Сага о Кае Эрлингссоне

– Мам, я жив! Все хорошо!

– Расскажи! Расскажи мне все!

Я в очередной раз пересказал события в Растранде. Она слушала с жадным вниманием, раскрыв рот и не сводя с меня глаз. Когда я дошел до смерти Ове, мама перестала дышать.

– Так, сын. Никому не говори про Торкеля. И не называй имя того мальчишки, которого ты убил. Понял? Скажи, что убил кабана в лесу по дороге или что-то еще. Да что же я сижу! Ты, верно, голодный!

Она тут же вскочила, позвала рабыню, и немного погодя я уже уписывал за обе щеки самую вкусную похлебку на свете да еще и с ячменным хлебом, по которому соскучился невероятно. Тем временем мать затопила баню, и это было как нельзя кстати. Я провонял по́том, был измазан грязью, искусан мошкарой, и дико чесалась голова.

Когда рабы притащили огромный чан с водой, я понял, что пора идти. Внутри уже отмыли стены от сажи, и можно было мыться, не боясь заново испачкаться. Раскаленные докрасна камни яростно зашипели, когда я плеснул на них воды, и я растянулся, позволив обжигающему воздуху окутать меня. Я мечтал об этом в течение последних десяти дней.

Я изрядно отощал, причем не только из-за лесной прогулки, но и благодаря дядюшке Ове, который готовил преотвратно и почти всё из рыбы. Чистая одежда, что принесла мать, болталась на мне, как меч Фомрира во фьордах, зато я соскреб всю грязь, кожа аж скрипела.

А потом я уснул прямо за столом, не допив густое ячменное пиво, настоянное с травами.

На другой день я вскочил почти с рассветом. Мне не терпелось встретиться со старыми приятелями, причем обязательно на учебной площадке, куда меня не допускали.

Безрунным оружие не полагается!

Я хотел увидеть лицо Дага, когда тот поймет, что я теперь ничуть не хуже. Нэнне и Ленне, наверное, штаны замарают, когда я туда приду.

– Кай, отдохни! – крикнула мать, когда я уже был на пороге. Я махнул ей рукой, проверил топорик на поясе и умчался.

Тренировал перворунных старик Хака́н. Он был не так уж и стар, лишь немногим старше моего отца, но все звали его стариком: его волосы и борода почти полностью были седыми. Отец говорил, что они побелели тогда, когда Хакану отрубили кончик носа. И после того боя Хакан больше никогда не ходил в походы. Может, люди врут, и храбрость сидит не в кишках, а на кончике носа?

Но при этом старик не был неумехой. Он слыл отличным воином, умел стрелять из лука, с топором ли, с мечом ли – побеждал в шуточных боях даже высокорунных, но при мысли о настоящем сражении у него начиналась медвежья болезнь. Поэтому отец и поставил его обучать младших. «Ты научишь их драться, а смелость пусть они отрастят сами», – так он сказал Хакану.

Старик раньше частенько приходил к нам домой ради самого вкусного пива, как говорил он сам, и учил меня бою, правда, я больше вытирал спиной землю, чем сражался. И Хакан повторял, что после первой же руны все изменится. А потом не пустил меня на тренировку. Но на него я не обижался. Он поступил по правилам.

– Кай? Ты жив?

Кажется, вместо «доброго дня» или «будь здрав» меня отныне будут приветствовать словами «Ты жив».

– Жив. И с благодатью. Теперь, старик, ты не можешь меня выгнать.

– Жив, – изуродованный нос Хакана сморщился, и я едва успел отскочить, чтобы не попасть еще и в его медвежьи объятья. – Ха, вставай к остальным.

Но я не послушался и вышел на середину вытоптанной площадки.

– Раз я получил первую руну, то имею право бросить вызов любому вплоть до пятой руны. Верно, Хака́н?

– Так-то оно так, сынок, но…

– Меня зовут Кай, сын Эрлинга. И я бросаю вызов Ленне.

Этот трус первым захотел пнуть меня.

Ленне тут же спал с лица, оглянулся на брата и нерешительно вышел вперед.

– Я разрешаю бой лишь на палках со щитами, – сказал Хакан.

– Мне плевать.

Я и на палках его уделаю.

Мы сняли топорики, взяли палки со щитами у Хакана и встали друг напротив друга.

– Знаешь, как я получил руну, Ленне?

– Вырезал сотню коз? – проблеял мальчишка, храбрясь.

Мы медленно сближались, обходя центр площадки по кругу.

– Если бы, – хохотнул я. – Видишь ли, Фомрир видел мою храбрость еще до посвящения и решил, что даже девчонка, видевшая всего шесть зим, может получить благодать за козу. А настоящий воин должен убить врага!

– И ты…

– Да. И это был не жалкий раб, что глаза боится оторвать от земли, а настоящий воин, рунный, в кольчуге, в шлеме и с секирой.

После этих слов я прыгнул на Ленне, тот отшатнулся, но на этот раз ловкость не помогла ему. С размаху я врезал по его мерзкой роже, он успел прикрыться щитом, но и это его не спасло. Боги разделили дары на братьев поровну. Ленне не сумел удержать удар, и щит с глухим стуком впечатался в лицо, ломая ему нос. Он упал на землю, выронив палку, и скрючился, прижимая пальцы к залитому кровью лицу.

– Как приятно, не так ли? Мой нос тоже был сломан. И я решил поделиться этим прекрасным ощущением. Нэнне, я вызываю тебя.

Хака́н вытащил побитого близнеца и приказал крутящемуся поблизости мальчишке, что еще не дорос до руны, привести знахарку.

– Кай, довольно!

– Почему никто не говорил «довольно», когда меня целыми днями валяли в пыли? Нэнне!

Тот решительно схватил палку и вышел в центр, желая отомстить за брата.

– Хуже всего, что у меня не было тогда оружия. Безрунным оружие не положено. Поэтому пришлось убить того воина ржавым тупым свиноколом. Хорошо, что Фомриру плевать, как мы убиваем врагов. Хоть зубами их грызи, – я щелкнул пастью.

Нэнне не отступил. Он был крепче брата и всегда его защищал. Как мог.

Он пошел на меня широким шагом, подняв щит и приготовившись к нападению. Взмах палкой. Я отступил, и удар ушел в сторону. Нэнне был силен, но неповоротлив. Он поторопился и ударил снова, я снова уклонился. Мы словно разыгрывали сражение между Торкелем и Ове, только вот именно я был Торкелем. Я даже не поднимал палку, а лишь избегал его ударов. Он разозлился, отбросил щит, взял дубинку двумя руками и щедро замахнулся, я отступил, слитным движением обошел его, пнул коленом в зад, наступил на выпавшее оружие и широко улыбнулся.

– Кай, не надо. Ты победил! – услышал я голос Хакана.

Вот же глупый старик! Конечно, я победил. И я врезал палкой Нэнне по носу, сворачивая его на другую сторону. Затем обернулся к мальчишкам.

– Теперь Даг.

– Достаточно, Кай. Ты и впрямь силен и быстр. Фомрир щедр к тебе.

– Щедр? Старик, ты называешь это щедростью? Что сделали эти хлюпики, чтобы заслужить внимание богов? Ткнули козе в горло ножичком? Девчонка ростом мне по пояс смогла сделать также. Почему же я выслушивал их оскорбления, хотя моей вины не было? Почему мне, безрунному, пришлось валяться у их ног? Почему я должен был жить в той занюханной деревне, провонявшей прогоркшей рыбой? Почему я сражался за жизнь и убил рунного воина, а получил такую же благодать, что и они?

– У тебя не такая же благодать, – раздался низкий гортанный голос.

Это подошел к площадке Кнут. Да и помимо него было полно людей, хотя кому интересны сражения перворунных?

– Кай, ты получил сразу и силу, и ловкость. Более того, ты сильнее любого из равных. Я слышал, боги порой проверяют своих избранников. Теперь ты снова лучший из лучших. Позволь им занять место за твоим плечом.

Я невольно дернулся. Кнут считался сильнейшим воином после моего отца. Отец говорил, когда они были детьми, Кнут побеждал любого из равных, точнее, мог бы победить, но ему не хватало желания быть первым. Он не хотел вести людей вперед, зато был прекрасным хи́рдманом. Поэтому когда-то именно Эрлинг возглавил поход, а Кнут встал за его спиной.

Даг был таким же. Он был выше меня, его плечи были шире, а ноги устойчивее, но он никогда не пытался встать передо мной. Только за спиной. Только за плечом. Вот только ему не хватило храбрости, чтобы остаться там до последнего.

– Дядя Кнут, это последний вызов. Даг, выходи.

– Кай! – взревел Кнут. – Хака́н, запрети ему. Ты же наставник!

– Он в своем праве, – негромко заметил старик. – Они все теперь карлы. Кнут, подумай. Если я им сейчас запрещу, то они подерутся в другом месте. Лучше уж тут, под присмотром.

После этого Кнут заткнулся. Я заметил незнакомых воинов, что стояли неподалеку и со смехом обсуждали наши «потешные» бои. Кто-то из них точно был хуска́рлом, воином выше пятой руны. Я бы даже сказал, не слабее моего отца. Зачем в наш тихий Сто́рбаш забрели такие воины? Может, отец начал собирать армию на хуорку, что досаждала деревне Олова?

– Кай, прости меня, – пробормотал Даг. – Ты же сам говорил, что слабакам не место рядом с воинами.

– И ты посчитал меня слабаком?

– Прости. Я больше никогда не отвернусь от тебя. Позволь встать за твоим плечом.

– Одного раза достаточно. За моим плечом теперь будет только щит. Выходи и дерись. Как мужчина. Как воин. Как карл.

Даг насупился, взял протянутую стариком палку, повесил на левую руку щит и пошел ко мне. Трусом он никогда не был. Лишь дурнем и предателем.

Резкий удар палкой, без замаха. Я едва успел принять его на щит. Дага обучали бою на мечах, излюбленному оружию его отца Кнута, и обучали хорошо, до кровавых синяков и трясущихся коленей. Уход в низкую стойку. Удар в срамное место, от которого я сумел уйти, лишь откатившись назад.

– Даг, врежь ему! – крикнул кто-то из ребят.

Уроды. Боялись, что потом я примусь за них.

Снова рывок назад. Какой же он мощный! Да и боги не обделили его дарами. Я не видел в его глазах страха, как у близнецов, только мрачную решимость. Дагу не нравилось драться со мной, как не нравилось издеваться раньше. Он просто шел за другими, теми, кто казался сильнее или решительнее. Именно поэтому он никогда не встанет за моим плечом.

Следующий удар я принял на щит. Прежде Даг мог бы отбить мне руку или даже сломать. Сейчас же я понял, что могу сражаться с ним на равных. Палка с треском врезалась в край моего щита, едва не задев лоб. Я поднырнул под его руку и с силой ударил наверх. Даг зашатался и рухнул на землю. Кажется, я перестарался. Из его рта текла кровь.

Кнут перемахнул через хлипкую изгородь, поднял сына и глянул так, что я понял: если Даг не выживет, то Кнут вгонит меня в землю и спляшет на моей голове.

– Если у кого-то еще есть сомнения в моей силе, я готов принять вызов.

Швырнул палку со щитом на землю и ушел оттуда. Нет у меня в Сторбаше друзей. В деревне Олова осталась девчонка, в кишках которой было храбрости больше, чем у всех здешних мальчишек. Там же были ребята, у которых хватило чести вызвать меня на бой и хватило мозгов остановиться, когда драка не понадобилась. Почему же здесь выросли такие уроды?

– Это твоя вина, – сказала мать, когда я поделился размышлениями. – Ты сам кулаками им вбивал, что важны лишь сильные, а слабые должны сидеть тихо и не высовываться. Ты доказывал это Дагу всю жизнь. Так чего же ты удивляешься, что они последовали твоему примеру? Или ты бы не стал издеваться над Дагом, если бы он не получил благодати?

Я задумался. Я сегодняшний точно бы не стал. Я бы просто его не замечал, как не обращал внимания на многих мальчиков, чьих имен я даже не помнил. Но тогдашний я… Тогдашний я мог бы не простить Дагу такого.

– Именно. Может, Дагу было хуже, чем тебе. Ты не думал? Он же привык следовать за тобой, как за самым сильным. А ты вдруг оказался слабаком. Что он почувствовал? Что ты его обманул! Предал. Лишил опоры. Думаешь, ему было легко? Он не знал, как поступить: быть верным тебе или твоим словам и идеалам. И он выбрал верить тому, что ты говорил.

– Погоди! – закричал я, не выдержав такого напора. – Получается, я сам виноват, что меня били? И Даг сделал все правильно?

– Я такого не говорила, – улыбнулась мать.

– Да идут они в задницу к Фомри́ру! Мне не нужны дурни, которые сами не могут решить, что правильно, а что нет! И плевать, я виноват или нет. Но я точно не хочу никого из них знать.

– Чтобы быть лендерманом, тебе придется говорить с неприятными людьми.

– А кто сказал, что я хочу стать лендерманом? Мам, у тебя же вторая руна. Ты знаешь, что такое благодать. Я не понимаю, как люди, получившие благодать, могут хотеть чего-то, кроме того, чтобы стать сторхе́льтом.

– Сторхельтом? Ты не знаешь, как сложно подняться даже до хельта. Твой отец на седьмой руне. Ты представляешь, скольких ему пришлось убить, чтобы подняться так высоко? И далеко не животных и не рабов! Настолько много, что ему опротивело это, и он решил остановиться. А ведь он когда-то тоже мечтал достичь вершины.

– Значит, он слаб. Я смогу… Эй, мам!

Мама неожиданно дотянулась до меня и взъерошила волосы, словно я еще не дорос до штанов.

Глава 8

Морские чудовища и первородные твари появились вместе с миром. Из первых явились весенние боги. Из вторых – зимние боги.

На заре мира твари были многочисленны и могучи, но от большинства остались лишь кости и слабые потомки.

Я тихо и мирно колол дрова позади дома, когда примчался какой-то мальчишка, не больше восьми зим от роду, дождался моего взгляда и выпалил:

– Ле́ндерман приплыл!

После чего широко оскалился и упрыгал, поддерживая спадающие штаны.

После тройного вызова на ученической площадке сверстники, как и ребята постарше, сторонились меня, а вот вся мелкота, наоборот, воспылала невыразимой любовью. Куда бы я ни пошел, в десятке шагов за мной тащились три-четыре мелкопузых, а если им казалось, что сейчас начнется что-то интересное, например, что я иду к Хакану на тренировку, они сбегались со всего Сторбаша. Так же они оказывали разные услуги, даже если я их не просил. Как сейчас, например.

Детьми мы тоже торчали на пристани, часами подолгу смотрели на бухту, и стоило лишь мелькнуть краешку паруса, как мы кричали: «Корабль! Корабль!». Эти же придумали себе важное дело: ждали именно моего отца. Интересно, как этот пацан вырвал право сообщить мне о прибытии Эрлинга?

Я хотел увидеть отца, порадовать тем, что я стал рунным, узнать про деревню Олова и как он собирается сражаться с хуо́ркой, поэтому я бросил дрова и поторопился за мальчишкой. Может, спросить, как его зовут? Или он окончательно загордится после этого?

Отцу, видимо, уже сказали, что я вернулся. Мы столкнулись на полпути к пристани. Он сначала остановился, словно не веря своим глазам, а потом рывком подскочил ко мне и крепко обнял. И я вдруг заметил, что уже дорос до его плеча. Еще немного, и я догоню его.

– Сын. Я думал, что ты отправился в дружину Фомрира и уже сразил сотню-другую тварей. Рад, что ты решил задержаться, – у отца странно подергивалась правая сторона лица.

– Отец, я должен рассказать, что случилось в Растранде. И кто убил Ове. И еще я был в деревне Олова. Там нужно убить хуорку. И я получил благодать! Ты видишь? Я не проклят.

– Хорошо-хорошо. Идем в дом, там все расскажешь, – и отец, слегка опираясь на мое плечо, тяжело пошел по дороге.

Когда я закончил рассказ и посмотрел на отца, он, глядя на стол, обронил:

– Мы не можем открыто обвинять Торкеля Мачту.

– Но почему? – я вскочил, не в силах сдерживаться. – Всё по правилам. У тебя есть свидетель. Я свободный человек, я – карл, в конце концов. Мое слово стоит не меньше его!

– Все верно. А еще ты убил Ро́альда.

– Я защищал свою жизнь!

– Верно. Но его отец захочет отомстить тому, кто заколол его младшего сына, как свинью. И если я выставлю тебя как свидетеля, у него могут возникнуть вопросы. Ты знаешь, кто отец Роальда?

– Какая разница? Ведь мы правы! Наших людей убили.

– Его отец – ярл Ски́рре Пивохлёб. Он правит городом Турга́р, что находится возле горы Тургха́ттен. Сам он хельт, и в его подчинении немало хуска́рлов. Я слышал, что он увеличивает силу своих воинов, давая им вырезать небольшие деревеньки, но посылает приглядеть за щенками мелких воинов, которых не жалко и отдать, если что-то пойдет не так. Вот только Растранду не повезло. Будь там обычный карл, Ове бы с ним справился. В Растранд Ски́рре отправил своего сына, и в няньки приставил не кого попало, а То́ркеля Мачту. У Ове не было и шанса. Да и у тебя, кстати, тоже. Говоришь, радужная кольчуга и огромная секира?

Я кивнул.

– Не пожалел Скирре денег на сына, не пожалел. Вот только кольчуга голову не заменит. Зазнался Роальд, возгордился, убив пару рабов. Фомрир таких не любит, вот и подставил ему подножку.

– Ты так говоришь, словно я мог даже не дергаться. Роальд бы и сам убился.

– Нет, конечно, – расхохотался отец. – Фомрир дал лишь маленькую возможность, а дальше все зависело от тебя. И ты справился. Как знать, может, Фомрир помогал и Ове, вот только он не углядел его дар.

– Так что ты будешь делать?

– Деревня вырезана, ее жителей уже не вернуть. А я не хочу потерять сына во второй раз. Если у Ски́рре появится хотя бы подозрение, что это ты убил Ро́альда, может, он и не станет нападать на Сторбаш, но тебя убьют, это точно. Либо будут вызывать на бой каждый день. Либо отравят. А скорее всего, он захочет, чтобы тебя привезли в Турга́р, чтобы самому пытать десять дней и десять ночей. Ты кому-нибудь говорил про Ро́альда? Или То́ркеля? Или что-то про нападение?

– В деревне Олова все знают.

– Туда сейчас не попасть и не выбраться. А в Сторбаше?

– Я только маме рассказал. И на учебной площадке сказал, что убил воина свиноколом.

– Кто там был? – отец схватил меня за плечи.

– Да все. Хакан, Кнут, ребята, несколько пришлых воинов. Другие жители. Много кто.

– Больше ни слова не говори. Понял? Может, и пройдет эта беда мимо нас. Может, и не дойдет эта весть до Скирре. Как же не вовремя приполз этот червь!

Меня не сильно напугала возможная месть со стороны человека по прозвищу Пивохлёб. Звучит не так внушительно, как Крушитель черепов или Кровавая секира. Интересно, а какое у меня будет прозвище? Главное, чтобы не назвали Каем Свиноколом. Все будут думать, что я только свиней и могу резать, а не о том, что я сразил первого врага этой штуковиной. Кажется, и впрямь лучше молчать, как я получил первую руну.

– А что за червь?

– Пойдешь со мной на тинг, там всё и узнаешь.

Это был мой первый тинг. Детей брать туда не положено, и я давно ждал, когда же мне разрешат появиться там. Я, конечно, не раз пробирался и подслушивал разговоры, но разве это может сравниться с полноправным участием, когда и мой голос будет услышан?

Я вошел вслед за отцом в просторный дом, самый большой в Сторбаше. В нем никто не жил, там проходил тинг, там устраивали пиры и принимали гостей из других хера́дов.

Внутри уже негде было ступить, ти́нгхус был полон людей – как мужчин, так и женщин. Отдельной кучкой стояли незнакомые мне воины. Посередине в очаге горел огонь, разгоняя тьму и освещая сумрачные лица. Отец, не переодевшись, как был с корабля, прошел на свое место, украшенное рогами и костями тех тварей, которых он убил во время походов. Я же остался среди обычных людей. Краем глаза я заметил близнецов с одинаково распухшими носами и темными кругами под глазами, Дага видно не было, зато Кнут уже ждал.

– Я вижу, гости начали прибывать. Благодарю за то, что откликнулись на зов. Как и обещал, для вас выделены дома, рабыни и угощение.

– Когда выступаем? – перебил здоровенный мужик.

Обычный топорик, висящий у него на поясе, выглядел игрушечным по сравнению с волосатыми ручищами, зато щитом, на который он небрежно опирался, я мог бы укрыться целиком, даже не пригибаясь. Мне показалось, что этот щит толщиной с палец. В смысле – толщиной в длину пальца.

– Ско́рни Таран, я высоко ценю твои навыки, – повысил голос отец, – но думаю, что одного щита маловато для победы над огненным червем.

– Так у меня и топорик есть, – под общий хохот заявил Ско́рни.

– Твоим топориком только яйца чесать, – выкрикнула незнакомая женщина, видимо, тоже прибывшая с другими гостями.

Я бы такую в Сто́рбаше точно запомнил. Высокая, крепкая, но не чересчур, кожаная куртка с нашитыми железными пластинами не могла скрыть ни широких плеч, ни объемной груди. Длинные светлые волосы сплетены в невообразимое количество косичек, которые в свою очередь были закручены в мощные жгуты кос. От нее веяло силой, не меньшей, чем у отца, а, может, даже большей. Я слышал, что бывают женщины, которые отказываются от пути О́рсы и встают на тропу Фомри́ра, но прежде таких не видел.

– Видать, ты свои уже почесала, Да́гна. И где они теперь? – добродушно откликнулся Ско́рни.

– Вот тут, – она похлопала по мешочку, что висел у нее на шее. – Я сюда все лишние яйца складываю. Тебе твои не жмут?

– Потом подеретесь, – вмешался еще один незнакомец. В нем я не приметил ничего необычного, разве что вместо меча или секиры он использовал булаву. – Давайте выслушаем уважаемого Эрлинга.

Отец кивнул.

– Двадцать дней назад охотники заметили след огненного червя неподалеку от города. Согласно следу он около двух шагов в толщину, а в длину от тридцати до сорока шагов. И он движется к Сторбашу. Думаю, по силе он на уровне пятнадцатой-шестнадцатой руны. Кнут, ты говорил, что есть новости!

– Новости получены от твоего сына. Спроси его, – буркнул Кнут, не глядя на меня.

– Кай?

– Эмм, – я нерешительно поднялся, не зная, чего от меня ждут.

Я-то никакого червя и в глаза не видывал.

– Ты видел какой-то необычный след. Где? Как далеко от Сторбаша?

– А, видел. Меньше дня пути от Сторбаша, возле горы. Там здоровенная выжженная полоса, только я не знал, что это след червя.

Люди вокруг меня зашумели, обсуждая услышанное.

– Ско́рни Таран, Да́гна Сильная, Ма́рни Топот. Ваших сил недостаточно, чтобы убить червя. Скоро прибудут еще хуска́рлы со своими дружинами. Я прошу вас лишь задержать тварь, не допустить к стенам Сторбаша. По силе и по сердцу ли вам такая задача?

– А если мы ненароком пришибем червя втроем, сможем забрать внутренности и поделить между собой? – спросила Дагна.

– Как я и обещал. Червя получат все, кто принял участие в его убийстве. Плюс плату от города.

– Договорились. Мальчик, так где, говоришь, ты видел след?

– Я уже не мальчик, – огрызнулся я.

Клянусь бородой Скири́ра, я никогда не думал, что если женщина берет в руки оружие, она становится такой невыносимой. Слова, которые я пропустил бы мимо ушей, будь они высказаны мужчиной, из уст женщины жалили сильнее.

– Ой, прости! Когда же ты успел…

– Дагна, во имя Фомрира, закрой рот! – рявкнул Скорни. – Не кидайся хотя бы на тех, кто не хочет с тобой драться.

– Жене своей указывай. А я женщина вольная.

– Парень, не слушай ее. Она уже лет десять врезается своей твердолобой головой в каждую встречную стену. Так где был след червя?

После моих объяснений Дагна тут же ушла с тинга, а Скорни Таран и Марни Топот еще поговорили с отцом, обсудили, кто проводит их к месту и как можно замедлить червя. Некоторые наши воины также захотели пойти с пришлыми хускарлами и помочь.

Затем, когда гости ушли, отец сказал, что ожидает еще две-три дружины, поэтому нужно подготовить еще несколько домов и угощения, раздал поручения и закрыл тинг. Нужно было ускорить построение каменной стены, которая хоть и не остановит червя, зато задержит, чтобы мы могли увести жителей подальше. Также обсудили, что будет, если пришлые воины не смогут убить червя. Ответ был неутешителен: придется бросить Сторбаш и увезти всех жителей в море, пока эта тварь не нагуляется вволю и не пойдет куда-нибудь еще. Но ведь вокруг наши земли. Если мы не убьем червя до Сторбаша, будут разорены все местные поля, все деревушки, и жителям придется просить защиту у других ярлов. Пригодных к вспашке участков не так много, и, как знать, в качестве кого и на каких условиях их примут? Я бы не хотел видеть свою мать простой батрачкой.

На выходе меня поймал Кнут и спокойно сказал:

– Ты сломал Дагу челюсть. Жрец сказал, что он долго не сможет есть твердую пищу. Если он не поправится, я сделаю с тобой то же.

– Тогда поторопись, пока я не стал сильнее, – ответил я, вырвался из хватки и пошел за отцом на пристань.

Пару дней мы тяжело работали. Даже я помогал таскать камни для укрепления стены. Теперь она поднялась аж до пояса. Впрочем, мне пояснили, что никто и не собирается делать ее высокой. Даже огненный червь – это всего лишь червь, он не может лазать по стенам или перепрыгивать их, и стена в рост человека будет сдерживать его не хуже, чем стена в три человеческих роста. Тут главное – ее толщина.

Каждый из пришлых воинов пришел не один, а со своими людьми. У Дагны была нанятая дружина, которая привезла ее сюда, а потом заберет и доставит, куда ей захочется. У Сторни и Марни же были свои крепко сбитые ватаги, проверенные боем. И это было привычно. Правильно.

Что делать воину, недавно получившему первую благодать, если рядом не предвидится никакой войны? Идти вырезать деревни? Так если за твоей спиной нет отца-ярла, тебя быстро поймают и живьем закопают, а это самая позорная смерть, ведь ты не сможешь попасть в отряд к Фомриру, а будешь бесконечно долго пожираться тварями, потом перевариваться, вываливаться в виде дерьма и снова пожираться. Лучше уж сдохнуть под пытками! Резать коз или других животных? Даже мясник не сможет поднять больше второй руны, забивая беспомощных зверей. Охотники могут дорасти до пятой руны, если будут убивать кабанов, медведей или лосей.