Точка невозврата

Ксения Еленец

Точка невозврата

Под каблуком хрустнул бутылочный осколок. Агата вжала голову в плечи и нырнула за угол. Прислушалась. Добыча продолжала вышагивать спокойной нетвёрдой походочкой.

Агата презрительно скривилась и выглянула вслед удаляющемуся мужчине.

Он был чужим. Чистеньким, с узорчато выбритыми висками, в приличном пальто. На затылке зазывно поблёскивала полоска импланта с разъёмами на целых три чипа. Заполненными. Именно чипы заставили Агату брести за чужаком от самого монорельса.

Ботинки – натёртые до блеска – дробно отстукивали по давно нечищенным улочкам. Вдоль дорог громоздились горы мусора. Кто-то из заскучавших умельцев опять подкрутил робота-уборщика – глупая машина с покалеченными мозгами теперь каталась по проезжей части, распугивая редкие автомобили, и бестолково задирала ковш. Над её макушкой уже вился дрон. Приметил, зафиксировал цель и ждал подкрепления – двуногого с инструментами. Скорее всего, ждать придётся долго. Ремонтники из Верхнего города в Нижний спускаются с большой неохотой и только по случаю серьезных поломок. Сдуревший уборщик к таким вряд ли относится.

Агата мыском ботинка смахнула предательские осколки к стене дома – в кучу другого мусора – и бросилась за удаляющейся спиной чужака.

Камеры сварливо заскрипели, оборачиваясь ей вслед, но в Нижнем камерами пугали только сопливых малолеток. Те кто постарше знали – пишут считанные единицы. И даже с рабочих камер заполучить видео Верхний город не сможет, пусть хоть в лепёшку всем миром расшибутся. Нижний давно и надёжно захватила Бабуля, а ссориться с матриархом подпольного мира не стал бы даже самый отчаянный полицейский. Под сухонькой дряблой рукой лежал весь квартал и парочка спорных территорий на стыке с Верхним.

Чужак свернул в узкий проход между двумя многоэтажками. Подбитый фонарь над подъездом замигал и окончательно потух. Из окон на первом этаже лился слабый малиновый свет. Агата прищурилась и усмехнулась. На подоконнике притулились ящики с чахлой зелёной рассадой. Совсем не таятся. Впрочем, к чему таиться в самом сердце Нижнего. Если Бабуля до сих пор не прикрыла зелёную лавочку, значит одобрила. И обложила данью, но это уже проблемы жильцов малиновых окон.

Спина чужака нырнула в кисельно-густой мрак. Агата ускорилась. Темный закуток между домами слишком идеальное место для нападения, чтобы упускать шанс.

Она сунула пальцы в карман и любовно огладила корпус шприц-ручки. Селектор дозы по умолчанию стоял на максимуме. Агата окинула длинным взглядом пошатывающуюся фигуру, достала шприц и укрутила селектор на одно деление.

Дилер сказал, что штука внутри способна свалить с ног кобылу. Разумеется, все слова дилера нужно делить на десять, но случайная мокруха на вотчине Бабули – гарантированный билет на дно нижегородских каналов.

Чужак встал, пошатываясь и глядя куда-то в стену дома. Руки зашарили у ширинки, но накачанное алкоголем тело не слушалось. Мужчина тихо ругнулся и резко ухнул вперёд, едва успев выставить ладонь. Он повис, опираясь руками о стену, свесив голову и коротко дыша через нос. Агата буквально увидела, как рвётся наружу выпитое. И прикрутила селектор ещё на деление. Оставалось надеяться, что булькающий внутри чужака алкоголь не вступит в слишком бурную реакцию с дрянью из шприца.

Рассеянный свет из розовых окон бросал отсветы на склоненную фигуру. Агата приблизилась, стараясь ступать неслышно. Примерилась. Чужак был широкоплеч. Добротное пальто из термоматериала бугрилась на рукавах, из ворота выглядывала шея совершенно бычьих охватов. Внутри шевельнулось смутное сомнение, но Агата запихала его поглубже. Сбережения подходили к концу. Если она упустит шанс, вылетит на улицу. Не то, чтобы Агата сильно цеплялась за конуру два на два шага, но хозяйка давала официальную регистрацию. Последний светлый пунктик в изгаженной личной карточке. Кончится регистрация, и Агату начнут отлавливать, как чумную крысу.

Шприц глянцево блеснул.

Агата опустила руку, целя мужчине в бедро. Брюки, в отличие от пальто, были дешёвыми – из крашенной тёмной джинсы, тонкие и хлипкие. Шприц проколет на раз. Войдёт в податливую плоть, впрыснет в кровь снотворящую жидкость. Холёный чужак даже не поймёт что произошло – игла в шприце тонюсенькая. Свалится как подрубленный прямиком на грязный, воняющий бензином и мочой асфальт.

Агата успела пожалеть изгаженное в скором будущем пальто, когда руку пронзила резкая боль. Жёсткие пальцы дёрнули запястье, выворачивая. Шприц полетел на землю.

Агату впечатали в шершавую стену. Щёку ожгло. Она отстраненно подумала, что на скуле через пару часов нальётся здоровенный фингал. Кожа – родная, не синтовая – с травмами справлялась плохо.

– Будем шуметь и устраивать сцены на улице, или спокойненько двинем в машину? – ухо опалило горячее дыхание, совсем не отдающее сивушным духом.

Голос был ровным, чуть насмешливым и абсолютно трезвым. Агата тяжело сглотнула ком в горле. Чужак звучал как полицейский. Профессионально заломанная рука и гудящие где-то за спиной магнитные наручники подтверждали догадку.

– Я ничего не делала! – на пробу пискнула она, пытаясь вслепую нащупать шприц, подопнуть его ближе к стене. Спрятать в мусорную кучу.

– Ясно, выбираешь концерты, – Агата не видела лица чужака, но явственно представила закатившиеся к небу глаза. – Только учти, из весёленьких окон на нас уже подглядывают. Доложатся Бабуле, как будешь доказывать, что не стучишь полиции?

Агата тихо взвыла и обмякла в чужих руках, демонстрируя полную покорность. На запястьях сомкнулись холодные и тяжёлые кольца магнитных наручников.

Мужчина хмыкнул. Он позволил ей отлипнуть от стены и, почти нежно придерживая под локоток, повёл в сторону гудящей двигателями машин проезжей части.

Над крышами домов затарахтело. Агата подняла голову и выматерилась в полный голос. С чёрных беззвездных небес спускался разукрашенный откровенно-полицейскими цветами автомобиль на воздушной подушке.

***

В машину её впихивали в четыре руки.

Агата шипела, материлась, пыталась вывернуться и цапнуть пленителя за первое подвернувшееся голое место. Выскочивший на помощь водитель бестолково прыгал вокруг дверцы заднего сидения, причитал и заламывал пальцы. Он был зелен. Полицейская форма хрустела от новизны, на щеках пробивался мягкий юношеский пушок.

Салага похлопал себя по бедру. Пальцы нащупали застёжку кобуры. Агата напряглась. Жизнь давно научила, что связываться с нервными вооруженными новичками небезопасно для здоровья. Стоило сворачивать спектакль. Все, кто должен, его уже оценили.

Словно услышав её мысли, щеголь ткнул под ребра кулаком. Агата задохнулась больше от неожиданности. Скрючилась, почти уткнувшись лбом в колени. Щеголь сцапал её за шкирку и закинул на заднее сиденье.

Ручек с внутренней стороны не оказалось. Заурчал двигатель. Зажужжали, выползая из пазов, затемняющие шторки. Между задним пассажирским рядом и водительским местом задрожал барьер. Агата тронула рябящее марево. Барьер едва ощутимо вибрировал. Она попробовала надавить, но перегородка не поддалась, мягко отпружинила палец.

– Наигралась? – насмешливо поинтересовался щёголь.

Мутный зеленоватый свет загоревшихся после взлёта флюоресцентных лент чётко очерчивал его профиль. Агата развернулась, скрестила руки на груди и приподняла бровь:

– Ты понимаешь как меня подставил? Пригнал полицейскую тачку в Нижний, припарковал на самом видном месте и открыл мне дверь, как чёртовой мадаме! Даже наручники не смагнитил!

– Давай смагничу? – щёголь не выглядел усовестившимся.

Его губы кривились в пакостливой усмешке. Агата пригляделась и нахмурилась. Лицо раздалось вширь, обозначился второй подбородок, на щеках проступила седеющая щетина. Плечи округлились, шея сдулась и одрябла. Дорогущее пальто взбугрилось на талии, обозначив объемистое пузо.

Синтетик. Агата нервно хохотнула. Она едва не воткнула шприц в задницу настоящего синта.

– Хорош? – поинтересовался Щёголь, приподняв одну бровь. – Новейшая оболочка, от живого тела не отличить.

– Раньше было лучше, – фыркнула Агата.

Лицо Щёголя поплыло. Щетина втянулась, подбородок заострился, скулы поползли вверх. Кожа натянулась, побелела, покрылась россыпью веснушек. Шея истончилась. Пальто повисло мешком. Волосы выцвели до льняной белизны, распушились лёгкими кудряшками.

Агата вздрогнула, глядя в собственное бесстрастное лицо.

– А так? – губы, такие же сухие и обветренные, как её собственные, изогнулись в совершенно чужой усмешке. Агата протянула руку, коснулась своей–чужой щеки и отдёрнула пальцы. Кожа была тёплой и живой.

– Жуть какая, – она поёжилась и обхватила себя за плечи. – А клеймо где? Синты обязаны носить его на видном месте.

– Ты путаешь меня с кибером, – лицо собеседника задрожало, вновь принимая мужские черты. – Я оцифрованный. Человек, со всеми полагающимися правами. Разумных не клеймят.

Агата нахмурилась. О программе сохранения ценных человеческих ресурсов она, разумеется, слышала, но только мельком. Из Нижнего в списки оцифровки не попадали.

– Я думала, вам дают живые тела. Подбирают младенчиков покрепче, выселяют и подсаживают нового жильца.

– Бывает и так, – кивнул Щёголь.

Он постучал пальцем по сенсорной панели на спинке переднего сидения. Защитные шторки скрылись в пазах. Агата придвинулась ближе к окну и выглянула вниз. Желудок закрутило.

Машина медленно ползла над городскими окраинами. Домишки с высоты казались игрушечными. Тёмные ленты каналов змеилась, опоясанные полосками мостов. Из соседнего окна вырастали жмущиеся к центру небоскрёбы Верхнего.

Её замутило. Агата уставилась вперёд, в спинку водительского кресла, и до побелевших кончиков ногтей сжала собственные колени.

– Младенчиков долго растить. А дети, способные сказать "мама" уже считаются разумными и запрещены для стирания и перезаписи. К тому же, маленькое, толком не сформированное тело может повредить подселяемую личность.

Голос был холодным и отсутствующим. Агату передёрнуло. Она никогда не была трепетной гуманисткой, но рассуждать о детях как о жёстких дисках для записи информации даже ей казалось цинизмом.

– Тогда почему всех не делают такими как ты? – Агата дёрнула головой, прогоняя видение колыбелей с молчаливыми младенчиками, бросающими из-под насупленных бровей колкие взрослые взгляды.

– Потому что синтетическое тело тоже опасно. Оно обладает слишком большой регенерацией и живучестью. Как думаешь, какой шанс прожить несколько сотен лет и не уехать крышей? К тому же, синты стерильны. Никаких кровных связей, слабый уровень эмпатии.

Агата поспешно кинула, больше желая прекратить неприятный разговор.

В Нижнем синты были почти такой же редкостью, как натуральная картошка в забегаловках. В их районе не думали о самоидентификации возвращенцев, правах синтетиков и прочих придумках буржуев из Верхнего.

В Нижнем думали о том, как не сдохнуть с голоду, чем заплатить за регистрацию по месту жительства и сможет ли желудок переварить бурду, по составу не сильно отличающуюся от тарелки, на которой ее подали.

– Меня ты зачем выдернул? – хмуро поинтересовалась она. – О крутости синтов втирать?

– Наоборот, – Щёголь дёрнул уголком рта и поморщился. – Мне требуется помощь именно из-за того, что я синтетик.

Агата напряглась. Начало ей не понравилось. Щёголь ощерился, подтверждая догадку:

– Мне нужен человек с чистым телом, без единого импланта. И без чернухи в биографии. Оказалось, клафелинщица из Нижнего – самый подходящий по этим параметрам персонаж. Можешь сильно не дёргаться, у тебя нет выбора. Твоя хозяйка аннулировала регистрацию. Теперь ты нелегалка. Как только выйдешь из машины, окажешься под прицелами дронов. Но не волнуйся, я помогу. Если ты поможешь мне.

Агата тихо выругалась и бессильно сползла вниз по сидению.

***

Под ногами похрустывали мелкие камушки. Агата остановилась перед увитой металлическими завитками калиткой и глубоко вдохнула. Сердце стучало о рёбра как припадочное.

Деревня невозвращенцев – почти заповедник – тонула в зелени. Голову кружило от обилия запахов. Агата потянула носом воздух и поморщилась. Пахло сыростью, и чем-то прелым, забивающим носоглотку, текущим по горлу сладковато-горькой пакостью.

Агата чихнула. Пальцы крепче стиснули ручку саквояжа. Ей позволили собрать нехитрые пожитки и даже купили сумку. Маленькую, без встроенного вакууматора, но раньше у Агаты не было и такой.

Она оттянула ворот свитера – колючего, из потрёпанной теплоизолирующей ткани. Мелкие ворсинки истрепавшегося материала расцарапали шею до алых полосок. Агата довершила дело пообломавшимися ногтями.

Пересекать ворота не хотелось. О невозвращенцах она знала мало, но и этого хватало, чтобы волосы на холке вставали дыбом.

Пару лет назад в Нижний забрела беглая невозвращенка. Она была тощей до выступающего хребта, покрытой пёстрыми пятнами синяков разной давности и застарелыми шрамами. Невозвращенка практически не разговаривала, шипела и кусалась, когда кто-то пытался её коснуться. Старик из старожилов признал в беглянке пропавшую десяток лет назад сиротку. Правда, старик давно выжил из ума и верить его словам стоило с оглядкой, но народ не усомнился.

О том, что невозвращенцы крадут детей Нижнего города поговаривали давно. Работы в общине всегда больше, чем свободных рук. Правда, краденых детей приписывали и Верхнему. А в свете откровений полицейского-синта, последнее даже больше походило на правду.

– Чего застыла, деточка? Особого приглашения ждёшь? – скрипучий голос вырвал Агату из забытья.

Древний скрюченный дедок застыл у ворот, опираясь на черенок лопаты и внимательно разглядывал пришелицу.

Агата отметила непривычно-мягкую ткань одежды, стянутые в хвост на затылке волосы и неаккуратную бороду. Намётанный взгляд пробежался по чужому лицу и шее, но следов имплантов не нашёл.

Старик ответил таким же пристальным взглядом, развернулся и махнул рукой, призывая двигаться следом.

Выбор у неё оставался нехитрый – надеяться, что Щёголь сдержит слово, или готовиться к травле патрульных и бесконечным побегам от спецслужб.

Агата пошла. Штаны из хрусткой жёсткой ткани шуршали в такт шагам. Сумка била под колено. Ручка скользила во вспотевшей ладони. В горле встал ком.

Утоптанная и присыпанная щебёнкой дорожка петляла между корявыми яблонями. Тянуло гнильцой, душноватой сладостью и смятой подошвами ботинок травой.

Между деревьями копошились люди. Женщины в непрактичных устарелых юбках таскали в подолах яблоки. Ребятня сновала по округе, звеня маленькими металлическими вёдрами и, кажется, больше создавала суету, чем помогала.

– А ну, перестали егозить! – прикрикнул провожатый. – Обед на носу, а вы даже полдела не доделали.

Ребятня заклекотала, как стая вспугнутых с помойки птиц, и бросилась врассыпную.

Агата скосила на старика осторожный взгляд. Чтобы заставить детей так слепо повиноваться приказам, нужны воистину зверские способы дрессуры. Вспомнилась исполосованная спина беженки. Агата повела лопатками, буквально чувствуя плеть с металлическим утяжелителем, прохаживающуюся по хребтине.

Дорога вильнула мимо кособоких приземистых строений и вывернула к трехэтажному зданию.

Фасад его, некогда выкрашенный белоснежной краской, облупился. В прорехах виднелся сероватый камень. Окна оплетал вьюн, крыша щеголяла облетевшей черепицей. Строение дышало древностью, затхлостью и унынием.

Провожатый остановился перед рассохшейся деревянной дверью и ткнул пальцем, указывая в темноту коридора:

– Топай, пока не встретишь кого-нибудь из бабёнок. Там уж отведут к настоятельнице, покажут-расскажут, определят на постой.

Агата пробурчала что-то благодарное и шагнула за порог.

Внутри пахло свежей побелкой, старым деревом и подгорелым маслом. Агата пару лет назад подрабатывала в забегаловке на границе Нижнего и Верхнего и вдоволь нанюхалась ароматов не синтезированной дешёвой еды.

Дымная горечь полезла в нос. Агата чихнула.

– Старый, ты кого припёр? – первая встреченная на пути "бабёнка" оказалась настроена не слишком гостеприимно.

Девчонка-подросток – долговязая, голенастая, угловатая как плохо обструганная доска – замерла посреди коридора, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. На по-детски округлых щеках россыпью алели прыщи. Грязные, волосы, выкрашенные в ядовито-голубой, спутанными прядями сползали на плечи.

– Галка, не пугай гостей! – прикрикнул провожатый. – Проводи лучше к старшим.

Девчонка развернулась и двинулась вглубь коридора нервным размашистым шагом. Агата засеменила следом, с трудом поспевая. Сумка нещадно колотила под колени. Ободранная накануне скула чесалась. Агата на ходу поскребла подбородком о плечо, едва не потеряв равновесие. Галкина спина скрылась за поворотом.

Агата прибавила шагу.

Внутри здание выглядело ещё старше и угрюмее.

Световая лента под потолком моргала побитыми сегментами. Ботинки тонули в мягком ворсе ковра. За приоткрытыми дверями мелькали человеческие силуэты. Агата слышала шепотки, видела любопытные детские мордашки, высовывающиеся ей вслед из-за углов. Обитель выглядела мирно. Ветер приносил с улицы запах земли, сырость, людские голоса. Но Агата не обманывалась деланным спокойствием. Она помнила, как и зачем сюда попала.

Три трупа за три месяца. Щёголь говорил без малейших эмоций в голосе, но по спине Агаты маршировали мурашки размером с кулак. Повешенный, потравленная и сиганувший с крыши подросток. С первого взгляда, ничего необычного. В Нижнем порой приходилось переступать тела бродяг, вовремя не убранные вечно барахлящей техникой. Но в Нижнем к смерти относились философски – как к избавлению, как к возмездию, как к неизбежной точке в истории.

Верхний смерть отрицал. Искал способы продлить срок действия своей оболочки, или перескочить в новую, после её кончины.

Невозвращенцы же смерти боялись. До трясучки. Они цеплялись за родную тушку клещами, питались исключительно натуральными продуктами, отрицали синтов, возвращенцев и любые вмешательства в естественное человечье существование. И в этом пропахшем сыростью и яблоками раю за три месяца произошло три суицида. Полицию, сунувшую было нос в общину для расследования, мягко послали заниматься своими неблагочестивыми делами. Невозвращенцы не желали пускать синтов и прочих переделков на свой порог.

– Ты откуда выползла? – погрузившись в воспоминания, Агата не заметила, что Галка остановилась. Девчонка по-птичьи склонила голову и скрестила руки на груди. Платье из мягкой светлой ткани с вышитым подолом смотрелось на ней как мешок на вешалке. Галка бычила из-под пушистых бровей, поджимала губы и раздувала крылья широкого носа. Агата подобралась и нахмурилась в ответ:

– С чего я перед тобой отчитываться буду? Сопля желторотая, тебе что сказали делать? Провожать к начальству. Вот и провожай.

Девчонка сжала кулаки и порывисто шагнула вперёд. Агата шарахнулась в сторону. Сбитые костяшки шоркнули о стену. Галка зарычала и повернулась, сверкая совершенно дикими глазами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.