Комиссар Хольмг. Вархаммер 40 000

«Другой бы на его месте, давно подох, – думал Ларн, вспоминая, как упрямо, исподлобья смотрел на него кадет-комиссар, требуя гранату, – а за этим проверять приходиться, сам на тот свет не отправиться».

Но вскоре мысли Ларна метнулись в другую сторону, переключившись с кадет-комиссара на более насущный для него вопрос. Что делать дальше. Вернуться в Рэкум Ларн не мог. Да, и не имел этого желания. Однако оставаться в Неморисе надолго, так же, не имело никакого смысла. Орки могли вернуться сюда в любое время. И даже, если зеленокожие больше не придут в Неморис, все равно, рано или поздно, находимые Ларном запасы еды и питья должны были, закончатся. Так же оставалась возможность, что его найдут имперцы и расстреляют за дезертирство, или же… Подобных «или» вставало перед Ларном множество, и все они кончались для него одинаково мрачно. В какой-то момент, Ларн, даже подумал, что для него было бы проще умереть, где-нибудь на поле боя, с криком «За Императора!». Где он будет овеян славой и почестями. Предатель в его душе, тут же, прервал эти мысли. Какая, варп ее раздери, слава? Она предназначена для генералов и комиссаров. Для таких вот, как этот кадет. Почести и слава достаются им, и им подобным. А он был просто мясом в их мясорубке, и не более.

«Я не хочу умирать». – Повторил Ларн самому себе. – «Ни за Императора, ни за кого бы то ни было, еще».

«И я не хочу, – отозвался внутри него голос, – но что ты будешь делать, чтобы и дальше, оставаться живым?»

«Что Я буду делать? Что МЫ будем делать. Ты, сам сказал, что тоже, хочешь жить» – Ответил Ларн самому себе.

И тогда, его внутренний Я засмеялся. Громче и безудержнее, чем прежде. Он раскинул руки, поднял к небу лицо и расхохотался в полный голос, глядя, как на сером небе наползают друг на друга кучные облака, и, ловил, ловил широко открытым, смеющимся ртом, искривленном в неистовом и диком веселье холодные капли все усиливающегося дождя.

РЭКУМ. ДЕНЬ 8

Кадис ощутила себя и почувствовала, как сознание медленно возвращается откуда-то, из небытия. Тупая, равномерная боль скреблась с левой стороны спины и груди, время от времени, прожигаемая яркими пронзающими насквозь, вспышками. Кадет-комиссар попыталась открыть глаза, но не смогла поднять отяжелевшие веки. В голове стояло монотонное гудение высокой частоты, как от огромного роя издающих вибрирующий писк, насекомых. Постепенно, это гудение начало складываться в голоса вдалеке, пикирующие друг на друга в каком-то странном споре.

– В таком случае, я не смогу определить, в чем причина. – Голос, несомненно, принадлежал женщине. – Признаться, до сегодняшнего дня, я не наблюдала ничего подобного в своей практике. Чтобы определить…

Голоса в голове Кадис, снова начали сливаться в монотонное гудение, разрезающее слух своими высокими вибрациями. Смертельная слабость сковала ее тело, а перед внутренним взором начали проноситься обрывки недавних событий…

…Первый, взвод второй роты, под командованием лейтенанта Ганса Рихтера Дрюлла, занимавший позицию на левом фланге фронта, проходившему, теперь, по самому центру жилого квартала Рэкума, не выдержал и дрогнул. Залп из дальнобойных орудий и ракетометов накрыл первую шеренгу гвардейцев, и разорванные залпом тела, осели на вздыбленный взрывами, рокрит. Грохот орудий перекрывал крики живых и предсмертные вопли умирающих.

– Полный назад! – Голос лейтенанта Дрюлла попытался перекрыть общий рев, громыхающий над местом сражения. – Перегруппироваться!

– Недопустимо, лейтенант! – Взор Морзус полыхал гневом. – Вы провалите фланг, и подставите под смертельный удар ксеносов основные ударные силы!

– Нас уничтожат!

Рука Кадис метнулась к лаз-пистолету.

– Мы выстоим!

…Жар разлился по телу, отупляя сознание.

«Мы выстоим!»

«Мы воины Императора и слуги Его. Даже смерть не удержит нас на нашем пути к победе!»

…Далекие голоса продолжали кружить, то сливаясь вместе, то разделяясь настолько, что можно было понять смысл произносимых ими фраз…

– Не на этих условиях, Магос. При всем моем уважении. – Этот голос, судя по всему, принадлежал старшей сестре ордена. – То, что вы предлагаете, не что иное, как пытки.

– Я сообщу о своих выводах их Лорду-Комиссару. Окончательное решение остается за ним. – Раздался звук шагов, и голос, что-то возражавший, слился с ними, в один ритмичный набат.

…Тело лейтенанта Ганса Дрюлла, распласталось где-то внизу, на залитом кровью, рокрите, вместе с другими телами. Она не помнила, как он упал, но это было не важно. Важно было продержаться до подхода «Химер» с их тяжелым вооружением, не дав атаке орков прорубиться сквозь их ряды. Она подняла вверх правую руку, сжимая в ней рукоять лаз-пистолета.

– Гвардейцы! Смерти нет, и нет страха! Император защитит тех, кто верен Ему! Вперед! Мы уничтожим врагов Его, что встали у нас на пути!

Почувствовавшие минутную слабину своих противников, орки, ожесточили атаку, грозя полностью смять фланговые позиции и прорваться к административному сектору. В ответ на попутку прорыва, гвардейцы ответили дружным залпом, выставив мощность лазганов на максимум. Те, у кого батареи подошли к концу, достали фраг-гранаты, встречая взрывами вырывающихся вперед, из общей массы, зеленокожих монстров.

Кадис слышала, как перемалывая под лязгающими траками тела, и скрежеща по почерневшему от взрывов, рокриту, к ним спешат на помощь бронированные машины.

– Держаться! Мы стоим на пороге победы! Император смотрит на нас! – Очередной взрыв разорвал голову набегающего на Морзус, огромного орка.

Взрывная волна ударила ее в корпус, и что-то острое вонзилось в грудь, пробивая ее насквозь. В глазах почернело.

«– Император защитит!» – Она не могла понять, крикнула она это вслух или подумала про себя.

Внутри, вспарывая грудь многогранной, вгрызающейся в плоть, болью горели вонзившиеся осколки. Морзус пошатнулась, не в силах вздохнуть от нарастающего жжения, словно в раны залили фосфекса.

«Боль ничто, потому что вера моя сильна!» – Она прокричала это самой себе, делая следующий шаг, и превозмогая сковавшие ее алые путы страдания и муки.

Подоспевшие «Химеры» дали залп по напирающим рядам ксеносов, отбросив их назад, необоримой стеной шквального огня.

– Не сейчас. О, Император, только, не сейчас. – Едва слышно прошептала Кадис, моля Его дать ей силы не упасть прямо сейчас, и довести начатую атаку до конца.

…Он ответил на её молитву. Когда боль достигла, испепеляющего сознание, крещендо, ноги подкосились, и Кадис рухнула, не в силах двигаться дальше, и, не в состоянии более сдерживать исполненный бесконечной мукой стон, их контратаку подхватили. Поднялись, обрушивая на врагов всю свою ярость, гвардейцы из соседних взводов. «Химеры», перебрасываемые с других участков на место прорыва, все пребывали, сокрушая ряды зеленокожих тварей своим благословенным огнем спаренных орудий. Наступление орков было остановлено и отброшено назад. Но Морзус этого уже не увидела. Ослепленная, нарастающим внутри жаром и звенящей болью, она лежала на обильно политом кровью рокрите, чувствуя как, постепенно, нестерпимый жар отступает, а на его место приходит, леденящий душу и кости, озноб.

…Где-то, на кромке гаснущего сознания, хлопнула одна из дверей. Проявившаяся ненадолго реальность, дрогнув, как предрассветная дымка, исчезла. Сознание Кадис, вновь, погрузилось во мрак…

РЭКУМ. ДЕНЬ 8. ПОСЛЕ ЗАКАТА

Кимдэк резко дернулся, и, не приходя в сознание, глухо застонал. На бледном лице выступила испарина, и ее холодные, липкие капли медленно покатились ото лба к вискам.

Несколько часов назад, когда Джонас окончательно впал в горячку и беспамятство, кадет-комиссар Шульц распорядилась сделать кратковременную остановку. Пока гвардейцы переводили дух, она лично зафиксировала раненного, привязав ремнями его руки и ноги к носилкам, после чего аккуратно вставила Кимдэку в рот кляп и зафиксировала его голову, еще одним, последним ремнем. Увидев все это, Уэбб лишь удивленно взглянул на сержанта Кима. Тот, так же, без слов, утвердительно кивнул, а позже, когда их группа снова двинулась в путь, сменив у носилок Сименса и Шульц, коротко бросил Уэббу:

– Мы совсем близко от Рэкума. Орки где-то тут, а раненый может застонать или закричать в любую минуту.

Услышав ответ, Уэбб промолчал, и только вновь посмотрел на раненого кадет-комиссара. Кимдек по-прежнему был без сознания, и, обливаясь потом, тяжело дышал. Затем, Уэбб перевел взгляд на Клавдию Шульц, но предпочел почти тут же, отвести его в сторону.

Они уже подходили к входу в тоннель, ведущему в город, когда тело Кимдэка сотряс очередной приступ судорог. Ким, жестом приказав Уэббу поставить носилки, склонился над раненым. Пот градом скатывался с лица и шеи Джонаса, а из-под кляпа доносились едва различимые стоны.

– Я такое уже видел, кадет-комиссар. – Сержант повернулся к Клавдии Шульц. – Раненому требуется срочная помощь.

– Сколько? – Строго спросила Шульц

– Около, тридцати минут, кадет-комиссар. Возможно, чуть больше.

– Успеем. – Отрезала Шульц, и скомандовала, берясь за край носилок. – Бегом!

В кабинете слышен был только монотонный голос Ван Калифшер, и не менее монотонный, но более тихий гул, работающих воздушных очистителей. Если бы не они, в комиссариате было бы еще жарче, и духота была бы просто нестерпимой.

Октавиан выслушал Магоса, не перебивая, и не задавая вопросов. В самом конце ее речи, он заложил руки за спину, сцепив там, в замок, и после того, как Серафима Ван Калифшер замолчала, неподвижно стоял, еще, какое-то время, мысленно принимая решение.

– Зубы орка. – Произнес он, наконец, так, что это прозвучало, скорее, как ругательство, нежели констатация факта, о причине ранения одного из кадетов.

– Скорее всего. – Отозвалась Ван Калифшер. – Один из удаленных образцов на это указывает. Однако, сложно сказать, чем еще была поражена пациентка. Скорее всего, поражающие элементы, после проникновения, разложились уже в раневых каналах, что и стало причиной начавшегося воспаления.

– Природу которого вы, до конца, определить не можете. – Закончил за Магоса Лорд-Комиссар.

Серафима поджала тонкие губы так, что они превратились в бесцветную линию.

– Я высказала мнение о необходимости проведения ряда тестов, для выявления возможной, скрытой угрозы и, как причин ее возникновения, так и способов борьбы с нею.

Она замолчала, продолжая смотреть на Лорда-Комиссара, и ожидая, что он скажет в ответ.

– Я услышал вас, Магос. – Холодно, без эмоций произнес Тумидус. – И навещу кадет-комиссара, сегодня же. Она в сознании, может говорить?

– Нет. Лорд-Комиссар. – Возразила Ван Калифшер. – Когда я осматривала ее, она, все еще, была без сознания, однако с тех пор могло что-то измениться. О состоянии ее здоровья, лучше всего справиться у сестер. Они делают все, от них зависящее, чтобы раненые получали своевременную помощь, и как можно скорее возвращались в строй.

– Они, несомненно, Невесты Императора, и творят под час, невероятное, одними лишь молитвами Ему, не говоря о том, насколько хороши их таланты в области врачевания. – Немного сдержанно улыбнулась Серафима.

– Я встречусь с кадет-комиссаром Морзус, после чего сообщу о своем решении. – Подвел итог Гай Тумидус.

В ответ на это высказывание, Магос совершенно безэмоционально кивнула Лорду-комиссару. Она более не проронила ни слова, и покинула кабинет, распахнув дверь ровно настолько, чтобы выйти.

Октавиан проводил Ван Калифшер тяжелым взглядом, и когда дверь за Магосом закрылась, повторил:

– Зубы орка!

Но теперь, в том, что это было грубое ругательство, сомневаться не приходилось.

РЭКУМ. ДЕНЬ 9. ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Собравшихся в комиссариате было не много. Семь офицеров старшего звена склонились над большим столом, на котором было разложено несколько карт. Воздух в помещении казался спертым и душным, не смотря на то, что системы очистки воздуховодов работала исправно. Глубоко вдохнув, и оторвав взгляд от расстеленных карт, полковник Райт оглядел собравшихся. Он демонстративно расстегнул верхнюю пуговицу мундира, потом снял фуражку и положил ее на один из ящиков с боеприпасами, что стояли возле стены. Офицеры, окружавшие стол переглянулись и последовали примеру своего командира, готовые далее разговаривать без чинов.

– Итак, господа офицеры, – откашлявшись, произнес Райт, – наше положение критическое. Орки прут дуром, и за последние сутки, продвинулись на территорию жилых блоков, здесь, здесь, и здесь.

Полковник отметил захваченные сектора на карте, и с легким раздражением бросил взгляд в сторону той стены, где раньше висел большой гололитический экран. Что послужило причиной его выхода из строя, так и осталось для полковника Райта загадкой, и, пока технопровидцы бились над ее разрешением, пришлось воспользоваться старыми чертежами схемами, чудом сохранившимися в архивах Рэкума.

– Так же, ксеносами почти полностью захвачен космопорт и прилегающие к нему территории. – Продолжил Райт после секундной паузы. – Если мы не остановим их сейчас, и не отбросим…

Полковник резко замолчал, но лица, окруживших его офицеров, подсказали ему, что все присутствующие здесь, и так, прекрасно понимали их общие перспективы, безо всяких пояснений.

– Если они нас уронят, – продолжил полковник Райт, чуть более тихо, – и если мы упадем, то, уже, не сможем подняться. Даже, всеми молитвами Золотого Трона.

– За такие слова я должен был бы тебя расстрелять. – Спокойно и, даже, чуть меланхолично отозвался Гай Тумидус.

– Конечно, должен. – В тон ему отозвался полковник. – Только, если мы, все-таки, упадем, расстреливать будет, уже, некого.

– И некому. – Добавил Лорд-комиссар многозначительно.

В воздухе повисла пауза.

– Значит так. – Прервал тишину полковник Райт, и указал на обширную область, наискось заштрихованную карандашом, обозначающую космопорт. – Отсюда зеленозадых, нужно будет, выбить сегодня же. Роглев.

– Здесь. – Отозвался капитан.

– Возьмешь у Слайдера второй взвод и бросишь на этот участок. Поддержишь его атаку и закроешь оркам путь к перерабатывающему комплексу. Запомните: эти твари не должны попасть на территорию комплекса. Даже, если… – Полковник на долю секунды замолчал.

– То есть, никогда. – Подытожил он.

– Теперь Эйб. – Не услышав привычного «Здесь», полковник обвел взглядом присутствующих. – Что с ним?

– Получил серьезное ранение. – Ответил комиссар Гвинеро, переводя взгляд с карт на полковника Райта. – Но он выкарабкается.

– Почему сразу не доложили?

– Не успели. – Хмуро отозвался один из офицеров, на котором, как раз, в этот момент, остановился гневный взгляд полковника.

– Должны успевать! – Попытался сдержать эмоции полковник Райт, и посмотрел на Гая Тумидуса. – Необходимо удержать орков, которых удалось заблокировать в ремонтных цехах, и не дать им объединиться с основными силами. Возьмете на себя, Лорд-Комиссар?

– Буду рад.

– Вот и отлично. – Райт перевел взгляд на комиссара Гвинеро. – Какие у нас потери?

– Вот предварительные подсчеты. – Комиссар нажал руну на своем инфопланшете, пересылая имеющиеся данные полковнику.

Быстро пробежав полученное сообщение глазами, лицо Райта заметно омрачилось.

– Среди погибших, – добавил комиссар Гвинеро, – капитан СПО Максимилиан Хариус.

– Как. – Голос полковника стал сухим и строгим.

– Во время вчерашней атаки. Попал в мясорубку, которую устроили зеленокожие в космопорте.

– Сразу? – Спросил Райт, но без особой надежды в голосе.

– Нет, – Карро Гвинеро покачал головой, – его нашли, еще живого. Сестра, которая оказывала ему помощь, сказала, у него не было шансов. Она подарила ему Милость Императора.

Говоря это, Гвинеро вспомнил, с какой благодарностью смотрел на него и на Алиту Штайн, Максимилиан, в те несколько секунд, когда по его венам разливался смертельный наркотик, даря истерзанному орочьими рубилами, телу, успокоение.

Полковник Райт понимающе кивнул:

– Император защищает. – Произнес он, осеняя себя аквилой, и его примеру последовали остальные офицеры.

Полковник, выдержал минуту молчания. В опустившейся тишине, тихо пискнул один за другим, несколько инфопланшетов, сообщая о новых сводках, поступивших с линии обороны.

– Теперь, господа офицеры, я хочу услышать каждого из вас. – Продолжил Райт. – Высказывайте свои предположения и планы, относительно будущей операции. Для победы, нам понадобится исключительная сплоченность и слаженность действий. Итак, слушаю.

Она вернулась в казарму перед самым рассветом, получив совсем немного времени на сон. Не снимая шинели, Хольмг легла на свое место, и уперлась немигающим взглядом в потолок. Спустя несколько минут, в пустую казарму вошел Тэрон Конг. Заметив Атию, он подошел к ней и сел на соседнюю лежанку.

– Где остальные? – Спросила его Атия бесцветным голосом, не отводя взгляда от потолка.

– Шульц заступила на дежурство. Раннер контролирует трупо-уборочную бригаду.

Тэрон Конг, так же, не снимая сапог и не раздеваясь, повалился на жесткий топчан, заменяющий им кровати, и без особой надежды в голосе, спросил:

– О Кадис что-то известно?

– Пока ничего. – Отозвалась Атия, чувствуя одеревенение во всем теле.

Она могла поспорить, что Тэрон сейчас испытывает то же самое.

– Информация про Кальяса подтвердилась. – Было не ясно, спрашивает Конг или констатирует текущую ситуацию.

– Доу вернулся. – Вместо ответа сказала Хольмг.

Они обменивались информацией и фразами, потухшими голосами, наполовину прикрыв налитые от усталости свинцом, веки.

– Выживет? – Все так же безлико спросил Конг, но на этот раз, это все же прозвучало, как вопрос.

– Может выжить. – Так же, без надежды в голосе, ответила Хольмг.

Ставшая уже непривычной, тишина резала уши.

– Кимдэка доставили к сестрам. – Заговорила вновь Хольмг, после некоторого молчания. – Наверное, его, уже, прооперировали.

– Успешно. – По голосу Конга, вновь было не понять, спрашивает он или утверждает.

– Не известно. – Отозвалась Хольмг. – Я как раз сопровождала раненых, и видела, как его принесли. Он потерял много крови, и раны серьезные.

– Через несколько часов начнется наступление. Наша задача: выкинуть орков за пределы города. – Тэрон почувствовал, как его веки медленно тяжелеют и начинают полностью закрываться.

– У нас есть чуть больше полутора часов, чтобы выспаться. – Добавил он, окончательно погружаясь в сон.

И через мгновение, до Атии Хольмг донеслось его глубокое, ровное дыхание. Она хотела последовать его примеру, но, внезапно охватившее ее, чувство тревоги не дало этого сделать. Сон сняло, как рукой, не смотря на то, что, еще совсем недавно, она готова была заснуть на ходу или стоя.

Когда, через час, за ними пришли, Атия Хольмг, так, ни разу, и не сомкнула глаз.

НЕМОРИС. ДЕНЬ 9

Ларн вжался осунувшимися плечами в холодную стену барака, наполовину обрушенного, со следами гари и копоти на обвалившихся стенах, на которых огнеметами расписались орки. От охватившего его страха, язык во рту пересох и намертво прилип к небу, не желая повиноваться своему владельцу.

«Они пришли за мной» – лихорадочно думал Ларн, ища в себе силы встать и убраться отсюда, как можно дальше, но так и не находя их. Его ссутулившиеся плечи вздрагивали каждый раз, когда он делал попытку оторвать их от стены здания, и оттого лишь вжимались в нее все сильнее. Так продолжалось до тех пор, пока группа людей во главе с инквизитором не прошла мимо барака, за которым Ларн прятался, и не свернула за очередное, наполовину разрушенное здание. Только тогда, предавший Свет Императора судорожно перевел дух, и с трудом повернул голову в ту сторону, куда ушел отряд инквизитора.

Предатель был уверен, что группа людей, прибывших в Неморис, пришла по его душу, и что навел ее «семижильный» кадет-комиссар. Его синюю шинель он узнал бы из тысячи. И, хотя Ларн не разглядел его лица, он не усомнился ни на мгновенье, кто скрывается под синим сукном кадетской шинели. «Семижильный». Это прозвище, данное им кадет-комиссару, плотно осело у бывшего гвардейца в голове.

«Вот тварь семижильная» – Стонал про себя Ларн со страхом, думая, что кадет-комиссар специально вернулся за ним, чтобы призвать предателя и дезертира к ответу. То, что, вместе с кадет-комиссаром, в Неморис прибыл инквизитор, лишь подтверждало догадки Ларна и усиливало его страх перед грядущим и неотвратимым наказанием. Голос разума, конечно, мог бы сказать, что израненный, потерявший много крови кадет, не смог бы сейчас, так бодро идти. Что он, вообще, не смог бы осилить расстояние от Немориса до Рэкума и обратно, без посторонней помощи. Что сам по себе, путь туда и обратно, занял бы больше времени. И, наконец, что ради поимки одного дезертира, в Неморис не отправился бы, лично, представитель Святой Инквизиции. Но все эти, и еще многие другие доводы, из тех, что мог бы предъявить Ларну его разум, были надежно похоронены под тягостной массой страха и охватившего его безумия, когда человеком начинает управлять паранойя погоняющая упряжкой маниакальных идей и фатальных предубеждений. Его разум, некогда способный мыслить, рассуждать и делать выводы, теперь был сломлен и раздавлен, под натиском разросшегося страха, постепенно поглощавшего Ларна кусочек за кусочком. Пожирающего его изнутри, и, от поглощения которого, невозможно было убежать или скрыться, а можно было лишь смирившись, принять неизбежное, и отдаться этому опустошающему душу, чувству, целиком, без остатка, растворившись в нем, окончательно.

До того, как Неморис был осквернен и уничтожен, в этом, теперь, почти полностью разрушенном здании, располагался пост блюстителей правопорядка. На это указывали, как частично сохранившиеся надписи на почерневших от выстрелов и запекшейся крови, стенах; так и тела тех, кто это здание защищал, облаченные в форму спец охраны шахтерского комплекса. Здание, казарменного типа, стало тем оплотом, в котором заперлись выжившие, когда стало очевидно, что зеленокожая орда одержала верх, и город перешел полностью, под контроль ксеносов. Но, в конечном счете. Пала и эта, последняя цитадель, разрушенная тяжелым ракетным оружием орков. Должно быть, даже после того, как массивные двери, ведущие в здание, были уничтожены направленным взрывом, то, что еще оставалось от правительственного строения, еще долго использовали в качестве мишени. Стены от выпущенных в них, снарядов, почернели и осыпались, а там, где остались стоять, были выкрошены выстрелами до половины, превратившись в тонкие, неровные полоски из камня, готовые вот-вот сломиться и обрушиться. Пол был завален камнями, арматурой и фрагментами тел. Медленно следуя по коридорам, официальным и подсобным помещениям, Алонсо Барро мысленно восстанавливал, произошедшие здесь кровавые события. Некоторые люди, что оказались в этом здании в свои последние часы, не дожидаясь жестокой развязки, покончили с собой. Их можно было назвать счастливчиками, по сравнению с теми, кто стал свидетелем окончательного прорыва орков, на последнюю захватываемую ими территорию обреченного города. Еще живые тела тех, кто был в последней из комнат, куда ворвались зеленокожие звери, были выволочены на улицу и разорваны, под улюлюканье дикой орды ксеносов. Энергетический след от ужаса потрошимых и свежуемых заживо людей, до сих пор витал над их изуродованными оборванными, со свисающими лохмотьями содранной кожи, телами.

Сопровождаемый своей небольшой свитой, Алонсо Барро, весь превратившийся в слух, взирал глазами своей души, разыскивая место, с которого все началось. Он почти слышал вопли терзаемых людей, улавливал тонкую вибрацию от слабого биения их сердец, и то, как они остановились, перестав отсчитывать удары. Видел орды беснующихся монстров, и то, как стекает горячая, дурманящая кровь по их оскаленным мордам, чувствовал истошный, непередаваемый словами ужас, разивший от того, кому уготовано было судьбой стать последним выжившим человеком в Неморисе. Но все это было не то, что разыскивал сейчас инквизитор. Закрыв глаза, и ведомый под руки Авелем и «Немым», псайкером из его свиты, Алонсо считывал варп-следы, чтобы разыскать «ту самую точку», тот момент, в котором произошел перелом, место обряда или жертвоприношения, где пролилась первая кровь, с которой начался тот обряд, результатом которого стало все то, что сейчас происходило на Ферро Сильва. Почтив минутной остановкой и скорбным молчанием тех, чьи жизни закончились так страшно, инквизитор двинулся дальше, по реке звуков, продолжая восстанавливать страшные картины последних минут Немориса. Повсюду были слышны отголоски предсмертных криков, воплей ужаса и отчаяния, и рев ликующих орков. Но Алонсо Барро, отвергая все это, продолжал исследовать мертвый город, шаг за шагом, каким-то невероятным чутьем, зная, что вскоре нащупает то, зачем он пришел сюда, в Неморис. Сейчас. Это было где-то здесь, совсем близко. Оно шевелилось, под плотным потоком звуков, омывающего его слух. Вот. Барро замер прислушиваясь, и напрягаясь так сильно, что он услышал слабеющее эхо собственных шагов. Стараясь не обращать внимания на ту какофонию из врап-следов, что царила вокруг, он сделал еще один шаг…