Восточный экспресс

– Это было бы идеально! – обрадовался муж и, подойдя к ней, нежно обнял. – Вот видишь, и ссориться не из-за чего! Прости и ты меня! Глупо я тебя обвинил… Ну, будем считать это великопостным искушением! – добавил он с легким смешком.

– Угу, – ответила Дарья, потершись носом о его плечо.

Но ни облегчения, ни радости она в этот момент, в отличие от мужа, не ощутила, поскольку откуда-то из подсознания послышался насмешливый голос: «Да, я слыхал, что русским женщинам свойственна почти маниакальная жертвенность»…

***

Утром, включив компьютер и собираясь менять даты на билеты и отель в Иерусалиме, Дарья пребывала в унылом состоянии духа. Однако в почте она обнаружила письмо, придавшее ее мыслям новое направление. Писали из «Логоса» – переводческой фирмы, где она работала уже четыре года, имея на ее сайте страничку с резюме и списком работ. Дарье предлагали принять участие в двухнедельной конференции, посвященной истории науки, в качестве синхронного переводчика с греческого и немецкого языков на русский. Главным организатором конференции выступал профессор Мануил Димитриадис – имя, ничего Дарье не говорившее, – которому рекомендовали госпожу Феотоки как высокопрофессионального переводчика. «Логос» также дал положительную рекомендацию, и профессор с коллегами предлагали ей сотрудничество.

Письмо польстило Дарье, но одновременно удивило. Хотя она нередко переводила научные тексты, а в последние три года подтянула немецкий настолько, что могла легко переводить и с него, однако в синхронном переводе у нее до сих пор было мало опыта, всего несколько случаев не более чем дневной продолжительности, и Дарья не считала себя большим специалистом в этом деле. Почему ее рекомендовали этому Димитриадису, если у нее в резюме даже не упомянут синхронный перевод? И кто, собственно, ее рекомендовал? Она попыталась вспомнить кого-нибудь из тех, для кого она переводила, но лица сливались в памяти, и невозможно было предположить, кто из них дал ей рекомендацию. Впрочем, разве это важно? Слово всё равно за ней: в случае согласия Дарья должна сообщить в ответном письме свои данные, чтобы устроители конференции заказали ей билет до Дамаска – именно там будет проходить это научное мероприятие. Конференция начиналась сразу после Пасхи, в понедельник Светлой седмицы.

«Здорово! Поеду!» – решила Дарья. Но потом задумалась: «А если не справлюсь?» В течение двух недель переводить научные доклады – работа непростая и ответственная, есть риск оказаться не на высоте и не оправдать надежд приглашавших. Но, с другой стороны, это возможность как раз усовершенствовать навыки устного перевода. А еще перспектива пообщаться с представителями ученого мира, побывать в Дамаске – целое путешествие, пусть и с рабочими целями, но что-нибудь в городе она наверняка сможет посмотреть… Древний город, богатый историей и памятниками, к тому же в Сирии – имперской провинции, о которой Дарья имела довольно смутное представление, а познакомиться очень хотелось! Кроме того, предложение чрезвычайно заманчиво финансово: за две недели работы Дарья могла получить сумму, которую обычно зарабатывала переводами и уроками за два месяца.

«В конце концов, это не я им предложила свои услуги, а они сами меня приглашают, значит, риски они берут на себя, даже если я не совсем оправдаю их надежды… – думала она. – А может, и оправдаю! До Пасхи еще есть время, посмотрю в сети какие-нибудь ролики на научные темы, потренирую понимание и синхронный перевод, подучу научные термины… А Василь в конце Светлой всё равно едет в Эфес. Правда, тогда не удастся с детьми съездить на пикник… Ну, ничего, побудут с бабушкой, а когда я вернусь, еще успеем погулять до праздника Города!»

Мысль о том, что до ответа на письмо надо посоветоваться с мужем, Дарья сразу отбросила: он ведь не советовался с ней, когда решил вместо Иерусалима ехать на скачки в Эфес! К тому же вот случай проверить, насколько полезна перемена места работы, о которой говорил Алхимик, – пусть ненадолго, но и две недели тоже срок. Теперь, когда Дарья получила облегчение от искушения, она почувствовала, что ее прежняя тоска трансформировалась в вожделение лишь отчасти… или, возможно, просто была им заглушена. Но стоило внутренней буре улечься, как Дарья вновь ощутила присутствие «демона», а значит, придется снова искать пути избавления от него. Так почему бы не попробовать средство, предложенное Ставросом, раз уж оно подвернулось само собой? Вот и выяснится, работает ли его… алхимический рецепт или всё это одна болтовня!

Воодушевившись, Дарья быстро написала ответное письмо в «Логос», принимая предложение. Василий, узнав о предстоящей ей командировке, был немного обескуражен, что она уезжает сразу после Пасхи, но не стал возражать – видимо, не решаясь после отложенного по его вине иерусалимского путешествия критиковать поездку жены, тем более сулившую хорошие деньги.

Дарья предполагала, что полетит в Дамаск на самолете. Однако, к ее удивлению, на другой день из «Логоса» пришло сообщение: ей куплен билет с электронной регистрацией на поезд «Восточный экспресс», который отправлялся с азиатского берега Константинополя, из Халкидона, вечером в воскресенье Пасхи; сопровождать Дарью должен один из участников конференции, но кто именно, точно пока не известно. В любом случае, госпожа Феотоки не должна ни о чем беспокоиться – ей оставалось только придти восемнадцатого апреля к пяти вечера на Халкидонский вокзал.

«Что ж, – подумала Дарья, – это даже интересно! На этом экспрессе я еще ни разу не ездила». И она принялась составлять список вещей для путешествия в Дамаск.

***

Высокоскоростной экспресс, который следовал в Иерусалим через Никомидию, Дорилей, Анкиру, Кесарию Каппадокийскую, Тарс, Антиохию, Алеппо и Дамаск, был пущен шесть лет назад и быстро завоевал популярность у византийцев и иностранных туристов, хотя билеты на него не отличались дешевизной. Но они стоили дешевле авиабилетов, и располагавшие лишним временем могли путешествовать с комфортом, созерцая прекрасные виды за окном белой стрелы с покатыми боками, чей путь пролегал в основном по холмистой местности, а на отрезке между Алеппо и Иерусалимом даже через несколько тоннелей в горах.

Халкидонский вокзал, откуда отправлялись поезда из столицы в Азию, был построен еще в конце позапрошлого века, и хотя с тех пор расширялся и модернизировался, старое здание в классическом стиле, с белыми колоннами и стенами цвета охры, по-прежнему возвышалось на берегу Пропонтиды у самой воды, рядом с гаванью, где приставали вереницы пассажирских корабликов, приходивших из европейских районов Города и с берегов Босфора. Стояла чудесная весенняя погода, воздух был прозрачен и вкусен, солнце пригревало почти по-летнему, галдели чайки, морская синь навевала мечты о дальних странствиях и приключениях. Дарья приплыла немного рано и успела выпить чашечку кофе в прибрежной кофейне, глядя на противоположный берег и думая о древних мегарцах, которые основали халкидонскую колонию и были позднее обруганы Геродотом за слепоту, поскольку предпочли это место прекрасному мысу, где впоследствии возник Византий. Зато теперь отсюда можно всласть любоваться на Око вселенной: Святая София, громада Ипподрома и здания Большого Дворца предстают как на ладони.

– Госпожа, возьмите на счастье! – раздался рядом тоненький голосок. – Всего одна драхма!

Дарья повернула голову: худенькая девочка лет десяти протягивала ей ворох из тонких плетеных браслетиков, разноцветный бисер весело блестел на солнце. Перебирая плетенки, Дарья увидела, что на них воспроизведены, хоть и не всегда умело, в основном древнегреческие геометрические узоры, которые, часто встречались и в обрамлении мозаик византийских церквей. Выбрав тонкий браслетик с сине-золотым греческим меандром, Дарья дала девочке две драхмы, заплатила за кофе и направилась в сторону вокзала.

Купе оказалось двухместным. «Ого! – подумала Дарья, оглядевшись. – С таким комфортом я еще никогда не ездила… Интересно, кто же поедет со мной?» Вытащив из чемодана пижаму, Дарья задвинула его в угол, глянула в зеркало на двери, заправила выбившуюся из прически прядь волос и села. Достала мобильник, написала мужу, что она в поезде и всё в порядке. Сразу получила ответ: «Счастливого пути!» Убрала телефон обратно в сумочку и принялась рассеянно глазеть в окно.

«До отправления скорого поезда „Восточный экспресс“, Константинополь – Иерусалим, остается три минуты…» – раздалось по громкой связи. «Ну, и где же мой сопроводитель? – подумала Дарья с беспокойством. – Не хватало еще, чтоб он опоздал на поезд!»

Тут дверь купе отодвинулась, и в проеме появился Севир Ставрос. Он был одет, как всегда, во всё черное: арапки, шелковая рубашка с длинным рукавом и вельветовая жилетка, на шее небрежно повязан платок, черный с фиолетовым отливом; кожаная сумка на плече и чемодан на колесиках довершали этот стильный образ.

– Добрый день, госпожа Феотоки! – произнес Алхимик, втащил чемодан в купе и закрыл дверь. – Рад вас видеть.

Ошеломленная Дарья была не в силах выдавить даже слов приветствия. В голове у нее воцарился полный хаос, а руки стали влажными. Когда она, наконец, смогла заговорить, то выпалила:

– Зачем вам это нужно?!

Ставрос, уже успевший сесть напротив и придвинуть к себе одну из двух бутылок с минеральной водой, стоявших на столике у окна, изогнул бровь и уточнил:

– Что именно?

– Мне кажется, я достаточно ясно дала понять, что больше не намерена общаться с вами!

– От меня не так легко убежать, как вы думаете.

Дарья задохнулась от возмущения.

– Как вы смеете?! – почти закричала она. – Что вы себе позволяете?! Любой порядочный человек на вашем месте…

– С чего вы взяли, что я порядочный человек? – перебил он, глядя на нее с насмешливым интересом. На этот вопрос она не нашла, что ответить. Ее попутчика, похоже, ситуация забавляла, и только. Он спокойно открыл бутылку «Пруссы» и спросил: – Желаете?

– Нет, спасибо! – ответила Дарья почти грубо. На самом деле ей хотелось пить: при виде Алхимика у нее мгновенно пересохло в горле, – но услышанное так возмутило ее, что любезничать не возникало ни малейшего желания.

Вагон мягко качнуло, и перрон за окном поплыл. «Ну, вот и всё, – обреченно подумала Дарья. – Две недели с этим… нахалом! Господи, куда я влипла!»

«Нахал» между тем взял со столика пластиковый стаканчик, вынул из упаковки, налил воды и неторопливо выпил. Глаза Дарьи невольно приковались к его кадыку, двигавшемуся в такт глоткам. Она заметила как раз под ним три родинки, расположенные равносторонним треугольником – занятно…

– Надеюсь, вы не заняты выбором места, где чикнуть бритвой, пока я сплю? – поинтересовался Алхимик.

Дарья чуть не подпрыгнула и только тут осознала, что всё еще не отрывает глаз от его шеи, тогда как он уже отставил пустой стакан и насмешливо смотрит на нее.

– Что за глупости! – пробормотала она, краснея, и устремила взгляд в окно. – Лучше скажите, что вам от меня нужно!

– Вы невнимательно прочли письмо из «Логоса»? Нам нужна помощь в синхронном переводе.

– Пожалуйста, не корчите из себя дурачка! – вспылила Дарья. – В «Логосе» полно хороших переводчиков, в том числе русскоязычных. Я далеко не лучший специалист по синхронному переводу, у меня он даже в резюме не значится. Тем не менее, вы запросили именно меня, ведь это, конечно, вы рекомендовали меня Димитриадису. Итак, что вам от меня нужно?

– Вы умеете мыслить логически. Что ж, отвечаю: я не привык бросать химическую задачу, не решив ее.

– Что вы имеете в виду?

– Вы от чего-то бежите. И к чему-то стремитесь. Иначе бы вы никогда не появились в нашей лаборатории. Я хочу понять, что за реакция в вас идет. Мы с вами уже об этом однажды говорили.

– Зачем вам это? – вскинулась она.

– Любопытство ученого, если хотите. – Он слегка пожал плечами.

Дарья уже собралась разразиться тирадой о том, что она не подопытный кролик и не намерена удовлетворять Алхимикову тягу к знаниям… но вместо этого схватила вторую бутылку «Пруссы». Ставрос тут же ловко распечатал другой стаканчик и придвинул к ней.

– Спасибо, – пробурчала она. Ее рука слегка дрожала, когда она наливала себе воды. Осушив стакан торопливыми глотками, Дарья глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и сказала: – Допустим, вам удастся это выяснить. Что вам это даст? Вы химик, копаетесь в древних рукописях и рецептах. Какое вам дело до реакций в человеческих душах?

– Видите ли, одна из распространенных ошибок ученых, даже тех, которые считают алхимию не шарлатанством, а законной предшественницей современной химии, состоит в том, что они вычленяют в ней чисто химическую составляющую, а всё остальное отметают, как ненужный сор, мифологию, устаревшую образность. Для них драконы, львы, киммерийские тени и прочие алхимические термины – не более чем причудливые обозначения веществ, придуманные людьми, не ведавшими научно-методологического подхода. А задача исследователя, по их мнению – расшифровать этот средневековый код и реконструировать тот или иной рецепт, всего лишь химический рецепт, и только. Мало кто задумывается о том, что средневековый химик и химик современный видят мир по-разному. В новое и особенно новейшее время человечество накопило такую огромную сумму знаний и информации о мире, что это неминуемо повлекло специализацию каждой отрасли науки. Средневековые ученые были энциклопедистами, они знали все науки своего времени сразу, от литературы и истории до медицины и астрологии, причем великие люди обладали одинаково глубокими познаниями в каждой из них: автор философских сочинений мог одновременно быть алхимиком и астрологом, а практикующий врач – писать трактаты по истории или богословию. В наши дни подобное невозможно. Современный химик не будет таким же специалистом в литературе или физике, тогда как древнего алхимика интересовало устройство мира в целом: не только химия веществ, но и, так сказать, химия слов, образов, чувств, небесных сфер… Конечной целью алхимики имели не трансмутацию веществ как таковую – это всего лишь поделье. Настоящим делом было освобождение духа через материю и материи через дух. Алхимический рецепт заключает в себе несколько уровней. Описание собственно химической реакции – только один из этих уровней, далеко не единственный. К тому же алхимики не были последовательными мыслителями. Химия как наука – точнее, та протонаука, которая существовала в те времена – руководила ими лишь отчасти. Алхимия вообще самая туманная наука из всех, оставленных нам в наследство предками: тонкость, двусмысленность, парадоксы, широта, неоднозначность… Алхимическая литература богата, есть и просто сборники рецептов для конкретных задач – например, для окраски тканей или стекла, очистки жемчуга и так далее, – и в них разобраться чаще всего не так уж сложно. Но чтобы понять алхимический трактат, надо знать на высоком уровне психологию бессознательного, не говоря уж о собственно химии.

То, о чем говорил Ставрос, было настолько интересно, что возмущение Дарьи почти улеглось. Правда, она уже читала подобные рассуждения в книги об алхимии, однако в устах Севира всё это звучало как-то красивее и увлекательнее. Конечно, Алхимик повел себя нагло, но если в результате Дарью ждет две недели таких занимательных бесед, то, возможно, оно того стоит… О том, что будет твориться с ней после двух недель такого общения, она предпочитала не думать.

В дверь постучали, и улыбающаяся проводница, войдя, проверила билеты, сообщила код от замка на двери купе, спросила, не надо ли чаю или кофе, пожелала хорошей поездки и вышла.

– То есть вы хотите сказать, – заговорила Дарья после небольшого молчания, – что алхимия затрагивает все сферы человеческой жизни?

– Конечно.

– Хм… Похоже на толкование «Изумрудной скрижали» в одном романе… Но даже если так, почему именно меня вы выбрали… в качестве объекта исследования? Вы правы, у меня есть некоторые… внутренние проблемы, но, в конце концов, вас это никак не касается! И вокруг полно людей со всякими проблемами! Зачем вам именно я?

– Думаю, я могу вам помочь.

– Какая самонадеянность!

– Ученый должен быть самонадеян, иначе он ничего не добьется.

– И с чего же вы собираетесь начать? – насмешливо спросила Дарья.

– Для начала вы расскажете, почему пришли работать в лабораторию.

«Всё равно он от меня не отстанет, – обреченно подумала она. – Но, впрочем, почему бы и не рассказать… без лишних деталей, конечно! Может, он и правда посоветует что-нибудь полезное?»

***

Она вкратце поведала о том, что побудило ее испробовать профессию лаборантки. Ставрос слушал внимательно, глядя в окно – к несказанному облегчению Дарьи, которая поначалу боялась, что он так и будет непрерывно буравить ее обсидиановыми глазами. Когда она закончила, Алхимик какое-то время молчал, раздумывая, а затем промолвил:

– Вы чувствуете неудовлетворенность жизнью. Не самое плохое чувство.

– Но и не самое хорошее, – буркнула Дарья.

– Согласен. Но оно свидетельствует о том, что человек к чему-то стремится. Или что ему хотя бы есть, к чему стремиться. В отличие от человека, который всегда доволен собой и жизнью.

– Ну, недовольство недовольству рознь. Бывают люди, вечно всем недовольные, с ними пообщаешься, так подумаешь, что лучше б они были самодовольными добряками, – возразила Дарья, вспомнив свою сибирскую тетку.

– Да, но это обратная сторона того же явления. Брюзга точно так же не развивается внутренне, как и самодовольный. Но в вашем случае недовольство проистекает, скорее, из того, что ваши внутренние устремления не находят себе реализации в той жизни, которую вы ведете.

– Может, и так, но если я даже не понимаю, что это за устремления, как я могу найти пути к их реализации? – Дарья пожала плечами. – Ведь, например, как переводчик я вполне состоялась, и к чему тут стремиться, чем заняться? Пробовать себя в новых жанрах перевода? Но я это и так периодически делаю. Если б я еще сама была писателем…

Внутреннее напряжение постепенно ушло, и она слегка расслабилась: уж если им суждено провести вместе две недели и от этого никуда не деться, то стоит ли дергаться? Ведь отец Павел сказал: нервничать – только играть на руку демонам. Конечно, сейчас она вляпалась в искушение куда худшее всех прежних, связанных с Алхимиком, но ее вины здесь точно нет: разве могла она догадаться?! И всё равно ничего не изменишь, так не разумнее ли воспользоваться ситуацией? Ведь со Ставросом наверняка можно поговорить о массе интересных вещей…

– Вот, кстати, а как же творческие люди? – спросила она. – Неужели они творят свои шедевры из чувства неудовлетворенности? Или они всегда думают, что самое лучшее произведение еще не создано?

– И это тоже. Но дело не только и не столько в этом или в стремлении к славе. Творчество и наука – особые области. Неудовлетворенность в них это не какое-то туманное ощущение, а стремление вперед, в бесконечность и вечность, попытка ухватить неуловимое, объять необъятное, желание дойти до новых ступеней совершенства или до новых открытий, докопаться до еще больших глубин, измерить и взвесить вселенную еще точнее, выразить музыку небесных сфер еще ярче, достовернее…

Его глубокий голос хотелось слушать и слушать, а в сочетании с тем, что он говорил, эффект был попросту магическим. «Как есть алхимик!» – подумала Дарья. Казалось, не хватает только стен пещеры вместо купе, запахов сушеных трав и таинственных зелий, черной мантии на плечах Ставроса…

– Кстати, о науке, – сказал он. – Ведь у вас филологическое образование, не так ли?

Вопрос вернул ее к реальности.

– Э… да, – ответила она, с трудом отводя глаза от Алхимика. – Греческая филология. Новогреческая, – уточнила она.

– Доктор наук?

– Нет, что вы!

– Почему же нет? Ведь вы не вчера окончили институт.

– Знаете, у меня были… всякие обстоятельства… В общем, я даже и не думала ни о какой диссертации до сих пор.

– Почему бы вам не подумать об этом сейчас? Научная работа очень хорошо стимулирует. И успешно прогоняет всякие неясные чувства вроде неудовлетворенного желания.

Последние слова, особенно в сочетании с его колдовским голосом, прозвучали двусмысленно… Или ей это только показалось? Кровь опять прилила к ее щекам, и Дарья уставилась в окно, за которым бежали зеленеющие поля и покрытые лесом холмы Вифинии.

– Вообще-то я одно время думала о диссертации, – призналась она, – когда только приехала в Константинополь. Познакомилась с разными людьми и… В общем, я тогда подумала, что могла бы продолжить образование, но… боюсь, литературоведение – не та область, которая мне интересна для исследований.

– Почему? Ведь вы пошли учиться на филолога из определенных соображений, а не случайно.

– Да, но… когда я поступала, я ничего не знала ни о литературоведении, ни о диссертациях… Я и не думала ни о чем таком! Мне просто очень нравился греческий язык. Точнее, сначала я заинтересовалась Византией, потому и пошла на греческий. Я бы на древнегреческий пошла, но в Хабаровске не было такой кафедры. А потом, когда на третьем курсе началась специализация, нас разделили на лингвистов и литературоведов. Лингвистика для меня вообще темный лес, я едва зачет-то по ней сдала, поэтому я пошла на литературоведение. Сначала мне нравилось, но постепенно я поняла, что заниматься этим дальше – значит или изучать историю появления тех или иных текстов, или углубляться в их сравнительный анализ, или в истолкования… Читать писателя, потом критиков, пытаться выяснить, правильно или нет они его поняли, опровергать одних, поддерживать других, исследовать, кто и что оказывало на писателя влияние, рыться в черновиках, выяснять, что хотел сказать автор на самом деле… Но ведь толковать текст можно очень по-разному, даже взаимоисключающими способами! А писатель, если оставил черновики и дневники, то еще можно выяснить, что он имел в виду, да и то… в подсознание не залезешь… В общем, мне не захотелось посвящать себя этому. Переводить книги или обучать языку, по-моему, куда более полезное и благодарное дело!

– Да, гуманитарные науки – особая область… Быть может, для вас больше подошла бы история. Хотя… разве не интересно было бы вам анализировать, скажем, исторический роман на предмет его соотнесенности с реальной историей?

– Хм… – Она задумалась. – Это и правда может быть любопытно… Я очень люблю романы Кассии Скиату и, когда читаю их, часто думаю, откуда взято то или другое событие, характер, отношения героев… Я знакома с Кассией и знаю, что она старается основываться на реальных фактах, а там, где они неизвестны, придумывает так, чтобы создать видимость правдоподобия. Как она говорит, «и пусть кто-нибудь докажет, что этого не было на самом деле». – Дарья улыбнулась и посмотрела на Севира. Он слушал ее с интересом, положив руки на столик перед собой и сцепив длинные пальцы.

– Видите, быть может, вы еще не потеряны для литературоведения. Любая наука настолько широка, что каждый способен найти свою нишу и работать в этом направлении. На вашем месте я бы не стал отвергать такую возможность. Романы Скиату мне тоже нравятся. Истолкование «Изумрудной скрижали» в «Кассии», на мой взгляд, отличное. Как и сам толкователь.

– Там два толкователя. – Дарья улыбнулась.

– Философ и его женщина. Значит, все-таки один.

– Вы считаете, что без него она ничего не значила? – немного обиженно спросила Дарья.

– Нет, не считаю, но этот цветок раскрылся только в его руках. Это вполне очевидно, учитывая платонизм, соединение половин целого и прочие прекрасности, которыми набит весь этот роман.

В последних словах Дарье послышался легкий сарказм, и она быстро вскинула глаза на Ставроса. Вопрос сорвался с губ сам собой:

– Вы в это не верите или не довелось испытать?

Кажется, Алхимик чуть заметно напрягся, но в следующий миг уже расслабился и ответил с усмешкой:

– Просто я не витаю в облаках, в отличие от госпожи Скиату. Но женщинам вообще свойственно приписывать земным чувствам божественные атрибуты: вечность, бесконечность, неизменность, способность воскрешать мертвых и преображать мир… Особенно к этому склонны женщины, которые, – тон Алхимика стал особенно ядовитым, – сами никогда ничего подобного не испытывали.

– Откуда вы знаете, что Кассия испытывала, а что нет? – возмутилась Дарья.

– О, неужели вы не только знакомы с ней, но и знаете подробности ее интимной жизни? Быть может, она ушла в монастырь от несчастной любви и ее романы – всего лишь банальный способ сублимации? Я бы, впрочем, не удивился. – Ставрос усмехнулся и плеснул себе в стакан еще минералки.

– Какой же вы… – Дарья не могла найти слов от негодования.

– Какой? – лениво поинтересовался он. – Циничный, наглый, невежливый, самоуверенный, ядовитый, грубый, невыносимый, бесчувственный, бесцеремонный, бессердечный, бесчеловечный? Я могу продолжить.

– Не стоит, – сдержанно ответила Дарья. – Вы прекрасный автопортретист. Пожалуй, когда я встречусь с Кассией, расскажу ей о вашей рецензии.