Рассказы для взрослых. Начать новую жизнь…

– До свидания! – отозвалась растерянно Аля и встала посреди кухни.

Гости вышли на улицу. Виктор их проводил до машины.

– Вот, домик этот взяли совсем недавно… ремонт нужно делать… пока денег нет, – стал говорить Виктор, словно оправдывался перед гостями и чувствовал себя неловко.

– Работаешь где или нет? – спросила Зоя.

– Работаю помаленьку, калымю.

– А! Понятно.

Подъехали к дому Алексея, сына Семена. Дом большой добротный, обшитый светлым сайдингом, всюду плитка тротуарная, клумбы и деревья. Сам хозяин только что вышел из гаража и подошел к входной двери. Его окликнул отец:

– Алексей! Леха!

– О! – откликнулся сын и повернул голову, его маленькие ехидные глазки прищурились и стали еще серее, а выражение лица приобрело оттенок серьезности и безразличия.

– Здравствуй, Алексей! – поздоровалась Зоя.

– Здрасьте! – ответил Алексей и посмотрел с укором на спокойного отца, который пожал плечами, мол, извини, что без предупреждения.

– Как поживаешь? – спросила Зоя.

– Лучше всех! Ремонт вот в доме затеял… пыль, грязь… а так, в общем, все в порядке.

– Молодец! – похвалила Зоя племянника. – А где твоя половинка?

– На работе, – ответил Алексей. – В дом будете заходить или как? – спросил он равнодушно и холодно.

– Давайте зайдем, – спокойно, довольным тоном произнес Семен.

– Нет, в дом мы заходить не будем, – также спокойно произнесла Зоя.

– Тогда, обойдите его вокруг и шуруйте отсюда, – с сарказмом ответил Алексей.

Зоя не ожидала такого ответа, больше похожего на шутку. Даже дети ее удивленно улыбнулись, не всерьез воспринимая сказанное. Но Алексей не шутил, гостям он не был рад, как Виктор да Тоня. Но почему? Может, они не любили Зою и ее детей? А может быть, просто не были гостеприимными или надо было предупреждать заранее о приезде.

Зоя улыбнулась и взглянула на своих детей, внука. И ей стало их жаль. Они стояли перед ней такие осиротевшие, жалкие. Семен тоже не ожидал от сына такого холодного приема. И взяв инициативу в свои руки, он еще раз пригласил гостей в дом. Алексей молчал. Стояла пауза.

– Нет, нам пора! – взволнованно проговорила Зоя и опять взглянула на своих детей.

– До свидания! – сказал Максим.

– Пока! – ответил Алексей, он хотел сказать: «Приезжайте еще», но язык не повернулся у него. Он косо взглянул на отца, потом на родственников. В этот момент он был очень похож на Тоню, свою мать, тот же ехидный прищур глаз, которые не просто смотрят, а прицеливаются для выстрела в упор. В них много ненависти и ехидства, ранящие до глубины души.

Уже садясь в машину, Семену стало стыдно за своего сына. И он подумал: «А это все Тонин настрой… Вот заноза…Да, это все она».

В машине никто не разговаривал, все молчали, переваривали услышанное. И уже подъезжая к дому тети Тани и дяди Пети, Зоя думала, что если и здесь их примут плохо, то она никогда больше не приедет к родным, забудет к ним дорогу.

Тетя Таня встретила их радушно. Ее светлый просторный дом, наполненный теплом, оказался куда гостеприимнее, чем три предыдущих дома. На кухне был накрыт стол, затопленная печь, радостно потрескивая, отдавала тепло. Гости согрелись и наелись.

А Семен напился. Он сидел за столом красный, как рак, и посматривал на родственников, которые веселились и пили вино. Зоя рассказала, как ее негостеприимно встретил Алексей и как недовольны были Тоня и Виктор. Тетя Таня посочувствовала и позвала Зою в гости на рождество.

– Только вы предупредите меня заранее, чтобы я могла накрыть стол, – сказала она, глядя на Зою своими добродушными глазами.

– Конечно!

– Точно! – произнес громко Семен, что все обратили на него внимания. – Без предупреждения никак нельзя, а иначе есть вам один хлеб с чаем.

– Что? – спросила Зоя, не поняв юмора брата.

– Без предупреждения нельзя, предупрежден, значит – вооружен… предупреждать надо заранее, что приедете.

– А ваших хоть предупреждай, хоть нет, они гостей терпеть не могут, – с укором проговорила Татьяна.

– Это почему же? Мои дети гостеприимные люди… просто позвонить надо было заранее. Я теперь понял, почему у нас в стране бардак. Мы не можем наладить контакты, – он сказал это и осекся, потеряв суть мысли. И теперь Семен думал, что же он этим хотел сказать. Но ничего не придумав, он произнес: «За гостеприимство!» и выпил стопку самогонки.

Анатолий Викторович

Анатолий Викторович сидел на кожаном диванчике в большой светлой зале Онкологического отделения. То и дело загоралось табло на регистратуре для следующего больного. Анатолий Викторович тоже ждал своей очереди. Настроение у него было подавленное, потерянное, а впрочем, какое может быть настроение у человека, у которого обнаружено злокачественное образование желудка и который уже готовился к операции. Целых два месяца терзаний, скитаний по врачам, обследований пришлось вынести не только самому больному, но и его семье. Много раз больной думал, что все это напрасно, и что ему, семидесятилетнему старику, стоило бы уже успокоиться и подумать о вечном, но он хотел жить. Ведь умирать очень страшно. Его родная сестра Варя умерла двадцатипятилетняя от рака желудка, родной брат Константин уже в возрасте тоже умер от рака желудка.

«И значит, – думал Анатолий Викторович, – пришла моя очередь!»

К регистратуре подходили люди, у каждого была своя боль, страдания, свои надежды и мечты.

«Как же много, однако, больных, – думал Анатолий Викторович, – а ведь кто-то из них, как и я, уже прощается с жизнью. Все смертны, и никто не знает, кому сколько отпущено на этом свете… Вот, допустим, этот старик, совсем дряхлый… Сколько он проживет? А может быть, его уже завтра скрутит от какой-то другой болезни, нежели рак. Но нет, он цепляется за соломинку, чтобы прожить хотя бы немножко. А какая разница, если ты проживешь на неделю больше или на неделю меньше… Хотя неделя – это тоже много»

Анатолий Викторович почти всю жизнь проработал столяром на производстве. Он делал рамы, двери, столы, стулья и гробы, если поступал заказ. Но он никогда не задумывался о смерти глубоко.

«Ну, умер человек, мы все там будем, конечно, это очень прискорбно, – думал он, – и жить хочется всем, не считая суицидных. Но ничего не поделаешь, видно, судьба у каждого своя».

Однажды ему пришлось делать гроб свояченице Лиде, сестре жены. Лида была еще жива, но она умирала от рака. Она уже высохла, никого не узнавала, бредила. Было очень тяжело на нее смотреть.

Жена Валя приезжала из города, где жила сестра с мужем и дочкой старшеклассницей, потерянная, с темными кругами под глазами. Она сама сильно похудела, стала молчаливой, часто плакала. А иногда делилась с мужем своими переживаниями.

И вот, приехав в очередной раз, она сказала:

– Все, Лида очень плоха, она скоро умрет, надо начинать делать гроб. Надеюсь, материал у тебя есть.

– Да, материал у меня есть, только мне нужен размер…

– Я тебе его скажу потом, – сказала Валя и заплакала.

Анатолий Викторович приготовил материал в столярке, привез его домой. В выходные приступил к работе.

Он расположился на улице. Стоял конец мая, погода была теплая, щебетали птицы.

На перекуре Анатолий Викторович задумался: он вспомнил Лиду, еще молодую, ее мужа, маленьких детей. Потом он подумал, что она и сейчас еще не старая, ей бы жить да жить. Сын уже отошел, а дочку еще подымать надо – вот и все, что он подумал.

Он докурил сигарету и снова приступил к работе.

Вскоре умерла Лида.

Валентина знала, что она умрет, и все же новость о смерти ее сильно потрясла. Сердце у нее сжалось, появился ком в горле, и она тихо заплакала. Все же где-то в глубине души она надеялась, что этого не произойдет никогда и, что Лида не умрет, а будет жить долго. Наверно, это происходит с каждым человеком, он всегда надеется на чудо.

Лиду похоронили.

Валентина замкнулась в себе, она стала потихоньку выпивать, тогда она не работала.

И Анатолий Викторович, который тоже частенько прикладывался к бутылке, сначала этого не одобрял, а потом они уже попивали вместе.

Две дочки у них были замужем, а третья младшая заканчивала школу.

Мужчина и с работы приходил подвыпившим.

Скандалы в семье участились. Случались и драки…

Теперь, находясь в Онкологическом отделении, Анатолий Викторович подумал, что жизнь он прожил не так, как надо было и как он мечтал еще по молодости. А теперь, когда поздно, он задумался об этом.

Воспоминания накатили с новой силой:

Когда-то он работал водителем «КрАЗа».

Это было еще по молодости, в маленьком поселке, где они раньше жили с семьей, а потом переехали в другой поселок.

Технику Анатолий никогда не любил, она постоянно требовала ремонта и ухода, в любое время года. Но машина позарез была нужна, так как он перестраивал купленный домик.

Анатолий приходил с работы грязный, пах мазутом и соляркой. Продрогший от холода, промокший, и все чаще мечтал о теплом и спокойном местечке.

Через какое-то время таким местечком оказалась столярка. Анатолия позвал в столярку старший брат Иван, который работал начальником столярной мастерской.

Анатолий с радостью согласился, а Валентина, конечно, не одобрила его выбор. Она сказала:

– Там все пьют! И ты сопьешься!

– Я пить не буду, у меня другие интересы в жизни, – ответил муж, но запил.

Там нельзя было не пить. Многие за работу рассчитывались водкой или самогонкой.

Сначала с Анатолием это случалось редко. А года через полтора, когда он стал настоящим столяром и принимал сам заказы, это стало происходить чаще.

Две дочки были еще малы и требовали внимания от родителей. И они, конечно, получали это внимание. Анатолий был хорошим отцом, внимательным и заботливым. Он был работящим и ответственным. В доме он делал все сам. Но частенько с работы приходил подвыпившим, и жена ничего не могла с ним сделать.

У Вали и отец был столяром, он всю жизнь пил. И мать терпела его скандалы и выкидоны.

Частенько отец приходил к дочери и просил опохмелиться. Его сухая маленькая фигура тряслась, молила о пощаде. Дочь понимала и всегда подносили отцу живительную жидкость. Отец дрожащими руками брал подношение и употреблял. Когда ему становилось легче, он просил на чекушку денег, Валя давала, и он уходил. Это повторялось почти каждый день, когда Семен Иванович был в запое. Потом он какое-то время не пил.

Валя очень переживала за отца и мать ей было очень жалко. Но ничего поделать она не могла. Пьющий человек – это больной человек, практически, неизлечимо больной.

Анатолий Викторович зашел к врачу взволнованный и потерянный, бледный, а вышел от него немного успокоенный – врач подарил надежду.

«Все будет хорошо, страшного пока ничего нет, но придется удалить большую часть желудка», – сказал врач.

Анатолий Викторович пошел ложиться в отделение.

Потом он стал ждать операцию.

Операция прошла удачно. Послеоперационный период протекал очень тяжело, но больной выдержал и вскоре пошел на поправку.

Через две недели он был дома.

Пока Анатолий Викторович лежал в больнице, многое ему приходило в голову. Он видел тяжелобольных, понимал их страдания. Иногда самому Анатолию Викторовичу становилось очень страшно. Стены больницы давили на него, сердце колотилось, поднималось давление и тяжесть от неминуемой безысходности наплывала, словно черная и тяжелая туча на небо.

«Вот она смерть, ходит рядом, стоит сделать один шаг назад, и ты уже там, – думал он. – А что там за пропастью? Пустота или млечный путь? Есть ли там жизнь не телесная? Или вечная темнота? Как это страшно. Мы пришли из темноты и уйдем туда обратно. А жизнь – это одно мгновение во всей вселенной. Ты лишь пылинка на этой земле…»

Валентина встретила больного мужа пьяная. Ее сухая, бледная фигура стояла в коридоре, когда Анатолий Викторович зашел в дом. Глупое выражение ее невозмутимого лица, слегка удивилось и исказилось в злобе при виде мужа. Потом на ее лице показалось что-то доброе и теплое, а потом опять пришло равнодушие, словно какой-то механизм переключал ее эмоции.

Хозяин дома спокойно сказал:

– Здравствуй, Валя!

– Тебя что уже выпустили? – удивилась жена.

– Мам, ты бросай пить, мы тебе папку привезли из больницы, – сказала средняя дочь, заходя в дом вместе с отцом.

На следующий день Валентина не пила, но она сильно болела. Целый день она ходила чумная и ее рвало. Анатолию самому было тяжело, а тут еще жена больная с похмелья. Пришлось ухаживать за ней.

Прошел еще день, Валя уже чувствовала себя лучше, могла что-то приготовить поесть и стала ухаживать за мужем.

Незаметно пролетел месяц.

Валя стала нервной, ей все надоело: муж со своими болячками, постоянная готовка, уборка.

«Я как служанка: принеси то, унеси это, а я тоже жить хочу, – жаловалась она дочерям. – Лучше бы он сдох!»

А дочери знали – ее тянуло выпить. Она может скоро сорваться – запить. И это случилось.

К этому времени больной уже немного окреп и сам мог о себе позаботиться. И дни уже не были такими тяжелыми и напряженными. Хотя неприятные ощущения послеоперационного периода сидели еще в его памяти. Он вспоминал тяжелобольных, себя. Иногда думал о смерти.

Анатолий Викторович отказался от курева, от спиртного, он решил не злоупотреблять.

Старшая дочь говорила: «Пап, тебе послана эта болезнь для того, чтобы ты переосмыслил свою жизнь и начал жить по-другому. Стал вести здоровый образ жизни и радоваться каждому дню».

Анатолий снисходительно улыбался и молчал. Он был доволен собой.

А дни бежали. Наступило лето. В своем доме очень много работы. Анатолий потихоньку занялся огородом вместе с женой. Занимался он и ремонтом дома. После операции прошло всего три месяца, а он уже набрался сил. Иногда, конечно, ему становилось тяжело, и он ложился отдыхать. Частенько он спал днем.

Анатолий Викторович был рад тому, что смог начать новую жизнь, в отличие от жены, которая частенько была пьяная и ничего не хотела делать.

С усердием и воодушевлением он занимался домашними делами. Он ездил на велосипеде к дочерям. Делился с ними новостями. Дышал, как говорится, полной грудью.

Потом он снова прошел обследование. Было все нормально. Жизнь продолжалась.

Лето заканчивалось.

Анатолий Викторович загрустил. Домашняя работа ему надоела, хотелось отдохнуть. Он выматывался. Валентина была частенько пьяна. Скандалила, желала ему смерти. Ему хотелось отвлечься и забыться.

Он все чаще стал завидовать жене, которой море по колено. Он и раньше всю работу делал почти сам, а теперь и вовсе все легло на его плечи. Дочери помогали редко, им было некогда, у них свои семьи.

Анатолий Викторович как-то вечерком решил выпить водки, чтобы спокойно отдохнуть, пока жена спит.

Он выпил, закусил, ему стало хорошо. На этом он остановился, решил подождать, что будет с ним дальше.

На следующий день ничего страшного не произошло, хотя был небольшой дискомфорт в желудке.

Вечером, управившись в огороде, он выпил две стопки, стало весело. Он решил прокатиться на велосипеде до старшей дочери.

Дочь поняла, что отец подвыпивший и стала его ругать. Тут вмешался зять и встал на сторону жены. Анатолий Викторович молчал и улыбался, ему было хорошо. А потом он сказал:

– Да не беспокойтесь, все нормально, налейте лучше выпить.

Дочь открыла рот от удивления. Она поняла, что говорить отцу бесполезно. И что в этом виновата мать.

На следующий день утром они втроем решили собраться у родителей и поговорить с матерью, вернее ее отругать.

Когда они зашли в дом, мать стояла в кухне возле шкафа и наливала себе в стопку водку. Когда она увидела дочерей, то смутилась, растерялась и быстро спрятала стопку в шкаф, сделав доброе и невинное лицо.

– Дочки мои пришли! – протянула она ласково.

– Здрасьте! Мам, ты опять пьешь?! – сказала старшая дочь Ира. – Может хватит, ты втягиваешь отца в свою пьянку.

– Я-то причем, я ему в рот не заливаю.

– А ты его подталкиваешь на это, – проговорила средняя дочь Лена.

– Да бог с вами, что вы такое говорите, – спокойно сказала мать. – Надо же пришли за отца заступаться, – повысила голос Валентина. – Да мне плевать на него, пусть что хочет, то и делает.

– Он кое-как выкарабкался, стал жить нормально, а теперь все коту под хвост, – сказала младшая дочь Марина.

– А когда я была больная, он пил и плевал на меня. А я должна думать о нем! Да он мне всю жизнь испортил, он всю жизнь пил! А что мне оставалось делать! А теперь я во всем виновата! Теперь я плохая! – кричала мать.

Дочери поняли, что этот разговор ни к чему не приведет. И что только больше разозлит мать.

Они вышли в коридор.

Сам Анатолий Викторович сидел в зале и молчал. Кажется, что он был доволен тем, что его защищают.

А Валентина злилась и что-то ворчала себе под нос, но дочери вышли на улицу и ее уже не слышали.

Им было очень обидно и грустно. Но ничего поделать они не могли.

Анатолий Викторович вышел вслед за дочерями и сказал:

– Да не беспокойтесь вы так, все у нас нормально. Сейчас мать пропьется и будет человеком.

– А ты? Ты зачем пьешь? – спросила Ира.

– Да я немножко.

– Ты еще и куришь?! – вспыхнула Ира, увидев в руке у отца пачку сигарет.

– Да это я так, когда выпью, – стал виновато оправдываться отец.

– Значит лечился ты зря, – спокойно сказал Лена.

– Конечно, не зря… Я возвращаюсь к обычной жизни, – сказал спокойно отец. – А вы не переживайте, все будет хорошо! Если что-то случится, то я свое пожил, наверно, хватит.

Дочери вышли за ворота и тоскливо взглянули на родительский дом. А ведь так хочется, чтобы родители жили долго и счастливо.

Просватали

Не везло Наталье с мужьями: первый – спился, второй в тюрьму загремел, а остальные – голь перекатная, пришлось самой бросить. Но дети не виноваты, их кормить нужно. Благо, бабка совестливая, внуков не бросает. Ведь сама Наталья непостоянная: то одну работу сменит, то другую – все не по ней да платят мало. Так и живет с двумя детьми с родителями, меняя место работы и мужей, мечтая о принце.

Как-то раз знакомая Натальи решила сосватать её за одного холостого мужчину, уже в летах. Уж так она его расхваливала, что он работящий, симпатичный, веселый, с домом и детей у него нет. Один минус – живет со своей матерью, в соседнем селе. Но познакомиться очень желает и детей примет, как родных. У Натальи от радости глаза заблестели: «Вот, наконец, счастье мое близко!» – подумала она и попросила сестру Елену свозить в то село. Сестра согласилась и повезла. А сваха Варвара опять взялась расхваливать жениха Петра Васильевича.

– Сама бы за него замуж вышла, кабы была моложе, – говорила она. – Ох, завидую я тебе, Наталья.

И всю дорогу одно и то же: какой хороший Петр Васильевич и его мать Мария Захаровна.

– Ну, не везло мужику с бабами, как тебе с мужиками, – говорила сваха. – Значит судьба ваша – быть вместе.

Cестра смотрела на веселых женщин через зеркало и молча улыбалась, понуждая старенькую «Жигули». А на улице потихоньку накрапывал дождь, и ветер гнал желтую листву по асфальту. Золотая осень капризничала и не хотела уступать зиме. Асфальт скоро кончился, и машина выехала на скользкую глинистую дорогу – пришлось ехать потихоньку. Дома в селе показались старые, ветхие, что у Натальи перехватило дух. Но Варвара успокаивала:

– Да, погоди ты – они живут лучше, намного лучше.

И она оказалась права – дом действительно был получше, но не вдохновил невесту.

Перед её глазами встала серая небольшая изба с гнилыми наличниками, но не та, которую она себе представляла. За деревянным забором грубо залаял большой черный пес. В окне шевельнулась занавеска, и кто-то сильно хлопнул дверью. На улицу вышел невысокий, толстый мужчина лет пятидесяти, со светлой, взъерошенной шевелюрой, в вязаной растянутой кофте и в трико с оттянутыми до неприличия коленками.

– Здравствуйте! – почти в один голос сказали гости.

Хозяин кивнул гостям и подошел к собаке.

– Как дела? – поинтересовалась довольная Варвара.

– Понемножку, как у всех, – невесело ответил тот.

Наталья приняла мужчину за одного из родственников, но никак не за жениха, и стала ожидать желанной встречи со своим суженым.

Гости вошли в дом. Веранда оказалась грязной, некрашеной. Возле порога их встретила толстая маленькая женщина, словно колобок на ножках и неприветливо попросила не разуваться, а вытереть ноги об мокрую тряпку возле порога, при этом даже не поздоровалась и не обрадовалась гостям, словно их недавно видела.

– Здрасьте! – сказала Варвара.

Но женщина молча кивнула и направилась в зал, в кресло. Гости пошли за ней. Из коридора показалась кухня небрежного вида: на сером столе стояла плитка, облитая кипевшим на ней супом, пол некрашеный и всюду волокна пыли, хлебные крошки да сажа от стоящей рядом печки. В зале было немного чище: длинная пыльная стенка с фотографиями и картинками, два кресла без накидок с рваными подлокотниками. На грязном, прогнившем подоконнике много цветов повядших, с прессованной землей.

«Если это тот дом – полная чаша, о котором говорила Варвара, то это – ужас, – подумала Наталья. – Да и спальня здесь одна».

– Я вам невесту привезла, Мария Захаровна, – сказала сваха и указала на Наталью. Девица смущенно заулыбалась, но хозяйка сердито посмотрела на невесту и спросила:

– А дети у нее есть?

– Двое: мальчик и девочка, – ответила сваха.

– Вон оно как. Ну, не знаю, – произнесла женщина.

Но Наталье не терпелось увидеть жениха, того работящего тракториста, высокого, мускулистого. Варваре стало как-то неловко за гостей, которым не предложили даже присесть, но она сделала вид, что не в обиде за холодную встречу.

– Да он пока жениться не собирается. Много раз это делал. Все не везло, – сказала опять мать. – Но если они хотят, пусть живут. Но а дети? Куда их?

– Ну как куда? Неужели, она их оставит бабке, – произнесла в замешательстве Варвара.

И женщина в кресле сделала неестественную ухмылку на круглом и белом лице. И её шарообразная фигура удалилась в коридор. С улицы пришел сын и подошел к гостям. Он попытался быть гостеприимным, предложив сесть, хотя бы двум гостям, но те отказались. И, чтобы развлечь присутствующих, Петр Васильевич похвалился цветами на подоконниках. Цветы в спальне стояли даже на полу.

– Цветы поливать нужно, – вмешалась Варвара.

– Я их вчера поливал, – обиделся хозяин.

– Да что-то не заметно.

Тут Елена шепнула Наталье прямо в ухо:

– Я подозреваю, что это и есть жених.

– Да нет.

– А ты спроси у Варвары.

И Наталья шепнула своей знакомой, а та шепнула в ответ, что у невесты перекосило лицо.

– А я тебе, что говорила, – шепотом сказала Елена.

Петр Васильевич ничего не слышал, но свахе стало неловко до кончиков ушей.

Жених сразу догадался о сватовстве, но не мог определить, какая его невеста, а спросить не решался. Но ему понравилась симпатичная Елена, и он стал на неё посматривать. Варвара это заметила и решила представить Наталью, как невесту.

Из кухни послышался грубый голос матери, и сын вышел в коридор. Гости остались в зале.

– Он мне вообще не понравился, – обидевшись, сказала Наталья. – И дом ужасный.

– Она еще выбирает.

– Да нам здесь даже не рады.

– А ты думала, тебя с оркестром встретят. Это просто люди такие – привыкнут.

– Можно было и чаю предложить, – вмешалась Елена.

– Не хочу я чаю, хочу домой, – протянула уныло невеста.

– Да неудобно уходить, – сказала сваха.

– Я буду пить чай дома, – расстроилась Наталья и пошла к выходу, а остальные за ней.

В коридоре нежеланные гости услышали голос матери:

– Ты мог меня хотя бы предупредить, что они нагрянут.

– Я сам не ожидал, – взволнованно ответил сын.

– А Варвара тоже хороша – притащилась с этими… девицами. О, господи!

– Мам, ну не начинай.

– Мария Захаровна, мы, пожалуй, домой поедем, – сказала Варвара.

– Как? Так скоро? – собрав гостеприимство, ответила хозяйка. – Ну, если вы торопитесь, то конечно.

Варвара ждала, что им все же предложат по кружечке чая, и тогда можно поговорить о деле, но этого не случилось и гости вышли на улицу. А следом хозяин. Когда все были за воротами, Петр Васильевич попросил сваху на минутку для разговора, а сестры сели в машину.

И, когда Варвара села в рядом, Наталье не терпелось узнать, о чем они толковали с этим работящим мужчиной. Женщина засмеялась.

– Не обижайся. Он спрашивал про Елену – замужем ли она. А я ответила: она замужем.

– И разводиться не собираюсь, ради такого «принца», – сказала Елена.

– Да кому он нужен, старый хрен, – обидевшись, протянула Наталья. – Может, он и был женихом тридцать лет назад.