Далеко и близко

Ольга Пойманова

Далеко и близко

Глупая жизнь!.. Мечемся по земле в погоне за призраком, который носим в своем собственном сердце, и, только когда он оттуда исчезнет, видим, что это было безумием… Болеслав Прус "Кукла".

Часть первая

Тысяча бумажных журавликов

Глава 1. Песня обо мне

Говорят, если что есть силы кормить мечту своей энергией, она обязательно сбудется. Моя, наверное, уже похожа на толстого ленивого кота. Знаете, такого, которого хоть вдоль изменяй, хоть поперек – все едино. По неосторожности можно спутать с пуфиком. И если б в мире мечтаний водились ветеринары, мне бы точно от них попало. Ожирение вредит даже котикам.

Но на мою беду, таких ветеринаров, способных меня остановить, нет. Поэтому я все кормлю и кормлю…

Кстати, позвольте представиться! Меня зовут Рита. Рита Лагутина. Мне 16 лет. Я люблю стихи о любви, круассаны, гадать по книжным страницам, сидеть вечерами у окна, петь под душем и смотреть людям в глаза. В общем, как вы уже, наверное, догадались, я ужасный романтик.

А вот мечтать больше не люблю.

Как так получилось?

О, это очень грустная история.

Все началось в один холодный осенний вечер. Дома мне не сиделось, так что я, намотав шарф до самых глаз и надев куртку потолще, вышла на улицу. Во дворе пахло уже изрядно пожухлой травой, ветер тихонько поскуливал, небо повисло низкое, мутное. В душе заворочалась тоска. Бывает, знаете, порой такое чувство, что ты в этом мире какой-то лишний. Не то, чтобы ненужный, а неприкаянный какой-то. Бредешь себе по жизни, а куда не знаешь. Скажете, странные мысли для подростка, у которого все впереди? А я вам отвечу, что нет, самые что ни на есть обыкновенные. Нежный возраст, мечущаяся душа…

В растрёпанных чувствах бродила я по двору туда-сюда и все думала: дальше-то что? Ну вот вернусь я домой. Скину ботинки, размотаю шарф, налью себе чаю… И буду долго смотреть в потолок. На нем тоже, знаете ли, ответов не пишут. Но взгляд непременно утыкается именно туда. Мама спросит, что со мной. Я отвечу что-то неопределенное, например, "все нормально, мам!", и мы обе поймём, что я вру. Она вздохнет, я тоже вздохну, а после все по кругу.

Ветер принес откуда-то запах табака. Я успела подумать, что вечером, в темноте, идти туда, где кто-то курит, наверное, не стоит, мало ли, кто там. И это все, что я успела. Потому что следом за запахом ветер принес нечто другое и совершенно прекрасное. Звуки гитары.

Тихонько перебирая струны, неизвестный затянул незнакомую песню. Играл он здорово, а вот пел, в общем-то, плохо. Но я заслушалась. Вскоре слова подхватил второй голос, тоже мужской, и даже ещё хуже. Но так они старались, так душевно выводили… Я аккуратно, чтобы не привлекать к себе внимания, подошла поближе и спряталась за деревом.

На лавочке в глубине двора сидели двое парней постарше меня лет на пять. Выглядели они вроде вполне прилично, поэтому я осмелела и подошла ещё ближе, все так же оставаясь в тени.

Теперь я немного разбирала слова. Песня была о птице, которой кто-то обрезал крылья. И каждую ночь она смотрит в окно, мечтая, что однажды снова сможет летать.

В сердце словно заноза вошла.

– Я эта птица, слышите, я! – хотелось мне закричать, но горло словно рукой сдавили. И я слушала дальше.

В последний раз ударив по струнам, неизвестный отложил гитару и подул на ладони. Конечно, на улице такой холод…

"Сейчас или никогда! Надо узнать, что это за песня!", – набрав в лёгкие воздуха, а в душу вместе с ним смелости, я вышла из-за дерева и тихонько сказала:

– Простите…

Они повернулись ко мне.

Вся смелость тут же куда-то улетучилась, но отступать было некуда. Ещё раз вдохнув, я тряхнула головой и спросила уже громче:

– А чья это песня? Никогда такую не слышала…

– Ильи Ефимова, а что? – ответил мне тот, что грел руки.

– Понравилась. А кто такой Илья Ефимов?

– Группа "Чайка и дельтаплан", знаешь?

– Нет. Смешное название, – улыбнулась я.

– Твоя правда! – ответил мне второй. – Зато песни классные. Они недавно на радио стали появляться, но уже собирают клубы. Талант…

– У них все такое красивое?

– Ну да! Точнее, оно красивое, когда Ефимов поет. А не мы, – хмыкнул он.

– А можно ещё что-нибудь, пожалуйста… – робко попросила я и подошла к ним. Села рядом на лавочку.

Они спели. Про город с последней незапертой дверью. А потом о надежде.

– Илья Ефимов, – повторила я. И клятвенно пообещала себе, что дома непременно найду и послушаю.

– Тебя как зовут-то? – спросил гитарист.

– Рита.

– А я Валера. Это вот Антон.

– Рада познакомиться, – улыбнулась я. – Спасибо вам, ребята.

– Обращайся, – Антон вернул мне улыбку. – А ты чего так поздно одна ходишь?

– Да так… Воздухом дышу.

– Ты аккуратнее дыши, мало ли что!

– Да я уже собиралась возвращаться.

– Правильно! Куда тебе? – Валера жестом фокусника извлёк откуда-то чехол и убрал гитару. – Давай проводим.

И мы пошли. Скажете, глупо вот так запросто поздним холодным осенним вечером доверяться на улице двум совершенно незнакомым парням? Все так! К счастью, мне повезло. И вместе с кучей проблем, с которыми буду разбираться ещё долгие годы, я обрела двух замечательных друзей.

Глава 2. "Чайка и дельтаплан"

Стараясь не привлекать к себе внимания, я тихонько разделась и бочком-бочком прокралась к себе в комнату. Включила компьютер.

Мама на кухне грохотала посудой и, кажется, не заметила моего прихода.

Это было хорошо. Потому что я очень боялась отвлечься и забыть, как же называется группа. "Филин и самолёт"? "Цапля и катер"?

– "Чайка и дельтаплан", "Чайка и дельтаплан"! – бубнила я под нос. Вот понимала же, что во век не забуду, а все равно себе не доверяла.

Трясущимися руками, не попадая в нужные кнопки, набрала название в поисковике, сделав в каждом слове минимум по три ошибки. К счастью, современный интернет весьма расположен к людям на взводе. Разгадав глубокий смысл каракуль, он вывел меня на нужную дорожку.

Первым делом я отыскала ту самую песню про птицу. Потянулась включить и замерла. Отчего-то стало боязно. Вдруг мне сейчас откроется вся суть вселенной, а я, так сказать, в халате, и вообще не готова?

Осмелилась. Включила.

Илья Ефимов пел негромко, иногда полушепотом. Как будто стоял у меня за спиной и говорил все слова только мне. Посторонним такое слышать не полагалось.

Ох, правы были ребята… Красота неописуемая.

Я уселась в кресле, поджав под себя ноги, запустила альбом целиком, закрыла глаза и приготовилась понимать мироздание.

Ефимов говорил простым языком об очень сложных вещах. О том, что каждого в этом мире есть свое место, и как ни садись на чужое, хорошо не станет. О том, как важно верить в себя. О близких душах и далёких людях. И конечно же о любви. Я столько песен о ней слышала раньше, но все они теперь казались какими-то… Неправильными, что ли. Нет, не так. Не про мою любовь. Мне ещё не доводилось никому говорить этого слова, но очень хотелось, чтобы я сказала как-то вот так же, когда наконец доведётся.

– Хорошо сидишь! – мама тактично дождалась, пока Ефимов допоет очередную песню, и вклинилась в пересменок.

– Ой, даже не заметила, что ты тут! – я на время вышла из нирваны и посмотрела на родительницу.

– А я не слышала, как ты вернулась, так что 1:1. Но между прочим, могла бы и подойти. Я волновалась, хотела уже звонить, и вдруг слышу, что кто-то дома мурлычет мужским голосом. Захожу, а тут такая пастораль.

Слов у меня не нашлось, так что я просто пожала плечами.

Мамочка подошла ближе и взглянула на экран, читая название.

– Никогда о такой группе не слышала. Но хорошо играют, надо признать.

– Новая команда. Ребята рассказали.

– А чего раньше не рассказывали?

И пришлось мне все объяснить. И про двор, и про гитару, и про Антона с Валерой.

Мама слушала внимательно и молчала. По напряжённым плечам я поняла, что все это ей не очень нравится. Точнее, не нравится совсем. Нет, не то, что я знакомлюсь с людьми и слушаю хорошую музыку. А то, что шатаюсь по вечерам и сажусь с чужими на лавочку.

Вы, наверное, уже не раз задали себе вопрос, как она меня вообще отпустила осенью в темноту. Да просто время было только семь вечера, а смеркается в ноябре в наших краях рано. Свежий воздух после многочасовой учебы полезен, поэтому я им дышу.

Вы должны кое-что ещё знать про нашу семью в целом и мою маму в частности. Мы понятия не имеем, что такое подростковый бунт. Просто с ранних лет мои родители взяли себе принцип "если не можешь остановить революцию – возглавь". Поэтому, когда я прибегала домой взбудораженная от какого-нибудь нового интереса, они всегда спрашивали, что меня так зацепило. И никогда, слышите, никогда это не высмеивали, даже если влюблялась я в откровенную чушь. Чего против таких родителей бунтовать? Да я сама тащила им в клюве все новости.

А когда мне приспичило научиться кататься на экстремальных роликах, мама со вздохом купила мне надёжную защиту и взяла с меня слово, что перед тем, как в них обуться, я всегда буду проверять наличие в кармане копии своего медицинского полиса и ее визитки.

Соседка снизу, давняя мамина коллега, охала и возмущалась на такую вседозволенность.

– Если я ей запрещу, она напялит ролики абы как, не возьмёт даже шлем, и вероятность того, что меня замучаются разыскивать, резко возрастет, – спокойно парировала мама.

Говорю же: не можешь остановить революцию – возглавь.

Вот и сейчас она внимательно выслушала мой рассказ и протянула:

– Антон и Валера, значит… И что, хорошие ребята?

– Да вроде неплохие. Отругали меня за то, что одна по вечерам шатаюсь, и до дома проводили. Валера ещё и сообщение затребовал прислать, как в квартиру войду. А я специально, как поднялась, свет не стала зажигать, к окну подошла и отправила. Ты знаешь, действительно внизу ждали. Получили, прочитали, и только потом ушли.

– Ну надо же, заботливые какие.

– Они и старше. Им около двадцати что-то…

Мамины плечи опять напряглись на секунду. Потом она выдохнула и тихонько попросила:

– Дочь, ты всё-таки поаккуратнее.

И вышла из комнаты.

Я снова включила "Чайку и дельтаплан".

Спать мне совсем не хотелось. До полуночи летала и мечтала.

Оторвала себя усилием воли. Как-никак, завтра к первому уроку. И надо хоть как-то выспаться.

Уже в кровати подумала: интересно, а как он выглядит, этот вкрадчивый и мудрый Илья Ефимов?

Глава 3. Удав и жираф

– Ритка, подъем! – Алёна что есть мочи двинула мне локтем в бок. Я зашипела от боли, но она сделала круглые глаза и мотнула головой в сторону учительского стола. Я обернулась. Елена Семёновна, наша учительница по русскому и литературе, смотрела на меня поверх очков, и взгляд ее ничего хорошего не предвещал…

– Лагутина, тебе особое приглашение нужно? – вкрадчиво поинтересовалась она. За эту интонацию, от которой внутри все обмирало, Семёновну в школе прозвали Удавом. Дескать, подползет так элегантно к тебе поближе, а потом как окрутит, и не вырвешься… Думается мне, ее даже директор здраво опасался. Я же учительницу уважала и побаивалась. Нас с ней мирило только то, что я очень любила читать, и по поводу каждой книги имела мнение свое, а не официально дозволенное. Самостоятельность и умение мыслить Удав уважала.

Но сейчас я, кажется умудрилась проштрафиться…

– Иди давай! – опять пребольно пихнула меня в бок Алёнка. Вот как есть Щепка, говорящая фамилия! Тощая как та палочка, и локти как гвозди…

Удав все так же смотрела на меня, но температура в классе от ее взгляда уже повысилась на пару градусов. По крайней мере меня резко бросило в жар.

– Чего? – одними губами спросила я, но Щепка поняла.

– Стихи! – шепнула мне соседка. Надо сказать, что с Алёнкой мы не только парту делим, мы с ней одним совком в детсадовской песочнице копали и с одного балкона косточками от вишни летом плевали, а это вам не абы что. Это дружба на век.

Щепка поджала губы и посмотрела на меня как умалишенную. И тут дошло, наконец.

Удав задавала нам на дом учить стихи. Она вообще была непоколебимо уверена в том, что живое поэтическое слово рождает в неокрепших умах только лучшее. Поэтому каждого поэта мы проходили с обязательным устным экзаменом. В принципе, я с ней была согласна, и заучивала стихи с удовольствием. Особенно мне нравился Серебряный век.

Вот и сейчас полагалось читать про изысканного жирафа и озеро Чад. Гумилев грел мне душу и сердце, и я с большим удовольствием провела пару вечеров за этими строками. Встав из-за парты, вышла к доске, набрала в грудь побольше воздуха и начала:

– Как мы устали

В мире из стали

Искать где-нибудь тепла.

Кем же мы стали?

Раб и хозяин

Равно сгорят до тла.

Бейся в стекло,

Бедная птица,

Рваным взмахни крылом.

Что-то придет,

Что-то случится,

Ты посмотри в окно…

Когда закончила спустя несколько минут, в классе стояла мертвая тишина. Я поймала Алёнкин взгляд. Она подкрутила пальцем у виска.

– Прелестно… – раздался тихий вкрадчивый голос, и я поняла, что пропала. Все, Удав нашел свою жертву. Кажется, я не сказала ни слова о жирафе, и вообще не произнесла ничего из заявленного Гумилева. Обществу был явлен поэт века нынешнего господин Ефимов. Песня, которую я гоняла вчера вечером по кругу, въелась в мозг и вытеснила всех конкурентов.

– Значит, так… Выразительность пять, сообразительность пять, знание современной культуры – пять, домашнее задание – два. Лагутина, ты всерьез думала, что я приму это за Гумилева?

– Нет, – полушепотом ответила я, втянула голову в плечи и затянула:

– Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв…

– Довольно, – прервала меня Елена Семёновна. – Верю, что выучила. На первый раз сойдёмся на четверке, балл отниму за невнимательность. Второго раза быть не должно. Садись.

Стуча зубами, я вернулась за парту.

– Ну ты и везучая, – шепнула мне Щепка. – Мне бы за такое пару вкатила и не пожалела. А тебе целая четверка! Ты чего там рассказывала-то?

Я даже не пыталась отбрехаться, все равно Алёна не отстанет. Она настырная как комар и цепкая как клещ. Карандашом я быстро нацарапала в тетради "на перемене расскажу", показала ей и стёрла. Щепка кивнула. Но план сорвался. Меня вызвали к классному руководителю по поводу подготовки февральского концерта. Была у нас в школе такая традиция, раз в сезон устраивать выступления талантливых ребят, и не из списка учительских любимчиков и отличников, а из тех, кто действительно чего-то стоит. Я один раз случайно подвязалась на роль "подай-принеси-отойди-не мешайся", и с тех пор постоянно помогаю искать таланты. Так что всю перемену докладывала, кого мы выпустим на сцену в этот раз, и пришлось Щепке мариноваться в ожидании. Благо недолго, всего один урок.

Когда алгебра закончилась, Алёнка первой выскочила в коридор и там, схватив меня за локоть, защебетала:

– Ну давай, говори уже! Целый день с таким мечтательным видом ходишь, как будто тебе миллион на голову упал! Думаешь, я по твоему лицу не вижу, что ты во что-то интересное вляпалась? Я тоже хочу! Говори!

– А пойдем ко мне, чаю попьем с пряниками…

– Лагутина! Голову мне не дури!

– И не думала! Там и расскажу, и покажу, и послушать дам.

Подруга согласилась. Через полчаса мы вольготно уселись у меня в комнате, и я включила "Чайку и дельтаплан". Потом ещё и ещё.

На лице Щепки застыло благостное и счастливое выражение. Она прикрыла глаза и мерно покачивалась в такт музыке.

– Хорошо-то как… – протянула она, когда очередная песня закончилась. – Эй, а чего ты…

– Да не знала я про них! – говорю же, мы с Алёнкой уже давно не просто друзья. Мы умеем разговаривать одними предлогами, если надо.

– А…

– Оттуда. Слушай.

И пришлось мне заново рассказывать и про вечер, и про гитару, и Валеру с Антоном.

– Ну ты даёшь, Лагутина… – процедила сквозь зубы Щепка, когда я закончила. Толи от злости процедила, толи от зависти. С ней-то таких историй не случалось!

– Так, мораль мне уже мама прочитала, так что не повторяй. Лучше скажи, как тебе.

– Да говорю ж: хорошо очень. Душевно.

– Вот и я так думаю. Вчера весь вечер их гоняла по кругу. Итог ты знаешь…

– Хорошо, что Удав тетка справедливая, хоть и суровая. Одного я не пойму…

– Чего?

– А откуда она знает, что это современная культура?

– В смысле?

– Ну помнишь: бла-бла-бла пять, знание современной культуры пять…

– Ну не чуждо же ей что-то человеческое? Может, она их тоже любит?

– Может… Слушай, а давай их сайт посмотрим? Ну или соцсети?

Мы полезли в интернет. Странно, почему я раньше этого не сделала? Не знаю… Как будто чего-то боялась.

Поисковик выдал нам большой список ссылок, и мы, как вежливые гости, прошли в парадную. Открыли официальный сайт.

– Альбинос?! – выдохнула Щепка еле-еле, когда открылось заглавное фото сайта. Определить, кто в группе главный, было элементарно. Ефимова фотограф выдвинул на первый план.

– Вроде они не вырастают такими крупными, у них, как я читала, здоровье не очень…

Нет, он не был альбиносом. У них не бывает таких пронзительных зелёных глаз. Но то, что Илья Ефимов оказался до невероятного светлым, – факт. Пепельный блондин, широченный плечи, лицо рельефное, даже слегка суровое. Но самое главное – взгляд. Я сразу подумала, что такой бывает у просоленных морских волков или у бывалых альпинистов. Прямой, спокойный, мудрый…

– Да какая ж это чайка, это целый альбатрос! – пробормотала за моим плечом Щепка.

В принципе, я была с ней согласна.

Алёнка ушла, а я вновь включила музыку. Глядя прямо в глаза портрету Ефимова, я пыталась понять, что же такое происходит в его голове, почему он смотрит на мир настолько спокойными мудрыми глазами и пишет песни, от которых у меня в душе революция?

Глава 4. Во сне и наяву

Медленно и задумчиво я брела вдоль берега моря. Оно сегодня было беспокойным. Гремело, ворчало и жаловалось. Как будто со всей силы призывало кого-то, кто способен прийти и решить всего его проблемы. Волны то и дело докатывалось до меня и покусывали кроссовки, ноги были уже насквозь. А я радовалась. Люблю шторм.

Над водой висели болтливые чайки, голосили истошно и занудно. Неподалеку кто-то бросал им хлеб, кусочки не успевали порой упасть на прибрежные камни, их тут же подхватывали и утаскивали прочь.

И вдруг все стихло. Испустив прощальный крик, чайки что есть силы ринулись к горизонту. Море вежливо отступило, кланяясь и целуя камни все дальше и дальше от моих ног. Вдалеке показалось что-то, оно приблизилось, и я смогла разобрать, что это огромная белая птица. Мощные крылья разрезали воздух подобно лезвиям. Она парила над морем как властелин, как древний могучий дух. Прошло ещё немного времени, птица подлетела ближе, и я поняла наконец, кто это.

Альбатрос.

Он летел молча. Ничто не нарушало величия момента.

– Альбатросы это души погибших моряков, – шепнул мне на ухо вкрадчивый голос. И этот звук в окружившей меня тишине прозвучал как выстрел.

Я резко обернулась. Позади стоял он.

Никогда бы не подумала, что Ефимов настолько высокий. Я, со своим скромным ростом в 165 сантиметров, оказалась ему едва по плечо. Одет он был во все белое, и только свитер, небрежно наброшенный на плечи наподобие плаща, имел серый цвет.

"Как крылья альбатросов", – подумала я.

Пронзительные зелёные глаза вглядывались в мое лицо.

– Ты зря боишься, – сказал вдруг он. – Моряки верили, что альбатрос, парящий высоко над кораблём, несёт добрые вести. Подними голову. Смотри, насколько я выше тебя. Не жди беды. Я пришел к тебе с добром.

Я подскочила в постели и взвизгнула от боли. Сколько раз обещала себе попросить отца перевесить книжную полку, да все забывала. И вот вам пожалуйста: вошла в нее лбом, да не куда-нибудь, а прямо в острый угол. Шипя, ощупала будущий грандиозный синяк. А в голове по-прежнему звучал голос Ефимова: "Не жди беды. Я пришел к тебе с добром".

Как же мне хотелось в это верить!

Я сама не заметила, как Илья Ефимов стал моим постоянным спутником. И дело не только в песнях "Чайки и дельтаплана", которые я без конца гоняла в плеере. Он сопровождал меня везде. В своей голове я вела продолжительные беседы с ним совершенно обо всем: о погоде, литературе, событиях, мыслях, мечтах, идеях. Я брала его с собой, куда бы ни шла. У людей бывают придуманные друзья. (Не знаю, кто и когда решил, что это неправильно, я лично всегда считала это нормальным. Неплохо иметь в своей голове ещё кого-то, кто, возможно, размышляет куда более здраво, чем ты сам. Может, это твое мудрое Альтер-эго, которому ты просто дал имя?). Так вот: у людей бывают друзья выдуманные. А у меня был Илья Ефимов.

Он выгодно отличался от моего окружения. Даже Щепке я не могла сказать всего, что говорила ему. Пожалуй, этот человек был единственным, кто видел меня насквозь, пусть лишь только в моей голове.

"Мы знаем друг друга по самые сны и мысли", – пел он. И теперь я понимала, о чем это.

Поневоле сравнивала с ним всех окружающих меня парней. И все они проигрывали. Кому-то не хватало вдумчивости, кому-то стати, кому-то внутренней силы…

– Ты понимаешь, что придумала его себе, и он может на самом деле оказаться совсем другими человеком? – допытывались у меня Алёнка, когда я рассказала ей об этом.

А я смотрела в его глаза на фотографии и понимала: не может. Знала, что подруга, вероятнее всего, права. Но верить в это никак не получалось.

И вот однажды, возвращаясь из школы, я свернула в берёзовую аллею. Вообще-то она была мне не по пути, но со мной, конечно же, был мой внутренний Ефимов, и мне страшно захотелось показать ему это место. Поэтому я сделала небольшой крюк и нырнула на узкую улочку, окружённую старыми деревьями. Это было очень красиво… Даже сейчас, накануне декабря, аллея выглядела каким-то волшебным местом, и тонкие ветви берез сплетались в причудливую паутину, опушенную лёгким снегом.

– Смотри, Илья, как сказочно… – прошептала я. Как же мне хотелось услышать, что он ответит!

"Лагутина, похоже, у тебя проблемы", – вдруг дал о себе знать внутренний голос. Не тот, который звался Ефимов, а мой собственный, тонкий подростковый голосок. Обычно суматошный, сбивчивый и неуверенный, сейчас он говорил весомо и конкретно: – "Поздравляю тебя, Ритка, ты влюбилась".

И я замерла. Влюбилась. Впервые.

Да, так уж вышло. До того дня ни разу в жизни я не могла сказать о ком-то, что этот парень задел в моей душе самое заповедное. Попадались, конечно, вполне симпатичные и приятные ребята, но вот чтоб дело дошло до любви… Нет, не было такого. Однако, как я уже говорила, все они напрочь проигрывали Ефимову. Пересмотрев и переслушав все его интервью, перечитав скупые посты в соцсетях, я была уверена, что он – идеален. Но ведь идеалов не бывает, так? Вот только мне очень хотелось в них верить.

С тех пор Илья Ефимов из статуса друга перешёл в высшую лигу. И на вопрос, а есть ли у меня любимый человек, я спокойно отвечала: да, есть.

Что во мне происходят какие-то изменения, замечали все. Мама сказала, что я стала излишне задумчивой. Щепка – что я перестала ее слушать. Учителя вообще клеймили позором. А мне было все равно. У меня был он.

Однажды Щепка, не выдержав, насела на меня как следует. Это она с виду маленькая и безобидная, а на деле танк.

– Ну чего там с тобой, Лагутина? Ой, только не ври, что ничего. Я по глазам твоим вижу, что у тебя в черепушке полный караул. Говори давай!

И я рассказала.

– Делаааа, – протянула Алёнка, услышав мою исповедь. – Ритка, но ведь он недосягаем.

– Я в курсе.

– И к тому же, откуда ты знаешь, может, он уже лет десять как женат, и у них там целый детский сад?

– Ты знаешь, мне так не кажется, – пожала я плечами. Ну не производит он впечатления почтенного отца семейства.

– Ой, а ты их много повидала-то?

– Не особо, – меня было не сбить с намеченного пути. – Но… Не может у него быть семьи, ну не может! Взгляд у него какой-то… Внутрь себя, что ли? Не верится, что он о ком-то заботится и кого-то воспитывает. И кольца на пальце опять же нет…

– Кольцо не показатель! Ох, Ритка… Мало тебе обычных парней. Надо, чтоб был такой вот, да?

И я кивнула: мало.

Глава 5. Слишком много новостей

Этой ночью я так не выспалась, что мелькнула даже шальная мысль: а не прогулять ли… Мама, сочувственно глядя на меня, молча пододвинула чашку кофе. Она и сама выглядела не лучше. Лицо серое, глаза опухшие, волосы кое-как скручены в хвост, но вряд ли их сегодня касалась расческа.