Полная версия
Ускользающая красавица
Андреа Портес
Ускользающая красавица
Andrea Portes
CREEPING BEAUTY
Copyright © 2023 by Andrea Portes
Published by arrangement with HarperCollins Children’s Books, a division of HarperCollins Publishers
Перевод с английского О. Солнцевой
Художественное оформление Я. Клыга
© О. Солнцева, перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *Из тебя получился бы превосходный король.
Жаль, что я не смогла спасти тебя.
Скончаться, сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся?
Шекспир. «Гамлет»[1]Пролог
Дневник короля
Да это просто глупо!
И тем не менее моя любимая жена, королева, настояла на своем. Она верит – это поможет мне обуздать мой нрав. Полная чушь, считаю я! Но она – моя королева, мое сокровище, мое сердце. И вот я сижу и пишу в этой треклятой тетради.
Забавно, что последние две ночи мне снился один и тот же сон. И я не могу понять, о чем он.
Вначале паника.
Старик в одиночестве на лесной поляне.
День клонится к вечеру. Сумерки. Старик пасет овец. Он насвистывает себе под нос какую-то мелодию.
У него над головой раздаются какие-то звуки. Он поднимает глаза и видит стаю черных птиц, их сотни, они летят по небу и оглушительно, пронзительно кричат. Старик понимает, что сейчас будет, и, бормоча что-то, бросает все и бежит к своему небольшому каменному дому.
– Они приближаются! – кричит он. Молодая женщина, красавица, выглядывает наружу, понимает, что им грозит опасность, и спешит к подземному убежищу.
Небо у них над головами темнеет, становится черным… и старик в ужасе оглядывается. Он бросается к двери в убежище и закрывает ее за собой на задвижку.
Дверь закрыта, но старик осознает вдруг, что им грозит нечто еще более страшное.
ВЖИК.
На этом сон прерывается.
Я просыпаюсь в холодном поту.
Перепуганный король. Каким никто не должен его видеть.
И еще обе ночи, когда сон заканчивается и я просыпаюсь, то одно короткое мгновение вижу у кровати какую-то темную фигуру. Она нависает надо мной.
Я моргаю, и видение рассеивается.
Я не стал рассказывать об этом жене, потому что она может решить, что я сошел с ума.
Поэтому я приберег этот рассказ для тебя, мой дорогой дневник.
Хотя и считаю, что королевские дневники совершенно бесполезны.
Часть I
1
Никто в моем мире не верит мне.
Когда я рассказываю о том, другом месте.
Люди думают, это бредни ненормальной, фантазии ребенка.
Но вы, в вашем мире, возможно, способны понять. Возможно, это покажется вам чем-то знакомым. Да, чужим. Но знакомым.
Словно шепот, или короткая вспышка света, или проблеск мысли перед тем, как заснуть.
Пойдемте.
Пойдемте со мной.
И я покажу вам.
Смелее. Мы спустимся с неба, голубого, как яйцо малиновки. Зависнем над верхушками королевских остролистов. Они будто леденцы: округлые, золотисто-зеленые. Стволы – тонкие палочки. Есть здесь и большие деревья. Ели, высокие, с заостренными верхушками. Темно-зеленые, почти синие.
Но мы уже летим дальше, над холмами и долинами. Вот и бормочущий ручей. Летим над ним. Яркая зеленая трава стремится вверх, вздымается холм, и там, там на его вершине…
Замок.
Всех мыслимых пастельных цветов. Сиреневого. Нежно-голубого. Фиолетового. Аквамаринового. Лазурного. Лавандового. Лаймового. Ментолового. Желтого, как лютик. Белого, как айсберг. Бриллиантового. Персикового. Цвета морской пены, снега, заката. Чайной розы. Чертополоха. Топаза. Ванили. Лилового, как глициния. Салатового.
Здесь даже есть цвет, названный в честь нашего замка.
Лазурь Руа.
Он нечто среднее между небесной лазурью и цветом морской волны и будто слегка припорошен пылью.
Мне он ужасно нравится.
Этот цвет есть на нашем гербе. И встречается повсюду в замке, во всех четырех его башнях, при входе в пиршественный зал.
Теперь, когда мы приземлились, вас ослепит сияние утреннего солнца, проникающего сквозь арочные окна. Видите меня? Я стою у окна в панталонах, воздев руки вверх, словно летающая белка.
А вокруг суетятся королевские камеристки, подтыкают что-то куда-то, застегивают и втискивают каждую лишнюю булочку, маффин и пирожное в немилосердное устройство, называемое корсетом.
Эта процедура начинается ровно в восемь утра. А раздевание происходит каждый вечер в десять, если только не случается бал или какое-нибудь празднество, и тогда все идет кувырком.
Напротив меня стоит моя мама, она выглядит куда лучше меня – гораздо стройнее и гораздо привлекательнее. Волосы у нее цвета колосьев пшеницы, на которые падают лучи полуденного солнца. Мои же – оттенка пыльной швабры. Ее глаза – сверкающее синее море. Мои – болото.
Можно без преувеличения сказать, что я своего рода разочарование. Всегда им была. С той минуты, как предстала перед двором во время церемонии в честь наступления весны. Вечно эти взгляды. Жалость, смешанная с удивлением. Покачивание головой.
Я не идеал. Далека от него. Я просто принцесса с мышиного цвета волосами и глазами, которые будто не могут решить, какими им стать – голубыми, серыми или зелеными, не такая стройная и грациозная, не такая прекрасная, как ее мать, королева.
Когда я была совсем крохой, мама целый месяц держала меня на руках. Доктора сказали, что я слишком маленькая и мой удел – ранняя смерть. Они советовали лечить меня пиявками и кровопусканиями. Но вместо этого мама решила в течение целого месяца прижимать меня к своему телу. И каким-то чудесным образом это сработало, и я не умерла. Потому что, видите ли, моя мать – само совершенство.
Сейчас моя совершенная, удивительная мать стоит передо мной, залитая утренним светом, и вещает о чем-то очень важном, что мне следует сделать. Что я должна сделать. Что должно быть сделано непременно.
– Битси, дорогая, не смотри на меня так… но время пришло.
Да, она называет меня Битси – сокращенно от Элизабет.
– Железо надо ковать, пока оно горячо! Весна – идеальное время. Твой дебют уже состоялся. Да и вишня вот-вот расцветет. Свадьба пройдет в летнем поместье. Представь только! Повсюду вишневый цвет!
– Они могут быть подружками невесты? – Я киваю в сторону двух королевских камеристок, Розы и Сюзетты, которых знаю с пеленок. Мы вместе плескались в озере, лепили пирожки из глины на берегу, играли в прятки в бесконечных коридорах замка.
– Разумеется, нет! – восклицает мама, а затем, сообразив, что они рядом и все слышат, добавляет: – Мы, само собой, любим наших дорогих Розу и Сюзетту… но в их жилах не течет королевская кровь, и потому…
– Но почему это так важно? – спрашиваю я.
Мама раздраженно вздыхает:
– Битси, мы проговаривали это тысячу раз. Не я выдумала эти правила. И не твой отец. Они передаются из поколения в поколение. Жить так, быть монархическими особами, обладать титулами… это привилегия.
Я недовольно бурчу:
– Какая же это привилегия, если я не могу сама выбрать подружек невесты?
Мать пристально смотрит на меня:
– Элизабет Клементина Руа. Ты – принцесса этого замка и будешь вести себя подобающим образом. Плохо уже то, что…
Она замолкает.
– Что плохо? Что я уродина?
– Уродина?! Нет, конечно! Ты прекрасная принцесса, и любой принц из любого королевства будет счастлив взять тебя в жены.
– Тогда почему мне все кажется столь безнадежным? Абсолютно все? Словно нет ничего ни плохого, ни хорошего. Только бесцветное. Однообразное. И так будет всегда. Пусто. Серо. Скучно.
Мои слова изумляют даже Розу и Сюзетту, они перестают одевать и прихорашивать меня и смотрят на мою мать, ожидая ее указаний.
– О, моя дорогая дочь, ты все принимаешь слишком близко к сердцу. Но не волнуйся, я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти для тебя хорошего принца. Может случиться, он окажется мудрым юношей и поможет ответить на некоторые твои экзистенциальные вопросы. Когда-то меня одолевали подобные чувства, не столь мрачные… но, несомненно, странные.
– И что с тех пор изменилось? – интересуюсь я.
– Ты. – Она улыбается, подходит ко мне и нажимает пальцем на кончик моего носа. – Бип.
И я не могу не улыбнуться ей в ответ.
– Когда я впервые посмотрела в твои глаза… это наваждение исчезло. Я видела маленькое чудо, – вспоминает она. – В тот день моя жизнь круто изменилась. И твое имя – Битси – стало самым любимым моим словом. Битси. Оно означает свет, и любовь, и дом.
– О, мама. – Я закатываю глаза и притворяюсь, что меня все это ни капельки не трогает, но на самом деле я люблю, когда она так говорит обо мне. Это будто чашка теплого чая перед сном.
Мама скользит по комнате в сторону двери, радуясь, что ей удалось развеять мою печаль.
– И не забудь, сегодня днем ты пьешь чай с кузинами, а потом…
– Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Нэй. Нонт. Найн, – протестую я.
– Они твои родственницы, – возмущается мама. – Одной с тобой крови.
– Но они невыносимы! Они грубые, тщеславные и фальшивые. Их интересуют лишь их портреты. Портреты, написанные в саду. В башне. У пруда. А тебе известно, что они заставили сотню простых людей ждать у подножия горы Понтмилье, пока не будут готовы их изображения на фоне Изумрудного водопада?!
– Нет, я этого не знала.
– Ну так это правда! И мало того, – продолжаю я, – они никогда не ходят в театр, не слушают оперу. Они обожают тупые песенки, которые распевают пошлые бродячие труппы. Они хохочут над портящими воздух ослами!
Роза и Сюзетта давятся от смеха.
– Они ничего не читают. А знаешь, почему они не способны высидеть простое трехактное представление? Да потому, что они чванливы, поверхностны и кроме того… зловредны. Друг к другу. К родителям. К друзьям и, да, в том числе и ко мне.
– Дорогая. Далеко не все на свете обязано тебе нравиться, – увещевает меня мама. – Воспринимай ваше общение как уроки терпения. И терпимости. Тебе прекрасно известно, королева должна быть терпимой. Когда высокий гость из далекой страны предлагает тебе отведать деликатес из вареных лапок ящерицы… тебе нужно улыбнуться и благодарно кивнуть. И сделать вид, что ешь эту мерзость, хотя на самом деле выплюнула ее в салфетку в надежде, что никто не заметит. Не то чтобы подобное произошло лично со мной…
– Хм, мама, это звучит слишком уж конкретно для выдуманного примера, – бормочу я.
– Ну, может, ты и права. Суть в том, что королевские особы должны быть терпимы. К идиотам, в частности. Нет, я не утверждаю, что твои двоюродные сестры идиотки, – уточняет она, увидев выражение моего лица. – Я этого не говорила!
– О, само собой. Ты и не думала так отзываться о моих родственницах, – поддразниваю ее я.
– Но это не единственный пункт в твоем сегодняшнем расписании, дражайшая моя. Как я собиралась сказать, когда меня грубо перебили, – она поправляет мне волосы, – грядет небольшое вечернее событие. Приезжает советник короля…
– Силы небесные, нет. Нет. Нонт. Нэй.
– И-и-и-и-и-и… у него имеется список подходящих тебе женихов, портрет каждого из них и краткие резюме со сведениями о достижениях, характере и манерах. Знаю, по-твоему все это довольно глупо, но важно, чтобы ты выбрала одного из них. Сегодня вечером. Больше никаких валяний дурака, отсрочек и оправданий. Просто выбери одного. И помни: все они со временем начнут храпеть. Но, может, тебе повезет и ты найдешь среди них того, кто обожает трехактные пьесы, романы и чрезвычайно скучные лекции о древних техниках плетения корзин. Все то, что ты так любишь и ценишь.
Она подмигивает мне и выходит из комнаты, дверь за ней закрывается.
– Интересно, правда ли это? Действительно все без исключения начинают со временем храпеть? – спрашиваю я у Розы и Сюзетты.
Сюзетта, нахмурившись, задумывается.
– Наш отец храпит, и потому… мать спит с нами. Храп дяди похож на вопли умирающего медведя. И не заставляй меня вспоминать о нашем деде – его слышно в соседней деревне!
– А, значит, так оно и есть, – расстраиваюсь я. – Хоть бы меня не заставляли выходить замуж. Тогда не пришлось бы терпеть чей-то храп.
Сюзетта одергивает меня:
– Но ты же знаешь, что происходит со старыми девами? У них на носу вскакивают бородавки, на подбородке вырастают волосы, и они умирают в одиночестве.
– Не может этого быть, – протестую я.
В разговор вступает Роза:
– Возможно, ты и права, но… если не выйдешь замуж, то никогда не станешь… личностью. Или, по крайней мере, значимой личностью. Неужели ты хочешь провести остаток жизни среди придворных, которые шепчутся о тебе и жалеют?
– А вам будет жалко меня? – спрашиваю я их.
Они переглядываются. И возвращаются к попыткам втиснуть меня в платье.
2
Присси и Боланда, мои ужасные кузины, сидят напротив меня. Они выглядят так, будто провели пять часов в гардеробной, готовясь к присутствию на коронации. Присси с ее темно-русыми волосами и огромными глазами одарена внешностью, о которой я могу только мечтать. Боланда – у нее золотисто-каштановые волосы и зеленые глаза – напоминает куклу. Зеленый холм, встающий за ними, оттеняет черты их лиц. Не удивлюсь, если они настояли на том, чтобы сесть именно за этот столик, дабы воспользоваться преимуществами фона.
– О, Битси. Мы застали тебя в неудачный момент? Кажется, ты каталась на лошади, – мурлычет Присси. – Чтобы выходить из дома в таком виде, нужна определенная смелость.
– Ну да. Я смелая. Именно такого эффекта я и добивалась, – отвечаю я.
– Знаешь… что самое интересное? – Они с Боландой обмениваются хитрыми взглядами. – Из Клаффордины приехала труппа. И мы подумали, будет забавно пригласить их выпить чаю!
– Вы хотите сказать, здесь? – недоумеваю я. – И сейчас?
– Ну конечно! – отвечает Присси. – Ни о чем не волнуйся, они обязательно тебе понравятся. Они просто уморительны. Правда, Боланда?
– Да-да. Совершенно уморительны, – кивает Боланда.
– Привет! Приве-е-ет! Сюда! – улыбается вдруг Присси и машет рукой неопрятного вида мужчине, который приближается к нам, таща деревянный мольберт. Она поворачивается ко мне: – Ты ведь не станешь возражать. Этот художник пишет наши с Боландой портреты. Нам показалось, будет забавно, если он изобразит нас на фоне зелени. Ну, ты понимаешь: буйная растительность, цветы, все такое весеннее… может, цветы у нас в волосах.
– Да-да, цветы у нас в волосах! – хлопает в ладоши Боланда и подпрыгивает на стуле, словно ребенок. – Эй, кто-нибудь, принесите цветы!
– Мы, разумеется, попросим его написать и твой портрет, но… посмотри на себя! – смеется Присси.
Несчастный художник начинает распаковывать вещи.
– Нет, не здесь! – командует Присси. – Нужно, чтобы мои скулы были хорошо освещены.
Она подмигивает художнику, но он этого не замечает.
Теперь очередь Боланды махать кому-то рукой.
– Они здесь! О, смотрите, вот они!
Мы поворачиваемся и видим актеров из Клаффордины, идущих по газону. У одного огромный фальшивый нос и шляпа с перьями. Другие размахивают яркими лентами, а еще один громко играет какую-то торжественную мелодию.
– Ты будешь от них в восторге, – поворачивается ко мне Присси. – Они потрясающие! Но не волнуйся, я не позволю им подшучивать над тем, что ты такая невзрачная.
– О, премного благодарна, – отвечаю я. – Но видите ли, я не могу остаться с вами. Мы с учителем…
– Дорогая Битси! Как же меня восхищает то, сколько времени ты уделяешь книгам, и географическим картам, и всякому такому! – щебечет Присси. – Хотя эти знания не пригодятся тебе, когда ты станешь королевой.
В разговор встревает Боланда:
– Не понимаю, как тебе удается находить время для учителя – ведь у тебя столько примерок и прочих обязанностей… Ой, смотрите! Они начинают! Как весело!
Труппа установила временную сцену. Позади нее холст с намалеванным пейзажем, он крепится к двум воткнутым в землю палкам. Один из актеров совсем маленького роста, а другой очень высокий.
– Правда, оно милашка? То, которое маленькое? – восхищается Присси, указывая на коротышку-актера.
– О, просто прелесть! – восклицает Боланда.
– Оно? – удивляюсь я. – Ты, конечно же, хотела сказать он.
Художник спрашивает:
– Тогда я подожду до конца представления? Нужно, чтобы вы сидели неподвижно, иначе мне будет трудно…
– Само собой, – вздыхает Присси. – Почему бы вам пока не поискать цветы, которыми мы украсим волосы, или заняться чем-то еще.
Художник, вымученно улыбнувшись, направляется к розарию.
Перед началом представления высокий актер выводит на «сцену» наряженного лошадью невероятных размеров борова. Потом дует в свисток, и крошечная обезьянка в костюме рыцаря с шумом появляется из-за холста и запрыгивает на спину свиньи.
– Божественно, божественно! – Присси и Боланда аплодируют и хохочут так, что кажется, вот-вот умрут со смеху.
Здоровенная свинья возит на спине обезьянку, жонглирующую яблоком.
– Я сейчас… умру от восхищения! – вскрикивает Присси, держась за живот. Боланда фыркает и трет глаза, словно на них выступили слезы.
И тут я решаю нырнуть в зелень позади меня… и незаметно ускользнуть отсюда. Красться – это трюк, которому я научилась, год за годом играя в прятки с Розой и Сюзеттой. Мы трое большие специалисты в этом деле. Умеем внезапно исчезать и появляться. Сначала я прячусь за подстриженным кустом. А затем тихо проскальзываю к шпалере с розами. Боланда и Присси все еще хохочут, не замечая моего исчезновения. А я шаг за шагом удаляюсь от них. Теперь от шпалер нужно добраться до стены замка. Мне предстоит сложная задача. Я почти ползу по направлению к замку, где в кабинете меня ждет восхитительный роман о древних временах… который мне подарил наставник и который я читаю взахлеб. Между нами говоря, мой наставник обожает спорить, будит во мне интерес к тому, что я изучаю, учит анализировать и иметь обо всем собственное мнение, неважно, совпадает оно с мнениями живших до нас ученых или нет.
– Ой, сделайте это еще раз! Еще раз! – слышу я голос Присси. – У этой обезьянки магические способности. Да-да, правда!
– Но если это так, может, она служит темным силам? – Боланде, похоже, внезапно становится страшно. – О, Присси! А вдруг она ведьма?!
Да уж, совершенно ясно, что Присси и Боланда не являются ученицами моего наставника или какого другого учителя.
– Уберите от меня эту отвратительную обезьяну! – воет Боланда, и актеры спешат увести злосчастное животное, которое, конечно же, не сделало ничего кроме того, чему его обучили.
И я чувствую внезапную симпатию к этому маленькому существу.
У меня получается незаметно добраться до площадки башни, и отсюда мне прекрасно видно, что художник, похоже, упал в обморок среди петуний.
Присси тем временем визжит от смеха, глядя, как Боланда несется прочь, вопя благим матом, а демоническая обезьянка, убежавшая от хозяина, загоняет ее в фонтан.
Наконец хоть что-то интересное.
3
После обеда, через какое-то время после поспешного отъезда Присси и Боланды, мой отец, король, пользуется случаем и еще раз отчитывает меня за плохие манеры. Он серьезный, величественный мужчина, с оливковой кожей и невероятными ониксовыми глазами… взгляд которых способен выпотрошить тебя получше любого кинжала. Моего отца, несомненно, можно назвать профессиональным распекателем. К счастью, его острые взгляды не всегда обращены на меня, поскольку он питает слабость к своему единственному ребенку.
– Битси, ты не можешь вот так покидать кузин посреди чаепития! Это невежливо. Когда они наконец заметили, что ты ушла, то наверняка почувствовали себя обиженными. Ты не можешь сидеть, уткнувшись в книгу все дни напролет, не обращая внимания на окружающий мир! Не можешь всю жизнь бесцельно слоняться по окрестностям. Традиции обязывают. Ты следуешь им, потому что ты особа королевских кровей. Тебе дарованы большие привилегии. Ты не можешь постоянно устраивать беспорядок. – Он вздыхает, а затем продолжает: – Дражайшая моя, понимаю, это способно испугать. Сама идея взросления, замужества. Но ты не должна бояться. Страх рождает дурные предчувствия, дурные предчувствия – растерянность…
– Растерянность – безумие, – перебиваю его я, так как слышала это уже сто раз.
– Дорогая, ты должна выйти замуж. Ты уже достигла подходящего возраста. Так полагается. – Он смотрит на мою мать в надежде, что та поддержит его. Королева сидит, облаченная в платье из парчи и бархата, жемчужные нити украшают и без того изысканный воротник, бриллиантовая диадема венчает светловолосую голову.
Девичья фамилия моей матери Де Буда. Графиня Александра Де Буда. Она вышла замуж за человека более высокого положения отчасти благодаря сногсшибательной внешности, ставшей легендой.
Хотя мой отец был окружен герцогинями, баронессами и маркизами, увидев ее, он, как рассказывают, почти скатился по лестнице. И умудрился врезаться в рыцарские доспехи, стоящие у стены. И это правда.
По всей видимости, раздался страшный грохот, напугавший лошадей. Как рассказывают, одна из них дала стрекача и ее больше никто не видел.
Разумеется, когда король споткнулся, ни один из свидетелей происшествия не осмелился рассмеяться. Какая жалость.
С того момента все его прежние интересы были преданы забвению, и не прошло и двух недель, как мои родители поженились. Это произошло весной в церкви Ле Суас к западу отсюда.
Они стали королем и королевой Де Руа династии Ле Бразьо. Предположительно, этот королевский род очень и очень древний. О чем мне постоянно напоминают.
Все у нас должно быть идеальным. Я должна быть идеальна. Но каким-то образом магическая стрела пролетела мимо, и я оказалась «довольно обычным» ребенком.
Но, несмотря на это, я старалась быть идеальной. Я свободно владею не только фрисельским и гурбатским, но также и лилькотским и верхнеровельским, а эти два языка считаются редкими и экзотическими. Меня выучили играть на пианетте и флотте. Но, говоря откровенно, большую часть времени я провожу за чтением пыльных книг и в грезах о древнем мире. Мире странных богов, которые, кажется, были изваяны из мрамора, обожали купаться и объедались виноградом.
Кроме того, я мечтаю освободить Розу и Сюзетту от должностей королевских служанок и сделать их членами королевской семьи, чего, как мне было сказано, никогда не произойдет, но я твердо намереваюсь сделать так, чтобы произошло. Пусть и по королевскому указу, если я когда-нибудь стану королевой.
Сейчас же мне демонстрируют портреты будущих королей, ныне принцев, из земель как далеких, так и близких.
– Отец, как я могу выбрать человека, с которым мне придется провести остаток жизни, основываясь на портрете размером меньше, чем носовой платок, и выгравированном несколькими небрежными движениями руки? Это невозможно, – говорю я, пытаясь отстоять свою позицию.
Отец и мать переглядываются. Очевидно, что они измыслили нечто дьявольское.
– Действительно. – Мать опускает глаза.
– Да, действительно. В таком случае… – Отец оборачивается к лестничной площадке и кивает кому-то внизу, возможно, королевскому советнику. – Тогда мы можем попробовать поступить так.
Мать разглаживает мое платье и щиплет мне щеки.
– Мама! Да что ты такое…
– Ваше величество! – возвещает стоящий в дверях советник короля. – Позвольте представить вам императорского сына Ванкраукенов принца Венцесслонта Третьего. – Он кивает кому-то за дверью и замирает, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
Мы трое, волнуясь, ждем, что за этим последует. Секунда. Еще одна. Мы смотрим друг на друга, повисает неловкая тишина.
А затем – вот он.
И в этот момент из моих легких будто стремительно выкачивают воздух.
4