Роман на крыше

Опять-таки внешность – это еще далеко не все. И если бы это жалкое создание, самовольно занявшее место Джорджа Финча, способно было произнести хотя бы одну десятую часть тех монологов, которые создавал в своем воображении подлинный Джордж Финч во время своих сладостных мечтаний, то можно было бы все же надеяться на спасение. Но этот несчастный человек, помимо всего, потерял дар речи. Единственно, казалось, что он в состоянии был еще сделать, это-откашливаться через каждые десять секунд. Ну, скажите на милость, слыханное ли это дело, чтобы кто-нибудь вздумал покорить сердце девушки хриплым кашлем? Мало того, при всем своем желании Джордж Финч не мог никак придать своему лицу подобающее выражение. Когда он сделал попытку мило улыбнуться, у него получилась лишь неприятная гримаса. А когда он сделал над собой усилие, чтобы согнать гримасу с лица, его лицо приняло выражение кровожадного преступника. Но больше всего угнетало Джорджа то обстоятельство, что он не в состоянии был говорить. Собственно говоря, со времени ухода мистера Вадингтона молчание продолжалось не более шести секунд, а, между тем, Джордж Финч готов был поклясться, что прошел целый час. Призвав на помощь всю силу воли, он взял себя в руки и произнес, наконец, хриплым голосом, почти шепотом:

– Меня вовсе не зовут Пинч.

– Вот как?.. – обрадовалась Молли. – Как это интересно!

– И не Винч!

– А как же?

– Финч, Джордж Финч!

– Вот чудесно!

– Казалось, ей действительно приятно было, что его зовут именно Финч. Она подарила ему такую ласковую улыбку, точно Джордж явился из далеких стран и принес добрые вести.

– Ваш отец, очевидно, думал, что меня зовут Пинч – продолжал Джордж, не зная, что сказать другое, и не будучи в то же время в состоянии оторваться от столь удачной темы. – Или Винч. Но, в действительности, это ни то, ни другое. Меня зовут Финч!

Глаза Джорджа, испуганно бегавшие по комнате, встретились на одно мгновение с глазами Молли. Джордж был изумлен, когда убедился, что взгляд девушки отнюдь не выражает того презрения, которое должно было вызвать его поведение в душе любой женщины. Как это ни казалось удивительным, но Молли глядела на него даже ласково, как смотрит на своего младенца нежная мать. И впервые, светлый луч пронизал беспросветный мрак, царивший в душе Джорджа. Было бы смело сказать, что он увидел в этом поощрение, но все же на дальнем темном горизонте как будто показалась одинокая слабо мерцавшая звездочка.

– Как вы познакомились с моим отцом?

На это Джордж мог ответить. До тех пор, пока ему предстояло лишь отвечать на вопросы, он оставался самим собою. Вот только необходимость самому придумывать тему для разговора совершенно убивала его.

– Я встретился с ним возле вашего дома. Узнав, что я родом с Запада, ваш отец пригласил меня к обеду.

– Вы хотите сказать, что он накинулся на вас и силой затащил вас в дом, когда вы проходили мимо?

– О нет, я не проходил мимо. Я… а-а-а… Я стоял возле подъезда. По крайней мере…

– Вы стояли возле подъезда, но почему?

Джордж Финч залился румянцем до самых ушей.

– Видите ли, я… э-э-э… Я собирался нанести визит…

– Нанести визит?

– Да.

– Маме?

– Нет, вам.

Девушка широко открыла глаза.

– Мне?

– Да, чтобы навести справки.

– О чем?

– О вашей собачке.

– Я вас не понимаю?!

– Я подумал, что… э-э-э… на вашем терьере, возможно, вредно отозвалось перенесенное волнение…

– Уж не потому ли, что он убежал от меня?

– Да

– Это очень опасно во время большого движения. Его могли переехать… Сильное возбуждение… нервное потрясение…

– Вы думали, что с моим терьером случится нервное расстройство от того, что он убежал? Изумительная вещь женская интуиция. Случись быть на месте Молли Вадингтон любому психиатру и приведись ему выслушать весь тот вздор, который нес Джордж в течение нескольких минут, он, несомненно, бросился бы на него и, держа его одной рукой, другой написал бы распоряжение об отправке опасного пациента в дом умалишенных.

Но Молли гораздо глубже сумела вникнуть в суть дела. Она была глубоко тронута. Когда она поняла, что этот молодой человек горячо интересовался ею и готов был, вопреки своей болезненной застенчивости, проложить себе путь в дом ее родителей под подобным предлогом, сердце ее учащенно забилось и устремилось навстречу Джорджу Финчу. Она лишний раз получила возможность убедиться, что Джордж действительно беспомощный барашек, и ей захотелось погладить его по головке, поправить ему галстук и обласкать его, нежно воркуя с ним.

– Как это мило с вашей стороны! – сказала она.

– Я очень люблю собак, – пролепетал Джордж.

– Да, видно, что вы любите собак!

– Да, я очень люблю собак!

– Я тоже чрезвычайно люблю собак!

– Вот как?

– Да, чрезвычайно люблю собак. Есть такие люди, которые не любят собак, а я вот люблю!

И вдруг на Джорджа Финча нахлынуло изумительное красноречие. Глаза его заблестели, и, точно читая зазубренный урок, он заговорил быстро-быстро:

– Я люблю и гончих, и легавых, и охотничьих, и бульдогов, и фокстерьеров, и той-терьеров и померанских терьеров, и болонок, и такс, и борзых, и пойнтеров, и сеттеров, и ньюфаундлендов, и сенбернаров, и датских догов, и шотландских колли, и японских карликов, и пуделей, и боксеров, и немецких овчарок, и эскимосок, и левреток, и лаек, и пинчеров…

– А, я понимаю – прервала его Молли – вы любите собак.

– Да, я очень люблю собак.

– Я тоже, в собаке что-то такое есть.

– Да, – согласился Джордж, – хотя в кошках тоже что-то такое есть.

– Да, не правда ли?

– Но, с другой стороны, кошки – это не собаки!

– Действительно, я это тоже заметила.

Наступила пауза. Сердце Джорджа Финча быстро начало опускаться по направлению к пяткам, так как он исчерпал единственную тему, на которую он мог сейчас говорить, и к тому же девушка тоже, очевидно, считала вопрос о собаках исчерпанным. В течение нескольких секунд Джордж стоял, глубоко задумавшись и облизывая время от времени запекшиеся губы.

– Вы родом с Запада? – спросила Молли.

– Да.

– Там, наверно, очень хорошо, на Западе?

– Да.

– Прерии и все такое прочее?

– Да.

– Вы не ковбой ли?

– Нет. Я художник, – гордо заявил Джордж.

– Художник! То-есть, как, вы рисуете картины?

– Да.

– И у вас есть своя студия?

– Да.

– Где?

– Да… То-есть, я хотел сказать, близ Вашингтон – Сквера. На крыше дома, известного под названием «Шеридан».

– «Шеридан», неужели? В таком случае вы, может быть, знаете мистера Бимиша?

– О, да! Да!

– Он очень славный, не правда ли? Я его знаю уже много лет, с самого детства.

– Да.

– Наверно интересно быть художником?

– Да.

– Мне бы хотелось видеть какую-нибудь работу вашей кисти.

Горячая волна пронеслась по всему телу Джорджа.

– Разрешите мне прислать вам одну из моих картин, – пролепетал он запинаясь.

– Это будет очень мило с вашей стороны.

Джордж Финч был до такой степени воодушевлен столь неожиданным благоприятным оборотом разговора, что, окажись у него еще десять минут наедине с этой девушкой, кто знает, до какого красноречия он дошел бы.

Уже одно то, что она согласна была принять одну из его картин, чрезвычайно сблизило их. Ибо до сих пор Джордж никогда еще не встречал человека, который готов был бы на подобную жертву. Впервые за все время, что он провел в обществе девушки, он, наконец, почувствовал себя более или менее в своей тарелке. Но, увы, как-раз в этот момент дверь отворилась, и в комнату, точно облако, густое облако ядовитых газов, вплыла миссис Вадингтон.

– Что ты тут делаешь, Молли?

Она кинула при этом Джорджу один из своих убийственных взглядов, и в его жилах тотчас же застыла кровь.

– Я беседовала с мистером Финчем, мама. Это так интересно! Мистер Финч, оказывается, художник. Он рисует картины!

Миссис Вадингтон ничего не ответила, так как она была потрясена и ошеломлена внезапным жутким открытием. До этой минуты она ни разу не дала себе труда хорошенько приглядеться к наружности Джорджа. Раньше, когда он предстал перед нею, она посмотрела на него с тем безличным ужасом и отвращением, с каким любая хозяйка смотрит на гостя, который в последнюю минуту явился, чтобы нарушить весь тщательно выработанный ритуал званого обеда. Каким бы омерзительным и отталкивающим ни казалось ей его лицо, оно, тем не менее, ничего не говорило ее сердцу. Но теперь! О, теперь другое дело! Отвратительные черты лица этого молодого человека вдруг обрели огромное значение в ее глазах. Сама того не сознавая вполне, миссис Вадингтон затаила в душе тревогу в связи с тем, что она услышала от Молли перед обедом во время их разговора в будуаре девушки. Теперь на поверхность ее памяти выплыло жуткое воспоминание, точно страшное чудовище из недр черного болота. «Мужчина, за которого я хотела бы выйти замуж, должен быть невысокого роста, худощавый, с добрыми карими глазами, со светло-каштановыми волосами…»

Миссис Вадингтон пристально посмотрела на Джорджа Финча. Он, несомненно, был невысокого роста. Он был худощав. Глаза у него были карие, а в том, что волосы были светло-каштановые, не стоило никакого труда удостовериться.

«Он запинается, краснеет, издает такие забавные звуки и делается похожим на ребенка…» Так описывала Молли воображаемого героя своего романа, и так в точности вел себя тот молодой человек, который сейчас находился перед глазами миссис Вадингтон. А благодаря тому еще, что ее уничтожающий взгляд действовал убийственным образом на Джорджа Финча, последний еще больше покраснел, конвульсивно дергавшиеся пальцы производили еще более замысловатые узоры, и он издавал на редкость забавные звуки и никогда еще в жизни так не походил на ребенка, как в эту минуту.

У миссис Вадингтон было достаточно оснований, чтобы убедиться в справедливости подозрений и в истине своих наблюдений. Молли описывала ей не воображаемого героя своего романа, а живого, во плоти и крови. И эта чума в образе человеческом сейчас стояла перед нею! И он был к тому еще художником! Миссис Вадингтон почти вздрогнула. Из всех миллионов индивидуумов, составляющих калейдоскопическую картину Нью-Йорка, она больше всего ненавидела художников. У художников никогда нет денег! Художники ведут безобразный образ жизни! Художники лишены всякой морали! Художники ходят на танцы и на маскарады, и, что хуже всего, они играют на мандолине! И человек, стоящий перед ней, принадлежал к этому кошмарному классу преступников.

– Может-быть, нам лучше пойти наверх? – предложила Молли.

Миссис Вадингтон очнулась от транса.

– Да, тебе лучше пойти наверх, – ответила она, подчеркивая местоимение таким образом, что самый недогадливый человек – и тот уловил бы смысл его.

И Джордж Финч великолепно уяснил себе значение этих немногих слов.

– Э-а-а… я полагаю… возможно, забормотал он – становится уже поздно и………

– Вы уже уходите? – спросила Молли, открыто обнаруживая свое огорчение.

– Разумеется, мистер Финч уходит, – отчеканила миссис Вадингтон.

Ее поза невольно внушала опасение, что она вот-вот приложится одной рукой к вороту Джорджа Финча, другой, к поясу его брюк, и….

– Наверно, у мистера Финча есть неотложные дела и мы не смеем его задерживать. Доброй ночи мистер Финч!

– Доброй ночи, миссис Вадингтон! Благодарю вас за доставленное мне удовольствие.

– Это было мило с вашей стороны вы заглянули к нам, – сказала миссис Вадингтон.

– Приходите почаще! – сказала Молли.

– Мистер Финч, несомненно, очень занятой человек, – отрезала миссис Вадингтон. У него, наверно, очень мало времени для визитов. Потрудитесь немедленно подняться наверх, Молли, доброй ночи, мастер Финч.

Миссис Вадингтон проводила молодого человека взглядом, едва ли соответствовавшим добрым старым традициям американского гостеприимства.

– Феррис! – обратилась она к слуге, когда дверь за гостем закрылась.

– Что прикажете, мадам?

– Феррис! Этот человек ни под каким предлогом не должен переступить порог моего дома.

– Слушаю, мадам.

* * *

Стояло теплое весеннее утро, когда Джордж Финч поднялся по ступенькам крыльца дома номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице и позвонил. Не нем был костюм цвета голубиного крыла, а под мышкой он держал огромное полотно в масляных красках, завернутое в коричневую бумагу. После долгих размышлений он решил поднести мисс Молли Вадингтон лучший свой труд «Привет весне». На этой картине была изображена молодая женщина, весьма скудно одетая и, очевидно, страдающая особенно острой формой болезни, известной под названием «Пляска св. Витта». По-видимому, художник запечатлел женщину на полотне в тот момент, когда она наступила на острый булыжник. Тем не менее, Джордж считал эту картину своим шедевром, и он намеревался ее преподнести прелестной Молли.

Дверь отворилась, и Джордж увидел перед собой величественного Ферриса.

– Все покупки нужно передавать с черного хода, – произнес Феррис, бесстрастно глядя на Джорджа.

Джордж Финч часто замигал глазами.

– Я бы хотел видеть мисс Вадингтон.

– Мисс Вадингтон вышли-с.

– Не могу ли я видеть мистера Вадингтона? – спросил Джордж, решив, должно-быть, примириться даже с этим.

– Мистер Вадингтон вышли-с.

Джордж в течение нескольких секунд колебался, но любовь сбрасывает с пути все препятствия, и он снова заговорил:

– Не могу ли я видеть миссис Вадингтон?

– Миссис Вадингтон вышли-с.

Едва Феррис произнес эти слова, как из глубины дома донесся повелительный женский голос, кого-то отчитывающий за раскуривание в ее гостиной.

– Но я слышу ее голос – сказал Джордж.

Феррис пожал плечами, точно отказываясь от всяких попыток входить в обсуждение подобной мистерии. По-видимому, он хотел этим жестом сказать, что Джордж, возможно, обладает какой-то особой психической силой, дающей ему возможность видеть людей на расстоянии.

– Миссис Вадингтон вышли-с, – снова повторил Феррис.

Снова воцарилась тишина.

– Чудесный день – заметил Джордж.

– Погода обещает быть хорошей, – согласился с ним Феррис тем же бесстрастным голосом. Джордж, пятясь и спотыкаясь, спустился с крыльца, и на этом задушевная беседа закончилась.

Глава четвертая

– Расскажите мне все подробно, – сказал Гамильтон Бимиш.

Джордж изложил ему все детали.

Несчастный молодой человек еще не пришел в себя после понесенного афронта. Он в продолжение нескольких часов бродил по улицам Нью-Йорка, не находя себе места, и, наконец, поднялся к Гамильтону Бимишу, надеясь, что более проницательный ум окажется в состоянии обнаружить розовую подкладку под черными тучами, застилавшими его горизонт.

– Дайте-ка мне хорошенько разобраться в этом – сказал Гамильтон Бимиш. – Вы позвонили, не так ли?

– Да.

– Слуга открыл вам дверь, но не впустил вас?

– Да.

Гамильтон Бимиш с глубоким сочувствием посмотрел на своего страждущего друга.

– Бедный дубиноголовый Джордж, – промолвил он, наконец. – Я вижу, что вы натворили не мало бед. Вы все испортили своей безрассудной порывистостью. Вам надо было ждать, пока я не введу вас в дом к Вадингтонам, пользуясь этой привилегией, как старый друг семьи. Я бы сразу направил вас по прямому пути. А теперь вы сами подвергли себя изгнанию.

– Когда старый Вадингтон пригласил меня к обеду, – заметьте, по своей доброй воле пригласил меня к обеду…

– Вам следовало дать ему пинка и возможно скорее удрать, – решительно прервал его Гамильтон Бимиш. – После того, казалось бы, что я рассказал вам про Сигсби Вадингтона, вы могли обманывать себя надеждой, будто его покровительство сделает вас любимцем семьи. Достаточно Вадингтону обнаружить расположение к кому бы то ни было, и жена его будет твердо убеждена, что он завел знакомство с типичным представителем нью-йоркских подонков. Если Сигсби Вадингтон осмелился бы даже пригласить к обеду наследника английского престола, его жена взгрела бы его за это. А когда он тащит в дом такого субъекта (простите меня за подобное выражение, но я ничего плохого этим не думаю), как вы, да еще за пять минут до начала званого обеда, расстраивая таким образом все планы хозяйки и наводя уныние на повара, можете ли вы упрекать его жену за то, что она смотрела на вас волком? А хуже всего то, что вы вздумали выдавать себя за художника.

– Но я действительно художник! – возразил Джордж Финч, сразу занимая оборонительную позицию, так как насчет этого вопроса он придерживался определенного мнения.

– Действительно ли, или нет, это еще подлежит сомнению! Но так или иначе вам следовало бы скрыть это обстоятельство от миссис Вадингтон. Женщины ее породы считают художников темным пятном на теле общества. Я вам говорил, что она судит человека только по размерам его текущего счета в банке.

– У меня самого достаточно денег…

– Но как могла она это знать? Вы сказали ей, что вы художник, и она, естественно, сразу вообразила…

Телефон пронзительно задребезжал, прервав поток мыслей великого человека. Бимиш с некоторой досадой снял трубку, но выражение его лица тотчас же изменилось, едва он заговорил. – А, Молли, дитя мое!

– Молли! – воскликнул Джордж Финч.

Мистер Бимиш оставил его восклицание без всякого внимания.

– Да, да, продолжал он говорить по телефону – он принадлежит к числу моих друзей.

– Это я? – взволнованно спросил Джордж.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.