Медведь

Вскоре миновали мостик, поднялись в горку и въехали в деревню. Издалека казалось, что все укрыто сном, но деревня уже ожила: хозяйки выгоняли разномастных коров на выпас, и те послушно собирались в стадо, продвигаясь по деревенской улице, гонимые пастухом. Кричали горластые петухи, встречая солнце, лаяли неутомимые собаки, в общем, кипела жизнь.

– Маришка, глянь-ка, кто на крыльце-то стоит? – спросил дед Матвей.

– На каком? – Марина вертела головой во все стороны.

– Да, вон, третья изба от края, Матренина, а на крыльце – Матрена. Уж заждалась, наверное!

Марина отсчитала третью избу и увидела на крыльце сухонькую старушку в белом платке – это и была бабка Матрена. Сердце так и защемило, как же похожи они с бабулей. Хоть та, конечно, горожанка, платков вообще не признавала, держалась гордо. Но, чем ближе подъезжала телега к дому, тем отчетливей в этой старушке проступали родные черты бабушки Дуси: те, же глаза, улыбка, да всё неуловимо было, похоже. Наконец, Марина не выдержала, спрыгнула с телеги и, раскинув руки, бегом побежала к крыльцу:

– Бабуля! Это – я!

– Мариночка! Внученька! – только и смогла вымолвить бабка Матрена.

Встреча была бурной, со слезами и с радостью. Сразу стало понятно – встретились родные люди, просто разлука была очень долгой. Дед Матвей принес с телеги Маринину сумку и встал у калитки, громко шмыгая носом и, вытирая глаза рукавом пиджака:

– Вот, Васильевна, и дождалась внучку то, и ты не одна теперь, – прокряхтел он, – ну, ладно, поехал я.

А Матрена уже вела Марину в дом, откуда разносился такой соблазнительный аромат свежеиспеченных пирогов, что можно было захлебнуться слюной. Весь день бабка Матрена не расставалась с новообретенной внучкой, вспоминали бабушку Дусю, листали старые альбомы с фотографиями, говорили обо всем, Матрена, лишь изредка отлучалась по хозяйству. За разговорами и воспоминаниями не заметили, как наступил вечер, и деревню накрыла ночь…

Глава 5.

… И вот уже утро. Марина еще немножко понежилась в постели, силясь вспомнить лицо незнакомца из сна, но потом бросила пустое занятие и встала. Бабка Матрена в это время вовсю хлопотала на кухне. На столе стояла кринка парного молока, а из печи она доставала пухлую, запеченную до румянца ярко-желтую, почти оранжевую яичницу.

– Встала, моя родная, давай к столу, кормить тебя буду, как раз и яишенка горячая готова.

– Какая красивая! – изумилась Марина.

– А на домашних яичках, да в русской печке, только такая и получается.

За завтраком бабка Матрена сказала:

– Письмо твое родителям отослала с Михеичем, он сегодня опять на станцию ездил, за внучкой. Может, вам с ней подружиться, а то, что тебе со мной – старухой целыми днями делать? Так и заскучать недолго.

– Что ты, бабуля, мне с тобой совсем не скучно! А кто у нас Михеич?

– Так, дед Матвей, тот, что вчера тебя привёз – Михеич и есть, а внучка у него – Верка, в районе живет с родителями, в техникуме учится. К деду каждое лето ездит с измальства. Твоя ровесница, примерно.

– Можно и с Веркой познакомиться, – не все же девчонки такие стервы, как Оксанка, – подумалось Марине, – а еще тут есть кто из молодых?

– Летом у нас молодых всегда много, к кому внуки, к кому дети едут. Только ко мне все посторонние люди, – вздохнула бабка Матрена.

– Какие еще, посторонние? – не поняла Марина.

– Так, лечиться народ едет, разве откажешь, если помощи попросят?

– Неужели и вправду можно серьезную болезнь без лекарств вылечить? Как-то не верится, – усомнилась горожанка.

– Я институтов не кончала, болезни лечить не пробовала, а человека вылечить можно, главное, причину найти, отчего в человеке хворь завелась. Ты думаешь, девонька, что живёт человек, живёт, и вдруг, не с того не с сего, возьмёт, да и захворает? Нет, не всё так просто в этом мире. Ну, ежели, конечно, он с дерева свалился да спину повредил или ногу сломал, то тут всё ясно. Да и то, чего ему на дереве делать, если он не мальчишка хулиганскго возраста. А вот, ежели вроде причина не видна, а человек сохнуть начал на корню, как дуб, который червь изнутри гложет? Что тогда? А, вот тогда, моя милая, надо этого червя найти. А, найдя, изловить и вывести из человека.

– Какого ещё червя, бабуля? – не поняла Марина.

– Ну, зависть, например, чёрную, она же сглазом, называется. Гордыня бывает, ненависть, ревность, да всякого много. Но зависть самый ядовитый червь, уж поверь мне.

– Почему?

– Да, потому, что она порождает всех остальных червей. Если человек сам завидует кому-то, то он и ненавидеть начинает, до звериного состояния дойти может в исступлении, и ревновать может также исступлённо, даже без любви.

– А, гордыня, как же?

– Тоже зависть, только наоборот, гордец, выставляя напоказ то, что только ему доступно, сам зависть в других порождает и питается ею.

– А сглаз тогда, что такое?

– Это когда зависть, питаясь соками человеческими, такую мощь обретает, что может навредить не только завистнику, но и предмету зависти. Вот слышала, говорят: «чёрной завистью завидует», ну а от чёрной зависти до сглаза рукой подать.

– А, как же, бабуля, такого червя изгнать можно?

– Тут в двух словах не расскажешь, на каждый случай, свой способ. По-разному бывает, такие чудеса видеть привелось, не поверишь, и ничего – справлялась с Божьей помощью, – перекрестилась Матрёна, глядя на образа. – Много народу приезжало, теперь уж не так часто, я старая стала, сил не на все хватает, но и сейчас нет-нет, да и нагрянет, кто… Ладно, хватит об этом, пойдем с Веркой знакомиться…

Знакомство с Веркой состоялось, девицей она оказалась веселой и энергичной. Глядя на неё, Марине всё время хотелось улыбаться, потому, что Верка напоминала солнце. Невысокого роста, крутобёдрая не по годам, рыжая, да ещё и в мелкую кудряшку, со смешными хвостиками, перехваченными разными резинками. Непослушные подволоски выбивались вокруг конопатого курносого лица и создавали пышный солнечный орел, вокруг. На мир Верка смотрела широко распахнутыми круглыми зелёными глазами, обрамлёнными такими же, как волосы рыжими длинными ресницами…

А после знакомства с Веркой, Марина вскоре подружилась и с остальной молодежью. Все они здесь у бабок и дедов, можно сказать, выросли, и все им было с детства знакомо. Вечерами собирались на танцульки, как называл дед Матвей здешнюю дискотеку на свежем воздухе, днём бегали на речку купаться, крутили летние деревенские романы. Марину приняли в компанию с удовольствием, из такой дали-далёкой она была одна, многие ребята и в Москве-то никогда не бывали, расспрашивали столичную гостью обо всём, удивлялись её рассказам, а она удивлялась в ответ. Одним словом, Марина влилась в молодёжный коллектив с удовольствием и уже думать забыла и про змеюку подколодную Оксанку, и про недоумка Антоху.

А дней через несколько, когда все развлечения надоели, девчата собрались в лес, по грибы. Чуть свет, прибежала Верка:

– Баб Матрен, отпусти Маришку за грибами, мы недалеко, к обеду вернемся!

– Да спит она еще, жалко будить, – вяло отказывалась Матрена.

– Встаю, встаю уже! – вскочила Марина.

– Не надо, Мариночка, не ходи! Ты леса не знаешь. Что-то мне волнительно, как-то на душе, не ходи, – уговаривала бабушка.

– Да за кого ты меня, баб Матрен, принимаешь?! Нас много, далеко не пойдем, лес знаем и Маришку не бросим! Или в Чудище Поганое всё ещё веришь? Так это – романтическим дурёхам сказки на ночь! – смеялась Верка.

– Бабуля, отпусти, – уговаривала Марина, – а то, что же, в сибирскую тайгу приехала и в лесу не побывала, смешно даже.

– Ну, хорошо, иди. От девчонок не отставай. Оденься, чтоб мошкара не заела, а я тебе паек соберу пока, – сдалась бабка Матрена…

Глава 6.

Так и пошли. Старушка перекрестила Марину на дорожку и прошептала какую-то молитву. Миновали мостик, немного прошли по дороге и углубились в лес. Разбрелись слегка в стороны, чтобы уж совсем друг дружке на пятки не наступать, но перекликались регулярно. А Марина и вовсе держалась около Верки, не отставала. Не столько грибы искала, сколько по сторонам смотрела. Вот, повернула голову на ритмичный стук и увидела дятла на дереве. Его красная шапочка была хорошо заметна на фоне коричневого ствола. Он упрямо выстукивал свою дробь, и Марина вспомнила, как где-то читала, что дятел умирает не от старости, а от сотрясения мозга.

– Ничего удивительного, – ответила Верка, – попробуй-ка так, побейся башкой об сосну хотя бы один день, а он, бедный, только этим и занимается. Потом, видела белок и зайца, на тропинке попался ужик. Марина испугалась, думала змея, но Верка успокоила:

– Видишь, пятнышки желтые на голове, у змеи таких нет. А ты, что это, с пустой корзиной ходишь? Обратно пойдем скоро. Все с грибами, а у тебя и дно не прикрыто. Хватит головой вертеть, вниз смотри, в траву. Будешь в грибах сомневаться, мне показывай, я все знаю. Меня дедушка еще в детстве научил…

И Марина стала искать грибы, увлеклась не на шутку. А они, то и дело попадаются, и один другого лучше! Сначала, Верке показывала, потом, стала разбираться сама. Отошла немного от подруги, но аукалась с ней регулярно. Наткнулась на такую полянку: боровиков видимо-невидимо, да такие плотненькие, молоденькие, и не одного червивого! Вот, уж вроде, за последним нагнулась, а глаз следующий примечает. Наконец, все собрала, да и корзина уже полная. Крикнула Верку, а в ответ – тишина. Еще покричала, нет ответа.

Вернулась на тропинку, с которой вышла, побежала по ней. Но тропинка оборвалась круглой лужайкой, и куда идти дальше, непонятно. Сколько не аукалась – никто не отозвался. Начал подбираться страх, постаралась собраться с мыслями и вспомнить, как учили когда-то в школе, казалось, абсолютно ненужным вещам: ориентироваться по деревьям, по солнцу. На часах 14.00, значит за полдень, солнце опускается к западу.

А, что толку! Если б знала, посмотрела бы, откуда заходили: с запада, с востока, а может, с севера или с юга. И по стволам ориентироваться, и по муравейникам бессмысленно, если не знаешь, откуда пришел. Попыталась вспомнить, как поднималось солнце, когда дед Матвей привез ее на телеге в деревню. Кажется, разобралась, получалось надо идти на восток, то есть против солнца. Шла долго, но видно, не учла чего-то в своих расчетах и к вечеру, когда стало смеркаться, вся измученная и ободранная, поняла, что окончательно заблудилась. Но остановиться не могла, ужас гнал и гнал ее вперед. Хоть что-то делать, только не отдавать себя этому дикому страху!..

Основная ошибка заблудившихся – загнать себя до бессилия, вместо того, чтобы засветло устроиться на ночлег и продолжить поиски выхода со свежими силами утром, – все эти умные правила всплывали откуда-то, но взять себя в руки Марина никак не могла. И брела, не разбирая дороги, наобум, уже не надеясь никуда выйти. А сумерки сгущались и сгущались. Наконец, стемнело так, что она стала натыкаться на стволы деревьев. Девушка брела, размазывая слезы по грязному исцарапанному лицу. Козина давно была потеряна, лишь за плечами все еще болтался рюкзак, в который бабка Матрена предусмотрительно уложила паек. А Марина еще отказывалась:

– Зачем, все равно, вернусь к обеду, чего лишнее таскать?

– Бери, бери, лучше лишнее протаскать, чем без необходимого остаться. В тайге всякое может случиться, – учила бабка Матрена.

Так оно и вышло. Только есть не хотелось, осталось одно главное желание – выйти к людям. Марина начала вспоминать молитвы, которым когда-то учила бабушка Дуся: «Отче наш! Да святится имя Твоё! Даждь нам днесь…» – в голове всплывали лишь бессвязные обрывки, но она их повторяла и, исступленно все шла и шла куда-то. А тайга тем временем жила ночной жизнью, то и дело раздавались незнакомые пугающие звуки: то кто-то выскакивал с писком из-под ног, то хрустели ветки за спиной, и девушке казалось, что её преследуют хищные звери, то кричала какая-то ночная птица, а то будто бы чудился блеск чьих-то голодных глаз во тьме. Да ещё ветер шумел в сосновых кронах, довершая жуткую картину. Марина просто не в силах была остановиться хоть на миг, она бы бежала бегом сколько угодно, не чувствуя усталости, если бы знала куда. Но отчаяние и неизвестность гасили последние надежды, и отнимали силы…

Вдруг, почудилось, что между деревьями мелькнул огонек. Она стала вглядываться в темную даль, и ей снова привиделся свет, маленький, как искорка, но он точно был, и Марина пошла на него…

Глава 7.

Откуда-то взялись новые силы для последнего рывка. Марина так боялась потерять этот слабый огонек из виду, что даже не думала о том, что же это светится вдали. Она шла и шла на этот свет, но путь оказался не таким уж близким. Девушка старалась двигаться напрямик, чтобы не потерять заветный огонек из виду, поэтому пришлось идти напролом, через все кусты и валежник. Наконец, продравшись через очередную преграду, Марина вышла на небольшую полянку, в центре ее темнело какое-то невысокое строение, а из подслеповатого оконца пробивался мерцающий свет. Девушка остановилась в нерешительности, теперь, когда до жилища оставалось меньше десятка шагов, ее охватил страх неизвестности: кто там, в этой избушке? Чудище Поганое? Может, безопасней ночевать в лесу с дикими зверями, чем явиться незваной гостьей к неизвестному хозяину? Марина еще немного посомневалась и, все-таки решилась войти в избушку: «Будь, что будет! – подумала она, – Не может Господь взвалить столько несчастий на одного человека одновременно!» Она подошла к вросшему в землю подобию крыльца и постучала в дощатую дверь. Никто не отвечал, и тогда она решилась войти вовнутрь. Открыла и ступила в темные сени, потом, нашла следующую дверь в горницу, нащупала скобу и потянула на себя. Та со скрипом приоткрылась, и Марина робко заглянула в комнату:

– Эй, хозяева! Есть кто-нибудь?

– Кто-нибудь есть, – ответил грубый мужской голос, и из-за печки выглянул его обладатель. Марина опешила, такого живописного экземпляра человеческой породы увидеть она не ожидала: перед ней стоял мужчина неопределенного возраста, так как пол лица скрывала густая, почти черная борода. Глаза незнакомца тоже черные очень внимательно рассматривали растерявшуюся девушку. Чёрные с каштановым отливом волосы спускались до плеч и были столь густыми и лохматыми, что хозяину пришлось перетянуть их полоской кожи. Все-таки, судя по голосу и осанке, а также потому, что седины в волосах не было, хозяин был молодым. Из одежды на нем были линялые солдатские штаны, едва доходившие до щиколоток босых ног, да видавшая виды футболка, плотно обтягивающая могучий торс. Из ее растянутого ворота, выбивались курчавые темные волосы, судя по всему, в изобилии покрывавшие грудь, среди них терялся металлический крестик.

– Я из Калиновки, заблудилась, – промямлила она, очнувшись от вызванного таким зрелищем столбняка и, закрыла за собой дверь, – с утра с девчонками в лес пошли, и я как-то от них отбилась, леса совсем не знаю. Можно мне у вас до утра остаться? А утром я сразу уйду.

– Оставайтесь, не жалко, – ответил, нахмурившись, хозяин. – Только, если леса не знаете, то, вряд ли самостоятельно выйти сумеете. Там, за печкой, у входа умывальник, можете умыться, полотенце чистое, там же.

Марина чувствовала, что этот человек не в восторге от ее вторжения, но ей было все равно и, скинув рюкзак, она пошла умываться. Как приятно, смыть пот и грязь с лица и шеи. Кожа зудела от укусов мошкары, но почувствовала она это только сейчас, а холодная вода приятно снимала зуд. Вытершись потрепанным, но чистым вафельным полотенцем, Марина прошла в комнатку, можно сказать каморку, по-другому это помещение и не назовешь. Здесь было тепло, и царил относительный порядок, но все равно, чем-то это жилье напоминало не то, звериную нору, не то, берлогу. Девушка присела на деревянную скамью у печки и блаженно вытянула гудевшие ноги. Прижалась к теплой печной стенке спиной и, прикрыв глаза, наслаждалась покоем. Вести светскую беседу с хозяином не было никаких сил. Да и он, общения с гостьей не искал, шевелил в печке угли, и что-то там готовил, пахло жареным мясом…

– Ужинать будете? – услышала Марина сквозь сон, незаметно ее накрывший, – вам надо поесть, а потом, ляжете, как следует. Не будете же вы всю ночь сидеть в резиновых сапогах?

– Сейчас, сейчас, – заплетающимся языком прошептала девушка, не в силах вырваться из объятий сна.

– Просыпайтесь, надо поесть, – хозяин тряхнул ее за плечо, и Марина окончательно очнулась от дремоты, – садитесь к столу.

Девушка послушно переместилась на лавку, к грубо сколоченному из досок подобию обеденного стола. В центре его красовалась пирамида из нескольких запеченных кусков мяса, гигантского размера, на большом глиняном блюде. Рядом лежали пучки каких-то пряных трав, и стоял кувшин с питьем. О вилках не было и речи.

– Ешьте, не стесняйтесь, – и хозяин плюхнул в жестяную миску перед ее носом шмат вкусно пахнущего мяса, – это – оленина.

Марина, вдруг почувствовала, что голодна, взяла кусок руками и впилась в него посередине. Но вкус ожиданий не оправдал:

– Соль! Вы забыли посолить!

– Нечем, соль давно закончилась. Вот, для остроты можете закусывать травой, – и он протянул ей пучок со стола.

– Как же вы без соли-то живете? И хлеба, тоже нет? К мясу хлеб так и просится. Подождите! Мне бабуля, что-то с собой положила, я даже не знаю! – и Марина стала вытряхивать содержимое рюкзака на стол.

Заботливая бабка Матрена положила краюху ржаного хлеба, пяток вареных яиц, ломоть домашнего сыра и пол-литровую бутыль молока, которое, правда, успело за день скиснуть, не забыла и спичечный коробок с солью, а ещё один со спичками.

– Вот! И я внесу свою лепту в нашу трапезу, угощайтесь, – предложила Марина. Сама отломила хлеба от краюхи, поскольку ножа на столе не наблюдалось и, хорошо посолив мясо, принялась за еду.

– Давно хлеба не ел, – сказал хозяин, отламывая кусок. А вот от соли уже отвык, и привыкать не буду, все равно кончится.

– Так вы бы в деревню сходили, запасли побольше. Соль не дефицит.

Хозяин, молча, поглощал пищу и беседу поддерживать не собирался. Насытившись, взял две деревянных самодельных кружки и налил из кувшина себе и Марине. Она отхлебнула немного с опаской, вкус был просто волшебным!

– Что это, морс? Не пойму из чего!

– Мед, земляника, немного трав, а вода из родника.

– Потрясающий вкус! Можно, еще? – и Марина протянула кружку за добавкой. Хозяин пододвинул к ней кувшин:

– Пейте, хоть все, – и вышел из-за стола. Марина пила морс и наблюдала за его манипуляциями. Он, молча, убрал какое-то тряпье с лежанки, вышел из комнаты и вернулся через некоторое время с сенником – матрасом, набитым сеном или соломой, развернул его на лежанке, сверху накинул подобие домотканого половика и звериную шкуру. Принёс видавшую виды подушку в цветастой выгоревшей наволочке.

– Вот вам постель, – распорядился гостеприимный хозяин, – сейчас, может, будет жарковато, но за ночь печка остынет, так что, укроетесь шкурой.

– Спасибо, – поблагодарила девушка, – а как вас зовут, можно узнать. А то, как-то нехорошо пользоваться гостеприимством и не знать имени хозяина.

– Я – Петр, – мужчина был немногословен.

– Очень приятно. А меня Мариной зовут, – и она стала устраиваться на ночлег. Ноги, извлеченные из резиновых сапог, были премного благодарны, а под голову пришлось добавить свернуть куртку. Марина блаженно вытянулась на лежанке, прикрыла глаза и из-под опущенных ресниц стала наблюдать за хозяином. Петр убрал со стола остатки пищи, бережно развернул скомканные газеты, в которые бабка Матрена заворачивала Марине еду. Сел поближе к свечке и принялся читать. А девушка тайком его разглядывала: могучий широкоплечий атлет, которому эта каморка явно была не по размеру, не стриженный и не бритый, наверное, несколько лет. Под ветхой футболкой плотно облегавшей тело, видны были очертания мощной мускулатуры, рельефность которой проступала даже в расслабленном состоянии. Правильный профиль, открытый умный взгляд, возможно, мужчина был бы даже симпатичным если привести его в порядок, а так из-за всей этой растительности ни черт лица не разобрать толком, ни возраст определить.

«Почему этот человек спрятался от мира?» – думала девушка, – «может, он беглый преступник, скрывающийся от правосудия или добровольный отшельник? Что могло заставить молодого, здорового, сильного мужчину уединиться в тайге?» – с этими мыслями она уснула, так и не дождавшись, когда хозяин начитается и погасит свечу…

Глава 8.

Марина проснулась от щебета птиц за окошком. Открыла глаза и вспомнила вчерашний день, скитания по лесу, отчаяние, охватившее ее к вечеру от бесплодных поисков дороги, надежду, когда она вышла к избушке в лесу и странного хозяина. Она села, и с ее плеч упала шкура. Марина помнила, что было и так тепло, видно, Петр заботливо укрыл ее под утро, когда остыла печка, и стало прохладно. Девушка огляделась, поискала глазами Петра, но его не было в доме. Она встала, обула сапоги, вышла в сени, потом, на улицу. Окликнула хозяина, но в ответ лишь, стрекотали кузнечики, да пели птицы. День обещал быть погожим, солнышко уже потихоньку пригревало, а на небе не было ни облачка.

Марина вернулась в дом. Налила в деревянную кружку простокваши, получившейся за ночь из молока, и с удовольствием выпила, с оставшимся от вчерашнего пиршества ломтем хлеба. Она размышляла, куда мог уйти Петр и надолго ли, надеясь, что он поможет ей выйти из леса. «Бабуля, наверное, с ума сходит», – думала Марина, – «и девчонки должны переживать. И, что всего страшней, не сообщила бы бабушка родителям о ее пропаже! Это даже хорошо, что сотовой связи в деревне нет, пока бабуля до телефона доберётся или телеграфа, ещё есть время вернуться», и она решила подождать Петра. Помня вчерашние плутания, Марина не решалась двинуться в путь самостоятельно. «Может, он лесничий?» – осенило девушку, – «тогда, его жизнь в лесу понятна и утренний уход тоже, должен же он обходить свои владения, по долгу службы. Пусть даже Петр придет уже ближе к вечеру, ему ничего не составит проводить меня домой». Она успокоилась и решила прибраться в избушке – сделать приятное хозяину, вымела пол, протерла окно.

В углу комнатки стоял большой оструганный ящик, наподобие сундука. Марина нашла в нем клетчатую скатерку и накрыла дощатый стол, сразу стало, как-то уютней. Чем бы она ни занималась, везде глаза натыкались на глубокие, почти параллельные царапины: и на двери, и на косяке, и, даже на краях стола. Наверное, у Петра была собака, – подумала Марина, – судя по следам когтей, крупная. Вдоль одной из стен тянулись две длинные дощатые полки, на них в несколько рядов стояли книги, самые разные. От учебников за курс средней школы, до энциклопедических словарей и самоучителей по иностранным языкам. И много классики: Пушкин, Толстой, Куприн и другие. «Ничего себе, лесничий! Целая библиотека всякой всячины, а по лесному делу ни одной книжки!» Среди книг Марина наткнулась на фотоальбом. Не удержалась, конечно, решила полистать.

На фотографиях, в основном, повторялись одни и те же лица: яркий брюнет с мужественным подбородком, и худощавая высокая блондинка с прозрачными голубыми глазами. Вот они вместе – счастливые лица, большой букет, и она в белом платье – свадьба. Вот она в окружении группы детей на фоне сельской школы, – значит, учительница. А это – он в высоких сапогах, с ружьем и охотничьим патронташем, а через плечо трофей – пятнистая оленья туша, которую он удерживает с трудом. Снова он, улыбается, явно позируя, сидит на лежащем убитом медведе. А это – зимой: из снега торчат широкие охотничьи лыжи, и около его ног в ряд разложены тела убитых волков. А это – опять блондинка, теперь с младенцем на руках. На следующей фотографии ребенок уже подрос, сидит на трехколесном велосипедике. Приятный мальчик, явно сын своих родителей, волосики и глаза темные – в отца, а черты лица, в основном, матери. Вот семья на море, малыш восседает на надувном круге, а родители придерживают его с обеих сторон. А вот сын и отец вместе, здесь их сходство заметнее, мальчику примерно, лет пять, он устроился на отцовских плечах. И все, альбом еще не завершен, остались пустые страницы, но больше нет, ни единой фотки. Кто этот удачливый охотник, может, Петр? А где теперь женщина и малыш? Марина вгляделась в лицо мужчины – трудно сказать, Петр ли это. Может быть и он, да как же определить, когда пол лица у хозяина нынче скрывает борода?

Может, его родственник, фотографии какие-то несовременные, с ажурным краем. А на свадебной, обнаружился штамп фотоателье с датой почти тридцатилетней давности. Марина бросила гадать, мало ли чей это альбом и вернула его на место…

Близилось время обеда, и девушка, проголодавшись, достала из печки вчерашнее мясо, еще оставались яйца. Сыр, судя по всему, съел хозяин. Отобедав, решила почитать. Взяла книжку наугад, оказался Тургенев. За чтением, она не заметила, как подкрались сумерки, а Петр все не возвращался. Марина нашла сальную свечку и достала из своего рюкзака спички, спасибо предусмотрительной бабке Матрене. Она уже не мечтала сегодня попасть домой, вернулся бы хозяин. Наконец, когда уже совсем стемнело, и ожидание стало невыносимым, хлопнула дверь. В следующее мгновение в комнату вошел Петр с мокрыми волосами и в прилипшей одежде, как видно, одетой на мокрое тело. От него пахло рекой, полынью и ещё чем-то лесным.