены работой.

Дождавшись, когда в нижнем уголке экрана на часах после двоеточия появятся нолики, Макс выключил компьютер, простился с коллегами и вышел на улицу.

Ещё одну страницу можно перевернуть, подумал он. Страницу чего? Что кроется за избитой фразой, давно утратившей свой изначальный смысл? Как с той же кашей, которую не с каждым сваришь. Да и зачем её варить с кем-то?

Задавшись как-то этим кулинарным вопросом, Макс быстро нашёл ответ на него. Это был своеобразный тест на совместимость – в канун свадьбы бок о бок со своей избранницей варить кашу. Обычай канул в прошлое, а поговорка сохранилась. Так и со страницами. Впрочем, с ними он имел дело каждый день, хотя и не с бумажными.

Садясь в машину, он ощутил на себе чей-то взгляд. Что называется, почувствовал кожей – по ней словно прошёлся лёгкий холодок. Обычно подобное ощущение не обманывало. Он оглянулся по сторонам, но к его удивлению, улица была пуста. Он снова вспомнил о странном послании. И если раньше он не обращал внимания на такие мелочи, то события последних дней вынуждали задуматься. Впрочем, не синдром ли это Потапыча? Вечно тому что-то мерещится. Кстати, вот и он: пожилой коллега, которого все уважительно называли по отчеству, вышел на улицу, поднял воротник и, привычно озираясь, засеменил в сторону подземки.

Макс вывел на лобовое стекло дорожную обстановку, перевел рычаг управления в режим «Drive» и тронулся с места. Услугами автопилота пользоваться не хотелось. После нелёгкого дня он предпочитал подержать руль в руках, выбирая маршрут самостоятельно – это помогало расслабиться и давало ощущение свободы.

Сидя за рулём, Макс снова мысленно вернулся к тексту письма. Ничего особенного – пара скупых фраз, гласящих о том, что он попал в сферу интересов могущественной корпорации, и что ему следует «вести себя осмотрительно и проявлять благоразумие». Особенно в свете предстоящего визита её представителя. Вроде бы, никаких явных угроз, но от скрытых намёков веет холодом. Макс поёжился. Неужели его гиперчувствительность распространилась уже и на эти электронные деривативы, к тому же хранящиеся в памяти?

Как там называл себя отправитель? Green Way… Ни о чём не говорящий бренд, каких нынче десятки. Если не сотни.

Он всё же запросил у голосового помощника справку об этой компании. Через пару секунд на него обрушилась гора информации. Наиболее существенным из услышанного было то, что Green Way являлась монополистом в области искусственного интеллекта. Стало быть, и пожаловали уже и эти, подумал Макс не то с удивлением, не то с опаской. А почему, собственно, это его удивляет? Скорее, не удивляет, а озадачивает. С машинным интеллектом ему сталкиваться пока не приходилось, потому ситуация была чревата своей непредсказуемостью.

Он остановился у дверей дома и вышел из машины.

Ждать визита долго не пришлось. В понедельник в контору явился странного вида посетитель в тёмных очках, пёстром твидовом пиджаке и с кожаным портфелем в руках. Портфель, без сомнения, был рукотворным – Макс без труда зафиксировал этот факт, бегло скользнув взглядом по чёрному глянцу кожи. От неё исходило еле заметное фиолетовое свечение.

Впрочем, аутентичность изделия, а, стало быть, и статус визитёра мог определить здесь каждый. Просто большинству до этого не было дела, поток заявок в последнее не давал расслабиться.

Обратившись к секретарше, жеманной блондинке, Пёстрый что-то спросил у неё. Та, отложив зеркальце и любезно улыбнувшись, кивнул в сторону Макса.

– Илов, к тебе.

Сослуживцы нередко называли его Илоном в честь легендарного предпринимателя-визионера, пионера покорения Марса. А порой и просто Маском вместо Макса. Он не обижался, хотя в глубине души воспринимал это со скепсисом – где Маск, а где он. Не только потому, что никогда не тяготел к предпринимательству: он был далёк от авантюризма, этого типичного спутника коммерческого успеха, и к любому делу он относился вдумчиво и неспешно. К тому же считал себя закоренелым консерватором. Слишком много негативных последствий нёс за собой прогресс. Взять хотя бы наночипы. Увлекаясь чрезмерным напичкиванием себя этой скрытой от глаз электронной мишурой, некоторые уникумы начинают больше походить на биороботов с рудиментарными ошмётками души, нежели чем на обычных людей. А ведь тоже начиналось с Маска. Нет уж, лучше Макс.

Пёстрый подошёл к Максу и, скупо улыбнувшись, представился. Нет, не андроид, отметил про себя Макс. С одной стороны, это успокаивало, но в то же время настораживало. Настораживало тем, что за всем этим скрывались серьёзны намерения. И, действительно, что в твёрдой осанке и в манерах посетителя чувствовалась уверенность. Даже сквозь слегка затемнённые очки без труда проникал сверлящий взгляд его кобальтово-синих глаз. Так обычно ведут себя налоговые инспекторы. Или следователи прокуратуры.

– Простите, мог бы я попросить вас о конфиденциальном статусе нашей беседы?

Макс кивнул и сделал знак секретарю, описав пальцем круг перед собой. Тот кивнул, и через пару мгновений их уже окружил невидимый звуконепроницаемый кокон, а еще чрез мгновение визуальная обстановка офиса также стала утрачивать чёткость.

– Благодарю вас.

Пёстрый открыл портфель – его застёжку украшал скромный логотип, пара серебристых букв «GW» – вынул оттуда пачку проспектов. Странно, подумал Макс. Давненько он не сталкивался с аналоговыми носителями информации. Так обычно бумажные документы называл его приятель Эдик, в противовес цифровым. Объяснял это тем, что до эпохи цифровых ЭВМ существовали аналоговые, основанные на схожести поведения электрического тока и некоторых материальных сред – газа и жидкости.

Эдик работал, что называется, хакером на договоре – защищал серверы заказчиков от потенциальных угроз, которые сам и генерировал на досуге. Он до тонкостей разбирался в современных инфо- и в прочих мудрёных технологиях: Макс не удивился бы, если бы тот был даже знал, что означает загадочное слово "гитики", которые умеют все эти науки. Потому в таких вопросах он ему доверял.

– Вы, наверное, уже в курсе, чем занимается наша компания?

Макс неопределённо кивнул.

Пёстрый разложил веером стопку проспектов.

– Зелёные технологии в области информационных технологий на базе искусственного интеллекта. Ну и, собственно, искусственный интеллект. Наша миссия – предоставить человеку комфортную нишу существования, не претендуя на вытеснение его из привычной среды обитания. Простое разграничение сфер деятельности. Человеческая активность будет всё более смещаться в сторону потребления. Людям не придётся утруждать себя не только физической работой и борьбой за выживание, но и излишним интеллектуальным трудом. Этим будет заниматься искусственный интеллект. Впрочем, полное разграничение – это пока ещё отдалённая перспектива. Наша задача сейчас – не стискивать чрезмерно рамки применимости нашего подопечного.

Пальцами обеих рук он облачил последнее слово в воображаемые кавычки и слегка улыбнулся.

– Эта тенденция в последнее время налицо, и она нас тревожит.

Макс слегка откинулся в кресле.

– Не хотелось бы вас огорчать, но я тоже склоняюсь к более жёсткому контролю за вашим, как вы выражаетесь, подопечным. Основные доводы вам хорошо известны – уже столько копий сломано на этот счёт…

– Прошу вас, здесь нет никакой угрозы, – прервал его Пёстрый. – Всё это следствие обычной предубеждённости. Вы же понимаете – первенство во многих областях давно уже принадлежит искусственному интеллекту и никем не оспаривается. Но действующее законодательство порой преднамеренно обесценивает продукты, создаваемые нашей корпорацией. Гуманитарный неопротекционизм и всё такое прочее. Кризис отрасли заставляет нас адаптироваться к ситуации. Мы вынужденно вносим в нашу стратегию некоторые коррективы.

– Что вы имеете в виду?

– Буду откровенен. Мы отдаём отчёт, что продукты искусственного интеллекта несут на себе налёт перфекционизма. Сам по себе машинный интеллект в силу своей природы не допускает ложных суждений и ошибочных выводов. Во всяком случае, с точки зрения современной научной парадигмы. В свою очередь, это научились считывать алгоритмизированные анализаторы аутентичности продукции. Тоже, кстати, использующие нейросети, как это ни парадоксально. Наше ноу-хау, позволяющее обходить выставленные силки, – он снова царапнул пальцами воздух, – в придании заключениям и выводам, содержащимся в наших материалах, вероятностного, стохастического налёта. И даже включения в них мелких, несущественных погрешностей. Это, на наш взгляд, полностью сотрёт формальную грань принадлежности продукта к тому или иному типу интеллекта и уберёт сомнение в его антропогенности. О наших славных криэйторах я, конечно же, здесь не упоминаю.

Он сощурил глаз.

– Мы уже протестировали это решение на анализаторах, наши предположения подтвердились. И всё было бы идеально, если бы не такие, как вы…

Макс внутренне напрягся.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего особенного. Лично к вам – никаких претензий. Но к вашей работе… Мы хотим сделать вам предложение. Время от времени мы будем обращаться за помощью в получении нужного результата экспертизы. Совсем не обязательно, чтобы он был категоричным: в ряде случаев нас вполне устроит и нейтральное заключение. И, да, ваши услуги будут щедро вознаграждаться.

Пёстрый взял листок бумаги, что-то написал на нем и протянул Максу.

– Это за каждое правильное решение. Правильное для нас.

Сумма выглядела впечатляющей.

Макс слегка пожал плечами. Нечто похожее в его практике уже случалось, но он никогда не шёл на сделку. И дело было даже не в престиже работы, в моральных устоях или в прочих атавистических штучках. Он буквально физически не выносил, когда им пытались манипулировать или оказывать давление.

– Благодарю за предложение, но…

Пёстрый прервал его.

– Я не требую немедленного ответа. Кроме того, не намерен более утомлять вас своим присутствием. Тем более, учитывая вашу занятость, – он снова слегка прищурил взгляд. – Я уже всё вам сообщил. В понедельник я рассчитываю появиться здесь вновь. И надеюсь на ваше благоразумие.

Он снова употребил этот термин из письма. «Благоразумие…»

Пёстрый встал и учтиво откланялся. В манерах ему не откажешь, машинально отметил про себя Макс.

– Один вопрос, – он остановил визитера. – Почему вы используете бумажные носители информации? Я имею в виду проспекты.

– Видите ли, как ни парадоксально, цифровые каналы гораздо менее надёжны, нежели чем наши старые добрые друзья, проверенные временем – рукотворные. Вам бы с вашей проницательностью не знать этого? – Он улыбнулся краем губ.

Макс вздёрнул брови.

– Сомневаетесь? Могу продемонстрировать.

Он вновь открыл портфель и чем-то щёлкнул внутри. В этот же миг испещрённый ноликами листок, который Макс продолжал теребить в руке, превратился в пепел и осыпался, не причинив ему ни малейшего вреда. Тем не мнее он инстинктивно разжал пальцы и подался назад.

– Цифровой след более живуч, чем карбоновый. Наша компания перешла на новый стандарт сравнительно недавно – условно новый, – главным образом в отношении особо чувствительных сведений. Это один из приоритетов в развиваемом нами пути в информатике.

Пёстрый ещё раз наклонил голову в знак прощания.

– Да, в отношении проспектов, которые я оставляю вам для ознакомления – эта участь им не грозит, не опасайтесь. До понедельника.

Макс посмотрел ему вслед. Его давние опасения относительно противостояния с искусственным интеллектом, похоже, оправдывались. И незримая граница между тем, что было до сегодняшнего визита и тем, что обозначилось после, обретала сейчас конкретные очертания. И это невольно подтолкнуло Макса к переосмыслению всего того, что происходило с ним в последнее время.

Компания, в которой он трудился, выдавая заключения о природе происхождения того или иного изделия, промышленного или кустарного, была в своём роде уникальной. Основным продуктом её деятельности были сертификаты аутентичности – квалифицированные суждения о том, что изделие сделано именно руками человека, а не выпущено на одном из бесчисленных автоматизированных производств. При наличии такого сертификата стоимость изделия возрастала многократно. Потому что всё, что было сделано вручную и представляло художественную ценность, уже давно перекочевало в коллекции многочисленных собирателей подобного рода раритетов, а новые уже практически не появлялись.

Подделать сертификат не представлялось возможным – в его основе лежала модифицированная технология блок-чейнов. Макс не совсем понимал, как это работает, но знатоки утверждали, что гарантия была стопроцентной. Во всяком случае, прецедентов пока не случалось.

Все его коллеги в той или иной степени являлись синестетами. То есть теми, кто, слушая музыку, воспринимал её в виде фигур и цветовых пятен. Или ощущал какой-то вкус в ответ на произнесённые слова. Большинство из них было способно также различать ауру предметов. Собственно, это качество и позволяло им выносить свои вердикты. И Макс не был исключением.

Изначально он предполагал, что присущая ему гиперчувствительность имела семейные корни. Его отец, ценитель живописи, никогда не брался за кисти, но разбирался в ней до тонкостей. Он гордился своей небольшой коллекцией: в ней, как он полагал, было несколько достойных работ. Правда, имена авторов мало кому о чём говорили – даже знатоки вряд ли смогли бы припомнить их, но отец утверждал, что, глядя на картины, он ощущал исходящее от них тепло и даже испытывал умиротворение. Что, по его мнению, и отличало истинный шедевр от заурядной поделки.

И эта передавшаяся ему способность при взгляде на то или иное произведение – будь им та же акварель или простой карандашный рисунок, выполненный мало-мальски одарённым человеком – испытывать лёгкий трепет или нечто, похожее на смятение чувств, и послужила Максу толчком к выбору своей профессии.

Впрочем, схожие ощущения вызывало у него не только созерцание удачно выполненных полотен. Любой предмет прикладного искусства, архитектурное сооружение или даже музыкальная фраза, построенная по неведомым ему законам гармонии и наполненная какой-то внутренней, неприметной с виду красотой, вызывали живой отклик в душе. И там, где-то внутри, начинал звучать нежный камертон, отозвавшийся на неразличимый для органов чувств импульс.

Тогда он ещё не предполагал, что за всем этим кроется некая особенность строения человеческого мозга, а точнее, одной из его теменных долей, соседствующих с миндалевидным телом. Физиологи наткнулись на неё случайно и, как водится, в этом им помогли смежники – специалисты в области нейросетей и нанотехнологий. Именно они предсказали её локализацию и возможный функционал. Изучение свойств этой структуры – а она, как оказалось, отвечала и за так называемую интуицию – совершило чуть ли не переворот во взглядах учёных на природу мышления человека.

Позднее было также обнаружено, что переход этой зоны из зачаточного состояния в обособленную, оформленную структуру стимулировали определённые внешние условия. И если прежде это явление было уникальным, то с недавних пор оно перестало быть такой уж большой редкостью. Особенно часто такое отклонение стало наблюдаться у потомков тех, кто проживал по соседству с местом применения пресловутой грязной бомбы.

Правда, схожий феномен отмечался и у детей сотрудников большого адронного коллайдера, особенно у тех из них, кто имел отношение к экспериментам с вимпами – слабо взаимодействующими массивными частицами, из которых состоит тёмная материя.

Но это выяснилось несколько позднее, когда уже отчётливо проявились фатальные последствия военного безумия. Интерес к изучению этой аномалии строения мозга подстёгивался ещё и тем, что многие дети жертв той трагедии отличались низкой жизнеспособностью: большинство едва дотягивало до зрелого возраста. Семьи физиков, правда, это затронуло в меньшей степени.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.