Пыльца

– По-моему, какой-то бред. А что скажешь?

– По-моему, места, куда он ездил.

Карта утыкана булавками и исписана фломастером. Это была карта Манчестера с прилегающими областями. Лимбо изображен в виде клубка змей, извивающихся на грязных дорогах.

– Видишь вот здесь? – сказала я, и Зеро подошел ближе. – Здесь Койот забрал пассажира.

Я показала на булавку, одиноко торчащую из карты в Лимбо, за Литтлборо, на северо-востоке от города, где карта плохо прорисована из-за неизвестных районов. Блэкстоун-эдж. Прямо под булавкой собачьим почерком написана дата – первое мая, вчера, и время – четыре утра. Ниже номер телепера.

– Думаю, надо позвонить по этому номеру, Клегг, – сказала я. ЩЧ.

Клегг глубоко вдохнул и чихнул, уронив баночку с наноблохами.

– Вот черт! Ну вот, это все из-за тебя. – Он тут же начал чесаться.

– Я не говорю, что его убила обязательно Бода, – сказала я. – Но она могла. Мы с тобой должны делать свою работу или нет?

– Думаешь, мы делаем свою работу? – чесался Зеро от блошиных укусов.

– Можешь достать у Колумба для меня фотографию Боды? Если не она убила Койота, она может знать, кто это сделал. Стоит хотя бы попробовать.

– Крекер сказал – нет. Крекер сказал закрывать дело. Всё.

Я не могла понять, почему Крекер и Зеро Клегг так возражают против поисков Боды. Это же основное направление расследования. Может быть, что-то происходит, какие-нибудь закулисные интриги? Или я просто неправильно читаю тени? Все равно, я точно не хотела, чтобы тот дневник попался на глаза Клеггу.

– Крекер – хозяин, – продолжал Зеро. – Он босс. И в его списке дел есть вещи поважнее. Иксеры снова жалуются на Гамбо Йо-Йо, потому что он продолжает ломать карту. Крекер хочет, чтобы я его выследил.

– Зеро, почему меня должен интересовать какой-то старый хиппи?

– Потому что так получилось, что он нарушает закон.

– У меня сильные предчувствия в связи с этим делом, Зеро.

– Оставь их при себе и хватит называть меня Зеро. – Он никак не мог перестать чесаться из-за прыгавших по нему наноблох.

– Дай мне одну попытку, пожалуйста. Давай найдем, чей это номер. Поможешь мне?

– Я же пришел с тобой сюда, так ведь? Черт. Хорошо остальным, им ты никогда не нравилась. А то бы им пришлось потратить на тебя чертову уйму времени.

Я ничего не ответила.

Позже в тот же день Зеро поехал со мной на север, на мертвые равнины. На улицах Манчестера через асфальт и гудрон пробивались цветы, и, пока мы ехали, следом за нами бежали стаи собак. Повсюду виднелись признаки пыльцы. Зеро чихал и чесался, пропихивая между челюстей голубое телеперо. Он попробовал номер, который был написан на карте Койота, и сказал, что там слышен только шум статики. Потом чихнул еще раз и облаял аллергию. Из-за этой поездки было много споров, особенно когда я попросила три патрульные машины: по одной сзади и впереди. И тяжелое вооружение. И в том, и в другом мне отказали. Зеро был полностью согласен, говорил, что никакой ублюдочный зомби не захочет с ним связываться. Но я заметила в его глазах страх – особенно когда мы проезжали через территории мутантов в Северном Манчестере.

– Пес-Христос! – говорил он мне. – Что с миром творится? Никого на себя похожего не осталось. Мать их, посмотри только! Дымка, видишь вон ту тварь? Что это за херня такая? Мутанты ебучие! – Последнее он проорал из окна.

– Знаешь что, Зеро? – сказала я. – А ведь говорят, что в некоторых из них есть и собачья кровь.

– Нуу… Дешевый наезд, Дымка. Пес-Христос! Это только доказывает, какие уроды эти зомби.

Потом мы подъехали к северным воротам – на выезд, внутрь гигантской скорлупы, где летели искры с шок-дубинок и с огромных грузовиков счищали прицепившихся зомби. Мы втиснули машину в очередь за вазовозом. «Пылающая комета» могла бы целиком поместиться в тени от задних колес – сейчас городская стража светила лазерами под прицепом в поисках контрабанды. Сквозь проволочную сетку мне было видно въезд, где трейлеры поливали жидкостью от зомби.

Грузовик перед нами проехал вперед, и, когда Зеро передавал стражу свой полицейский код, со стороны въезда донеслось рычание, а потом что-то шлепнулось о забор.

Зомби-заяц, смытый с одной из машин на входе.

Колотит по сетке руками и ногами.

Зеро закричал на тупо стоявшего таможенника:

– Пес-Христос! Ну уберите его куда-нибудь! Прилетевший зомби просунул скользкие руки в ячейки сетки и почти скреб когтями по нашей машине. Шипящий жир брызгал на лобовое стекло. Зеро вытащил пистолет:

– Прикончу урода.

Опустил стекло. Я велела ему успокоиться, но когда пес в Зеро брал верх, его было не остановить. Стражи добрались до зомби первыми и затыкали его шок-дубинками. От жуткого воя попятился даже Зеро, а в воздух поднялся запах горелой полумертвой плоти. Зомби прожарился насквозь. Тогда я подумала о своем любимом незаконнорожденном Сапфире, который лежит совсем один в своей спальне там, в квартире. Как же мне его защитить?

Мы проехали через КПП, свернули с главной дороги и понеслись по грязной колее, мимо разбитых машин и обгорелых вагонов, торчавших на пустоши, от которой целые мили до ближайшей железной дороги.

Лимбозона.

Мы обнаружили большой засохший дуб с переплетенными ветвями, скрючившийся от ветра. За ним в колыхавшееся небо поднимался последний телеграфный столб.

Точный ориентир. Блэкстоун Эдж.

Кругом были только пожухлая трава и сухой ветер. Зеро бешено чихал, осматривая пустоши в поисках зомби, и рука, которую он держал у кобуры, каждый раз дергалась.

– Ты в курсе, что тут есть дыры, да? – сказал он. – Дыры в Вирт.

Я пошла дальше по пустоши. С одной из чашек телеграфного столба свисал длинный провод: бугристые корни росли из его конца и всасывались в мокрую землю.

На юг от города, как раз на краю карты, где пустоши Лимбо еще не взяли свое, под нависшей скалой стоит икс-кеб. Здесь безопасно, не будет разборок с копами. Дорога растворяется в пустоте сразу за Элдерли Эдж. Драйвер отъехал как раз настолько, чтобы отвязаться от Колумба.

Путь до этой скалы прошел в одиночестве благодаря атласу. Бода заплатила внушительную сумму угрюмому пограничному жителю, чтобы узнать расположение тайной дороги. Прошлую ночь она провела в машине, слушая шорох листьев по стеклу и стоны зомби на пустырях. Она включила все защитные системы, и Тошка обещал ей, что глаз не сомкнет, но все равно ее сон прерывало урчание грохотавших мимо вазовозов, а по раненой дороге гуляла боль. И еще больнее становилось, когда приходили мысли о Койоте. Ее не покидало ощущение, что это она его убила, что она виновна. В темноте ее мозг часами прокручивал варианты. Если бы только Роберман не рассказал ей про заказчика из Лимбо. Если бы только она не сказала о нем Койоту. Если бы он не позвонил по тому номеру. Если бы только она любила его сильнее или полюбила раньше. Если бы только, если бы только… В ее жизни слишком много «если бы». А что собирается делать Колумб? Что она сделала такое, что вызвало его гнев? Тут Бода полезла в сумку и достала записную книжку. В ней нацарапан номер, по которому звонил Койот. Номер в Лимбо. Может, позвонить по этому номеру? И там выяснить что-нибудь об убийце псодрайвера. Она хочет найти убийцу? Да, потому что тогда она сможет простить себе, что дала Койоту номер. Но как ей добраться до телефона, снова не подключаясь к карте? В конце концов, она провалилась в сон, а потом проснулась с тем же самым вопросом. Она уже много часов сидит в кебе, голодная и расстроенная. Сегодня второй день ее новой жизни: темнеет, наступает время зомби – и девушка боится.

Где-то в глубине Лимбозоны над горизонтом вспыхивают огни. Она не хочет думать, что там. Она слышала столько разных историй. Здесь Бода в безопасности, сейчас, когда с одной стороны власть, а с другой – хаос, пока она в состоянии защищаться от зомби. Но нужно что-то менять. По дороге проносится еще один вазовоз. Тошку трясет из-за вибрации.

МНЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ЭТО ТЕРПЕТЬ? – говорит он.

– А у нас есть другой выбор? – спрашивает Бода. – И как это я до сих пор слышу твой голос? Ты же по идее должен был замолчать навсегда.

ВООБЩЕ-ТО Я НЕ ОТКАЗАЛСЯ БЫ ОТ ЧЕГО-НИБУДЬ ПИТАТЕЛЬНОГО.

– Питательного?

БЕНЗИН, РОДНАЯ.

– Я бы тоже, – отвечает Бода. – В смысле от еды.

Мимо грохочет второй грузовик, похожий на освещенный огнями океанский лайнер. Бода запускает мотор Тошки и выруливает на дорогу вслед за грузовиком, догоняет огни, дрожащие в глубине Лимбо.

Через двадцать минут они въезжают на стоянку перед отдаленной заправкой с кафе. Унылые, как руины, одинокие строения стоят посреди пустырей Лимбо. Рассыпающаяся неоновая вывеска гласит: «ОБЕДЕННО-ЗАПРАВОЧНЫЙ САЛУН КАНТРИ ДЖО. БЕНЗИН БЕЗ НАЛОГОВ. ПОСЛЕДНЯЯ ОСТАНОВКА ПЕРЕД КРАЕМ СВЕТА. ЕСТЬ КОМНАТЫ». По небу гуляют лучи лазеров, установленных на крыше кафе. Бода платит за бензин и спрашивает мальчика-пса у колонки, есть ли у них свободная комната. Тот только кивает на светящуюся вывеску и рычит:

– Читать умеешь, сука-тень? Спроси Джоанну.

«Что значит – сука-тень? Это он про меня?»

Она проходит через вращающуюся дверь салуна и чувствует легкое замешательство. Изнутри слышна музыка в стиле кантри, женский голос исполняет песню, смешиваясь с грубыми мужскими выражениями радости. Бода стоит снаружи, смотрит поверх створок дверцы…

Как раз напротив, на деревянной сцене, призванной изображать обстановку горного ранчо, поет и играет на гитаре женщина. Певица представляет собой нечто условно-блондинистое и одета в стиле Дикого Запада: стетсон, галстук-шнурок и цветастое льняное платье.

– «…Упрямый бычок убегает от нас, но мой Джо, свив лассо, повалил его в грязь».

Потом она начинает припев про то, как что-то там «проснулось в надломленном сердце». Толпа неотесанных дальнобойщиков с ревом одобрения и взрывами чихания охотно присоединяется. И еще какой-то странный шум вроде хлюпающего жужжания слышен из глубины комнаты. Там движутся черные тени. Песня заканчивается, исполнительница пробирается к стойке бара, с улыбкой, но твердо пресекая все заигрывания из толпы.

Бода входит.

Ее встречают молчанием. Воздух пронзает одинокий хриплый свист. За ним следует невероятный чих. Примерно половина водителей сидят в импровизированных респираторах – цветные банданы закрывают рот и нос. Один из них шлепает по колену, приглашая Боду сесть.

Бода вежливо отказывается.

Дальнобойщики – это ладно, с ними Бода еще может смириться, сама крутит баранку девять лет, но когда она проходит в глубь бара, из угла выходят тени и приближаются к ней.

«Зомби! Вот дьявол!»

Существа смотрят на нее сквозь испарения дыма и пота. Дальнобойщики сидят в одном конце комнаты, зомби – в другом. Между ними мерцает плотный поток воздуха – как занавес, скрывающий от глаз что-то неприятное. Певица улыбается ей из-за стойки. На стене висит впечатляющий набор атрибутики Дикого Запада, в том числе пять-шесть револьверов и винтовка. Дальнобойщики и зомби пялятся на голый карточереп Боды. Бода вынимает из сумки вязаную шапку, натягивает на голову и затем спрашивает певицу:

– У вас есть «бумер»?

Смех со стороны дальнобойщиков. Снова чихание.

– Мало кто заказывает «бумер» в здешних местах, – отвечает певица. – Есть приличный «бурбон», «Джек Дэниелс». Устроит?

Бода кивает, платит за огненную воду и выпивает половину. В двух шагах от нее, отделенный дрожащей воздушной завесой, стоит большой зомби – мужчина двух с лишним метров ростом, издали даже похожий на человека. Конечно, он весь скользкий, и некоторые части тела какие-то разболтанные, но по сравнению со своими собутыльниками, которые оборванной кучей выстроились вдоль невидимого барьера, этот громила – просто вирт-звезда. И, кажется, он и сам так считает. Его ярко-желтый стетсон сдвинут на затылок. Барменша шагает сквозь воздушный занавес, чтобы обслужить большого зомби, и потом переходит обратно, на сторону дальнобойщиков.

– Ты Джоанна? – спрашивает ее Бода.

– Когда как, – ворчит большой зомби.

«Боже мой, они разве умеют говорить?»

– Не обращай на Бонанзу внимания, – говорит барменша. – Вообще он большой осел.

– Я ее проинформировал, – отвечает Бонанза. – Просто проинформировал.

Бода игнорирует его, удивляясь, насколько это просто. Зомби ведь должны быть злобными.

– У вас есть комната на ночь? – спрашивает она барменшу.

– Детка, можешь переночевать у меня! – орет один дальнобойщик.

– Сколько угодно, – сообщает ей Джоанна. – Комната и питание. Еду могу принести прямо в номер. Вряд ли тебе захочется сидеть с этими парнями.

– Спасибо. А телефон тут есть?

– Рядом с «напалмовским» автоматом.

Бода пробует набрать номер и получает в ответ: «ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН». Она идет обратно к стойке.

– Это перофон, – говорит она. – У вас есть обычный телефон? Который принимает деньги?

Барменша пристально всматривается в глаза незнакомой девушки и наконец говорит:

– Пойдем со мной. Он в задней комнате.

Они проходят в комнату, и барменша представляется Джоанной, сестрой Кантри Джо, который сейчас в Приграничье.

– А что здесь за место? – спрашивает Бода. – Я не знала, что тут есть город.

– Значит, ты не знаешь совсем ни хрена, – отвечает Джоанна. – Тут скорее даже не город, а община со своим образом мыслей.

– Мне понравилась песня.

– Ну, спасибо.

– Что значит «маверик»?

– Тоже не знаешь? Вообще-то надо бы. Это старое ковбойское слово. Означает корову, которая во время перегона скота не хочет бежать вместе со стадом.

Они входят в какое-то подобие жилой комнаты. По стенам развешаны коровьи рога. Едва слышно играет древнее радио, настроенное на волну Гамбо Йо-Йо. Коллекция акустических гитар на деревянной стойке. На шатком столе – старинный дисковый телефон.

– Видишь ли, я не могу принимать перья, – продолжает Джоанна. – Я дронт. Думаю, ты тоже, раз пришла сюда и спросила про бесперьевой телефон?

– Наверное.

– Ты в последнее время часто чихаешь?

– Совсем не чихаю. Я несколько раз пыталась. Но ничего не получилось.

– Так и знала. Я тоже.

– А что такое?

– Из всех дальнобойщиков, которых я знаю, сейчас не чихают только те, которые дронты. У тебя не возникает какое-то странное чувство?

– Какое?

– Ну, не знаю. Наверное, беспокойство. Вот у меня да. У тех дальнобойщиков тоже. Знаешь… как будто нужно идти. Такое чувство, что всех дронтов кто-то зовет.

И что Бода должна на это ответить?

– Как получилось, что в твоем баре сидят зомби? Из-за них не бывает проблем?

– Девушка, вы сама наивность. Я делаю деньги на проблемах. Приграничье – страна мутная. Тут нужно налаживать отношения с людьми.

– С людьми?

– Естественно, зомби тоже люди. Мы – последнее напоминание о городе перед началом Лимбо, и тут приходится идти на уступки. «Салун Джо» – конгломерат. Ты видела Волшебную Стену в баре? Волшебная Стена – изобретение Джо.

– Держит зомби на расстоянии?

– Держит зомби отдельно.

– А у меня получится пройти через нее?

– Я бы не советовала.

– Но ты ведь ходишь.

– Я слегка особенная. Как тебя звать?

– Бода.

– Бода, ты откуда-то сбежала, верно?

– Вроде того.

– Дай посмотрю твою голову.

Бода стягивает вязаную шапочку. Джоанна присвистывает.

– Фью-ю. Ни фига себе пропахало! Ого… в тебя стреляли?

Бода поднимает руку к ране.

– Да ничего. Просто задело.

– Там грязь. Дай-ка… вот… ох, Господи! Скверная штука. Давай я перевяжу.

– Да не нужно. Все нормально.

– Стой тут.

Джоанна скрывается на кухне и появляется вновь с бинтами и банкой мази. Она заставляет Боду пригнуться, чтобы нанести мазь.

– Тебе нужно к доктору.

– Нет.

– Давай хотя бы наложу повязку.

– Никаких повязок.

– Ладно.

Когда Джоанна заканчивает хлопотать, Бода распрямляется и вынимает записную книжку из сумки. Находит нужный номер – заказ, который ей отдал Роберман, а она передала Койоту. Больше не было ничего – ни адреса, ни имени, только номер телефона. И вот она снова ждет гудка, а мысли у нее разбегаются. «Кто там, на другом конце провода? Этот телефон убил Койота». Какая-то девочка по имени Персефона. Щелчки разрядов, а за ними…

Последний телеграфный столб где-то в темноте на пустошах к северу от города. Со столба спадает единственный провод и пробирается по полям. Он ползет сквозь заросли, постепенно становится зеленым, превращаясь из провода в побег. Бежит по глине и торфу – провод-ветка.

Бода стоит в комнате Джоанны, слушает шуршание в трубке. Что-то лопается, раскрывается. Голоса темноты. Жизнь трав. Подземный шторм. Она слушает, как трескаются семена, скрипят растущие корни, скользят черви, раскрываются цветы.

Тишина в трубке невыносима. Единственная зацепка дала на выходе только шум, который она не может понять. Она осторожно кладет трубку на рычаг, разрывая соединение. Пути вперед больше нет.

Бода забирается в свою сырую комнату. Комната – значит кровать и комод. Столик. И все.

Койот…

Она не может перестать думать о Койоте. Как он обещал сводить ее на второй этап полуфинала по виртболу в этот четверг. О Манчестере. О том, что не нужно быть частью системы. Так сказал ей Койот четыре дня назад в «Соловьином кафе». Неужели всего четыре дня назад?

Икс-кеб – система. Койот – нет.

«Он погиб из-за меня». Вот о чем она думает.

Позже, во время ужина – два яйца, сосиска, жареная картошка и бобы – Бода слышит, как внизу Джоанна поет «Тебе сегодня одиноко» и как Лимбо тихо шепчет в темноте за стенами ее комнаты. Дорога до дома в Уэллей Рэндж будет долгой. Если она вообще туда доедет. Если она вообще захочет туда поехать. Зачем туда возвращаться? Рана на голове уже заживает; короста закрывает Кингсвей. Может быть, ей стоит ехать дальше, в глубь Лимбо. Как-нибудь устроиться там, посреди иссушающего ветра и темноты. Такая перспектива ее все больше привлекает. Время сидеть тихо и время срываться с места. Завтра они с Тошкой поедут в убийственные пустоши. С Манчестером покончено.

Бода влезает на скрипучую кровать. Несмотря на свое решение, ей будет трудно обойтись без той массы удобств, которую предоставляет таксишная карта. В полусне она позволяет себе немного подумать о плавно вьющихся нитях, по которым когда-то пролегал ее путь, на которых прошла ее жизнь. О наставлениях Робермана. Такое нежное прикосновение. Она помнит, как ездила вместе с ним, когда ей было девять с половиной; тогда она только присоединилась к иксерам. Три года она была его ученицей, каталась на заднем сиденье, впитывая великое знание робопса. В двенадцать у нее случилась первая менструация, и тогда Колумб объявил, что настало время подключить к карте ее собственный кеб. Церемонию инициации она прошла с легкостью и без всяких проблем – если не считать встреченных там огненных демонов – и получила новое имя – Боадицея и с ним новую личность, готовую на все ради цели.

Теперь она не может доверять Колумбу. А если не Колумбу, то кому вообще она может доверять?

Она тянется к первобытному радиоприемнику, включает его, крутит настройку, пока не появляется слабый голос Гамбо Йо-Йо, пробивающийся через границу карты. Человеческий голос. Пират-хиппи поставил песню под названием «Blue Suede Shoes». Бода надеется, что музыка как-то ее успокоит. Но всю песню она думает только о том, что потеряла. Больше нет икс-кебов, нет Койота, кончилась прежняя жизнь. Она как чистый лист, как заснеженная равнина. Всю жизнь она посвятила икс-кебам, теперь плывет по течению и даже не помнит, что было до них. Не помнит даже своего настоящего имени.

Как бы я хотела быть сейчас с тобой, Тошка. Лететь с тобой по дороге. Она устала, но не может уснуть и в сумерках разума представляет себе разговор с кебом.

КАК ТЫ, БОДА? – спрашивает Тошка.

«Бывало и хуже».

ЧЕМ-НИБУДЬ ПОМОЧЬ?

«Просто тоскливо, но я, наверное, привыкну».

ХОЧЕШЬ ПРОКАТИТЬСЯ?

«Утром. Конечно. Уедем далеко-далеко».

НА ЗАКАТ?

«На восход. Утром восходит солнце».

Я ЗНАЮ.

«Ладно. И мы поедем на юг, не на восток».

ЧТОБЫ ЗАБЫТЬ ГОРОД?

«Чтобы все забыть. Ты на самом деле говоришь со мной?»

КОНЕЧНО. Я В ТВОЕЙ ТЕНИ.

«Не может быть». Мгновение и… «Неужели я такая? Правда?»

ТАКОЙ ТЫ БЫЛА ДО ИКС-КЕБОВ, БОДА. МЫ С ТОБОЙ ГОВОРИМ ЧЕРЕЗ ТЕНЬ.

«Я дронт? Я не смогу попасть в сон?»

БЫСТРО СХВАТЫВАЕШЬ, ДРАЙВЕР.

Завернутая в тонкую простыню, Бода улыбается сама себе и шепчет:

– Раз-два, голова, три-четыре, покатили… Под окном сигналит Тошка. Четыре раза. «Спокойной ночи, Тошка».

СПИ, МАЛЫШ.

И когда затихает золотой голос Элвиса и в эфире снова появляется Гамбо, Бода шокирована, как никогда…

– Боадицея, Боадицея, Боадицея! Ты там слушаешь, маленькая убийца? Слушайте все. Боадицея, или просто Бода – имя молодой иксерки, которая вчера утром поломала схему икс-кебов. Вот почему карта в отрубе и столько проблем у всех пассажиров. Йо-Йо! Гамбо покопался в памяти икс-кебов – кеб этой девчонки был рядом с Алекс-парк, когда случилось убийство.

Бода садится на постели:

– Что?

– А еще она любовница Койота, нашего замечательного таксопса, которого убили вчера. Завтра его похороны, тут полиция расстаралась. Слушайте, как завертелся сюжет. Почему это копы не гоняются за Бодой, а вешают убийство на какого-то мифического зомби? Если копы закрывают глаза, мы сами должны смотреть в оба. У Гамбо Йо-Йо к слушателям есть просьба: присмотрите за этим съехавшим с трассы драйвером. Бода ездит на беглом кебе с именем Фаэтон, а на голове у нее потрясная татуировка, карта Манчестера. Если увидите ее, дайте Гамбо знать, номер старый: 7-7-7-Y-Y. Вы знаете, он не прослушивается. Колумб предложил четыре золотых пера тому, кто приведет девочку обратно. Не ловитесь на удочку этому старому кеб-заправиле. Гамбо предлагает пять золотых! Йо-Йо! Приведите мне убийцу. Концентрация пыльцы 225 и продолжает повышаться, Сейчас Спенсер Дэвис из шестьдесят пятого: «Беги, не останавливайся». В пятьдесят девятый раз Гамбо наблюдает возрождение шестидесятых. Так что хе-хе, беги, не останавливайся, девочка. Скоро увидимся.

Играет песня. Бода в ужасе. «Что это значит? Я была у Алекс-парк, когда убили Койота? Нет, не была. Это подстава Колумба. То он попробовал меня убить, теперь… Сволочь, за мной будет гоняться весь Манчестер».

Даже люди в этом баре…

Бегом, киса, бегом!

Она спрыгивает с кровати, собирает вещи, осматривает окно. Ржавые гвозди, которыми забита рама, глубоко сидят в дереве. Тошка все так же терпеливо ждет под окном, в ласковом неоновом свете вывески остановки-перед-концом-света. Моросит дождь. Рядом с Тошкой под дождем грузно стоит одинокая фигура. Судя по виду, тот самый зомби. Бонанза, так его вроде зовут? Зомби всматривается в ее окно на первом этаже. Бода вздрагивает.

«Включай зажигание, Тошка. Убираемся отсюда».

Как можно тише она пробирается к двери.

Джоанна уже там. На ней длинное платье леопардовой расцветки, отделанные мехом туфли на шпильке, ее светлые волосы слегка растрепаны.

– Куда это ты собираешься? – спрашивает она.

– Расхотелось оставаться в комнате, – отвечает Бода.

– Ты слушаешь Гамбо, детка? – Джоанна говорит низким мрачным голосом. – Сейчас была интересная передача. Вся про беглых драйверов и собакоубийц. И предложение там было чрезвычайно выгодное. Самой мне перья не нужны, но я ведь могу их продать. Сделаю деньги и снимусь отсюда.

Джоанна подходит так близко, что там, где толстый слой косметики на ее лице смазался, Боде видна черная щетина. И шагая вперед, Джоанна вынимает из-под платья пистолет. Направляет его на Боду.

– Это настоящий кольт сорок пятого калибра, девочка. Лучшая пушка на Диком Западе.

– Не надо, это не я.

– Я же сказала, дорогая – мне просто нужны деньги.

– Мистер Йо-Йо?

– У меня что, мужской голос?

– Значит, Ванита-Ванита?

– Да. Что такое?

– Я хотела бы поговорить с мистером Йо-Йо. Это звонит Кантри Джоанна. Есть очень важные новости для Гамбо. Мы сейчас в эфире? О Боже мой…

– Нет, леди, мы не в эфире. Успокойтесь. Я предполагаю, вы нашли Боадицею?

– Да, так и есть.

– То же самое говорят еще пара тысяч человек.

Бода вынимает пачку «напалмов». Надпись на пачке: «КУРЕНИЕ ПОМОГАЕТ ПЕРЕНОСИТЬ НОЧНОЕ ОДИНОЧЕСТВО – ЛИЧНЫЙ ЭЛВИС ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА». Она закуривает сигарету, глубоко затягивается, пускает струю дыма от себя к Джоанне. Бода сидит на подушке на полу в жилой комнате за баром Кантри Джо. Джоанна опирается о стену напротив, обливается потом. В одной руке у нее пистолет, в другой телефонная трубка.

– Эта сигарета моя последняя? – спрашивает Бода.

– Заткнись! – кричит Джоанна грубым голосом и продолжает говорить в трубку. – Слушайте, мисс Ванита, тут все без обмана. Девушка у меня. Сидит передо мной. Я держу ее на мушке.