Бёрк 2. Оборотни сторожевых крепостей

Подбежали другие девушки. Рассмотрели ее вблизи. Загалдели и принялись не больно щипать, словно испытывали, настоящая у нее кожа или подделка. Бёрк это не понравилось. Желая избавится от чужих рук, она встала, откинула за плечи полы плаща, чтобы не мешал, и стряхнула с лица назойливые пальцы.

– А то, что она беременная, вы не заметили? – закричала Лили.

Она осталась в стороне, но для лучшей видимости залезла на стул.

– Что?

Теперь поднялись и остальные и сгрудились вокруг Бёрк.

Сидеть на месте осталась только Лучана. Она продолжала невозмутимо хлебать чай. А что еще ей оставалось делать? Этот секрет должен был раскрыться. Чем скорей все привыкнут к Бёрк, тем быстрее успокоятся.

– Беременная? Глупости.

– Какая беременная потащится к проклятым?

– Да она просто толстуха.

– Толстуха, у которой щеки ввалились? – За завязки плаща дернули, и он сполз на пол, полностью показывая округлившуюся фигуру оборотницы.

– Не зовите ее толстухой, – со своего высокого положения потребовала Лали. – Это оскорбительно! Говорите: девочка с запасом.

– Девочка с жирком, – не вняли ее словам.

– Жирдяйка.

– Карапузка.

Подбор подходящего слова перерос в соревнование. Девушки загалдели громче. Задние, желая рассмотреть новенькую, проталкивались вперед, первые не отступали. Началась давка. Кто-то в общей неразберихе попытался задрать Бёрк юбку. Наверное, хотели убедится, что живот не накладной. Она взвизгнула и схватилась за подол.

– Ну девочки, – Берта напрасно пыталась всех угомонить. – Хватит! Ну девочки… – Она хватала подруг за одежду и оттаскивала в стороны, но те вырывались и продолжали лезть вперед.

И тут раздался оглушительный свист. Так свистят разбойники на дорогах. У всех зазвенело в ушах. От Бёрк отпрянули.

– Ну-ка сели по своим местам! – скомандовала рыжая повариха Медея. Это она свистела, по-мальчишески вложив пальцы в рот. – А не то пойдете на улицу чай допивать!

Удивительно, но девушки подчинились. Ни одного возражения не последовало! Оглушенные и растерянные, все тихо снова расселись и замерли в ожидании объяснений.

– Да, я беременная, – просто сказала Бёрк. – Вот тут, – она показала на свой животик, – растет малыш. И да! Я хочу жить с вами, в этой обители.

– Но почему? – удивилась Зоя.

Говорила она одна, но остальные с таким же немым вопросом уставились на Берк. Они были шокированы решением новенькой.

– А куда ей еще идти? – вмешалась Лучана. – Дома у нее нет – гоблины разорили. Семьи нет – мать давно умерла, отец осенью сгинул. И весь ее хутор сгинул. А мужик еёшний на войне пропал. – Они с Бёрк заранее договорились не рассказывать девушкам о втором обличии оборотницы. На всякий случай. – Она одна-одинешенька зиму в лесу коротала, пока меня с обозом не встретила. Вот теперь вместе со мной будет. Тут.

– Так зачем сюда? – ошарашено спросила Берта. – На болота! В трясину, глухомань… Ей бы в город, к здоровым людям.

– Тут холодно, – подхватили другие девушки.

– И сырость постоянная…

– И мало еды…

– Ей бы в город…

– Очень нужна она в городе без денег, да еще с ребеночком, – вдруг вмешалась Медея. Манера говорить у неё была резкая, как будто девушка вечно всем недовольна. – Ведь денег у тебя нет? Правильно я поняла? – спросила она Бёрк.

– Нету, – печально вздохнула оборотница.

Вокруг понимающе зароптали.

– Нет денег – нет жилья и нет еды. Беременная не может работать и кормить себя. А потом прибавится ребенок… – сделала вывод Медея.

Она подошла к Берте и стала рядом. Было в ее манерах что-то врожденно-величественное, будто в жилах текла королевская кровь. И если Берта к власти рвалась и ей кое-как подчинялись, то Медея властью над людьми обладала и все безоговорочно её слушали. С уважением.

– …Пусть с нами остается. Не теребите. Вишь как жизнь потрепала… Родит, а потом посмотрим. Может, и вернется в город. Он от нее не убежит.

– А еда? – слабо возразила Зоя.

– Да! Чем ее кормить?

– Паек здоровым не положен, – с сожалением пожала плечами Берта.

– Все просто, – оборвала возражение Медея. – До приезда возчика остались считаные дни. А может, уже завтра прикатит – давно пора, дороги просохли. До этого она будет получать паек Карин.

Бёрк огляделась, ожидая возражения той самой Карин. Но никто не откликнулся.

– А потом?

– Мы произведём подмену, – Медея подошла к Бёрк ближе, оглядела и накинула ей на плечи плащ. – Возчик никогда за калитку не заходит, на этом и сыграем. Она постоит у барака, как Карин в прошлый раз, скажется сильно больной. Нас пересчитают и пайку продлят. Все просто!

– Обманем лопуха! – восторженно вскричала Зоя.

– Облапошим!

Многие девушки радостно захлопали в ладоши.

– Пусть умоется!

– Шиш ему, а не паек Карин. Черное отродье. – Лали свернула фигу и показала в окно.

– Слюной подавится, вонючий боров, – с брезгливой гримасой выкрикнула ее соседка.

Возчика здесь явно недолюбливали.

– Так мне можно остаться? – неуверенно спросила Бёрк.

– Да! – радостно хором крикнули девушки.

– Как хорошо все разрешилось, – с облегчением сказала Берта. – Так давайте же наконец представимся друг другу. – Оставшиеся стоять девушки расселись по местам. – Поскольку вы новенькие, начнем с вас. Вернее, продолжим с того, на чем остановились. Как ваши имена?

– Я Лучана.

– А я Бёрк.

– Бёрк? Какое странное имя… – задумалась Берта. – Никогда такое не слышала. Ударение на ё?

– Это Берта, я Зоя, – вмешалась кучерявая девушка.

– Я Медея, – кухарка помахала Бёрк как старой знакомой, отчего девушки вокруг таинственно зашушукались.

– Меня зовут Евлалия, – встала девушка с вилкой, как обычно встают с мест ученицы в школах. Сейчас она держала в руках кружку, а вилка торчала у нее из кармана передника. – Но зовите меня просто Лали. Полное имя мне не нравится. Пожалуйста. – Лали, застенчиво улыбнувшись, сделала книксен и села обратно.

– Дальше я вас представлю сама, – заявила Берта и пошла вдоль рядов. – Оливия, Себастина, Агафья, – Берта указывала на девушек, и те, кого называли, махали новеньким рукой, сидевшие на вторых рядах вставали. – Дина, Чаруна, Толигна, Незора, Мавка, Силата, Потишана. Это не все две девочки: Вирода и Звенисла собирают сегодня хворост в лесу. Мы работаем на заготовке по очереди… Об этом расскажу после.

– Шестнадцать, – тихо подсчитала Лучана.

– Нас шестнадцать, – подтвердила Берта. – Теперь. – И было в ее голосе столько тоски и печали.

– Что это значит? – не выдержала Лучана. За всеми этими скорбными лицами скрывалась тайна. – Это как-то связано с… Карин?

– Да, – девушки потупились. – Месяц назад нас покинула Карин… Она… – Берта запнулась.

– Умерла, – сухо пояснила Медея.

– Извините, – растерялась Лу.

– Ничего, – сказала Берта и принялась нервно оправлять платье. – В этих местах быстро привыкаешь к смерти… С нашим-то здоровьем… Она тут совсем рядом…

Словно подтверждая ее слова, закашлялась Лали. Тяжело. Взахлеб. В ее груди натужно булькало и клокотало, и несчастная закатила глаза и пошатнулась. Девушки вокруг засуетились: кто-то поддержал, не давая свалиться с лавки, кто-то принес горячее питье. Бёрк вдруг поняла, почему эту хрупкую почти прозрачную девочку так опекают. Она… следующая?

– Давайте я провожу вас, – отвлекая от бедняжки, предложила Берта. – Вы сможете сразу обживаться в отдельной комнате. За мной. – Не дожидаясь ответа, она пошла куда-то за печь.

Там была еще одна неприметная дверь, а за ней темный коридор с лестницей. Здесь с первой ступени начинался деревянный пол. Только теперь Бёрк заметила, что в общей комнате не было привычного настила. Пол представлял собой утоптанную землю, кое-где прикрытую плетеными циновками. Это удивило. У Татимира даже в сарае полы были застелены дубовой доской.

– Почему там нет досок? – не удержалась от вопроса Бёрк.

– На полу? – хмыкнула Берта. – Так сгнили. Давно. Даже я не застала. Тут ведь вода совсем рядом. Копни лопатой – и вот оно болото. А дерево от влаги быстро портится. Только на втором этаже во флигелях сохранилось.

– Почему новый не постелют?

– Кто? – удивленно повернулась к ней Берта.

– Э-э-э… плотники? – неуверенно предположила Бёрк и почувствовала, как Лучана дернула ее за юбку и что-то зашипела.

– Наивная, – хохотнула Лушка и, обогнув Бёрк, словно прикрывая ее от врага, встала рядом с Бертой. – Не привыкла еще к проклятью мора. Деревня ее на отшибе стояла, многого не знает. Глухомань.

– А-а-а… – понятливо, но растерянно кивнула Берта и подумала, что Бёрк – первый человек, не соображавший, что к проклятым подходить опасно.

– Сюда никто не поедет, Бёрк. Кому охота жизнью рисковать? Да если и поедет, от него потом люди шарахаться будут, решат, что заразу на себе привез. Да что говорить…

– Да, – грустно вздохнула Берта, – мы и сами такие были…

На второй этаж поднимались молча. Подбадривал только громкий жалобный скрип ступеней. Наверху оказалось светлей. Короткий коридор освещало большое окно, вырезанное в торце стены. По обеим сторонам на небольшом расстоянии друг от друга тянулись двери. Вторая слева открылась с трудом и только наполовину – дерево от сырости разбухло. Берта протиснулась внутрь и чихнула.

– Эта комната свободна. Она давно пустует. Но состояние сносное. Лучшее из всех остальных.

Новенькие вошли следом. Комната оказалась совсем небольшой. Вдоль стены справа стояли две полати. Слева еще одна – у окна, а у двери крохотная печурка. В углах висела паутина, и на всем лежал толстый слой пыли.

– Очень советую вам взять эту комнату. – Берта рукой обвела помещение. – Есть еще две пустые, но они на первом уровне. Без пола, и в окнах нет половины стекол.

– А в этой почему не живут? – Лучана сразу заподозрила подвох.

– Ну… из-за суеверий, – заколебалась, но ответила Берта. – Прежних хозяек уже нет.

– Вот как… – Лицо Лучаны вытянулось и скисло. Оказывается, им предлагают хорошее жилье не из уважения или радости, а потому что никто другой на него не зарится. Все боятся занимать кровати, на которых умер знакомый человек. – Это меняет дело… Можно посмотреть другие комнаты? – Она, как любая порядочная деревенская девушка, была суеверна и до обморока боялась приведений.

Бёрк молча подошла к окну. Раму перекосило, и появились большие щели. Когда-то их законопатили сухой травой и мхом. Теперь все это наполовину высыпалось, и весенний ветер задувал в помещение. Чувствовался сквозняк, сейчас приятный, но зимой он будет просто убийственным. У окна уютная раскладка на мелкие квадраты. Красиво, но сделано было из экономии – большое стекло стоит дороже. Тонкие штапики, прижимавшие стекла к раме, расшатались, местами сгнили и превратились в труху. Глина, которой промазывали щели, рассохлась. Теперь от ветра стекло тихо жалобно звенело, создавая в комнате грустную атмосферу.

Пальцем Бёрк протерла в серой поверхности круг. В комнату ворвался светлый, луч солнца и высветил плавающие в воздухе пылинки, поднятые гостями. Девушка выглянула наружу. Совсем не высоко, стена вокруг и ниже густо заросла диким виноградом.

– Окно открывается? – не дожидаясь ответа, Бёрк очистила одну сторону от остатков мха. Показались ржавые петли. Ветер дунул сильней, разнося труху по комнате.

– Да. Но… – Берта, разинув рот, наблюдала, как новенькая ловко и резво выдернула из перекошенных пазов всю створку, – …целиком.

Берк вдохнула свежий воздух и смело выглянула наружу. Свесилась почти наполовину и осмотрела подоконник снаружи. Прекрасный спуск! И подъем по виноградным лозам будет легким. Значит, никто не помешает ей совершать ночные прогулки в волчьей шкуре. Свобода!

– Нам подходит! – радостно объявила она Лучане.

Та возмущенно открыла рот для возражений.

– Замечательно, – хлопнула в ладоши Берта, и Лучана растерянно закрыла рот. Но ее лицо выражало полное несогласие. – Вы, наверное, захотите тут убраться?

– Да.

Бёрк огляделась, оценивая фронт работ. Все серое и пыльное. Стены требуют побелки, местами в них есть трещины. Но это все заделать можно будет позже, сегодня уже не успеть. Нужно хотя бы просто смыть пыль.

– Тогда принесу ведро с водой и тряпки! – Берта резво шмыгнула в дверь, словно боялась, что новенькие передумают и потребуют полную экскурсию по обиталищу. А у нее столько своих дел.

– И веник… пожалуйста… – без энтузиазма попросила Лу куда-то в полумрак коридора. – Надеюсь, она услышала, – без особой надежды проворчала, слушая, как внизу затихает звук шагов. – И? – обратилась к Бёрк. – Почему не захотела посмотреть остальные комнаты?

– Зачем? – пожала плечами оборотница и выбросила в окно мох и сухую траву. – Берта же сказала, что это лучшая.

– А как насчет… бывших?

– Ты боишься? Призраков? – хихикнула Бёрк. Лу обиженно сощурила глаза. – Не дуйся. Я тоже! – примирительно обняла ее Бёрк. – Только почему мы должны их бояться? Ведь умерли они не здесь.

– Как?

– Вот посмотри, – Бёрк указала на стену у окна. На белой поверхности выцарапано несколько букв цветок и четко читаемое: Карин. Похоже, это все, что осталось здесь от прежней хозяйки.

– Да, это имя умершей девушки – значит, она жила здесь! – возмущённо вскрикнула Лучана и на шаг отошла от кровати.

– А умерла там. – Бёрк тыкнула в пол. – Внизу! Ты ведь слышала? Они сказали: недавно покинула нас. Значит, зимой. Ее не стало зимой, и другой девушки тоже.

– Но почему ты так решила?

– Потому что сама была такой. Ты забыла? И знаю, что болезни приходят в холода… – Она задумалась, проваливаясь в прошлое. Взгляд расфокусировался и потерялся далеко за окном. Но Лучана громко чихнула, и Бёрк словно вынырнула из сна. – Значит, нам не стоит опасаться всяких там призраков!

Берта принесла погнутое жестяное ведро, вместо ручки которого была веревка, и пару тряпок. Веник тоже захватила. Новенькие засучили рукава и принялись мыть деревянные поверхности.

– А Медея? – с просила Бёрк. – Почему её боятся?

Берта сначала почему-то напряглась, потом махнула рукой и, выглянув в коридор, не слышит ли кто, ответила:

– Медея особенная. Вернее… единственная среди нас женщина. Понимаешь? Как ты, – указала она на Бёрк.

– Единственная среди вас женщина? А остальные кто? Парни? – хохотнула Лучана.

Перед работой она сняла теплый платок, и в ее волосах запуталась изрядная часть паутины.

– Девки, – улыбнулась Берта и густо покраснела. – Не так объясняю, простите. Тема щекотливая, не люблю я сплетничать… Она одна среди нас была замужем.

– Вдова? – понимающе закивала Лучана.

Видимо, Медея, как и Бёрк, потеряла любимого мужчину.

– Нет, – мотнула головой Берта. – Брошенка.

Лучана ахнула и прижала ладонь ко рту. На коже отпечатался серый след, превращая ее в чумазого трубочиста.

– Ужас какой!

– Как это? – не поняла Бёрк.

Слово напомнило ее книгу, выброшенную кем-то за ненадобностью в канаву.

– Это закон о проклятых. – Чтоб Бёрк опять не задала лишнего вопроса и не вызвала к себе еще больших подозрений, Лучана принялась торопливо пересказывать людские правила. – Если замужняя заболеет мором и выживет, то муженек вправе отказаться от нее. Она ведь становится бесплодной и кривой. Вот и отказываются от проклятых как от гнилого товара. Только это очень редко случается. Если и болеют этой напастью, то всей семьей.

– У Медеи случилось. А ведь жила всем на зависть и горя не знала. – Берта прикрыла дверь, села на полати и продолжила со скорбной улыбкой: – Она ведь не из простых. Богатого купца дочь. Говорят, женихи к ней в очередь стояли, из самой столицы свататься ездили. Неудивительно, ведь красота и деньги – редкое сочетание. А Медея красавицей была. Медные косы ниже пояса, голубые глазищи на пол-лица. И сейчас очень милая, если бы не рубцы… Она вышла по любви. Видный у нее муж был, красавец. О чем еще мечтать? Забеременела.

– У нее детишки есть? – заинтересовалась Бёрк.

Теперь понятно, почему у девушки такая печаль в глазах – ее разлучили с ребеночком.

– Нет, – замотала головой Берта. – На пятом месяце ходила, когда мор грянул. Муж ее, тоже купец, все время в разъездах был. Медея со своими родными жила, хоть и замужем. На лето решили все в деревню из города поехать – отцова там родня, бабки… Тихое место, вдали от городской суеты… А ту сторону – раз! и Красным мором накрыло. Она одна из всех и выжила. Только живот скинула. Лихорадкой все тело выжгло, дите мертвое родилось. Мальчик…

– Мальчик… – Бёрк, словно защищая своего малыша, накрыла живот руками.

Девушки скорбно замолчали.

– Так вот, – отряхнула подол Берта. – Живой родни со стороны Медеи не осталось, кто хоть какой-то вес в городе имел, а муженёк быстро к ущербной охладел. Дал ей в деревне две недели отлежаться. Сам и носа не показал – боялся заразы. Вот как любил! Потом повозку нанял и сюда ее отправил. К нам. В вечное забвение. Ему от этого мора только прибыль досталась. По закону ведь как: мужчина, супруга которого переболела Красным мором, считается вдовцом. И он в полном вправе завести новую семью. Что и сделал ее ненаглядный муженек уже через полгода. А в довесок все Медеины денежки безутешному вдовцу остались.

– Как вы узнали? – удивилась такой осведомленности Лучана.

– Так нашлись добрые люди, через возчика записочку прислали. Думаю, новая жена постаралась. Наверное, поздравления хотела получить.

– А Медея? Очень о любимом горевала? – Бёрк прониклась историей и искренне сочувствовала девушке.

Вот так потерять все – ребенка и любовь…

– Медея? Думаю, когда записку получила, не горевала уже. Её сюда сразу словно каменную привезли. Не знаю, как по мужику, а о ребенке она горевала. Сильно. Первое время все рассказывала, рассказывала… И про приданное, которое малышу вышивала, и про колыбельку… Потом замолчала, озлобилась на всех. Не простила людям предательство. За всю свою жизнь здесь ни разу не смеялась, редко с кем разговаривает и вообще держится особняком. Но, в отличие от других, она никогда не плачет, а у нас, проклятых девчонок, это частенько бывает. А вот сегодня просто чудо случилось. Так тебя защищала…

Берта оглядела Бёрк, задержала взгляд на ее животе.

– …Не обижайся, но я думаю, не о тебе она печется. Ребеночка ей хочется понянчить. Не погибло в ней материнское начало. – Берта взяла оборотницу за руку и заглянула в глаза. – Ты уж пожалей ее, не отталкивай. Она хорошая. Резкая, конечно, временами. Балованная ведь росла. Только как человек она хорошая. Настоящая. Может, оттает.

– Хорошо. – Бёрк смущённо улыбнулась. – Постараюсь не вредничать.

Оборотница даже обрадовалась присутствию в обиталище такой женщины. Ведь сама она ни о детях, ни о родах ничего не знала. Последнее время ее стали донимать страхи. Как? Что? А теперь появилась надежда на поддержку.

6. Правила совместного проживания

Когда пыль и паутина были убраны, Берта и вызвавшаяся помогать им Зоя, притащили в комнату тюфяки, подушки и корзинку с дровами.

– Вот, получайте постель, – сказала Берта, укладывая на полати матрас из грубой ткани. – Рогожка старая, но внутренности мы сменили, свеженькой травой набили. Аромат – закачаешься! И не верится, что сено всю зиму на чердаке пролежало. Спать будете, как на стогу. Сейчас еще печь затопим, комнату просушим, прогреем – и будет вообще, как в королевском дворце.

Берта опустилась на колени перед маленькой печуркой, натолкала в нее сухой травы, веточек и дров из корзины, ударила по огниву, и в комнату потянулся дымок.

– Печь сырая и холодная, сейчас будет немного коптить, – словно извиняясь, пояснила Берта, наблюдая, как из дверцы и щелей поднимаются серые струйки дыма.

– Надеюсь, в трубе птицы не свили гнездо. Уж очень долго не топилась эта печка, – заметила Зоя. – Тогда придётся лезть на крышу и прочищать дымоход. – От такой перспективы все напряглись и с волнением уставились на огонь. – А домовой ох как не любит такого, – чуть слышно добавила Зоя.

Бёрк с интересом посмотрела на эту странную даже для этого места девушку. Ее немного затуманенные, словно заспанные, глаза всегда смотрели немного мимо, будто Зоя кроме реальности видела еще что-то потустороннее. Или витала в облаках. Бёрк было знакомо такое состояние. После чтения своей книги она часто отправлялась в страну Грез. Туда, где живут сказки, где можно мечтать и забыть о серой реальности.

Словно забоявшись потревожить покой домового, слабые языки пламени нехотя затрепетали на тонких веточках, и скоро словно невидимая сила потянула их вглубь печного жерла. Огонь вспыхнул радостно и ярко, перекинулся на толстые палочки и весело затрещал.

– Все в порядке! – обрадовалась Зоя, и девушки выдохнули. – Сейчас быстро комната просохнет.

Приятное тепло медленно потянулось по воздуху. Пока все с веселыми улыбками смотрели на огонь, Лучана решила проверить постель на мягкость. Отбросила веник и плюхнулась на высокий матрас. Перина зашуршала и немного просела. Непривычно, неудобно. Громко.

– Трава быстро обмякнет, – поспешила успокоить Зоя. – Пару дней, конечно, поколет бока, а потом станет как родная.

– Спасибо, – поблагодарила Лу, оправляя подушку. Та никак не хотела принимать удобную форму и топорщилась неправильным многоугольником. – Никогда не спала на соломенных матрасах. У нас дома все перины пуховые.

– Пуховые?! – засмеялась Зоя. – Забудь. Тут никакого пуха не найдёшь. Только трава и солома.

– А у вас домашней птицы нет?

– Откуда? – развела руками Берта.

– Только в небе утки и журавли, – пожала плечами Зоя.

– И даже кур нет? – уточнила на всякий случай Бёрк.

Она тоже улеглась на свежий тюфяк. В отличие от Лучаны, ее постель очень даже порадовала после гнилых листьев в дупле-то. Просто верх мечтаний. Свежий. Сухой. Безопасный.

– Ни кур, ни кошек, ни собак. Только мыши в стенах, а летом жабы и змеи во дворе, – удрученно вздохнула Зоя. – Может, оно и к лучшему. Чем бы мы стали кур кормить?

– Что-то я не совсем понимаю ваши жалобы. – Лу села и принялась пальцами расчесывать волосы. – Почему сетуете на плохую кормежку? Ведь на вас собирают деньги с людей. Налог специальный есть – я знаю, мы его тоже платили.

– Ты про гнилой налог? – Берта села на пустую постель. – Так там собирают денег много, а сюда доезжает совсем ничего.

– Как так? – глаза Лучаны округлились. – Вам ведь все положено.

– Наивная. Положено… – сварливо передразнила Зоя. – Вами положено, а кем-то забрано.

– Давайте я по порядку расскажу. Вам, как новеньким, полезна будет лекция про наши настоящие дела, – вмешалась Берта. – Обиталища давно, говорят, с самого переселения начали строить. Наши изуродованные моськи будят в людях суеверный страх. Мы как постоянное напоминание о близкой смерти. Вот, мол, поглядите, не сегодня, так завтра явится Красный мор и выкосит вас, независимо от регалий и размера кошелька. Люди боятся, бесятся от беспомощности. Здоровье не купишь, а думать об этом постоянно неприятно. Проклятых всегда боялись, обходили стороной, а потом и вовсе установили закон, по которому они могут жить только за забором в специальных обиталищах. Вот и взялись ссылать нас. Конечно, люди не звери, и законописатели позаботились о нашем быте. На каждую девушку выделяют определенную сумму денег, и от количества переболевших и выживших зависит ежегодный налог, который собирают с населения в определенном месте. Сколько девушек – столько и денег собирают с тех, кто живет на земле, где стоит обиталище. Потому у всех разные налоги, и каждый год они другие – то больше, то меньше. Люди называют это «гнилым налогом» и считают деньги выброшенными на ветер. Никому не хочется отдавать свои кровно заработанные на содержание бесплодной, изувеченной и ненужной никому девушки.

– Да, отец всегда ругался, когда платил, – призналась Лучана.

– А меня, когда сюда везли, все встречные проклинали. Тихо, но столько ненависти в глазах было… – опустив взгляд, рассказала Зоя.

– Мне вслед только плевались, – усмехнулась Берта. – Еще уродкой обзывали.

– Значит, проклинали потом, когда отвернулась, – уверенно заявила Зоя. – Хорошо хоть камни не бросали.

– Они возчиков боятся. – Лучана села, собрала волосы в пучок и заколола его вместо шпильки выдернутой из веника палочкой. – В меня пару штук прилетело, когда город проезжали, так Варди их кнутом… А обзывались по-разному: и уродом, и проклятушкой…

– Девочки говорят, обиталища строят так специально.

– Как? – не поняла Бёрк.

– Криво-косо, – пояснила Берта. – И в местах похуже. Эта обитель, например, стоит на болотах. Тут не один нормальный человек жить не станет. Даже охотники никогда не приходят. Да и живности в округе нет.

– Здесь сам воздух гнилой. Стоячий. И часто воняет, – грустно разъяснила Зоя. – Мы дышим им и чаще болеем.