Cудьба и долг

Наш король себя плохо чувствовал, и Бэкингем во всю ухаживал за королевой Анной, и судя по всему, ей это нравилось.

2 июня принцесса Генриетта покинула Лувр, и в сопровождении Бэкингема, королевы-матери и Анны Австрийской, которая пренебрегла советом остаться в Париже вместе с мужем, отправилась в Лондон.

В Амьене, будущая королева Англии Генриетта, должна была распрощаться с семьёй, и по этому случаю, в городе было организованно несколько праздников. И как мне сказали, в Амьене, герцогине де Шеврез, стало жаль бедную королеву, которая была лишена любви. Она взяла на себя роль сводницы и устроила ночью небольшую прогулку в парк. Вскоре, благодаря де Шеврез, Анна Австрийская и Бэкингем остались наедине.

Что было дальше господин граф, я как уважающий себя мужчина, говорить не буду.

– Даже если я тебе прикажу?

– Вы не сделаете этого, граф. Скажу только одно, что слухи о произошедшем в Амьене курьёзе, разняться. Но по возвращении в Фонтенбло, в конце июня, король встретил королеву холодно и прогнал из дворца всю обслугу, которая находилась с нею в парке.

Мне ещё говорили, что когда Генриетта, в сопровождении Бэкингема отправилась в Булонь, где ей предстояло сесть на корабль, королева Анна следовала за ней в карете, и в двух лье от города остановилась, чтобы попрощаться. К ней подошёл Бэкингем, они о чём то говорили, затем молча смотрели друг на друга. Оба были бледны.

Есть ещё одна история, рассказанная мне человеком из дома герцога Ларошфуко. Якобы, после одного из балов в Амьене, Анна Австрийская, передала Бэкингему через Марию де Шеврез, голубой бант с алмазными подвесками, который был на её груди во время первого приёма, оказанного герцогу в Париже. Для Бэкингема они были ценны тем, что лента, которую они украшали, на куртуазном языке является залогом любви.

В Лондоне, на одном из балов, леди Люси Перси графиня Карлайл, жена английского посла во Франции графа Джеймса Хея Карлайла, между прочим, бывшая любовница Бэкингема, и судя по всему, добрая подруга нашего кардинала, незаметно срезала с рукава Бэкингема пару алмазных подвесков, и послала их Ришелье. Обнаружив пропажу, Бэкингем велел закрыть все порты страны, немедленно приказал изготовить дубликат и отправил подвески обратно нашей королеве Анне.

Не думаю, что эта история правдивая. По-моему, это не более чем сплетни.

Вот собственно и всё, господин граф.

Шаньи жестом руки отпустил слугу и сидел размышляя. По его губам блуждала улыбка.

Поражённый рассказами Пьера, Александр сидел, всё ещё приходя в себя. Чтобы, вот так просто, королева, наставила рога своему мужу? Да, он помнил рассказы Шаньи, о нравах Парижа времён Генриха IV и теперешних, но всё это, казалось таким далёким и не реальным, как будто происходило в какой-то другой стране, и больше походило на сказку. Рассказанное же сегодня, было явным, по словам Пьера, весь Париж говорит об этом, и как раз эта явь, не укладывалась у Бриана в голове. Он уже успел создать образ, столь понравившейся ему герцогини де Шеврез, представляя её милым, нежным, утончённым, очаровательным созданием, считая рассказ Шарля, сплетней и выдумкой. Но правда оказалась жестокой, и соответствовала образу герцогини, набросанным Шаньи.

– Ну и как тебя вся эта история, мой дорогой Александр?

Де Бриан немного помолчал, собираясь с мыслями:

– Поверить не могу. Неужели это всё, правда? Чтобы королева?… Немыслимо, не вероятно!

– Я уверен, что Пьер нам не всё рассказал. Настоящая правда, на много пикантнее и интереснее.

Шаньи, более искушённый в жизни, более опытный, может быть немного циничный, говорил абсолютно серьёзно, не собираясь хоть как-то подыграть Александру, например, сказав, что это всего лишь глупые слухи, что де Шеврез не сводница, а королева Анна Австрийская чиста, непорочна и целомудренна.

– Королева Анна, действительно лишена любви. Она уже и забыла, когда король последний раз, посещал её спальню.

А начиналось всё так прекрасно. В августе 1612 года Мария Медичи и король Испании Филипп III подписали брачный контракт, соединяющий Людовика XIII и Анну Австрийскую. Детям тогда было по десять лет, в сентябре им исполнилось одиннадцать. Король прохладно и без воодушевления, относился к предстоящему браку, но всё-таки, 17 августа 1615 года уселся в карету, которая повезла его к жене. Наслушавшись всяких разных скабрезных и фривольных историй, он решил перед предстоящим бракосочетанием хоть краем глаза взглянуть на свою будущую жену. Его раздирало любопытство – какая она, эта принцесса Анна, красива ли? Они задержались в пути, потому что Марию Медичи в конце августа свалила оспа. 7 октября Людовик прибыл в Бордо, и узнал, что кортеж Анны, только что пересёк границу. На следующее утро, он приказал отвезти себя в Кастр, что в пяти лье от Бордо, где остановилась на ночь принцесса. Позаботившись о том, чтобы испанцы его не узнали, он вошёл в один из домов, приблизился к окну и дождался, когда карета Анны Австрийской проехала мимо этого дома. Король думал, что испанцы не знают о его пребывании в Кастре. Он заблуждался. По крайней мере, один человек из свиты принцессы, тот, который отвечал за её безопасность, граф Донато-Мария Эль Ниолло, знал об этом. Я говорю об этом так уверенно, потому что тоже в тот день был в Кастре. Мне поручили охранять короля, и я встречался с графом Эль Ниолло, для того, чтобы какой-нибудь ретивый испанец, не подстрелил нашего монарха, приняв его, ну допустим за шпиона. Как только улица опустела, Людовик снова сел в карету и приказал кучеру догнать кортеж принцессы. Когда его карета поравнялась с каретой Анны, принцесса, заинтригованная появлением постороннего, высунула голову в окошечко, и тут король увидел, что его будущая жена, на редкость хорошенькая. Придя в полнейший восторг, он стал улыбаться, махать ей рукой, потом ткнул в себя пальцем, прокричал, что он путешествует инкогнито и карета умчала его в сторону Бордо. 9 октября произошла любопытная церемония. Франция и Испания обменялись своими принцессами. Ведь король Испании Филипп III, заранее обговорил, что инфанта Анна, может выйти замуж за Людовика XIII, только если его сестра, принцесса Елизавета, выйдет замуж за принца Астурии Филиппа, наследника испанского престола, с 1621 года король Испании Филипп IV. Инфанта Анна приехала во Францию, захватив с собой свиту из более чем шестидесяти дам и сотни придворных. Свита Елизаветы Французской, или как её назвали испанцы Изабеллы, была вдвоё меньше, что сразу же вызвало трения между двумя дворами.

25 ноября, того же, 1615 года, состоялся свадебный обряд и королевская брачная ночь, которая проходила при свидетелях, которые должны были подтвердить, что «брак свершился».

Не знаю, что у них там произошло, меня там не было, но после первой брачной ночи, король почти четыре года не заходил в спальню жены.

Поговаривали, что наш суровый, добродетельный и чересчур набожный король, панически боится женщин.

Король Испании Филипп III, узнав, что король Франции пренебрегает его дочерью, впал в столь скверное состояние духа, что в воздухе запахло войной. На королеву Анну было жалко смотреть. Обладая жгучим и пылким южным темпераментом, она очень страдала от неудовлетворённости. Её поведение стало тревожить де Люиня, и он попросил короля, подумать о своей супруге.

Наконец, в начале 1619 года, Люинь, практически силком, среди ночи поднял короля с кровати и втолкнул его, упирающегося, в спальню королевы…

С этой ночи, спустя более чем три года после свадьбы, у короля и королевы начался настоящий «медовый месяц».

Но через какое-то время, год-два, на короля снова что-то нашло, и он перестал обращать внимание на королеву, да и на других женщин тоже.

Но самое неприятное во всей этой истории, то, что Анна, за этот «медовый месяц», так и не родила, не подарила королю и Франции наследника. Пьер говорил мне, что вроде бы королева была беременна, но у неё случился выкидыш.

Вот такая вот история, дорогой Александр. Прежде чем осуждать королеву, надо знать всю подоплеку событий. Хотя, этот случай в Амьене, забавный и курьёзный. Она женщина. Да, она женщина.

Шаньи, который слушая рассказ Пьера и рассказывая сам, постоянно подливал в бокалы вино, и сейчас был изрядно пьян, начал напевать какую-то весёленькую песенку. В голове у де Бриана, тоже сильно шумело от выпитого, но он пытался собраться с мыслями и переварить полученную информацию.

Полёт его мыслей и песенку Шарля, прервало появление Пьера.

– Господин граф, к вам посыльный от Его преосвященства кардинала Ришелье.

Шаньи сосредоточил взгляд своих глаз на дворецком.

– Зови, – и граф снова сел на диван, так как его сильно покачивало.

В комнату вошёл мужчина, молча поклонился и вручил графу запечатанный конверт.

Шарль быстро пробежал глазами письмо, и также молча, кивком головы отпустил посыльного. Когда тот вышел, Шарль обратился к де Бриану:

– Чёрт. От его глаз ничего не скроется. Меня завтра зовут на приём к Ришелье.

ГЛАВА ПЯТАЯ

КАРДИНАЛ РИШЕЛЬЕ И ОТЕЦ ЖОЗЕФ

…Когда граф де Шаньи закончил давать отчёт о своей миссии, которую он считал, что выполнил успешно, Ришелье продолжал молчать, погружённый в свои мысли. Он слишком долго и упорно шёл к власти, и научился не делать скоропалительных выводов, и однажды ухватив удачу за хвост, он не собирался её отпускать, делая непростительные ошибки.

Арман Жан дю Плесси де Ришелье родился 9 сентября 1585 года, в Париже. Его отец Франсуа дю Плесси де Ришелье, был приближённым французского короля Генриха III и в документах того времени, не раз встречаются указания о выдаче Франсуа де Ришелье денег для нужд, «о которых король желает, чтобы не было упомянуто». Мать – Сюзанна де Ла Порт, была дочерью адвоката Парижского парламента Франсуа де Ла Порта, буржуа, которому дворянство было пожаловано за выслугу лет.

Несмотря на слабое здоровье, Арман Жан де Ришелье решил посвятить себя военной службе. Окончив знаменитый Наваррский коллеж в Париже, где в своё время учились короли Франции Генрих III и Генрих IV, он поступил в 1600 году, под именем маркиза Шилу, в не менее знаменитую и престижную Академию Антуана де Плювенеля. В этой Академии готовили офицеров кавалерии. Но судьбе было угодно, направить жизнь Ришелье, по другой стезе.

В 1602 году, его старший брат Альфонс-Луи, отказался занять уготованное ему место епископа в Люсоне и решил постричься в монахи под именем брата Ансельма. Это епископство было пожаловано семейству Ришелье ещё Генрихом III, и доход от него был жизненно необходим и важен для семьи, которая после смерти в 1590 году от лихорадки отца, постоянно находилась в долгах. Арман, по просьбе матери, вынужденно стал студентом богословского факультета Парижского университета. Так, маркиз де Шилу, стал аббатом Ришелье.

В 1606 году он получил степень магистра канонического права. И в этом же году, в 21 год, был назначен Генрихом IV епископом Люсонским. Дело оставалось за малым, пройти утверждение на церковную должность у Папы Римского, но Ришелье не исполнилось положенных по закону 23 лет. Он прибавил себе недостающие года и получил благословение Папы, но затем, бросился понтифику в ноги, прося отпустить ему его прегрешение. Папа Павел V, которому очень понравился молодой епископ, проявивший глубокие познания в богословии и других науках, сказал: «Каков плут, далеко пойдёт!» – и отпустил его с миром.

17 апреля 1607 года Ришелье был посвящён в сан епископа Люсонского кардиналом Живри. Арман, оставаясь в Париже, 29 октября 1607 года, защитил диссертацию в Сорбонне на степень доктора философии, и 21 декабря 1608 года, официально вступил в должность епископа Люсонского.

В Люсонском епископстве под началом Ришелье было 420 приходов, 48 приорств (настоятельских церквей), 13 аббатств (монастырей), 7 капитулов (коллегий священников, состоящих при епископе), 357 часовен и 10 богаделен. При этом Люсонская епархия считалась одной из самых незначительных и бедных во французском королевстве. Её ежегодный доход не превышал 15–16 тысяч ливров.

В короткий срок Ришелье увеличил доход от епархии до 18 тысяч. Под его руководством был восстановлен кафедральный собор в Люсоне, отреставрирована резиденция епископа, он лично рассматривал просьбы своей паствы и по мере сил, помогал обратившимся к нему.

Инспектируя свою епархию, молодой епископ обнаружил, что приходские священники не знают латыни, обрядов и молитв. Многие из них, занимались мирскими делами: сельским хозяйством, торговлей. Молодые кюре одевались по моде, и даже носили оружие и участвовали в поединках. И тогда Ришелье обязал всех сельских священников посещать по воскресеньям занятия по катехизису (изложение христианских вероучений), проводимые монахами-доминиканцами. В 1609 году он приобрёл на собственные средства дом, неподалёку от кафедрального собора, а спустя пару лет, при содействии кардинала де Берюля, которого Ришелье считал своим наставником и учителем, открыл там духовную семинарию, пригласив в качестве преподавателей теологии, философии и естественных наук отцов-ораторианцев[16], отвергнув услуги иезуитов. Он часто присутствовал на занятиях и даже руководил ими.

Но молодому, амбициозному, целеустремлённому епископу, было тесно в Люсоне. Церковные должности приносили неплохой доход, найти применение своим способностям он мог в любой области, от дипломатии до войны, и наряду со ставшими широко известными теологическими диспутами и сочинениями, он пишет королю Генриху IV записку, со своими предложениями государственных реформ. Но Генриха IV, так некстати для Ришелье, убил Равальяк.

В 1614 году, после мятежа принцев, недовольных регентством Марии Медичи и возвышением её фаворита Кончино Кончини, были созваны Генеральные штаты. 24 августа 1614 года Ришелье был выбран депутатом от духовенства графства Пуату, куда входила Люсонская епархия.

Широким массам было неизвестно то, как Ришелье добился депутатства. На какие уловки и ухищрения он пошёл, но именно тогда, Шарль де Морон, по просьбе кое-кого, познакомился с епископом Люсонским, и оказал ему ряд услуг.

Выступая на Генеральных штатах, Ришелье высказался за более широкое привлечение церкви к управлению государством, призвал сократить государственные расходы, запретить дуэли, искоренить коррупцию среди чиновников. Особенно много хвалебных слов он произнёс в адрес королевы-регентши. Ришелье превозносил политическую мудрость королевы, хотя и знал, что её политика, довела страну до финансового и экономического кризисов.

Благодаря своей хвалебной речи, замеченной Марией Медичи и её окружением, епископ был приближен ко двору. Даже поговаривали, что он, через Леонору Галигаи, жену Кончино Кончини, стал любовником королевы-матери. В мае 1616 года, Ришелье был назначен государственным советником, а 25 ноября этого же года, он получил пост Государственного секретаря, стал членом Королевского совета[17] и личным советником Марии Медичи. Это принесло ему 17 тысяч ливров дохода, к ним следует добавить 2 тысячи, которые он получал как член Королевского совета, и специальный пенсион от короля в 6 тысяч ливров.

Но он чуть не просчитался. 24 апреля 1617 года Кончино Кончини был убит по приказу короля Людовика XIII. Молодой король получил возможность править самостоятельно. Он отправил в ссылку, в Блуа, Марию Медичи, а вместе с нею изгнал из Парижа и всё её окружение. Ришелье последовал за Марией Медичи в Блуа, а оттуда, бросив опальную королеву, вернулся в Люсон.

В феврале 1619 года, Мария Медичи сумела убежать из замка в Блуа через окно, благодаря помощи своего доброго друга герцога Жана Луи де Ногаре де Ла Валетта д'Эпернона. Королева стала возглавлять значительную группу мятежников, которые хотели заставить короля изгнать де Люиня. При поддержке нескольких знатных вельмож она подняла войска против собственного сына.

В Париже царила тревога. Находившемуся при дворе скромному монаху-капуцину отцу Жозефу, удалось подсказать королю, что лучше бы всего направить к королеве-матери епископа Люсонского, который сумеет добиться её примирения с сыном.

Ришелье успешно выполнил возложенное на него поручение и в апреле 1619 года, между Марией Медичи и вельможами с одной стороны, и королём с другой, был заключён мирный договор.

Но вскоре королева и мятежные вельможи подняли новый мятеж. Недолгий… 7 августа 1620 года они были разгромлены в Пон-де-Се.

Марии Медичи было разрешено вернуться в Париж, где она поселилась в Люксембургском дворце. В 1621 году, после смерти Люиня, она снова заняла своё место в Королевском совете. 5 сентября 1622 года, во время осады гугенотской крепости Монёр, Ришелье стал кардиналом. Мария Медичи, таки выхлопотала для него, эту столь заветную красную шапочку.

Но король, ни за что не хотел его видеть, за столом своего совета. Теперь, честолюбивому кардиналу, вновь надо было доказать свою полезность королю. И он, используя все доступные ему средства, стал привлекать внимание Людовика, к злоупотреблениям, творимым в Королевском совете.

После смерти Альбера де Люиня, вся власть в стране сосредоточилась в руках канцлера Николо Силлери и его сына Пюизье, ведавшего иностранными делами. Новый сюринтендант финансов Ла Вьевиль, плясал под их дудку, они также диктовали свою волю коннетаблю герцогу де Ледигьеру.

Усилия Ришелье не пропали даром. 1 января 1624 года Людовик потребовал у Силлери королевские печати. Тот принёс ларчик, однако среди печатей не хватало трёх – Франции, Наварры и Дофине, которыми скреплялись государственные договоры. Слушая путаные объяснения канцлера, и представляя себе, сколько денег он присвоил на заключении важных сделок, король пришёл в бешенство. На следующий день Силлери со всеми своими родственниками покинул Париж, удалившись в ссылку, а Людовик заявил, что отныне он сам будет разбираться во всех делах. Мария Медичи не преминула предложить ему помощника – кардинала Ришелье, в чьей честности, бескорыстии и преданности интересам государства нет никаких сомнений, но и на этот раз её ходатайство не увенчалось успехом. Место Силлери занял маркиз де Ла Вьевиль, не слишком отличавшийся от своего предшественника. Всё-таки, под нажимом королевы-матери, Ришелье был введён в Совет. Но и этого ему показалось мало. Он решил добиться всей полноты власти, стать незаменимым помощником короля, направлять его волю – не в личных целях и не ради корысти, а во благо Франции. Арман Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье, был патриотом своей страны!

А вот молодой король Франции Людовик XIII, плохо разбирался в людях. Ла Вьевиля он назначил первым министром главным образом потому, что тот был богат, а значит, как наивно полагал король, не имел необходимости воровать.

Маркиз Ла Вьевиль, не испугавшись судьбы своего предшественника, который странным образом умер в ссылке, решил сэкономить на других, и сократил число раздаваемых королём пенсий, чем восстановил против себя придворных. К тому же, привыкнув к свободе, которую дают большие деньги, он позволил себе произвольно трактовать решения Совета и весьма вольно высказываться по поводу Людовика, его молодой жены и Марии Медичи.

Ришелье решил, что всё это не должно укрыться от короля: на Новом мосту стали продавать язвительные памфлеты политического содержания, написанные лично кардиналом (разумеется, без подписи).

Наконец, в середине августа 1624 года, Людовик вызвал министра к себе в Сен-Жермен, и сурово отчитал. Как только маркиз вышел, капитан королевских гвардейцев арестовал его, и в тот же вечер доставил под охраной в замок Амбуаз.

И как-то так, незаметно для всех, получилось, что, после ареста Ла Вьевиля, именно Ришелье, стал исполнять обязанности первого министра. Кардинал посоветовал королю рубить зло под корень и создать палату, по расследованию финансовых злоупотреблений. Через палату прошло около полусотни богачей. В сухом остатке получилось 10 миллионов ливров, которые звонко ссыпали в пустые сундуки государственной казны. Впервые, наверное, Людовик XIII подумал, что не прогадал, сделав Ришелье членом своего Совета.

И кардинал Ришелье, продолжил исполнять обязанности главного министра. Достигнув вершины власти, он перестал нуждаться в поддержке и покровительстве Марии Медичи. И постепенно, шаг за шагом, между ними начала разгораться вражда.

– Значит Гискар? Вам граф, удалось раздобыть бумаги?

– Нет, Ваше преосвященство. Но Гискар не успел и продать их испанцам. Я узнавал об этом. Он где-то их надёжно спрятал. На века… И пусть они там и лежат.

Отец Жозеф, сидел в тени, низко опустив голову. В лучах сентябрьского солнца, щедро бившего через окна, блестела только его гладко выбритая тонзура. И оттуда, долетел вздох.

Ришелье быстро обернулся.

Они были знакомы уже достаточно давно.

Франсуа Леклерк дю Трамбле родился 4 ноября 1577 года. В четыре года он уже знал латынь, а затем быстро овладел древнегреческим. В восемь лет, он, под именем барона де Мафлиера, был отправлен учиться в один из лучших парижских коллежей, где сразу же стал первым учеником. По окончании коллежа он решил сделать карьеру военного, и прошёл полный курс в Академии Плювинеля. По окончании Академии, он отправился путешествовать по Италии и Германии, собирая для короля Генриха IV разведывательную информацию. Вернувшись в Париж был приближён ко двору (фаворитка короля Генриха IV, Габриэль д'Эстре, называла его «французским Цицероном»). В 1597 году он участвовал в осаде Амьена, затем сопровождал специальное посольство в Лондон, где выполнил возложенную на него дипломатическую миссию.

Но в 1599 году, неожиданно для всех, он резко изменил свои планы, и решил постричься в монахи. Он остановил свой выбор на ордене капуцинов и стал называться отцом Жозефом. Он ударился в религиозную жизнь с большим пылом, и за последующие два года, одолел четырёхлетний курс обучения в семинарии капуцинов в Руане, а также в учебных заведениях Орлеана и Парижа. С 1603 года, отец Жозеф, уже сам преподавал богословие и философию монахам в монастыре Сент-Оноре в Париже, а затем в Медоне и Бурже, стал известным проповедником и церковным реформатором.

Благодаря своим связям и личным качествам, он достиг определённого влияния и при дворе.

С молодым епископом Люсона судьба свела его в 1612 году. А с возвышением Ришелье… Никто и не знал, кто теперь руководит всей политикой Франции. Первый министр?… Или отец Жозеф, которого стали называть «серым кардиналом», из-за цвета постоянно носимой им сутаны капуцинов. В качестве начальника канцелярии Ришелье, отец Жозеф, вместе с четырьмя помощниками – монахами-капуцинами, вёл тайные дела, и в неразборчивости применяемых средств, превосходил даже своего начальника.

Они прекрасно изучили друг друга, и слов между ними не требовалось.

– Жаль… Я слышал, что вы граф, вернулись в Париж не одни? Что с вами, приехал молодой юноша? Кто он, как его зовут?

Шаньи прекрасно понимал, что эти вопросы кардинала чисто формальны, что Ришелье прекрасно известно и имя и вся родословная Александра де Бриана. И скорее всего, Ришелье уже знал и о произошедшем на Сицилии, хотя он, закончил свой отчёт только тем, что было в Александрии.

– Это барон Александр де Бриан. Единственный сын моего друга. Генрих де Бриан, попросил меня позаботиться о нём.

– И вы не боитесь…

– Нет, – поспешно и неучтиво перебил кардинала Шаньи. – Я ничего не боюсь. Пусть всё будет так, как и должно быть. Даже если будет наоборот.

– Я понимаю вас, граф. Благодарю, вы отлично справились с возложенным на вас заданием. Можете идти. Отдыхайте. Возьмите триста экю у моего казначея.

Когда Шаньи вышел, Ришелье взял на руки свою любимицу – кошку Мириам, и вопросительно посмотрел на отца Жозефа.

Тот пожал плечами, а потом отрицательно покачал головой и горестно вздохнул.

Ришелье передёрнул плечами:

– Всегда, когда я вынужден разговаривать с этим человеком, я чувствую озноб между лопаток. Странно, не правда ли? Таким человеком как граф Шаньи, сложно управлять, он не предсказуем. Как вы считаете?

Отец Жозеф, лишь вновь пожал плечами.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ

По возвращении от Ришелье, Шаньи заперся у себя в комнатах, запасшись хорошим запасом вина. Перед этим он сказал Александру, что ему надо расслабиться и отдохнуть. Иногда, де Бриан видел, как Пьер, водил в комнату графа девиц.

Де Бриан стал предоставлен сам себе.

– Педро, я хочу разузнать о своей семье… Об отце и маме… Ведь я о них, ничего не знаю…

Педро нахмурился, но ничего не сказал. Не стал он и удерживать его, когда Александр стал повсюду задавать вопросы о Генрихе де Бриане. Большинство людей, лишь недоумённо пожимали плечами, но были и такие, Александр видел это, у которых имя его отца, вызывало на лицах страх. Они, не отвечая, поспешно уходили от него, словно от прокажённого. На Педро, как на испанца, они косились опасливо.

Однажды вечером, когда усталый Александр готовился лечь спать, в его комнату вошёл Шаньи. За ним виднелся встревоженный лик Пьера.