Иная судьба. Книга 3

«Ну же», – подбадривал мысленно герцог, «Ну, вы, трусы! Неужели никто больше не вступится, не защитит? Где же ваша хвалёная честь, выручка, где рыцарство, когда прекраснейшую и благороднейшую из соплеменниц вы сами отдаёте мне на заклание? Псы позорные… Знать бы только, для кого вы освобождаете её трон…»

Момент был кульминационный. Королеве – а сейчас герцог окончательно уверился, что перед ним сама Аквитель Восьмая – достаточно было только назвать себя. И тогда, как бы он ни жаждал, откровенно говоря, расквитаться с мерзавкой – отпустил бы сразу. Ибо особа монаршьего звания герцогскому суду неподсудна и отвечает лишь перед собственным кабинетом министров, да ещё, разве что, перед Европейским Трибуналом, специально созываемым. Одно слово Поднебесной, всего одно слово! И женщина была бы свободна.

Правда, окончательно потеряв лицо в глазах собственного народа. Потому что, оставаясь поротой, но неузнанной, она ещё имела какой-то шанс на замятие некрасивой истории… А главное – на сохранение короны.

Но в любом случае – тёмным эльфам было бы уже не до оспаривания прав на чужую территорию.

Слово, одно лишь слово!

Оно прозвучало. Но не то, которого ожидал Жильберт д'Эстре.

Почти белой от страха, трясущейся крупной дрожью, но так и не разомкнувшей уст, ей уже привязывали руки к скобам на столбе, когда со стороны эльфийской делегации раздалось твёрдое:

– Стойте!

Вопросительно приподняв бровь, его светлость сделал знак солдатам – обождать. Дроу заозирались с неописуемым выражением на лицах: кто это среди них такой дерзкий выискался? Поспешно расступились, словно отшатываясь от высокого, даже по меркам их роста, эльфа. Герцог тотчас узнал его. Это был тот самый, «просветлённый» братом Туком, что забрёл накануне в лагерь. Но от бывшего скандалиста в нём мало что оставалось. Исчезла надменность во взоре, присущая многим его землякам, черты лица стали твёрже: это был уже не полуюноша-полумужчина неопределённого возраста – а герцога, откровенно говоря, всегда бесило эта неестественная моложавость, которой многие зрелые и пожилые дроу прикрывали почтенные года. Тот, кто сейчас подал голос, отщепившись от струсившего большинства, стал вдруг разительно походить на человека – ибо эльфам не свойственна печать скорби на лице, они всё больше хорохорятся и делаю вид, что всё у них прекрасно. А у этого в глазах плескалась боль

– Ваша светлость и вы, рии, – он сдержанно поклонился. – Будет ли мне дозволено высказаться? – Дождался кивка герцога. – Ваша светлость! Не смея оспаривать справедливый приговор, я хочу воспользоваться правом, существующим в наших, островных законах. Раз уж вы с самого начала сказали, что хотите согласовать своё решение с нашей стороной – позвольте мне дополнить молчаливое одобрение своих соплеменников небольшой поправкой.

Его светлость насторожился. Но ответил традиционной фразой:

– Если ваше предложение не воспрепятствует исполнению приговора, оно будет принято. Говорите, рий, мы слушаем вас внимательно.

– Ваша светлость, согласно законом Поднебесных Островов, если найдётся доброволец, желающий разделить наказание приговорённому или полностью взять его на себя, его просьба подлежит удовлетворению. Я хочу занять место этой женщины и принять полагающиеся ей плети.

Воцарилась тишина. Только слышно было, как точат дятлы в лесу да шумят кроны. С минуту герцог молчал, испытующе разглядывая просителя. У того же ни один мускул не дрогнул на лице.

– Разделить – или полностью? – только и уточнил Жильберт д’Эстре. Этого тоже требовали формальности.

– Полностью.

Шумно вздохнул брат Тук. Зашептались отмершие от временного ступора эльфы. Среди солдатни прокатился говорок… с уважительной такой интонацией…

«Не перевелись ещё…» – с каким-то облегчением подумал герцог. И сделал знак солдатам: отвязывайте, мол, чего уж там. Пожилой капрал только крякнул, глядя, как рослый сильный мужчина-эльф твёрдым шагом сходит с помоста перед павильоном прямиком к позорному столбу, на ходу стаскивая перевязь шпаги, камзол, снимая через голову рубаху… Он просто обхватил столб руками, ясно давая понять, что привязывать его не стоит. Бывалый капрал покачал головой – и солдаты с ненужными верёвками в руках отступили прочь. Остался один, здоровяк, с семихвостой плетью в руке, вымоченной за ночь в особом растворе для большей гибкости.

По лицу лже-фрейлины текли слёзы.

Когда в обнажённую спину фаворита со свистом впивались полосы кожи с закрученными шишками на концах, она сжималась, словно собственным хребтом испытывая боль. Когда его, в кровь искусавшего губы, но не издавшего во время экзекуции ни слова, сняли со столба и уложили на траву – рухнула рядом и дрожащими руками пыталась отодрать клок от юбки, чтобы хоть как-то оттереть, промокнуть… Рядом поставили бадью с тёплой водой, сунули женщине чистую холстину, тут же засуетился полковой медикус с банкой заживляющей мази… Она выхватила у него эту мазь с такой яростью, будто ей не давали приложить к груди собственное новорожденное дитя.

А вездесущий монах уже опустился на траву рядом с фаворитом, сложив руки для благодатной, дарящей облегчение и силы, молитвы, и отчего-то напомнив капитану Винсенту маленького доктора с его клятвой Хиппократусу. Поль Вайсман, наверное, тоже не стал бы в такой момент разбираться, дроу перед ним или человек, просто помчался бы на помощь.

За всё это время герцог не сказал ни слова. Наконец, разжал губы.

– Свободны оба.

Повернулся к Винсенту.

– Довезти до лагеря. Сдать с рук на руки лично фрейлинам и местному эскулапу, пусть долечит своей магией. Винс, ты проводи и… проследи.

…проследи, чтобы её не узнали, пока не окажется подальше от досужих глаз, понял капитан недосказанное.

Репутация, как и дальнейшая судьба Аквители Восьмой были герцогу глубоко безразличны. А вот поступок её защитника покорил сердце. Да, Жиль до сих пор не простил этой женщине мгновения пережитого ужаса, когда в какой-то миг он и в самом деле поверил, что душит Марту, свою нежную Марту! Но из уважения к жертвенному порыву фаворита и его мужеству, из уважения к советам отца – «не все дроу безнадёжны, сын мой, помни об этом!» – из уважения к другу-эльфу, оставшемуся в Гайярде он оставил этих двоих в покое и предоставил собственной судьбе.

…А вот судьбу собственной страны нужно было, в очередной раз, решать незамедлительно. И именно ему. Сейчас, пока противник деморализован.

– Итак, господа. – Он повернулся к эльфам, до сих пор пребывающим в трансе от пережитого зрелища. Заговорщики хреновы, крови боитесь, куда ж вы лезете-то, дилетанты! – Я же обещал, что сия процедура надолго не затянется. Прошу сюда! – Гостеприимно махнул в сторону павильона, который сегодня, украшенный дополнительно боевыми знамёнами Галлии, просто-таки подавлял роскошью и великолепием. – А мы с вами продолжим… Нет!

Уже собираясь зайти, круто развернулся на пятках к шарахнувшимся от него дроу. Глянул свирепо. Сказал, как отрезал:

– Не продолжим, господа эльфы. Сегодня мы закончим наше небольшое дело. Пора, наконец, поставить точку.

…Стражники в просветах между пологами зорко следили, чтобы никому из гостей не захотелось внезапно на свежий воздух, и чтобы, упаси боже, никто не вздумал шарить по карманам или на шее в поисках очередного непонятного амулета. Мало ли… Бдительность порой предотвращает бо-ольшие неприятности. К трём часам пополудни договор о взаимном сотрудничестве, ненападении и предоставлении военной помощи одной из сторон в случае крайней необходимости был согласован, переписан начисто в двух экземплярах, подписан обеими высокими договаривающимися сторонами и сочтён принимаемым к исполнению немедленно – и на ближайшие двести лет. Бургундия с её лозами, отягощёнными золотистыми гроздями, жёлтыми горчичными полями, Шаролесскими бычками, Бресскими пулярками и цесарками, реками, озерцами, городами – по-прежнему оставалась частью прекрасной Галлии, её добрым и славным желудком, умеющим и поработать, и побаловать и себя, и соседей.

Отдельным пунктом в договоре значилось обоюдное обязательство по совместным действиям против диких орков, независимо от того, на чьей территории они появятся. Никаких сговоров за спиной другой договаривающейся стороны о сотрудничестве с данной расой – по крайней мере, пока та находится на нынешнем диком уровне развития. Никаких поддержаний действий, предоставлений прав вступать на территорию Галлии либо Островов, даже с целью транзита.

…Жаль, что нельзя было сразу ринуться в обратный путь. Надо было непременно нанести визиты в оба города, что создали такие прекрасные условия для переговоров, равно поблагодарить и маркграфов, и их подданных, закрепить собственной подписью и печатью копии мирного договора, которые впоследствии разошлют по всем городам – а до того их ещё переписать! Ещё три-четыре дня – и домой.

А пока сворачивают лагерь, но ещё не разобрали его шатёр – послать весточку Марте, непременно, и архиепископу – с благодарностью за помощь. Винсент побудет ещё при нём, а письма он передаст с братьями-бенедиктцами.

И непременно сообщить обо всём Максу. В подробностях.

Эх… надо было взять его сюда. Уж нашёл бы себе временную замену из своих помощников-писарчуков, в конце концов, не каждый день конфликты с эльфами разгребаются. А тут у него такая возможность… Герцог поморщился. До сих пор не мог определиться: хорошо или плохо, что Фуке здесь не было?

Впрочем, пусть его друг решает сам, ввязываться ему в драку со своими или же нет. На первое и единственное предложение – не приказ! – поехать с ним на переговоры Максимилиан отказался категорически. Не желает он ничего слышать о родине, что однажды его предала. Это можно понять.

…Его светлость уселся за походный стол, потянул к себе перо. Усмехнулся, покрутив головой.

А ведь он ещё не успел оповестить Винсента, что в его полусотне скоро объявится законный многоженец! Ничего, другим наука. Не продлит Папа буллу – герцог всё равно велит признавать внебрачных детишек от бравых рейтар. Надо их, что ли, собирать в одной школе и обучать воинскому делу, по примеру архиепископа. И почему он раньше не подумал об учебном заведении для… будущих офицеров, допустим? Нечего подросткам нежного возраста шляться в пажах, пусть с малолетства постигают военное дело, науки и приучаются к дисциплине.

А что делать с девочками? К вашему сведению, ваша светлость, наряду с сыновьями рожают ещё и дочерей.

Э-э…

Пусть над этим подумает Марта. У его любимой жёнушки удивительное чутьё. Решения, кажущиеся на первый взгляд наивными и смешными, на деле получаются верными, лучше и не предложишь. А если ей что-то не будет удаваться – что ж, они подумают над этим вместе. Ради этого, право же, стоило остановить войну.

Глава 4

Красавица Аннет, которой к лицу было даже будничное платье госпожи комендантши, так и оставшееся на ней после известных событий на улице Оружейников, вяло, больше машинально, огрызалась на скабрезные шуточки и недвусмысленные предложения, то и дело сыплющиеся от разнокалиберных посетителей таверны. А то! Самая пора, вечерняя, разгульная, чтобы честным и получестным труженикам развеяться, скоротать час-другой, а то и ночку, в приятной компании, а тут – дамочка, чистенькая, смазливая, одинокая… Да к тому же, за кружкой эля, не рома – значит, надираться не хочет, так, до лёгкой приятности себя довести, значит – на работе… Как не предложить скоротать? Ах, не хочет?

И почему-то только после беззлобного посыла в места, неинтересные для честных и получестных тружеников, обращали внимание, что свой ростбиф с кровью дамочка режет деликатно, по-господски, да не ножиком, которые в «Смачном Петухе» все тупые и с закруглёнными концами – во избежание лишнего вреда посетителям при поножовщинах. Не-ет, паршивый кусок мяса пластался острым небольшим кинжалом с подозрительным камушком в рукоятке, по виду – цены неимоверной. Чёрт его знает, что за камушек, но… охота познакомиться с барышней отпадала. По неписаному закону местных трущоб, ежели деваха ест с мужского ножа – она занята тем самым типом, что ей тот нож подарил, а потому ты её не трожь! А камушек драгоценный в рукоятку имел право втиснуть далеко не каждый, лишь тот, кто в свите или в охране Самого. Не трожь трижды, если не хочешь сгнить на городской стене, зацепленный острым крюком под ребро.

Так-то.

Она потягивала горьковатое пиво, даже очень неплохое для заведения такого пошиба, поигрывала ручкой одолженного у Сабрины ножа, маялась головной болью и решала для себя мучительную дилемму: помогла она герцогине Марте или, напротив, подложила свинью? Боже ж ты мой, куда она опять влипла? Ну почему нельзя было просто удрать из ведьминского дома, как-нибудь найти эти Врата и…

Впрочем, глупости всё это. Про Врата ей уже рассказали. Клейма на Аннет не проставлено, чужачку они не выпустят. Оттого и стражников там нет, без надобности: Врата заговорены. А найдётся способ их пройти, если повезёт разжиться амулетом или разрешением на выход от Самого – сразу за Вратами канал с морской водой, где живут древние гидры. Ступишь на мост – он заверещит, перебудит гидр, эти сволочи выскочат и начнут плеваться огнём. Никто не пройдёт. Тела у них так и остаются в воде, неуязвимы, наружу высовываются лишь головы на длинных шеях. Срубишь одну – за пять минут вырастают две. Воины и колдуны и те не справились, что уж говорить о человеке… Много там скелетов валяется, на мосту, в назидание другим, наивным, что решатся покинуть славный город Некрополис.

Ещё прошлой ночью, в тихой уютной комнатке Дюмонов, подобия которой у неё никогда не будет, ей всего-то и хотелось сбежать, скрыться с глаз долой. От Анри, вновь решившего её судьбу, от этого проклятого дамоклова меча обречённости, от беспамятства – хоть и благого, как все вокруг твердили. Больше всего она боялась, что Генрих, у которого слово с делом не расходится, вызовет менталиста в дом на Оружейной улице прямо сейчас. Если уже не вызвал. И что уже приказал бравым рейтарам, что стояли в оцеплении вокруг дома, ни в коем случае не выпускать крошку Ани, если ей вздумается упорхнуть в ночную темень. Проверять верность своих предположений не хотелось. Зеркальце-амулет жгло карман. Вот она и решилась на побег.

Спасибо его преосвященству. Как же славно, по-доброму он с ней поговорил, будто благословил… А главное – сказал, что они с Анри ещё встретятся. Хоть и не сразу, лет через несколько.

И ещё сказал: надейся. Три добродетели христианских помянул: веру, любовь и надежду эту самую. Такие люди, как Бенедикт Эстрейский, словами не бросаются.

А потому – шагнула она в открытую зеркальцем портальную арку со спокойной душой, без страха и сомнений. Оставляя за спиной колебания, тягомотину рутинной жизни, жажду приключений, тоску и разочарование, и унося лишь три добродетели, что не в тягость, а, в общем-то, в облегчение.

…Открытие портала сопровождалось настолько яркой вспышкой, что ей пришлось шагнуть в проём вслепую, торопливо, боясь, что проход недолговечен. Полуослепшая, она перенесла через угадываемый каким-то чутьём порог вторую ногу и прошла несколько шагов. Но едва пятна в глазах поубавились и на смену им начали прорисовываться контуры чего-то массивного – за спиной полыхнуло вторично. Пришлось зажмуриться.

– Вот черти зелёные! – в сердцах воскликнул девчачий голос где-то за спиной и… снизу? Аннет, приоткрыв глаза, так и завертелась на месте, пытаясь сориентироваться. – Да что ж вас так и норовит не по-людски сюда заявиться! Дамочка! Тебе говорю! Cтой, чудная, не крутись, а то загремишь с лестницы, костей потом не соберёшь!

Аннет замерла, и, наконец, сообразив, что к чему, прикрыла глаза ладонью, чтобы побыстрее привыкли к темноте. Всё ясно. В Эстре сейчас ночь, тут тоже, а ослепило её знатно, не хуже, чем если перед глазами порох для шутихи случайно бабахнет…

– Явилась на мою голову, – проворчал тот же голос. – А ну, покажь, что у тебя там? С чем ты сюда перенеслась?

Аннет выразительно повертела в руке портальное зеркальце, ставшее вдруг на ощупь ледяным. Заодно проморгалась. Впереди была пустота….Ах, нет, просто почти у ног пол обрывался, и виднелись первые ступени вниз. Она обернулась . За спиной обнаружились массивные стеллажи, заставленные книгами в потрёпанных переплётах, дверной проём, ещё один стеллаж. Потолок с мощными балками угадывался, хоть и в темноте, но рядом, низко. Судя по всему, её занесло в мансарду или антресоль, вроде тех, что во флигелях для прислуги в Гайярде… Узкая лестница с вытертыми посредине ступенями начиналась буквально в полушаге, а у самого её основания, воинственно уперев руки в боки, какая-то белобрысая малявка зыркала на непрошенную гостью.

– У-у, взялась тут на мою голову, да ещё с этой цацкой… Ты, что ли, и есть та самая сучка Диана?

– А ты, что ли, и есть старая карга-отравительница? – тотчас нашлась Аннет, сообразив, за кого её приняли.

– Я не карга! – возмутилось юное создание. – И бабка моя сроду каргой не была, а уж отравительницей и подавно! Сами упьются микстурой, меры не зная, а потом всё на честную ведьму сваливают. Извинись сейчас же!

– Ну и ты извинись. – Бывшая трактирщица не намеревалась давать спуску какому-то там недоразумению. – Никакая я тебе не Диана, и уж тем более не сучка.

Белобрысое создание неожиданно хмыкнуло.

– Что не Диана – теперь вижу. Таких, как она, тут немало к бабке хаживало, брезгливых, аж тошнит. Всё носы платочком затыкали, делали вид, что вонь тут у нас несусветная…

Аннет невольно принюхалась. В воздухе сладко-горчаще пахло травами: их пучками были щедро завешены продольные перегородки в шкафах, стенные просветы, дверной косяк; даже с потолка что-то свешивалось. Тянуло ветхостью – запахом, свойственным домам-долгожителям; да ещё тем самым специфичным душком старости, который долго не выветривается, когда одряхлевший владелец умирает, но вещи, скарб всё ещё тут, доживают за хозяина. Но какой-то особой вони, возможно, присущей зельеварению и ядотворению, не ощущалось. Хоть тресни.

Аннет пожала плечами.

– Вот я и говорю, – совсем уже нормально продолжила девчушка, поправляя громадные круглые очки, то и дело сваливающиеся с хорошенького носика. – Не сучка. Прости уж, чего уж там. Обозналась. К бабке редко кто из нормальных людей заходил. Да ты давай, спускайся, что ли, нам, как ни крути, говорить-разговаривать теперь нужно.

– И ты… извини, – медленно сказала Аннет.

Начинать знакомство со скандала не хотелось, но и безнаказанно, да ещё незаслуженно быть оскорблённой тоже. Однако хорошо, что всё обернулось недоразумением. Выяснили – и ладно, давайте дальше жить дружно.

Тем более, на ночь глядя. Где-то ей надо перекантоваться, в незнакомом-то месте, а уж с утра думать, в какую сторону идти к новой жизни.

– Тебя как зовут-то, не-ведьма?

Девчонка фыркнула. При ближайшем рассмотрении оказалась она щуплой девицей лет четырнадцати, с серыми глазищами, и без того громадными, а тут ещё и увеличенными очками, в ветхой драной одежонке вроде балахона… Аннет вдруг вспомнился приснопамятный недоучка Лир в его засаленной мантии. Впрочем, возможно, девчонке просто-напросто надеть больше нечего. Беглого взгляда на единственную комнату, служащую одновременно и кухней, и прихожей, и вроде как гостиной, хватало, чтобы понять: в этом домишке царит бедность. Она проглядывала во всём: и в линялых домотканых ковриках, вытертых кое-где до нитей основы, и в древнем, с виду столетнем, столе и трёх стульях, щелястых, еле-еле держащихся на ножках, и в выщербленных оловянных тарелках на единственной кухонной полке, и в перекосившихся ободках светильника под самым потолком… Впрочем, три единственных свечи в нём горели относительно ярко, а сама комната была чистейшей, словно ежедневно отдраивались половицы, оттирались пыль и очаговая копоть и менялись, как в лучших трактирах, полотенца рядом с рукомойником, пусть и посеревшие от времени.

– Сабрина я, – стараясь выглядеть солидно, отозвалась юница. – Ведьма, как есть, но не карга. Вот. Я тут теперь вместо бабки. Давай, проходи, садись. А ты сама-то кто есть?

Аннет осторожно опустилась на стул, на удивление крепкий, даже не покачнувшийся. И вдруг почувствовала, насколько устала. Груз двух бессонных ночей и хлопот над больными, и близость Анри, и смерть Дианы, и стремление начать жизнь сызнова – всё вдруг опустилось на плечи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.