Полная версия
Теорема существования. Инвариант
Не зажигая свечу взяла свой рюкзачок, проверила все ли на месте. Уложила его в дорожный мешок и сверху высыпала травы из пайвы, будет время – просушу.
Достала деньги из тайника, часть спрятала в потайные кармашки нижней юбки, часть сложила в свой рюкзак, вес получился приличный. Сложила рюкзак в дорожный мешок, сверху положила самые ценные травы из собранных. Повздыхала глядя на остатки трав, рассыпала их по столу, чтоб сохли. Собрала нехитрую еду : мешочки с сухарями, крупой и вяленым мясом, котелок, кружку, запасной нож. На пояс привязала флягу с водой.
Достала из сундука теплый шерстяной плащ.
Подумала. Добавила в карманы юбки пакеты с ярь – травой. С великой осторожностью разместила вверху мешка ребристые глиняные круглые горшочки с торчащими из них веревочками. Семь штук. Пять величиной с крупное яблоко, два размером поменьше. Гордость моя.
***
Началось все с того, что Анея копала подземный ход. Я посмеивалась, наблюдая как она, вечерами, убедившись, что никого вокруг дома нет, осторожно выносит на огород очередное ведро с землей.
– Что ты делаешь? Ведь лаз из погреба уже есть?
– Сама видишь, копаю, – Анея сосредоточенно распределяла земляную кучку по грядкам, – видишь ли, лаз, конечно, есть. Но боюсь, что об этом лазе известно всем, да и выходит он крайне неудобно, – она хихикнула, – прямиком за домом старосты. Так что старый ход я засыплю, землю нужно куда-то девать. Лучше чтоб никто не видел. А новый сделаю, мало – ли, сжечь решат. Да и выход более удобный нужен, к речке ближе.
– Сжечь? – я не верила своим ушам, ведь вся деревня ходит к Анее лечиться, а уж сколько детишек родилось с её помощью, не сосчитать. Так за что сжигать?
Она сверкнула белозубой улыбкой, потешаясь над моей наивностью.
– Так ведьмой меня считают, и тебя теперь тоже.
Она опять поспешила в погреб.
О таком аспекте здешней жизни я не задумывалась, а ведь Анея права: есть неприятности, есть виноватый – в данном случае ведьма. И разбираться, виновата на самом деле, или не виновата, здесь в деревне, никто не будет. Суд общества он такой, самый справедливый.
Раздумывая таким образом, я сходила за ведром помоев, которые следовало вылить на компостную кучу, почему – то закрытую дерном. На ветках торчащих из под него выступила соль.
– Анея, а зачем ты кучу дерном закрываешь? – поинтересовалась я, дождавшись пока она появится с очередным ведром земли. Еще пока сама не понимая, чем меня зацепил этот самый высол на ветках.
– А перегнивает лучше, я потом на огород под грядки это закапываю, – она фыркнула, сдувая упавшую на глаза прядь волос, – Растет хорошо. Да и хранится все дольше. Только соль эта, на ветках, очень едкая.
Она равномерно распределила землю из ведра по междурядью, притоптала. Отошла, оценила вид со стороны.
Ну да, соль едкая, хранится дольше. Тут еще и погреба серой окуривают, чтоб порчу от овощей отогнать. Магов в деревню не дождешься, да и стоят их услуги дорого.
– А помнишь, мы погреб старосте окуривали, чтоб овощи хранились лучше, ну теми желтыми камушками? Остались они у нас? – я аж подскочила на месте от нетерпения, мысль оформлялась во вполне конкретную идею: сера есть, селитра, тот самый высол, есть, чуть-чуть угля и я возможно смогу сотворить хотя бы примитивную банку с порохом. Зачем мне это нужно, я даже не задумывалась. Просто обрадовалась возможности создать что-то похожее на вещи из моего мира.
Это как будто на чуть-чуть приближало меня к дому.
Анея пожала плечами глядя на меня как на сумасшедшую:
– Да, мешочек в кладовке лежит, желтуха сырости не любит, я её и положила с той стороны где печка.
– Отлично! – Я со всех ног рванула в дом…
Через четыре месяца экспериментов, пары сильных ожогов, Анея залечивая их, страшно на меня ругалась, и десятка других поменьше, я заново изобрела дымный порох. И умудрилась сотворить из ниток аналог бикфордова шнура. Шнур при испытаниях трещал, испускал едкий серный дым, но горел исправно. И небольшие керамические шарики, начиненные самодельным порохом, взрывались с грохотом и густым дымом.
Спасибо урокам химии, истории и древним китайцам.
Этот самый порох, упакованный в ребристые керамические горшки с затертыми крышками, я и укладывала сейчас в мешок. Что-то мне подсказывало, что спокойная жизнь закончилась и сюда я не вернусь.
Я присела на лавку переводя дыхание.
Надо бы сходить Ихора проверить, он просил, когда вернусь обязательно зайти к нему.
Ихор раньше служил на границе с Росакаром.
Женился и жена вроде хорошая была, и хозяйство справное было, целых два поля. Пара коров, пять коз, куры, утки. Зажиточный крестьянин, одним словом. Да вот беда, решил он прикупить еще земли, побольше. И пожадничал, пошел на год, наемником на границу. Платят наемникам неплохо. Хозяйство на жену оставил, да на её родственников.
Это мне Анея рассказывала.
Однако жена Ихора родив ему сына, умерла от родильной горячки так и не успев дождаться возвращения любимого мужа с границы, а новорожденный сын умер от неизвестной местным лекарям болезни. А Ихору в одной из стычек с дикими горгами спалило половину тела.
Возвращение его домой, прямо сказать, было нерадостным. Родственники привыкшие распоряжаться его имуществом как своим собственным, сначала пытались сделать вид, что не узнали вернувшегося с границы воина.
После многочисленных скандалов и дележа имущества горластой родней, Ихора поселили в конюшню. Два поля и основательный бревенчатый дом пятистенок прибрал к рукам предприимчивый местный староста, объясняя, что инвалид поля пахать не может, и за домом следить тоже. Животных разобрали по рукам ближние и дальние родственники.
Анея Ихора жалела, и потому подкармливала, то пирогами, то горшком наваристого супа.
Варила ему специальные мази, которые снимали боль.
Я подхватила из буфета глиняную чашку с невиданной роскошью: печеньем, эх, хотела полакомиться по возвращению. Отсыпала половину в мешочек, сунула в карман. Другую половину высыпала в чашку, сверху положила булку хлеба и кусок вареного мяса.
И выскочив из дома, пригибаясь, чтобы не было видно из-за заборов, бегом побежала в сторону конюшни.
Сквозь щели в воротах пробивался свет, значит несмотря на темноту Ихор еще не спал.
– Тук-тук, – я ужом скользнула в конюшню, – Ихор, ты где?
– Здесь, – отозвался он громким шепотом, – в крайнем деннике, Ингарра.
Вообще-то меня зовут Инга, Инга Владимировна Савельева. А здесь, вот, переделали мое имя на местный манер: Ингарра.
В деннике моим глазам предстала странная картина, на кучу сена было брошено одеяло, на нем, укрывшись вторым одеялом, лежал Ихор. Рядом стояла глинянные миска с остатками какой то еды и кружка с водой.
В подсвечнике на стене тускло горела свеча высвечивая резкие, осунувшиеся, черты лица Ихора. По углам метались тени и стоял невыносимый сладковатый запах.
– Я уж думал тебя не дождусь, – он устало опустил голову на сено.
– Ихор, а я вот тебе печенье принесла – я присела рядом, отодвигая пахнущую тухлым чесноком миску подальше, – а что тут случилось, почему не дождешься?
В ответ Ихор, нашарил в полутьме мою руку и сжал.
– Да что случилось? – поведение мужчины меня окончательно испугало, – Ихор?
Меня вдруг осенило:
– Это Гарта, да? Что эта дрянь сотворила на этот раз?
Гартой звали жену старосты. Была она громкоголосая, высокая, статная, а заодно злопамятная и очень жадная дама. С её легкой руки и громкого голоса, Ихора и переселили сюда.
Ихор бросил быстрый взгляд на миску, которую я так тщательно отодвигала.
– Думаю, она меня отравила, – сообщил он ровным голосом.
Я вскочила на ноги.
– Что? Почему ты молчал? Надо было сразу сказать, сейчас я…
– Сядь Ингарра, – шепотом, но очень убедительно приказал мне Ихор, – даже когда я сам это понял было уже поздно что-либо делать. – Он раздраженно махнул рукой, пресекая мои возражения, – Слушай внимательно. Она, все время пока ты с Анеей были в городе распускала слухи про неурожай и ведьм, про то, что поле вы испортили. И как ты в лес ушла говорила, что не зря ты одна из города вернулась. Понимаешь, что это значит? Уж не знаю, чем вы её задели.
– Понимаю, – кивнула я, опускаясь на прежнее место – терпению народному пришел конец и ведьму жечь будут.
– Верно, бежать тебе надо. И быстро. На сходе, как ведьму, они не рискнут. Патруль, говорят, нынче по деревне ходит, беглого кого-то ищут, а вот в доме запереть и подпалить – запросто.
Ихор внезапно побелел и торопливо отвернулся, его вырвало. Он брезгливо вытер рот ладонью и продолжил говорить.
– У меня напротив вашего холма лодка была притоплена в камышах, аккурат под старыми мостками. На рыбалку все хотел, эх, – Ихор тоскливо вздохнул, – просмоленная она хорошо, авось не сгнила. Что касается меня, – он потянулся к кружке, – думаю все дело в полях. По бумагам они все еще мои. И деньги она ищет, думает, что с границы я много привез и спрятал, разве что землю тут не перерыла. Сколько говорил ей, что все на лечение ушло – не верит.
Он с досадой плюнул.
– Даже если я сейчас выживу, она не ограничится одной попыткой, а идти мне некуда. Да и не могу я бегать. Не реви только. Вы с Анеей мне помогали, я тоже тебе помогу. Нам на границе – Ихор сунул руку за пазуху и вытащил небольшую оловянную пуговицу и протянул мне, – нам на границе их выдавали. Это универсальный ключ, простые замки открывает. Вот только он пустой почти, раза на два осталось. Как магия в нем закончится, так он и рассыплется. Пригодится тебе. Все. Иди.
Он обессилено упал на одеяло.
Пуговица отправилась в «хранилище» к кольцу.
Из конюшни я вылетела как ошпаренная и бросилась бегом к дому.
Рядом с крыльцом, перекрывая вход в дом, ждала Гарта. В руках у нее была свеча. На шее переливались несколько рядов крупных красных бус, отбрасывая красные блики на её лицо. Чтоб ей, гадюке, сквозь землю провалиться.
– Гуляешь по ночам, травница? В темноте не страшно? – пропела она медовым голоском, обходя и меряя меня презрительным взглядом сверху вниз. Казалось, что и глаза её в темноте довольно посверкивают красным.
В ближних кустах что-то зашуршало.
– Гуляю, – улыбнулась я во все тридцать два, делая вид, что все отлично и ничего подозрительного я не замечаю. Подумаешь, кусты шуршат, эка невидаль. И осторожненько обходя Гарту двинулась в сторону крыльца. Дразнить бешеных собак резкими движениями бывает опасно для жизни, – а тебе что за дело?
За спиной послышались шаги.
– Ну гуляй, гуляй, ночь ведьмам на руку, – Гарта оскалилась в ответ не хуже меня. Она подняла свечу повыше, видимо, чтобы лучше меня видеть. И сделала шаг в сторону освободив мне прямую к дому.
– Тебе нужно что? Или ты просто поговорить пришла? – я резко метнувшись взлетела на крыльцо и проскочив в дверь задвинула засов. Уф, успела.
В дверь тут же заколотили.
– Открывай ведьма!
– Выходи!
– Зачем поле старосты испортила? Выходи отвечать!
О, оказывается не только Гарта меня у крылечка дожидалась. Судя по угрозам, что мне орут из-за двери, половина деревни собралась ведьму жечь. И все по трусливому, по –разбойничьи, из кустов. Опасались, видимо, что ведьма, то есть я, возьму да всю деревню прокляну.
– Что, вы дяденьки. Ничего я не портила! – как можно жалобнее проорала я в сторону двери. Может удастся их отвлечь разговором хоть на пару минут.
В окно разбрызгивая горящую смолу влетел факел. Вокруг входной двери оранжевым контуром засветились щели. Из-под порога потянуло горелым. М-да, ничего не скажешь, целеустремленные люди.
Я открыла подпол и осторожно опустив туда дорожный мешок спрыгнула следом. Ведьма говорите? Ну, будет вам ведьма. Редиски неблагодарные. Заодно и Ихора вам припомню. И порох свой опробую в полевых, так сказать, условиях.
Я достала из мешка пару больших глиняных горшков. Высунулась из погреба и катнула их в противоположных направлениях. Один в одну сторону, другой в другую. Закашлялась, по полу начал стелился едкий смоляной дым. Занавески на окне, стол, на котором осталась сиротливо стоять пустая пайва, уже полыхали вовсю.
Спряталась обратно в погреб, потянула на себя крышку, закрыла. В полной темноте, волоча за собой мешок, на ощупь проползла в дальний угол, где в плетеном коробе хранились овощи. Дым начал потихоньку просачиваться через щели в полу. Глаза щипало. Я с трудом оттащила короб от стены, встала на четвереньки и заползла в проросший корнями лаз. Бррр, тут, наверное, насекомых всяких полно. Может и хорошо, что я их не вижу. Вот уж кого терпеть не могу так это всяких ползающих, летающих и стрекочущих.
Извернулась, чтобы затащить за собой свою ношу.
Надо поторапливаться. Ведьма задохнувшаяся в дыму мало чем отличается от ведьмы сгоревшей.
Вот еще одна прекрасная мысль в мою светлую голову. Чем лаз отличается от дымохода? Да ничем. А это значит, что дым столбом валящий из норы на берегу сдаст меня с головой. Ладно, засыпать ход все равно нечем, не взрывать же его, так и меня завалить землей может.
Путаясь в юбках спешно поползла по лазу, эх, не додумалась штаны надеть. А юбку пришлось задрать, чтоб не наступать на нее коленями. Корни неприятно цеплялись за волосы и задевали лицо и шею.
Примерно на половине пути я поняла, что ошиблась, лаз выполнял функции поддувала в печи. Воздух со свистом затягивался внутрь, кидая в глаза мелкую земляную пыль, и подкармливал занимающийся пожар.
Спустя пятнадцать минут, я вывалилась из норы рядом с нетерпеливо ожидающим эльфом. Он пришел в себя и сидел нервно теребя обшлага своего камзола.
– Привет, извини, что задержалась. – Выпалила на одном дыхании. Моя жизнерадостная улыбка просто таки сияла. Даже в темноте. Даже на лице покрытым ровным слоем землицы.
– Здравствуй, – эльф напряженно смотрел на меня, – я уже начал сомневаться, что ты вернешься. А что это там?
Он перевел взгляд на разгорающийся в ночи пожар и скачущие вокруг дома черные силуэты с вилами. Или с лопатами. Издалека и в темноте видно плохо.
– А…А это меня сжигают, –невозмутимо сообщила я, игнорируя очень удивленное выражение лица алорнца, пытаясь вытряхнуть из волос землю и корешки, – поползли?
И волоча за собой мешок, по– пластунски поползла к старым мосткам, под которыми должна была быть лодка Ихора. Что будет, если её там не окажется, мне предполагать пока не хотелось. Следом за мной сопел и тихонько отплевывался от берегового песка эльф.
Лодка оказалась там, где и говорил Ихор, маленькая, ладная, с привязанными веслами. Мы, стараясь не шуметь, вытянули её из воды, слегка отчистили от ила, вычерпали воду и держась поближе к берегу направили её по течению.
Чем дальше мы отплывали, тем ярче разгорался дом Анеи, тем более четко вырастало в моей душе ощущение, что теперь в этом мире у меня нет места куда я могла бы вернуться. Не дома, а места куда можно прийти переночевать, просто пристанища, хотя бы и временного.
Я украдкой вытерла ставшие мокрыми щеки. И посмотрела на пожар.
К фигуркам с шанцевыми инструментами в руках присоединились фигурки с копытами. То бишь всадников на лошадях.
– Эй, алорнец, – шепотом позвала я, – глянь, там не твои товарищи в гости нагрянули?
– Похоже они, – он близоруко сощурившись, внимательно вгляделся в удаляющийся холм.
В этот момент, над домом взвился высокий столб огня, до нас донесся грохот взрыва. Даже издалека было видно как горящие бревна раскатились в разные стороны. Ого. Полевые испытания моего изобретения можно считать успешно проведенными.
– Похоже, не повезло им, – так же шепотом сообщила эльфу свои наблюдения. Он в ответ подозрительно уставился на меня. А я что? Я ничего, – ведьмин дом был, не мой. Я там просто гостила, – пояснила этому подозрительному придире, – ведьмы, сам понимаешь, зелья всякие подозрительные варят.
Эльф задумчиво покачал головой, все так же, с прищуром, глядя на меня. Фингал на его лице, в темноте выглядел как черная пиратская повязка на один глаз. И добавлял его выражению весомую долю скептицизма.
Я, пошарив в мешке, достала мешочек с сухарями. Протянула эльфу.
– Сухарики будешь?
Он неторопливо поправил весла в уключинах, проверил руль, захватил полную горсть сухарей и начал громко хрустеть.
Я тихо хихикнула глядя как у него, при каждом движении челюсти, шевелятся острые кончики ушей.
Река неспешно уносила нашу лодку все дальше от Ивянок.
Глава 2. Дорога на Равенхальм
От равномерного покачивания лодки на волнах я начала клевать носом, но сон не шел. Еще бы, непросохшая одежда неприятно липла к телу, от воды тянуло холодом.
Казалось, что за лодкой с заросшего плотным кустарником темного берега кто-то наблюдает. Я пыталась вглядываться в темноту берега, но когда перед глазами все стало окончательно расплываться, бросила это занятие. Все равно с берега нас сейчас не достать, разве что луком и стрелами. При условии, что стрелок будет видеть в темноте так же, как днем. Про алорнцев я ничего такого не слышала.
Полусонный эльф сгорбившись сидя на корме, время от времени поправлял руль, чтобы лодка не наткнулась на берег. Веслами грести не приходилось, течение реки мягко несло нас в нужном направлении.
Я закрыла глаза и постаралась принять более удобное положение.
Утром, уже после того как рассвело, порядком измученные бессонной ночью и продрогшие, мы, наконец, доплыли до второго моста через реку.
Причалили к берегу, лодку я накрепко привязала к росшему на границе воды деревцу. Даже не знаю зачем. Сильно сомневаюсь, что она мне еще понадобится. Но, как говорил один известный сказочный персонаж: «Я не жадный, я домовитый!».
Не мне пригодится, так может кому-нибудь другому полезной будет.
Путаясь в растущих на мелководье осоке и камышах, выбрались на сушу. Рядом с рекой дул свежий утренний ветерок и я мелодично стучала зубами. Даже спать расхотелось, несмотря на беспокойную ночь.
Посовещавшись и решив, что нужно идти в рассветную сторону мы, как унылые зомби, двинулись по лесу вдоль линии тракта.
Солнце ярко светило. Птицы жизнерадостно пели свою утреннюю песню. Вокруг тонко звенели комары и носились надоедливые оводы. Мешок тяжестью оттягивал мне плечи. Промокшие кожаные ботинки местного производства, надетые на босу ногу, нещадно терли. Эльф пошатывался и что-то мелодично шипел на своем эльфийском. То-ли матерился, то-ли еще как-то подбадривал себя. Словом, жизнь была прекрасна.
Солнце уже вошло в зенит и время было приблизительно около полудня, когда эльф, в очередной раз пошатнувшись, пробормотал:
– Все, не могу больше. Привал, – он устало плюхнулся под ближайшее дерево и потер лицо ладонями.
У меня было огромное желание свалиться рядом, но вместо этого я протянула ему флягу с водой и предложила:
– Примерно через полкруга ходьбы будет ручей, давай дойдем туда. Разведем огонь, поедим. Основательно отдохнем.
– Откуда ты знаешь? – он отхлебнул воду, поморщился. Сунул флягу мне обратно в руки и капризно сообщил, – жестью воняет.
– Я тут была в начале этого лета. Не доходя до первой стоянки есть ручей, те кто там останавливаются берут воду из него. Она жестью не воняет, – не удержалась от шпильки я.
Выискался тут капризный – ушастый, без моей фляжки вообще пришлось бы воду из реки пить, а она не только жестью воняет, а еще и тиной, водорослями и прочей прелестью. Хотя, может вода из реки ему привычней, сроднился во вчерашнем плавании?
– Меня могут искать по стоянкам, – засомневался эльф.
– Нам все равно придется этот ручей переходить. Поднимемся повыше по течению, там меньше вероятность с кем – нибудь столкнуться.
– Хорошо, – вздохнул он и тяжело поднялся на ноги, – идем.
Ровно через полкруга времени, как я и предсказывала, мы вышли на небольшую поляну находящуюся поблизости от ручья.
Там и расположились, неспешно развели костер и сварили похлебку из вяленого мяса и крупы. Ложек у меня в запасе не оказалось, в спешке я про них забыла, так, что помешивала варево по – ведьмински, –очищенной от коры березовой палочкой. Хорошо, что похлебка получилась не слишком густая и её можно было пить. Так мы и поступили, я пила из кружки, а эльф швыркал её из котелка, жмуря глаза. Доев похлебку он с довольным выражением лица улегся прямо на траву, вытянул ноги, закинул руки за голову.
Я все еще пыталась одолеть свою порцию. И исподтишка любовалась его профилем и цветом глаз. При дневном свете они были синими, почти сапфировыми, и даже синяк со ссадинами ничего не портил.
В разных книжках, которые я читала, на эльфах и драконах все заживает максимум за сутки. А на этом синяк даже на краях не пожелтел. Только ссадины спеклись. Может, он неправильный эльф?
– Ты на самом деле ведьма? – вдруг спросил он повернувшись и глядя на меня почти в упор.
Я рассмеялась от неожиданности. Сижу думаю настоящий ли он эльф, а он в это время думает настоящая ли я ведьма.
– Ну сам видел, еду ветками размешиваю, – попыталась пошутить я, но осеклась наткнувшись на серьезный взгляд синих глаз и поспешила успокоить его подозрительность, – что ты, я просто травница. Точно не ведьма.
Недоверчиво вздернутая вверх бровь явно говорит о том, что мне не поверили.
– А жгли за что?
Что? Не укладывается в твою картину мира сжигание ведьмы просто так « ни за что»? А в мою просто сжигание людей не укладывается. Вернее оно, конечно, укладывается, в качестве неких древних фактов земной истории и кажется дикостью, и мракобесием. Такое вот несовпадение мышления.
– Поле деревенского старосты, говорят, испортила.
Я допила остатки супа, всем видом демонстрируя, что мне неприятен этот разговор. Вытерла насухо травой котелок и кружку, упаковала обратно в мешок. Перебрала собранную накануне траву. Разложила на плаще, в тени, чтобы она хоть немного подсохла. Очень не хотелось, чтоб мой труд пропал зря.
Подумав, отошла в кусты и переодела мокрые ботинки на кроссовки. Под длинным платьем все равно не видно, а идти будет на порядок легче. А ботинки потом надену, когда просохнут.
Недолго поспав, поторпившись со сборами, мы пошли дальше. Со стороны тракта иногда доносились еле слышные звуки. Угадывались скрип колес, ржание лошадей, разговоры людей. Один раз ветер донес нехитрую мелодию, кто-то играл на дудочке.
Эльф молча косился на мои ноги, когда я перелазила через препятствия возникающие на нашем пути, но вопросов по поводу странной обуви не задавал.
Попадавшие по пути стоянки обозов и других путешественников мы обходили как можно дальше, они выдавали себя дымом костра, разговорами людей, ржанием и фырканьем лошадей.
Я тоже лишних вопросов, невзирая на время от времени просыпавшееся любопытство, эльфу не задавала. Может и зря, но вникать в чужие проблемы не хотелось. У меня свои заботы, а с ним мое дело маленькое: проводить, деньги забрать и наконец-то заняться тем, чем и планировала.
Продираясь через очередной бурелом, я мысленно прикидывала, где тут могут находиться наиболее квалифицированные маги.
Ближе к вечеру снова сделали привал. Я возилась с огнивом, эльф ломал ветки для костра и ножом рубил рогатину для котелка.
– А ты его портила? – спросил он, втыкая рогатину в землю рядом с костром.
Я от неожиданного вопроса вдохнула дым и закашлялась. Представляю на что похоже мое личико присыпанное пеплом.
– Кого? – я с укоризной уставилась на алорнца, посмотри-де, что натворил своим любопытством.
Однако его это не проняло.
– Ну, поле это, – не унимался эльф.
– Да не трогала я это поле! Нафиг оно мне сдалось! – рявкнула на него, протирая слезящиеся от дыма глаза, – меня даже в деревне не было, я в Равенхальме с Анеей была, целый месяц! Я травница, людей лечу. Эльф…алорнцев вот, в лесу собираю как, блин, грибы!
Эльф ошарашено заморгал, как маленький ребенок, который чему –то очень сильно удивился, потом обиженно поджал губы и замолчал. Я, фыркнув, еле сдержала улыбку, настолько трогательно это выглядело. Ладно, признаю, я грубиянка, зато вопросов лишних не задают.
Напившись травяного отвара, который здесь заменял чай и съев остатки сухарей, снова пошагали дальше. Эльф все так же пошатывался, но шел молча, только сопел сосредоточенно.
Меня потихонькку начинала грызть совесть за неоправданную грубость. Ну и пусть молчит, подумаешь, обиделся. Нечего не в свое дело лезть. Как будто это я его вопросами донимала, кто он и почему его чуть не утопили, и как ему такому спеленатому удалось сбежать.
Уже в сумерках нашли подходящую для ночевки, окруженную с трех сторон колючими кустами, поляну. Разожгли небольшой костер из веток, молча приготовили еду и так же, в тишине, поужинали.
– Послушай, – примирительным тоном сказал он после того как все было съедено и я наслаждением отхлебывала горячий отвар из кружки, – я понял, что поле ты не трогала. И то, что ты не ведьма, я тоже понял. Но объясни мне, пожалуйста, что такое «нафиг»?