Дружба по расчету. Культура и искусство в советско-финских отношениях, 1944–1960

В СССР все организации передавали свои документы в архивы в большом объеме; переданные в архивы материалы послевоенного периода часто наиболее многочисленны, хотя из‐за большого количества подчас не структурированы. На практике исследователю приходится просматривать огромные объемы документов, чтобы найти искомое. В настоящем исследовании я воспользовался в первую очередь собраниями РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства) и ГА РФ (Государственный архив Российской Федерации). В случае с РГАЛИ меня интересовал в первую очередь архив Министерства культуры СССР, далее следовали архивы Комитета по делам искусств, Большого театра и других организаций. В ГА РФ я начал работу с изучения коллекции документов ВОКС, оставив на потом материалы других контактировавших с иностранными государствами организаций, например Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию, Советского комитета защиты мира и ряда других.

Используя архивные материалы СССР, необходимо помнить, что страна на практике являла собой диктатуру коммунистической партии, при которой идеология и устремления этой партии оказывали значительное влияние на работу и направление деятельности всех организаций и конкретных лиц. В настоящем исследовании я, например, использовал переписку между отдельными советскими артистами и финскими коллегами. В данном случае речь не идет об обстоятельствах частной жизни. Так, письма скрипача Давида Ойстраха (1908–1974) или композитора Дмитрия Кабалевского (1904–1987), адресованные частным лицам в Финляндии, обнаруживаются в архивах учреждений различных административных областей. Финны не всегда отдавали себе в этом отчет, но советские граждане, конечно, помнили о своем положении и умели составлять письма так, чтобы в них не содержалось отступлений от магистральной идеологической линии. В большинстве случаев переписку от лица артистов вели сотрудники и специалисты, представлявшие разные области управления. Наряду с корреспонденцией важным жанром среди собранных материалов являются различные докладные записки, которые советская администрация производила в большом количестве. Например, существуют меморандумы переговоров советской стороны с финнами, в которых запротоколированы телефонные и очные разговоры. Записки составлялись также и советскими гражданами, работавшими с финскими артистами в качестве гидов и устных переводчиков. Записки и планы были для советской администрации главным способом планирования своей деятельности и способом руководства. Исследователю они могут рассказать об ограничениях в условиях работы организации, а также иногда о деятельности и взглядах отдельных деятелей искусства и артистических групп.

Поездки советских артистов за границу никогда не были простым вопросом. Вплоть до середины 1980‐х годов для получения разрешения на выезд требовалась резолюция органов государственной безопасности. Хотя архивы КГБ и других служб безопасности не являются открытыми, в партийных архивах и в архиве Министерства культуры обнаруживаются созданные этими организациями документы и заключения, содержащие комментарии по поводу зарубежных поездок артистов. В личных характеристиках, в частности, сообщалось, являлся ли конкретный человек членом партии, была ли его деятельность безукоризненной с точки зрения идеологии и каким творческим потенциалом он обладал. Если в биографии соискателя не обнаруживалось ничего подозрительного, ему могли позволить выехать за границу. Получение разрешения на выезд было крайне непростым процессом, что часто приводило к изменениям и отменам в последний момент. О причинах отмены или переноса визита финским коллегам обычно не сообщали.

Помимо фондов в ГА РФ и РГАЛИ я изучил материалы, собранные ранее в архивах КПСС и хранящиеся в РГАНИ (Российский государственный архив новейшей истории) и в РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории). Существуют два партийных архива: первый документирует время после смерти Сталина, второй – период, предшествовавший смерти Сталина. Значение партийных архивов с точки зрения отношений в сфере культуры во второй указанный период невелико. Влияние подведомственных партии органов снова усилилось в конце 1950‐х годов, когда ВОКС упразднили и вместо него учредили ГККС – Государственный комитет по культурным связям (ср. КГБ, который также работал как государственный комитет)18. Изменение, однако, еще не было столь заметно в охваченный настоящим исследованием промежуток времени.

Отдельно необходимо отметить также фотоархив ОФСС, который находится не в Национальном архиве Финляндии, а в Народном архиве. Хотя данная книга содержит лишь немногочисленные ссылки на фотоархив, значение фотоматериалов временами представляется весьма немаловажным. Фотоархив ОФСС располагает впечатляющим объемом материалов и структурирован как тематически, так и хронологически. О большинстве визитов артистов сохранились фотоматериалы, с помощью которых возможно не только определить географию выступлений, но, например, получить информацию о выступлениях на заводах и рабочих местах в рамках так называемых региональных гастролей. Некоторые фотографии смогли запечатлеть также общение артистов и публики.

Из финских архивов, помимо архива ОФСС, я использовал прежде всего архивы организаций, участвовавших в культурном обмене с СССР. К сожалению, архивы многих небольших организаций, таких как концертное агентство «Fazer» («Фацер»), со временем были утрачены. С другой стороны, например, Национальная опера Финляндии и Музыкальная комиссия города Хельсинки (организация, занимавшаяся администрированием Городского оркестра Хельсинки) смогли сохранить обширные архивы. Они позволяют рассматривать осуществлявшийся с Советским Союзом культурный обмен с точки зрения указанных организаций, которая часто очень отличается от точки зрения ОФСС или советских представителей. Этот материал также помогает увидеть их совместную с СССР деятельность в целом.

Наряду с архивными материалами важное место в настоящем исследовании занимают интервью. Первые из них я взял еще в 2010 году. Некоторые из интервьюируемых мною людей в то время уже скончались. А с кем-то я просто не успел побеседовать. Взятые интервью проявили вещи, которые невозможно обнаружить в архивах или периодических изданиях. Я разговаривал как с финскими артистами, контактировавшими с советскими коллегами, так и с работавшими в разных организациях лицами, владевшими прямой информацией о культурных обменах с Советским Союзом и их осуществлении на практике. Интервью, взятые у артистов, открыли совершенно другой мир контактов в области искусства, нежели тот, который предлагают архивные материалы. Мне стали известны такие факты деятельности советских артистов, которые невозможно обнаружить в официальных документах. Взятые у финских артистов интервью помогли также понять значимость советских артистов и финляндско-советских культурных связей в финском контексте. В случае с отдельными организациями, такими как, например, концертное агентство «Fazer», интервью помогли восполнить пробелы, возникшие из‐за отсутствия необходимого архивного материала. Благодаря интервью, взятым у бывших сотрудников, удалось получить сведения и о гастрольной практике.

Большой массив источников образуют также статьи из периодических изданий. В архивных материалах я обнаружил лакуны, в особенности в части первых лет работы ОФСС и других финских агентов. Хотя советские архивы и располагают хорошими собраниями за этот период времени, отслеживание графиков и мест выступлений советских артистов иногда представляется возможным лишь по рецензиям на концерты, опубликованным в периодических изданиях. К тому же материалы периодических изданий помогают установить степень освещенности визитов в прессе, а также значение, придававшееся гастролям различными организациями. Особенно заметно политическое разделение периодики первых послевоенных лет. Близкие к коммунистам и ДСНФ газеты писали о визитах советских делегаций намного активнее, чем придерживавшаяся правых политических взглядов пресса. Правые газеты писали о визитах гораздо реже и с меньшим акцентом на политику. Кроме того, советских культурных деятелей в правой прессе называют «русскими» и пишут именно о русской культуре. Со временем, в особенности на рубеже 1940–1950‐х годов, влияние идеологических и политических взглядов на содержание статей об искусстве – и на сам процесс написания этих статей – явно уменьшилось. В визитах артистов не видели – или не хотели видеть – политического аспекта.

При написании данной книги я использовал те статьи из периодических изданий, которые хранятся в обширном собрании Общества «Финляндия – Советский Союз». В архиве ОФСС я обнаружил множество газетных вырезок, по большей части 1940‐х годов, откуда удалось узнать про гастроли, о которых не сохранилось иных сведений.

Помимо финляндских финноязычных и шведоязычных газет, я изучил также крупнейшие советские газеты «Правда» и «Известия», а также «Литературную газету», чтобы проследить историю посещений СССР финскими артистами. Кроме того, я проанализировал советскую прессу на предмет того, когда и как финляндско-советский культурный обмен освещался в СССР. При изучении советских газет мною были использованы полные цифровые версии изданий.

Я пользовался также материалами профессиональных журналов из разных областей. Особенно многочисленными оказались музыкальные журналы, некоторые из которых существовали совсем непродолжительное время. В список источников я поместил только те журналы, на которые я ссылаюсь в настоящем исследовании. Мною были изучены и многочисленные профессиональные журналы, в которых финляндско-советское сотрудничество практически совсем не освещалось. С некоторым удивлением я обнаружил, что в музыкальной прессе рабочего движения Финляндии об СССР писали очень мало.

Последнюю, наиболее крупную группу источников составляют воспоминания. Большинство деятелей культуры, активных в 1940–1950‐х годах, к моменту начала моей работы уже скончались. Однако многие из них успели оставить после себя мемуары, в которых упоминают – или не упоминают – финляндско-советское сотрудничество. В большинстве случаев поездки в СССР воспринимались артистами как специфический опыт, при этом советское искусство считалось первоклассным, а система поддержки – весьма щедрой. Проблема мемуаров заключается в том, что они часто были написаны спустя десятилетия после описываемых событий. Во многих случаях мне пришлось подтверждать правдивость упомянутых событий с помощью других источников, так как в воспоминаниях иногда даже год не упоминается. То же самое приходилось делать, работая и с интервью, которые отсылают к событиям без привязки к конкретной дате.

С методологической точки зрения важно учитывать описанные выше возможности и ограничения различных источников. В своем исследовании я указываю на проблемные места в определенных источниках, часто в формате постраничных сносок. В качестве основы для сбора и использования материалов интервью мне послужили в первую очередь антологии «Muistitietotutkimus: metodologisia kysymyksiä» («Исследование памяти: методологические вопросы»; 2006) и «Ääniä arkistosta – haastattelut ja tulkinta» («Голоса из архива – интервью и интерпретация»; 2008)19. Служащие основой моих интерпретаций источники легко отследить по ссылкам. В случае с архивами наряду с техническим библиографическим описанием архивного материала я также указываю вид документа (докладная записка, письмо, отчет), выступающее информантом лицо и максимально точное время возникновения источника. Тем самым я предлагаю читателю инструменты для оценки достоверности моих выводов.

В целом изложение в книге не придерживается строго хронологического порядка, но объединяет в себе хронологический и тематический подходы. Отправной точкой служит рубеж 1944–1945 годов, когда в Финляндию устремился целый поток советских артистов. В первых главах я описываю изменения, произошедшие на рубеже 1940–1950‐х годов, и рассматриваю мотивы СССР и суть культурных обменов. В главе «Творческие сферы начинают сотрудничество» уделяется внимание непропорциональному распределению культурных обменов и популярности исполнительских искусств. В четвертой главе фокус исследования смещается на открытие СССР для финских артистов и на то, как финны воспринимали финляндско-советскую обменную деятельность. Пятая глава посвящена масштабному и прорывному сотрудничеству Национальной оперы Финляндии с советскими оперными театрами в 1950‐х годах. В последней главе речь пойдет об особом положении Эстонии в финляндско-советском культурном обмене. В заключении я резюмирую сделанные мною наблюдения и кратко характеризую значительные изменения в культурной обменной деятельности, произошедшие в начале 1960‐х годов.

ПОВОРОТ В КУЛЬТУРНЫХ ОТНОШЕНИЯХ

После выхода Финляндии из Второй мировой войны в начале сентября 1944 года руководство Финляндии решило искоренить недоверие к СССР времен Первой республики. В течение всего периода независимости Финляндии СССР воспринимался финнами как враг20. В годы Второй мировой войны этот образ усилился благодаря антисоветской военной пропаганде, а также личному опыту людей на фронте, под бомбежками и на войне вообще21. До окончания войны деятельность коммунистов в Финляндии была запрещена. А Советский Союз, управляемый коммунистической партией, в целом воспринимался финнами как чуждое, враждебное государство, о котором мало что известно. И это несмотря на то, что ультраправые попытки государственного переворота в Финляндии были пресечены. Когда стало понятно, что Финляндия проиграет войну, а Германия будет разгромлена, в политическом руководстве Финляндии появилось понимание, что единственным способом сохранения будущего Финляндии как независимого государства является создание дружественных отношений с СССР и заверение СССР в миролюбивой позиции Финляндии. На практике антисоветская направленность к тому моменту стала уже настолько неотъемлемой частью финской идентичности, что изменения должны были быть кардинальными. И для начала необходимо было избавиться от открытой ненависти к «рюсся». Вместе с СССР Финляндия начала развивать программы дружбы и культурного обмена, считавшиеся ключевым фактором создания новых, доверительных и дружественных отношений22. Часть политиков участвовала в данной деятельности против своей воли, но присутствие Союзной контрольной комиссии сдерживало открытую критику.

Важным шагом в развенчивании образа врага стало упразднение организаций, поддерживавших этот образ. Проблема заключалась в том, что Советский Союз, финские коммунисты и другие финны имели свои собственные интерпретации того, что представляют собой эти организации. Быстрее всего случаем воспользовалась КПФ и объявила антисоветскими организации, которые считала враждебными себе. Из публичного доступа были также изъяты все антисоветские материалы, а касавшаяся СССР новостная повестка регулировалась во имя национального интереса23, которого коснулось одно важное изменение. Раньше национальный интерес был направлен как раз против СССР, теперь же интересы Финляндии и Советского Союза объединялись, по крайней мере в выступлениях ведущих политиков24. Часто новую доктрину так и называли – «новая восточная политика». Говоря о первом, назначенном им 17 ноября 1944 года правительстве, Паасикиви отметил, что ему [правительству] «…в первую очередь необходимо работать в наилучшем взаимопонимании с нашим соседом Советским Союзом…»25. Постепенно для восточных отношений выработалась своя, позаимствованная из советского идеологического дискурса риторика. Перенятие советского жаргона (речевой практики, характерной для официальных лиц в СССР) отталкивало обычных людей. Для тех, кто не был знаком с официальным советским языком, публичные выступления часто выглядели пустыми, ритуальными и не имевшими большого реального значения. Восточные отношения можно разделить на две части: на официальную политику, которая касалась обычных людей лишь косвенно, и на взаимодействие на уровне гражданского общества, в рамках которого происходило большинство культурных обменов.

После войны ситуация в СССР, однако, на позволяла вести такой же культурный обмен, как тот, например, что происходил между Финляндией и Швецией. Руководимый Сталиным СССР был закрытым обществом, которое не позволяло внешнему влиянию проникнуть через границы. За ослаблением строгого контроля над культурной жизнью во время войны последовало ужесточение в 1946–1948 годах, в рамках которого особенно сильно боролись с влиянием, считавшимся иностранным26. Деятельность СССР за границей представляла собой прежде всего распространение пропаганды, поддержку лояльных Советскому Союзу иностранных партий или происходившую на уровне межгосударственной дипломатии работу27. Для обычных людей Советский Союз представлял в первую очередь угрозу. Ситуация начала медленно меняться после окончания войны, в 1940‐х годах, постепенно наращивая обороты после смерти Сталина.

Развитие хороших отношений с Финляндией являлось для СССР важным направлением28. Спустя месяц после окончания боевых действий осенью 1944 года в финских кинотеатрах уже шли первые советские картины. Первую советскую фотовыставку открыли в выставочном центре «Taidehalli» в Хельсинки в 1944 году, а первые советские артисты и творческие группы прибыли в Финляндию на гастроли в январе 1945 года. Первопроходцем выступил хор Красной армии, который снискал международную славу на Всемирной выставке в Париже в 1937 году и теперь в первый раз выехал с гастролями за границу после войны29. В силу существовавших ограничений и атмосферы сталинского периода все же нельзя еще говорить о настоящем культурном обмене, так как на практике река текла в одном направлении – из СССР в Финляндию. На протяжении всего послевоенного времени Финляндия была первой на пути следования европейских гастрольных маршрутов советских творческих групп. В то время как Западная Европа только мечтала заманить к себе ведущих советских артистов, их выступления Финляндии прямо-таки навязывались. В послевоенные годы финны могли наслаждаться гастролями артистов самого высокого уровня, чьи выступления не ограничивались только столичными концертными залами, но проходили и в других частях страны. В 1950‐х годах количество визитов продолжало расти.

Хотя в Финляндии политическое руководство серьезно занималось сокращением антисоветских настроений, остальное общество следило за политикой пассивно. Уже в начале президентства Кекконена, т. е. в середине 1950‐х, политические отношения с Советским Союзом стали достаточно теплыми, но и пресса, и широкие массы населения продолжали относиться к СССР с подозрением30. Русофобия и антисоветские настроения были слишком глубоко укоренены. В особенности медленно менялись взгляды городского среднего класса и интеллигенции. В течение долгого времени положительный образ СССР был связан в сознании людей именно с коммунистами, что несколько замедляло изменение отношения к нему тех, кто не причислял себя к крайне левым. Поворотным моментом, пожалуй, можно считать середину 1960‐х годов, когда политику Кекконена поддерживали как Национальная коалиция Финляндии и Социал-демократическая партия, так и большинство народа Финляндии, включая студентов-радикалов31. Хотя студенчесво постепенно политизировалось, на уровне гражданского общества связи с СССР, наоборот, утратили свою политическую подоплеку, и отношение к СССР начало меняться. На рубеже 1970–1980‐х годов взгляд финнов на СССР уже значительно отличался от среднестатистического отношения в западных странах, в которых к СССР изначально относились сдержаннее. Однако и в 1950‐е годы в Финляндии находились учреждения культуры, сотрудничавшие со своими советскими коллегами. Также и среди культурных деятелей обеих стран было немало тех, кто контактировал друг с другом, несмотря на абсолютную разность политических и идеологических систем СССР и Финляндии.

Изменения на уровне гражданского общества происходили медленно, в том числе по вине самого Советского Союза. Более широкий культурный обмен с западными странами, и в частности с Финляндией, стал возможным только после смерти Сталина в 1953 году. До этого односторонний характер отношений препятствовал прямым контактам большинства финнов с СССР32. Однако смерть Сталина положила начало совсем другим отношениям. В середине 1950‐х годов культурный обмен действительно стал для нового советского руководства центральной областью внешней политики государства, вследствие чего лучшие советские музыканты начали постоянно гастролировать на западных концертных площадках33. Культурный обмен поначалу часто происходил в рамках договоров между государствами34, но вскоре принятие решений стало происходить на более низких уровнях, а политики занялись другими проблемами. Для СССР эта деятельность имела явную политическую подоплеку, и цель культурного обмена заключалась в первую очередь в том, чтобы демонстрировать непревзойденность советской системы и в целом позитивно влиять на представления граждан иностранных государств об СССР35. В обоих государствах люди воспринимали культурный обмен в первую очередь как обогащающее культуру явление и часто не замечали политической составляющей. Публику интересовало высококлассное искусство страны, которая долгое время оставалась закрытой.

В мировой науке исследования о фоновых причинах и влиянии культурного обмена существуют в некотором количестве, и эта тема определенно является объектом растущего интереса36. В Финляндии же нет собственно исследований, посвященных финляндско-советскому культурному обмену. Частично причина заключается в том, что в стране было множество участвовавших в обменной деятельности организаций – от Общества «Финляндия – Советский Союз» до Института Советского Союза при Министерстве образования и многочисленных местных агентов. В результате источники оказались разбросанными по многочисленным архивам. Отдельной организации, через призму которой можно рассматривать культурный обмен, не существовало, к тому же вплоть до начала 1960‐х годов роль государства оставалась очень слабой. Вместо государства центральным агентом с финской стороны было Общество «Финляндия – Советский Союз».

ОБЩЕСТВО «ФИНЛЯНДИЯ – СОВЕТСКИЙ СОЮЗ»

Деятельность ОФСС энергично началась осенью 1944 года. За несколько месяцев было открыто 364 отделения. Спустя год количество отделений возросло уже до 700. Одновременно количество членов увеличилось с 70 000 до целых 170 00037. Интерес к деятельности Общества и его целям был, похоже, значительным. Мотивом некоторых членов была игра на опережение (страх оккупации), но многими двигал личный интерес: они хотели больше услышать о стране, которая была закрытой, но которую, в особенности в крайне левых кругах, считали раем для пролетариев.

Предшественником ОФСС было основанное после Зимней войны (1939–1940) Общество мира и дружбы между Финляндией и Советским Союзом38, которое, однако, вследствие своей радикальной и очень просоветской деятельности быстро вступило в конфликт с государственной властью и остальной Финляндией. Поэтому после Советско-финской войны 1941–1944 годов СССР предупреждал финских коммунистов о том, что в деятельность нового общества не следует вмешиваться, чтобы его не постигла та же участь39. И если коммунисты и активисты предшественника ОФСС работали над созданием преемника Обществу 1940 года, то представители сферы экономики и буржуазная пацифистская оппозиция пытались создать организацию, опиравшуюся на более широкую основу, чем у левых40.

Создатели ОФСС преследовали конкретную цель: основать маленькое, управляемое экономической и политической элитой общество, с помощью которого можно перехватить инициативу у крайне левых и создать при этом разветвленную общественную организацию, необходимость которой левыми также признавалась. Конечный результат представлял собой нечто среднее. Влияние буржуазных кругов было особенно заметно при взгляде на оригинальный состав правления ОФСС, в который входили одновременно представители как будущего ДСНФ, так и буржуазной пацифистской оппозиции. У Паасикиви, очевидно, была главная роль в выборе не-левых членов Общества41. Во втором правительстве Паасикиви (17 ноября 1944 – 17 апреля 1945 года) из членов правительства семь входили в ОФСС, а в третьем правительстве Паасикиви, составленном по итогам первых послевоенных выборов, прошедших в марте 1945 года, целых шесть министров входили в центральное правление ОФСС: премьер-министр, министр иностранных дел, министр юстиции, министр обороны, министр образования и министр торговли и промышленности42.

Левые стремились увеличить ОФСС до масштабов максимально крупной общественной организации, охват которой был бы шире, чем сфера влияния ДСНФ. Однако в первые же годы работы Общества эта цель начала сильно противоречить политической доктрине ОФСС. Советский Союз хотел, чтобы ОФСС играло значительную роль в Финляндии, но, повышая своими действиями авторитет ОФСС, СССР одновременно укреплял в обществе позиции левых политиков. Например, предоставленная Сталиным двухлетняя отсрочка выплат репараций была анонсирована именно в связи с визитом ОФСС в Москву43. Еще активнее, чем СССР, репутацию Общества именно как левой организации подпитывали сами представители левых сил, работавшие в кругах ОФСС.