Бухенлирик. Проза, стихи из прозы, поэзия и снова проза. И так 10 лет.

Летишь стремглав под всеми парусами,

Мгновения прекрасные даря,

Владеешь нашими мятежными сердцами.

Свящества тёмной ночи, соловьи,

Вкус поцелуя первый – плод запретный – терпок.

Томящим шепотком слова твои

Доносятся чрез шорох яблонь веток.

От радости заходится душа

В мелодии любви пленительного вальса.

Жизнь молодая, как ты хороша!

На веки б миг твой вместе с нами оставался.

Как Боги были б мудры доктора,

Чтоб наложить на странность-старость вето.

О, молодость! Чудесная пора!

У жизни ты – заря, весна и лето.

Душа тепло былого молчаливо просит,

И спазмом душит горестный комок,

Впускает память в сердце жизни осень,

И душной ностальгиею живёт!

Скажите, отчего же так бывает в жизни –

Старуха-память колупается в былом,

С упорством шкуры муромоится до тризны

В мне самом-самом-самом дорогом?

Странная дама собралась на покой…

Странная дама собралась на покой,

Устроить полёт затяжной.

На дорожку присев, взгрустнула.

Стала вдруг размышлять:

«А будут ли по мне скучать?

А может, сотрут из памяти, и кану в Лету,

Та шебутная, нагретая в голову летом?

Крылья свои распускала, согревая Начало,

Ледяным безмолвием Финал встречала,

Стоя у причала

Глупость и мудрость в себе соединила,

Чтобы не ссорились, кто всё-таки правит миром.

В нарядные гласные слова одевала,

Но глухими согласными злоупотребляла.

Танцевала в миру иллюзий

И падала ниц в быту прелюдий».

Всё в ней настолько было туманно,

Как дым сигарет с неким дурманом,

Окутана в рваную шаль обмана,

Хотя меха любила.

Странная эта все-таки дама –

Не с пикою, но тоже упряма,

Любила безумно и дико,

Оставляя истошные над бездною крики.

О ней можно говорить бесконечно,

Как всегда печально опустит веки.

И тут же ответит

– Ну что же, передумала уезжать.

Будете ещё тут без меня скучать,

А я не люблю лица печальные.

Улыбки дарю изначально.

– А как же ваш покой?

– К черту его! Отбой!

Не брошу вас, для меня вы, как дети,

Не могу оставить вас на диете.

Только за порог –

Забудете обо мне, как прошлогодний пирог.

Помнишь, милая, двенадцать писем?

Разбросали, перепутав нумерацию чисел.

Стервами себя там величали,

Поднимались ввысь из болота печали.

Папирусом служил монитор,

Вместо пера царапали ноготком.

С мелодией нежной свирели,

Пели наши трели у твоей колыбели.

Одела корону на тебя панков,

Щитом она стала от пранков.

Трон теперь свободен,

А скипетр в твоих ладонях.

Взойди элегантно, как учила,

И держи всегда ровно спину.

Вот такая вот странная дама.

Не даст о себе забыть.

Говорю же, упряма.

Я продолжение ещё придумаю

Что может быть хуже, чем полночью рваной

В карманах штанов потерять зажигалку?

В испарине резко сорвавшись с дивана,

Понять, что на курево времени жалко.

Сейчас, если вдуматься, только и зажил,

Поднялся с коленок и вырастил крылья.

Творец, а не жалкая клякса пейзажа,

Плевочек с палитры чужого бессилья…

Клюют мою печень позывы поэзий,

Лишь трезвому ведома музыка прозы.

Растёт энтропия безумных прогрессий.

Эстетика хаоса, смысла эрозий.

Мне страшно и жить, и не жить в равной мере,

Смешно и неловко моё раздражение:

“Да где ж… зажигалка?!” – метнулся за двери,

Довольный собою, искать продолжения…

Разве только в омут головой

Нравишься ты мне, епическая сила!

Магнетизм, как выдержанный ром:

Вышибло все пробки, заискрило

Так, что не унять и топором.

Я уж думал – отгулялся друже!

Никакою силой не завлечь.

Ни игрой, ни плавностью окружий —

Всё изведал и отправил в печь.

Я уж думал: друже, отстрелялся,

Перегрелся ствол и сбит прицел.

Как же, твою мать, я заблуждался!

Благо, крест поставить не успел.

Ты под стать мне, хоть сама не знаешь.

Есть в тебе тот край, что сразу в рай.

Не «ещё одна» ты, а одна лишь,

Сколько в Казанову не играй.

Плохо не с того, что всё херово,

Просто мы в наивности своей

Ждали бесполезного другого,

А сложилось проще и мудрей.

Умереть, не увидав Парижу,

Сгинуть где-нибудь и стать травой…

Я другого выхода не вижу,

Разве только в омут головой,

В омут до внезапного рассвета…

Я женат, и ты давно с другим.

Только ночь с хорошим человеком

Лучше целой жизни, но с плохим.

Я – птица Феникс, я воскресну…

Бездарно прожитые дни…

Безвременья грозы раскаты…

На горизонте сгустки тьмы -

Уже погасшие закаты…

Что так тревожит и страшит?

Ожившие в шкафу скелеты?

Свеча горит и всё коптит!

И вновь сгоревшие котлеты…

Что ожидает в декабре?

И отчего душа ослепла?

Как в догорающем костре,

Сухой остаток – горстка пепла…

Но тлеет огонёк в раю…

И свет пробьётся в мою бездну,

Я не исчезну – песнь спою,

Я – птица Феникс, я воскресну!

Проклятие Ларры

(послесловие)

«И зачем всё это было писать, а тем более отдельным пунктом публиковать?» – по диагонали пролистав эту книгу спросите меня вы. «Чтобы… читать?» – отвечу вам я. «Фсмыли?» Мне захочется ответить вам: «В коромысле!», но я сдержусь.

Дело в том, что всё уже когда-то было. А то, чего пока ещё не было, просто не случалось с вами. Многажды, да простится мне это устаревшее слово. Но ведь и всё, что с нами случается, тоже изрядно устарело. Хотя для некоторых всё с ними происходящее – первое и единственное. «Всё случается в жизни впервые. Даже второй раз», помните? Ну да ладно. Как говорил Наше Всё, «Простим горячке юных лет / И юный жар, и юный бред!»

А так как всё уже было (многажды, хе-хе), то мало научить человека читать – надо ещё объяснить ему, зачем…

«Ой, где б мне взять вторую бооошкуууу,

Чтоб где-то складывать себеее